Часть II : В высоких широтах

НА ЛЕДОКОЛЕ «ЛАЗАРЕВ»

Каждому, кто в конце тридцатых годов подъезжал с моря или со стороны города к Николаевскому судостроительному заводу, бросалась в глаза громада нового корабля, за постройкой которого с интересом следили и рабочие-судосборщики, и жители города. У достроечной стенки шли заключительные работы на мощном ледоколе. Это было одно из четырех, однотипных судов, которым в 1940 году предстояло вступить в строй арктического флота.

Работы по освоению полярных морей с каждым годом расширялись, и, конечно, старые заслуженные ледоколы - «Ермак», «Ленин», «Красин», «Литке», не говоря уже о небольших ледокольных пароходах, таких как «Сибиряков», «Седов», «Русанов», не могли удовлетворить. Полярникам нужны были новые мощные суда. Вместе с прославленными ветеранами, которые сошли со стапелей еще в конце прошлого или в самом начале нынешнего века, им предстояло штурмовать полярные льды, прокладывать новые пути в Арктике. Их ждала вся страна.

И вот на новом ледоколе «Адмирал Лазарев» подошли к концу сдаточные работы. На палубе, в машине, во внутренних помещениях еще трудились заводские рабочие, а рядом с ними стояли те, кому предстояло плавать и жить на судне: матросы, кочегары, механики, штурманы. Всюду в течение дня успевал заглянуть капитан ледокола Николай Михайлович Николаев. Он недавно завершил сквозной арктический рейс и сразу же получил назначение на новый ледокол. Люди и корабль знакомились друг с другом. Николай Михайлович встретил здесь молодого, но уже известного ледового штурмана Александра Ивановича Ветрова, получившего назначение старшим помощником капитана ледокола. По службе старпом - самый близкий к капитану человек на судне. Он хозяин на корабле, но ему же первому и достается за упущения или оплошности любого члена экипажа. Кто бы и в чем бы ни был виноват, перед капитаном всегда отвечает также и старпом. Такая уж у него почетная, но беспокойная должность.

Александр Иванович знал немало капитанов. Это были хорошие опытные моряки, и у них было чему поучиться.

- И вот впервые, - вспоминает А. И. Ветров, - я попал к капитану, который во всем отличался от тех, с кем мне довелось плавать раньше.

В самом деле, многие капитаны, пройдя нелегкий трудовой путь, отлично знали службу, море и льды, но не очень-то считались с подчиненными и даже ближайшими помощниками. Они без надобности вмешивались в каждую мелочь судовой жизни, по пустякам дергали людей, создавая впечатление, что на судне все делается им од­ним. О таких капитанах моряки говорили: «Без него

и небо не осветится». Вроде и хороший капитан, а служить с ним трудно. Были и другие, уставшие от жизни, предпочитавшие ни во что не вмешиваться; сторонясь всего, они перекладывали службу на других.

На «Адмирале Лазареве» с приходом Н. М. Николаева все вскоре поняли, что им повезло - капитан счастливо воплотил в себе лучшие качества, присущие плеяде судоводителей, выросших на флоте за годы Советской власти. Николаев всегда был в курсе всей корабельной службы и жизни, но он никогда не досаждал своим подчиненным мелочной опекой, он умел как-то незаметно направлять деятельность людей, поддерживая любую их инициативу или новаторство.

С первого взгляда могло показаться, что капитан несколько официален и суховат. Но стоило экипажу узнать его поближе, как это мнение рассеялось. Каждый, кто сталкивался с ним, вскоре ощущал, что в отношениях с Николаем Михайловичем нет места подобострастию или натянутости. Начинался разговор, и сразу приходили непринужденность, дружественная атмосфера. Уважение к человеку, любовь к морю и морской службе, забота об экипаже создали капитану Николаеву добрую славу. На судне быстро сложилась хорошая деловая обстановка, которая так помогает переносить трудности морской службы.

На корабле все живут одной большой семьей. И Николай Михайлович не был исключением. Вскоре все почувствовали, что капитан во всем знает «чувство меры» С ним можно было поговорить, пошутить, он не прочь был послушать какую-либо морскую историю, а то и сам мог рассказать «бывальщину»... Но не любил он никаких фривольных рассказов. Это все поняли, когда однажды кто-то рассказал историю, не вполне подходящую для кают-компании. Николай Михайлович не оборвал рассказчика, промолчал, а потом, будто ни к кому не обращаясь, сказал:

- А я помню у нас на корабле комиссаром был кава­лерист. А вообще в хороших кают-компаниях обычно говорят о приятном. О музыке, литературе, или, скажем, о цветах...

В часы досуга Николай Михайлович не отказывался выпить с сослуживцем стопку вина. Но в служебное время, в нужный момент люди перед ним стояли по стойке

«смирно». Так получалось само собой, без принуждения. А ведь никто не мог оказать, что он слышал, как Николай Михайлович кричал на кого-нибудь, либо вспылил, потерял самообладание.

Приказания Николай Михайлович отдавал тихо, почти вполголоса, спокойно, порой полувопросительным то­ном. Со стороны можно было подумать, что он просит об одолжении. Но распоряжения выполнялись всегда немедленно. Иначе поступать никому не приходило в голову.

Общими усилиями трудящихся завода и экипажа, возглавляемого капитаном Н. М. Николаевым, на новом ледоколе были закончены последние работы. В конце 1938 года на ледокол прибыла Государственная приемочная комиссия во главе с известным полярником Героем Советского Союза Э. Т. Кренкелем.

11 января 1939 года ледокол был принят от завода и передан экипажу.

Новому кораблю предстоял долгий, почти кругосветный переход в порт приписки Владивосток. Перед выходом в море была получена телеграмма от О. Ю. Шмидта. Поздравив личный состав и командование ледокола с вступлением в строй арктического флота, начальник Главсевморпути писал:

«Этот ледокол построен социалистической промышленностью нашей страны и является новым доказательством роста могущества и высокой техника СССР. Вам выпала великая честь работать на этом ледоколе... Вы должны оправдать доверие страны, достойно пронести флаг нашей Родины через моря и океаны к Дальнему Востоку и высоко держать знамя социализма в борьбе за полное освоение Северного морского пути. Мы уверены, что Ваш коллектив, проходя через чужие, не советские воды, помня, что за его работой с гордостью и радостью будут следить трудящиеся СССР и капиталистических стран, покажет в этом первом рейсе высокие образцы работы, достойной советских патриотов» [Подлинник телеграммы хранится в архиве Николаевых.].

Итак, начался поход по южным морям из Николаева во Владивосток. Страна в ту пору готовилась к XVIII съезду Коммунистической партии Советского Союза. В честь съезда рейс «Лазарева» был объявлен ударным, и каждый моряк старался внести свой вклад в общее дело.

На ледоколе развернулось соревнование за безаварийную эксплуатацию новой техники, экономию топлива, смазочных материалов.

Рейс был необычным н очень трудным для ледокола. Все его системы были рассчитаны на арктические условия. Создателей корабля занимала одна мысль: сохранить тепло в помещениях, создать нормальную обстановку жизни и работы при морозах и леденящих северных ветрах. А тут судно шло в тропиках. Переборки накалялись до предела и стойко сохраняли ненужное тепло. Вентиляция не помогала. Судовые рефрижераторные камеры не работали, так как температура забортной воды была значительно выше рассчитанной для холодильных установок.

Николай Михайлович вместе со штурманами и механиками использовали малейшую возможность для облегчения условий работы. Вахты в машинном отделении и в кочегарке были сокращены. Но в Индийском океане пришло новое испытание. Летний муссон разогнал здесь крупную зыбь. Ледокол, имеющий яйцевидный корпус, стало так сильно качать, что не выдерживали даже бывалые моряки. Всех изматывала изнурительная болтанка. Пришлось из двух зол выбирать меньшее. Капитан изменил курс и свернул к экваториальной очень жаркой, но зато штилевой полосе. Это облегчило дальнейший путь.

В этом рейсе советские моряки увидели много для них нового. Команда ледокола состояла в основном из полярников и частично была пополнена рабочими судостроительного завода. Немногим довелось бывать за границей, тем более в южных широтах. Раньше в этих местах плавал только Николаи Михайлович, да еще несколько человек. Обилие солнца, экзотическая тропическая растительность, невиданные птицы и рыбы - все это было новым и интересным. Но порядки в этих краях были дикие. Колониальные нравы, о которых советские люди знали только по газетам и книгам, предстали перед их глазами во всей своей неприглядности.

В портах Ближнего Востока моряки увидели, как «белые» англичане обращаются с арабами. Те исполняли самую грязную работу и боялись близко подойти к белому человеку, опасаясь издевательств и оскорблений. Вначале арабы сторонились и русских моряков, но, потом, узнав, что это советские люди, осмелели и не скрывали своего огромного интереса к судну и его экипажу.

Простые люди приветливо встречали советских моря­ков. Но иначе относились к ним власти. В Порт-Саиде ни одному человеку, кроме капитана, не разрешили сойти на берег. В ответ на такую «любезность» Николай Михайлович заявил, что подобного исключения принять не мо­жет. К удивлению чиновников, все время стоянки в порту он провел вместе с командой на борту ледокола.

Много было памятных встреч в этом рейсе. В порту Аден на ледокол пришла жена портового чиновника, хорошо говорившая по-русски. Оказалось, что еще девочкой ее вывезли из России, и с тех пор она живет вдали от родины. В штурманской рубке, увидев шубу капитана, пожилая женщина прильнула лицом к меху и расплакалась навзрыд, как ребенок.

В Сингапуре ледокол бункеровался. Грузчики носили на ледокол уголь в корзинах. Изможденные люди, сгибаясь под тяжестью ноши, унылой цепочкой брели от складов до бункерных люков корабля. Среди грузчиков были и дети и старики. Вооруженные бичами надсмотрщики следили за тем, чтобы каждый грузчик заполнял корзину углем до верху. Тех, кто нес неполную корзину, окриком и ударам безжалостного бича возвращали обратно. Рядом с этим движущимся живым конвейером лежали обессилевшие люди, уже выбывшие из строя. Они жадно хватали ртами воздух, но это мало приносило облегчения. Время от времени их окачивали водой, люди вставали и снова брались за корзины.

Никто не запомнил, кому из команды первому пришла мысль поделиться с грузчиками едой. К матросам присоединился капитан. Собственно, весь экипаж до единого человека отдал свой ужин грузчикам. Это было единственное, что могли сделать советские люди. Менее успешной была попытка завязать с грузчиками беседу. Никто друг друга не мог понять, но обе стороны остались довольны.

В том же Сингапуре были встречи и иного характера. К борту ледокола подходили любознательные европейцы. Слышалась английская речь. Доносились слова: «волонтершип», т.е. военизированный корабль. На берегу щелкали затворы фотоаппаратов. Юркие репортеры старались поймать в объектив капитана, который по их мнению безусловно был военным. Безукоризненно выбритый, по юношески стройный и подтянутый, Николай Михайлович действительно напоминал морского офицера. И наблюдательным репортерам было невдомек, что это штатский человек.

Переход был большой школой те только для рядовых моряков, но и для командного состава. Подытоживая результаты рейса, Николай Михайлович в своем приказе отметил отличную работу своего дублера, участника плаваний на «Сибирякове», «Челюскине» и «Садко» М. Г. Маркова, старшего механика А. И. Козина, старшего помощника А. И. Ветрова, второго механика А. Н. Стефановича и многих других.

«Исключительное отношение во время перехода всего экипажа к своим обязанностям, а также отличная работа команды ледокола сделали наш рейс ударным, - говорилось в приказе капитана. - Мы с честью пронесли знамя

Советского Союза через все порты, куда заходил наш ледокол... [Приказ по ледоколу «Лазарев». Архив Николаевых.]

11 марта в 6 часов утра ледокол «Адмирал Лазарев» прибыл на Владивостокский рейд. Ему была устроена торжественная встреча. Моряков горячо приветствовали представители краевых организаций, Военного Совета Тихоокеанского флота, трудящихся города. Вечером была получена телеграмма из Москвы от И. Д. Папанина и Э. Т. Кренкеля:

«Дорогие товарищи, поздравляем Вас с окончанием первой части возложенной на Вас задачи. Советские моряки еще раз доказали свое уменье освоить новые механизмы. Безаварийный длительный переход нового ледокола «Лазарев» по маршруту Одесса-Владивосток является лучшим доказательством этого. Теперь перед Вами стоит еще более ответственная задача - немедленно войти в строй ледокольного флота Дальнего Востока и выполнить все задачи. Везде, всюду успех дела решают люди, освоившие технику. Желаем Вам новых большевистских успехов».

И проверка делом не замедлила прийти.

Всего лишь 14 дней простоял ледокол в порту Вла­дивосток. Подготовка к арктической навигации была прервана тревожным сообщением. У северо-восточного

берега острова Хоккайдо терпел бедствие пароход «Туркмен», шедший во Владивосток. К нему на помощь направили ледокол «Добрыня Никитич» и пароход «Игарка». Сюда же срочно посылали и «Лазарева». Пришедшие на ледокол представители властей рассказали, что «Туркмен» везет очень ценный груз и пассажиров. Пароход потерпел аварию вблизи японского берега, его несет к берегу, в территориальные воды, и японцы смогут захватить судно. Представители нервничали и все время торопили: «Скорей, скорей...».

Одни из них опросил капитана, сколько еще нужно времени, чтобы выйти в рейс.

- Два часа на уничтожение девиации, - ответил Николай Михайлович.

- Ну зачем Вам уничтожать какую-то девиацию! - возмутился представитель. - Время не ждет. Есть ведь у Вас компас. Да не забудьте захватить карту.

Стоявшие рядом М. Г. Марков и А. И. Ветров переглянулись. Николай Михайлович молча слушал эту тираду, но даже не улыбнулся. Обижаться? Нет, нельзя. «Туркмен», попади он в руки японцев, действительно, был для них лакомым кускам, а сухопутный представитель в конце концов не обязан знать, что такое девиация, компаса.

В полдень 25 марта, спешно закончив бункеровку, «Адмирал Лазарев» вышел в море.

Проверка и профилактический осмотр всех навигационных приборов и машины после тропического перехода еще не были закончены. Многие механизмы находились в полуразобранном состоянии. Ледокол вышел в рейс на одной машине и с одним магнитным компасом. Сборка приборов и механизмов заканчивалась на ходу.

На следующий день в 14 часов 20 минут радио «Лазарева» приняло молнию: «Туркмен», которого «Добрыня Никитич» взял на буксир, стал тонуть; пароход «Игарка», шедший к «Туркмену», сам получил серьезные повреждения и находился в аварийном состоянии.

Моряки «Лазарева» делали все, чтобы скорее достичь цели. На беду им встретились торосистые поля плотного льда. Только 29 марта ледокол, наконец, подошел к «Туркмену». Бедствующее судно держалось совсем недалеко от берега. Невооруженным глазом можно было разглядеть японцев, снующих взад и вперед по острову. Неподалеку виднелся эшелон с японской воинской частью. Видимо, подготовка к захвату советского парохода была проведена с размахом.

«Туркмен» имел пробоину. Лишенный хода, он мог быть отнесен к японскому берегу волной и ветром. Но, поди докажи это японцам. Они ведь только и искали случая, чтобы к чему-нибудь придраться. Обстановка требовала немедленных и быстрых действий. Помочь «Туркмену» мог только «Адмирал Лазарев», располагавший мощными водоотливными средствами. Но, чтобы применить их, нужно было еще подойти к борту аварийного судна. Вот тут и проявилось навигаторское искусство Николая Михайловича. Он с ходу подвел ледокол вплотную к «Туркмену», Казалось, «Лазарев» прошел буквально в нескольких миллиметрах от пластыря, заведенного под пробоину в корпусе полузатопленного парохода. На борт «Туркмена» немедленно перебросили водоотливные средства. Туда же перешли механики «Лазарева», чтобы на месте помочь своим товарищам.

Одновременно началось снятие людей. На ледокол с аварийного «Туркмена» перешли 144 пассажира. Больным немедленно оказали помощь, женщин и детей разместили в каютах комсостава, мужчин - в зимовочном помещении. Вся операция проводилась вместе с ледоколом «Добрыня Никитич».

Закончив спасательные работы, «Адмирал Лазарев», принявший на буксир аварийный «Туркмен», и «Добрыня Никитич» с аварийной «Игаркой» вышли в обратный путь, курсом на бухту Владимир.

В архиве капитана Николаева сохранился протокол собрания пассажиров «Туркмена» от 2 апреля 1939 года. На листке простой серой бумаги записаны слова глубокой благодарности. С большой теплотой измученные, попавшие в беду люди, говорили о тех, кто так чутко отнесся к ним в трудную минуту.

Вся операция была выполнена в кратчайшие сроки, предельно спокойно, без какого-либо намека на суету и панику, которые нередко случаются при таких происшествиях. Пример спокойствия, выдержки и работоспособности во время спасательных работ показал экипажу его капитан.

«Адмирал Лазарев» вернулся во Владивосток. А тут его ожидало новое задание - идти в бухту Нагаево, на помощь судам, застрявшим во льдах. Семь лет назад этот путь капитан Н. М. Николаев проделал на своем любимом «Литке». Тогда он вырвал из льдов Охотского моря китайский пароход «Дашинг» и советские суда «Свирьстрой» и «Сахалин», а сам «Литке» попал в тяжелый двухмесячный дрейф. Николаю Михайловичу хорошо запомнились те трудные, полные тревоги дни. Помнил он и о том, как мечтал увидеть в Арктике мощные, оснащенные новейшей техникой ледоколы.

И вот сбылась мечта. Николай Михайлович вновь вел в Охотское море ледокол. Теперь это был мощный, большой корабль, воплотивший в себе лучшие достижения отечественного судостроения.

16 апреля 1939 года «Адмирал Лазарев» покинул бухту Золотой Рог. Вначале рейс протекал обычно: дули свирепые ветры, море штормило, встречались льды. Однажды на рассвете во время вахты старшего помощника А. И. Ветрова случилось событие, которое подробно описано в вахтенном журнале.

На горизонте был замечен дым. Наших судов здесь быть не могло. Доложили капитану. Николай Михайлович приказал повернуть на дым. Скоро в бинокль стал виден корабль, явно пытавшийся уклониться от встречи с советским судном. В машину последовал сигнал: «Самый полный вперед». Через два часа «Адмирал Лазарев» настиг неизвестный корабль. Это был японский ледокол. Подойдя к нему почти вплотную, советские моряки стали рассматривать аппаратуру, установленную на палубу. Сомнений не могло быть - это стояли киноприборы для съемки берегов. Тут же навалом лежали мешки с углем, - видимо, японцы собирались пробыть у советских берегов длительное время.

Николай Михайлович вежливо попросил капитана японского судна убраться подальше от советских территориальных вод. Тот не стал возражать и быстро ушел на юг. Пока происходили переговоры, фотолюбители «Лазарева» успели заснять японский ледокол во всех видах, а штурманы тщательно срисовали иероглифы, обозначавшие его название. Когда на «Лазареве» убедились, что японцы убрались восвояси, ледокол продолжал свой путь к месту назначения.

Только 26 апрели ледокол пришел в район, где его с нетерпением ожидали бедствующие суда. В тот же день

«Лазарев» начал проводку через десятибалльный лед парохода «Беломорканал». Затем был выведен на чистую воду пароход «Комсомольск».

Выполнив первую часть задания, «Адмирал Лазарев» вошел в бухту Нагаево. Это случилось в канун 1 Мая. Где-то далеко на западе люди в этот вечер готовились к первомайской праздничной демонстрации. Там цвели черемуха и цветы... А вокруг корабля теснились тяжелые льды. Крепчал мороз. Мела пурга. Ледокол вошел в бухту и остановился. С берега подошла автомашина: на «Лазареве» с Большой Земли возвращался начальник Дальстроя. Вскоре машина ушла, и тогда прямо перед носом ледокола появился человек. Он бегал по льду и размахивал руками. Ледокол тем временем глубже вошел в бухту. Никаких признаков порта не обнаруживалось. Ни маяков, ни вех, ни створных огней. Одна только маленькая фигурка человека на льду. Он подошел совсем близко к кораблю, и его попросили подняться на борт.

- Кто вы такой? - спросили его.

- Да вроде как бы начальник порта, да и лоцман заодно, - ответил прибывший. Он изрядно продрог, не­ смотря на меховую одежду.

- А где же ваш порт? Где маячные огни? Где навигационные знаки? - смеясь, опрашивали его моряки.

- Какие там знаки? - добродушно отбивался начальник порта. - Я ведь не моряк, да и порта еще нет.

Просто меня назначили вот и все.

- А что же вы по льду бегали? - спросили его.

- Вам дорогу показывал, - последовал ответ.

В общем появление «лоцмана» вызвало много шуток. Однако вскоре внимание всех отвлекла автомашина, приближающаяся по льду от берега. Начальник Дальстроя, недавний пассажир ледокола, прислал экипажу подарки к 1 Мая. Моряки с благодарностью приняли подарки, гостеприимно угостили начальника порта, н тот, спустя некоторое время, отправился отдыхать.

Под утро Николай Михайлович провел ледокол к причалу. Здесь собралось много магаданцев, приветствовавших корабль.

Дальнестроевцы в те годы не были избалованы посещениями кораблей, тем более зимой. Да и посмотреть на новый ледокол, прибывший с Большой Земли, хотелось каждому.

На следующий день ледокол начал работу по проводке затертых судов. Сначала он пробил во льду канал до берега, затем прошел этим каналам туда и обратно, проутюжив чистую воду. На подходах к Нагаево, у кромки льда стояли с грузами пароходы «Боровский», «Хабаровск», «Белоруссия» и другие. Началась «извощичья» работа. Ледокол брал одно судно за другим, заводил в бухту, а по мере разгрузки вновь выводит их в море. Так изо дня в день, изо дня в день.

«Адмирал Лазарев» возвратился в порт приписки - Владивосток - только 21 мая. Подготовка к первой арктической навигации возобновилась.

В этой навигации Николаю Михайловичу не довелось участвовать. Командование ледокола он сдал дальневосточному капитану М. В. Готскому.

По правде говоря, напряженная работа последних лет серьезно подорвала здоровье Николая Михайловича. Он нуждался в хорошем лечении.

После двухмесячного курса лечения в санатории Николай Михайлович принял назначение главным наблюдающим капитаном в Ленинградский комнаб (комиссия по наблюдению и проектированию новых судов Главсевморпути). Это была ответственная работа, требовавшая больших знаний и уменья, работа хлопотливая и беспокойная. Человек чрезвычайно исполнительный и дисциплинированный, обладающий разносторонними знаниями и опытом, он старался довести до полной ясности и законченности каждый возникающий в работе вопрос.

- Николай Михайлович всегда действовал обдуманно и осторожно, но в то же время с нужной решительностью и четкостью, - вспоминает Б. С. Ганес, бывший начальник Ленинградского агентства Главсевморпути.

Весной 1940 года Николай Михайлович получил новое назначение: капитаном ледокола «Ленин». [Ныне ледокол «Владимир Ильич».] Ледокол обеспечивал проводку транспортов в западном секторе Арктики. Навигация выдалась не из легких, но прошла успешно. За навигацию сквозь льды было проведено 38 пароходов.

В январе 1941 года ледокол был срочно направлен в Североморск. Из порта, расположенного в глубине одного из заливов Белого моря, предстояло вывести через льды в Мурманск караван землеройных судов. Напомним, что это был январь, когда льды на севере подобны граниту, и что суда земкараванов совершенно не приспособлены для ледовых переходов.

О переходе Николай Михайлович ежедневно докладывал Москве.

- Должен сказать, - вспоминал он впоследствии, - за время, пока мы вели земкараван, я ни разу не услышал из Москвы слова «Почему?», «Зачем?», а только «Что вам еще надо», «Желаем вам счастливого плавания» и т. п.

Операция была закончена успешно. Караван благополучно пришел к месту назначения. «Ленин» вернулся в Архангельск. По пути он взял на буксир ледокол № 6, который оказался в дрейфе без угля и продовольствия.

После завершения операции Н. М. Николаев был награжден значком «Почетный полярник».

В воздухе в ту пору уже носились грозовые разряды. Мирное время кончалось. Близилось суровое испытание-Великая Отечественная война Советского Союза против гитлеровской Германии.

далее: В дни войны