Сильнее льдов
Документальная повесть о ледовых капитанах Михаиле Васильевиче и Николае Михайловиче Николаевых

Часть I : Семья капитанов

ОХОТСКИЙ РЕЙС

В ноябре 1931 года молодой капитан вновь встретился с любимым кораблем. С волнением поднялся он на борт ледокола, открыл дверь своей каюты на верхнем мостике Все здесь было знакомо. Сколько воспоминаний, сколько радостных и горьких минут пережил он здесь, когда впервые стал капитаном. В этой же каюте жил его отец, один из первых командиров «Литке».

После возвращения из плавания на остров Врангеля и зимнего рейса в бухту Провидения «Литке» почти два года работал во Владивостокском порту. Зимой он служил портовым ледоколом, летом возил воду, которую во Владивосток приходилось доставлять для судов из бухты Улис или Витязь. Это ничем не оправданное использование замечательного судна в качестве водовоза мало беспокоило портовое начальство.

Но вот случилась беда. В Охотском море в суровую зиму 1931 года затерло во льдах три больших судна — советские пароходы «Свирьстрой», «Днепрострой» и китайский пароход «Дашинг». Они нуждались в помощи ледокола. Вот тогда и вспомнили о «Литке».

Ледокол начали срочно готовить к плаванию. Срок выхода был назначен на 5 декабря. Несколько дней заняла бункеровка, погрузка продовольствия, а с выходом уже торопили. Положение судов, затертых во льдах, было тяжелым.

Николаи Михайлович принадлежал к числу молодых капитанов-новаторов и смело взялся за порученное ему дело. Его назначили одновременно и капитаном «Литке» и начальником экспедиции. Некоторые бывалые дальневосточные капиталы, предпочитающие плавать по старинке, отговаривали его, считая, что «Литке» с заданием не оправится. Они ссылались при этом на лучшую для того времени лоцию Давыдова, утверждавшую, что Охотское море замерзает не полностью, что середина этого моря свободна ото льдов и там зимой свирепствуют ци­клоны. Если уж посылать в Охотское море, то во всяком случае судно с высокими бортами и большей грузоподъемности, утверждали они. Но Николай Михайлович был иного мнения.

5 декабря на 31-м причале Владивостокского порта, несмотря на равнее утро, было очень оживленно. Владивостокцы провожали «Литке» в далекое плавание. Родные и близкие стояли у края причала. Когда-то придется встретиться вновь? Принесет ли этот поход новую удачу прославленному ледоколу? А может быть ему предстоит вынужденная зимовка? Когда она кончится? Кто мог ответить на это? А ледокол уходил. Вот мелькнули за поворотом его высокие мачты. Потом и их не стало. Женщины не расходились. Еще долго стояли они на пристани. Вместе было как-то легче. В неприветливый день прощался «Литке» с Владивостоком. Дул холодный северный ветер. Мела поземка. Начало рейса не предвещало ничего хорошего. Но ледокол шел полным ходом. Он торопился.

7 декабря ветер засвежел до 7 баллов. Порывы его крепчали, на корабль налетали снежные шквалы. Когда вода попадала на палубу, надстройки мгновенно обмерзали.

С каждым часом ветер усиливался. Волны с шумом перекатывались через палубу. Шторм разыгрывался не на шутку. Порывом ветра с левого борта палубы сорвало вентилятор, и вода стала заливать левый бункер и угольную яму. Это грозило неприятностями. Трое смельчаков-боцман Лапин, плотник Изотов и матрос Куликовский под руководством старшего помощника капитана Тарасова, работая в ледяной воде, поставили на вентилятор заглушку и ликвидировали аварию. В приказе по кораблю капитан Николаев объявил им благодарность и отметил этот поступок, как образец сознательного отношения к своим обязанностям.

Так начался этот памятный зимний рейс, продолжавшийся в общей сложности пять месяцев. События его нам удается восстановить по дневнику и рейсовому донесению Н. М. Николаева.

Первоначально ледокол держал курс к китайскому пароходу «Дашинг». Это иностранное судно Николаев хотел вывести изо льдов в первую очередь. Но, как говорят моряки, «капитан предполагает — море располагает». Так случилось и на этот раз.

Еще 7 декабря пароход «Свирьстрой» сообщил, что он уперся в непроходимые льды, самостоятельно не может двигаться и будет ждать прихода ледокола. «Литке» ответил, что идет к «Дашингу» и просил сообщить имеет ли «Свирьстрой» связь с «Дашингом» и «Днепростроем» В полночь на «Литке» был получен ответ: «Дашинг» вмерз во льды в бухте Аян, «Днепрострой» стоит во льдах бухты Нагаево, толщина льда один фут, «Свирьстрой» самостоятельно идти не может и ждет помощи

Было над чем задуматься молодому капитану. Учитывая, что все три парохода находились в значительном отдалении друг от друга, можно было сказать, что положение «Литке» было более чем затруднительным.

К какому пароходу идти в первую очередь? Кто больше нуждается в помощи? Эти вопросы капитану приходилось решать самостоятельно. А погода по-прежнему оставалась штормовой. Дул северо-восточный ветер. Снежная пурга слепила глаза. Температура воздуха упала до минус 7° по Цельсию.

В пять часов утра 9 декабря ударом волны погнуло поручни на полубаке правого борта. Нарост льда на такелаже и палубных надстройках достиг 3-4 дюймов. В это время поступила новая радиограмма капитана «Свирьстроя» Белорусова: «Я без вашей помощи не могу пройти в Нагаево. Лед для меня непроходим. Жду вас у кромки льда...».

«Литке» порекомендовал «Свирьстрою» обойти лед с востока, а сам продолжал быстро идти переменными курсами вдоль ледяной шуги.

Вскоре была получена телеграмма из крайисполкома. В ней — рекомендовали «Литке» идти в первую очередь на помощь «Свирьстрою», так как на борту этого судна имелось много грузов, в том числе скот. Среди пассажиров из-за большой скученности могла вспыхнуть эпиде­мия. Кроме того, «Свирьстрой» должен был снабдить китайский пароход «Дашинг» пресной водой, а сделать это он мог только при условии, если «Литке» первым освободит его изо льдов.

Эта телеграмма не была категорическим приказом, но с ней приходилось считаться, хотя Николаев по-прежнему оставался убежден, что лед, встреченный «Свирьстроем», можно обойти и тратить время на проводку этого парохода явно неразумно. Тревожась за судьбу «Дашинга». он предложил «Свирьстрою» помочь ему выбраться на чистую воду с тем, чтобы дальше судно самостоятельно прошло в Охотск. «Пока вы будете в Охотске, я займусь «Дашингом», — радировал Николаев. — Этим вариантом полагаю будет сэкономлено время, а главное, ускорится освобождение «Дашинга». Капитан Белорусов согласился.

Вскоре «Литке» пробился к «Свирьстрою». Оба судна взяли курс на север, в Охотск. Первоначально ледяные поля чередовались с чистой водой. Лишь временами встречался крепкий, смерзшийся блинчатый лед. «Свирьстрой» время от времени застревал во льдах, и «Литке» приходилось его окалывать. Плавание оказалось тяжелым для обоих судов. Николаев в своих записях отмечал, что порой лед принимал характер сплошных ледяных полей, простиравшихся до горизонта. «Литке» работал разбегами и шел со средней скоростью три мили в час. Поздно вечером произошло сильное сжатие, пробитый ледоколом канал в сплошном местами торосистом льду закры­ло. Пришлось остановиться до рассвета. Рядом стоял «Свирьстрой». Ночью началась сильная пурга.

Утром 13 декабря обстановка еще больше ухудши­лась. Ветер свежел с каждым часом. Сила его дошла до 7 баллов. Барометр быстро падал. Начинался шторм.

14 декабря ветер усилился до 11 баллов. Мела сильная пурга. Продолжался сильный дрейф льда. Теперь «Свирьстрой» отстал от «Литке» на целую милю. Боясь потерять его во мгле, «Литке» подошел к пароходу и переменными ходами старался держаться вблизи.

В шесть часов по морю прокатилась крупная зыбь взломавшая ледяной покров. Штормовой ветер продолжал держаться на 11 баллах. Видимость оставалась очень плохой.

Прошла еще одна тревожная ночь. Утром, когда стало проясняться, суда двинулись в путь. На море теперь все время ходила сильная зыбь, и ледокол испытывал отчаянную килевую качку. Стал меняться характер окружающего льда. На пути попадались большие поля битого льда. Встречная волна забрасывала льдины на полубак От удара о встречную льдину надломился бугшприт. Это была первая рана ледокола. А сколько их будет впереди.

Шторм бушевал с невероятной силой. А суда все же продолжали медленно продвигаться вперед. Обсервация отсутствовала, каждый час приходилось измерять глубины лотом. Зыбь упорно держалась от норд-веста.

15 декабря «Литке» и «Свирьстрой» снова вошли в поля блинчатого льда. Курс на Охотск можно было в таком льду выдерживать более уверенно. Шли сравнительно быстро. И вот, наконец, вечером на горизонте открылись огни Охотска. В 18 часов оба парохода стали на якорь. Прямо на рейде началась разгрузка, которой все время мешали ветер и крупная изматывающая зыбь.

Утро принесло новые заботы. Ночью поступила радиограмма с парохода «Днепрострой». Пользуясь тем, что в бухте Нагаева взломало лед, он вышел в море. Николаев предупредил «Днепрострой», что «Литке» предстоит операция с «Дашингом» и что он не может помочь «Днепрострою» в ближайшее время. Николаев рекомендовал идти восточной частью моря, где возможна удастся выйти на чистую воду. Ню эта радиограмма опоздала. «Днепрострой» успел зайти в лед, который сам осилить не мог. «Если начинающийся шторм лед не разобьет, без вашей помощи я не выйду», — радировал капитан Вильчик. «Литке» приходилось торопиться вдвойне. Ему предстоял поход в Аян к «Дашингу», а затем в Нагаево.

Уголь грузили на ледокол со «Свирьстроя» при сильнейшей качке на плаву. А тут еще пришлось перекачивать пресную воду на «Свирьстрой», так как у него замерзла вода в междудонных цистернах. Ледокол выделил «Свирьстрою» из своих небольших запасов 400 тонн пресной воды. Расход воды на «Литке» достигал 28 тонн в сутки и ледокол сам остро нуждался в воде. Но отдать пришлось, нельзя ведь бросить товарища в беде.

Погрузка кончилась, и «Литке» был готов к выходу в Аян. Но тут чуть не случилась крупная неприятность.

Для проводов ледокола из Охотска приехали представители местных властей. Они воспользовались попутным течением и к «Литке» добрались на кунгасе под веслами. А когда пришло время возвращаться, поднялась сильная зыбь. Было решено доставить гостей на берег катером «Свирьстроя», который должен был отвести в Охотск почту.

Мороз в этот день доходил до 37 градусов. Немало ушло времени, пока моряки запустили мотор. Наконец, катер отошел от борта «Свирьстроя», направляясь к бе­регу. И вдруг, спустя полчаса, вахтенный с «Литке» заметил, что из моторного отделения катера вырвалось сильное пламя. Столб черного дыма повис в воздухе. Катер горел.

С борта «Литке» — немедленно опустили шлюпку чет­верку. Несмотря на мороз и зыбь, она быстро прошла к горящему катеру, сняла пассажиров, почту и доставила их на ледокол.

Героическое поведение команды шлюпки было отмечено приказом по кораблю. За молодецкую лихую работу капитан «Литке» объявил от лица службы благодарность команде шлюпки: ревизору Савицкому, третьему помощнику Дубасову, четвертому помощнику Сысоеву, плотнику Изотову и матросам Соболевскому и Верещагину: «Проявленное ими мужество в работе при морозе в 37 градусов; сильном испарении воды, затруднявшем, маневрирование шлюпки, явилось образцом сознательного отношения к служебному долгу моряков ударников». Передав «Свирьстрою» спасенных людей, почту и катер, «Литке», наконец, покинул Охотск. В бухту Аян он прибыл 21 декабря.

Обстановка здесь оказалась далеко не благоприят­ной. Всю бухту сплошь покрывал лед толщиною 35-39 сантиметров. Во льду стоял «Дашинг».

И тут неожиданно закапризничал китайский капитан. Он наотрез отказывался следовать за «Литке» на север, заявляя, что его пароход застрахован только до 57-й параллели. Учитывая состояние льдов и сравнительно легкую проходимость моря вдоль северного и западного побережий, Николаев предлагал вести «Дашинг» именно этим направлением. Прямой путь Аян — Елизавета, разъяснял Николаев, может оказаться блокированным тяжелым льдом. Отрыв от угольной базы также нежелателен. Но все эти доводы на капитана «Дашинга» не действовали. Он упорно стоял на своем, А ждать улаживания этого спора «Литке» не мог. В его помощи нуждался еще пароход «Днепрострой», который стоял во льдах и не мог выбраться из них самостоятельно. Пришлось обратиться к арбитражу аянских организа­ций. Было созвано совещание, на котором присутствовали заместитель председателя Аяно-Майского райисполкома Замятин, председатель Аянского «Иитегралсоюза» Рязанов, директор Аянского леспромхоза АКО Симаков, суперкарго парохода «Дашинг» Решетов, уполномоченный Охотоко-Эвенкского национального округа Абрамов и член крайисполкома Лукс. Совещание протекало довольно бурно. Суперкарго доложил, что капитан «Дашинга» отказывается выполнить распоряжение начальника ледокольной проводки Николаева, требует письма, гарантирующего, что ответственность в случае какого-либо несчастья берет на себя управление нашего флота.

— Между тем, — рассказал Решетов, — команда «Дашинга» крайне озлоблена. Уже два раза ожидалось выступление ее против капитана. Если «Литке» уйдет один, бунт на «Дашинге» неизбежен.

В довершение к этому Замятин и Симаков сообщили, что в случае, если «Дашинг» останется в Аяне, команду нечем будет кормить, так как запасы продуктов здесь крайне ограничены.

Н. М. Николаев категорически заявил, что он не может дальше терять время в связи с отказом «Дашинга» следовать за «Литке» в Нагаево. Форсировать с имеющимся количеством топлива мощный лед в направлении Аян-Елизавета было невозможно. «Литке» располагал к тому времени углем только на семь ходовых суток, а опыт со «Свирьстроем» заказал, что для такого похода надо иметь угля минимум на 10-12 ходовых суток.

— Я полагаю, что лед в направлении Аян — Елизавета наиболее крепок и опасность застрять во льдах, израсходовав весь уголь, совершенно реальна, — сказал в заключение Николай Михайлович.

Совещание пришло к выводу, что «Дашинг» обязан идти вместе с «Литке» по намеченному капитаном Николаевым маршруту. На этот раз капитан «Дашинга» под­чинился.

22 декабря «Литке» и «Дашинг» вышли в море. Неожиданно поступила радиограмма от капитана Белорусова. Он сообщал, что «Свирьстрой» самостоятельно вышел из Охотска в Нагаево, но снова вмерз во льды, из которых выйти не может. Это обстоятельство еще раз подтвердило, что «Дашинг» необходимо вести кружным путем, а не по прямой Аян-Елизавета, как настаивал его капитан. Но теперь надо было еще выручать «Свирьстрой». Николаев завел «Дашинг» в губу Еринейскую, поставил его в береговом припае и, не теряя времени, пошел к «Свирьстрою», который дрейфовал вместе со льдами. Освободив «Свирьстрой», «Литке» вместе с ним вернулся к «Дашингу». Затем уже с двумя пароходами он продолжал свой путь в тяжелом, торосистом льду.

Пароходы то и дело застревали. Их без конца приходилось окалывать. А когда, наконец, открылась бухта Нагаева, она тоже оказалась закрытой льдами и трудно проходимой. «Литке» работал разбегами. Но угольные запасы были у него на исходе. Пришлось пришвартоваться к «Свирьстрою» и перегружать с него топливо на­плаву. С берега к месту стоянки пароходов пошли тракторы и автомобили, прокладывая дорогу, чтобы переправить на сушу людей, скот и грузы, привезенные «Свирьстроем» Казалось, мытарства остались позади. А на самом деле они только начинались.

Надо напомнить, что по берегу бухты Нагаева, там, где сейчас стоит великолепный город Магадан, в те годы лепилось лишь несколько наскоро построенных домиков. Сюда с Большой Земли шли суда с разнообразными грузами для золотодобывающей промышленности, зарождавшейся на берегах Колымы. Этот богатейший край переживал тогда только еще самые первые, начальные дни освоения. В глубину колымской тайги, через горы и топкие болота, прокладывалась трасса автомобильной доро­ги. Начиналась разведка ископаемых богатств. Но пока что тут еще ничего не было. Все: и людей, и топливо, и продовольствие — привозили морем извне, из обжитых центров Дальнего Востока. Морская трасса была трассою жизни, и зимой, когда льды блокировали бухту Нагаева и подходы к ней, нависала угроза над всем тем, что советские люди начинали создавать на этих, тогда еще полупустынных берегах.

В начале января на пути в Нагаево застрял во льдах пароход «Сахалин». Он требовал помощи. Ее мог оказать только «Литке». Но со «Свирьстроя» перегрузили на ледокол, израсходовавший свой запас топлива, только 900 тонн угля. Больше пароход дать не мог. Это ставило «Липке» в крайне затруднительное положение и делало поход к «Сахалину» крайне рискованным. Однако выхода не было. Несмотря на ограниченные запасы топлива, необходимо было провести «Сахалин» сквозь льды во что бы то ни стало.

Капитан Николаев телеграфировал во Владивосток в Управление Тихоокеанского бассейна просьбу разрешить ледоколу выйти навстречу «Сахалину». 8 января разрешение было получено.

«Литке» стал пробиваться к выходу из бухты. До вечера он прошел всего лишь до кромки берегового при­пая. В это время начался сильный шторм с пургой. Такая непогода ставила в тяжелое положение пароходы, оставшиеся в Нагаево. Следовало выждать — судам в любую минуту могла понадобиться помощь.

Ночью на «Литке» узнали, что несколько человек пошли со «Свирьстроя» в Нагаево, в пути были застигнуты штормом и погибли. Нехорошо начинался новый 1932 год. К счастью, лед на месте стоянки судов не сломало. 10 января «Литке» возобновил свое продвижение навстречу «Сахалину». Путь этот оказался исключительно тяжелым. Сплошной, торосистый лед чередовался с тонким блинчатым. Запасы угля сгорали в топках котлов с катастрофической быстротой. На борту ледокола начали собирать все, что могло пойти в топку вместо угля. 21 января уголь на «Литке» совсем кончился. «Мы перешла на поддержку пара в котлах суррогатами топлива, записал капитан Николаев в своем дневнике, — Это был трудный час для всего экипажа. Но люди сохраняли мужество и полное спокойствие. Они работали не покладая рук, чтобы форсировать продвижение судна и, вместе с тем, сохранить оборудование от уничтожения в топках котлов»,

21 января в 14 часов на горизонте показался дымок «Сахалина». Скоро стали ясно видны его труба и мачты. Через полтора часа «Литке» подошел к «Сахалину». Из за недостатка пара в котлах ледокол не мог даже ошвартоваться, и «Сахалин» сам подошел к борту «Литке». Сразу же приступили к перегрузке на ледокол угля, продовольствия и пресной воды. 24 января «Литке» повел «Сахалин» в Нагаево.

В тот же день на ледокол поступила радиограмма из Управления Тихоокеанского бассейна, в которой объявлялась благодарность всему личному составу «Литке»: «Управление бассейна, — указывалось в телеграмме, с чувством глубокого удовлетворения отмечает героическую работу экипажа, доказавшего, что советским морякам ничто не может служить преградой. Управление бассейна выражает экипажу благодарность от лица службы и надеется, что остальная часть работы, благодаря нашему мужеству и большевистской решимости, будет выполнена до конца.

Вперед до полной победы над стихией. Желаем вам быстрейшего возвращения во Владивосток».

Очень тронула всех теплая телеграмма редакции газеты «Советский Сахалин», издававшейся в городе Александровске-на-Сахалине. Эта газета и вся общественность Сахалина внимательно следили за героическим рейсом ледокола «Литке». Редакция «Советского Сахалина» выразила твердую уверенность, что экипаж «Литке» с таким же большевистским упорством, как и до сего времени, успешно завершит свой труднейший поход в Охотском море.

2 февраля «Литке» и «Сахалин» благополучно прибыли в Нагаево.

Прошло несколько дней, 10 февраля из Владивостока была получена радиограмма с планом дальнейших действий. Всем судам, находящимся в Нагаево, предлагалось перейти на камельковое положение и максимально экономить уголь, «Литке» же-взять весь наличный уголь с судов и идти на соединение с ледоколом «Давыдов» и транспортом «Бурят», посылаемым из Владивостока. Приняв от «Бурята» дополнительный уголь, «Литке» должен был идти в Петропавловск, вывести изо льдов пароход «Днепрострой», а затем после чистки котлов следовать во Владивосток на ремонт.

В этот же день на ледовую разведку был отправлен четвертый помощник капитала Стукалин. С мыса Чирикова он сообщил:

«Вся Тауйская губа до горизонта свободна ото льдов. Чистая вода подходит вплотную к мысу Чирикова. Кромка льда выгнутой линией тянется от мыса Чирикова к острову Недоразумения. Вблизи острова Ольского и в проливе видны отдельные поля льда. Из залива дрейфует полосами блинчатый лед-сало». Сведения были благоприятными, и экипаж ледокола стал срочно говиться к выходу.

11 февраля «Литке» снялся с якоря и начал пробиваться в море. Сделать это было нелегко. Толщина льда в бухте Нагаева доходила до 2 футов. Ночью подошли к кромке льдов. На горизонте пока были видны только отдельно плавающие льдины. Но уже в полдень встретился крупнобитый торосистый лед, который тянулся до пределов видимости и лишь местами прерывался разводьями. Два дня пробивался «Литке» в этих тяжелых льдах, за вахту проходили не больше двух-трех миль. То и дело наблюдалось сильное сжатие. А торосы теперь лежали уже по всему горизонту. Высота торосистых гребней все время росла, доходя до трех и четырех метров. Да и толщина льда, в котором пробивался ледокол увеличилась до полутора метров.

17 февраля «Литое» в целях экономии топлива потушил один котел. Вскоре, подсчитав наличие угля, Николаев дал распоряжение застопорить обе машины. Угроза вынужденной зимовки и дрейфа во льдах стала реальностью. Командованию ледокола и его экипажу предстояло подумать о многом. Нужно было сохранить судно, обеспечить его непотопляемость, хотя корпус имел сильную течь, сохранить здоровье и бодрость духа экипажа и все это с расчетом на максимальный срок, пока не подойдет помощь из Владивостока.

Вечером 17 февраля в кают-компании на собрании экипажа Н. М. Николаев зачитал свой приказ. Приводим его полностью.

«Неблагополучно сложившиеся обстоятельства: тяжелая ледовая обстановка и весьма ограниченное количество угля, вызвали вынужденное прекращение дальнейшего продвижения, в целях сохранения оставшегося количества топлива до более благоприятных условий.

В связи с этим приказываю:

Старшему механику немедленно прекратить пары в котлах, оставив в действии лишь один котел для отопления и откачки воды, а также необходимое на первое время освещение.

Старшему помощнику и старшему механику немедленно приступить к возможному уменьшению течи на время стоянки, с тем чтобы по возможности уменьшить работу донок в целях экономии расходования пара.

Принять все меры к наивозможнейшей жестокой экономии угля путем прекращения работ динамо-машины днем, а также после полуночи. В дальнейшем прекратить работу динамо совсем, пуская ее лишь периодически для зарядки аккумуляторов радиостанции.

Ревизору, совместно с продовольственной комиссией, учесть наличие продуктов питания у артельщика, установив суточную норму из расчета минимум на два месяца

Старшему помощнику, старшему механику и доктору обратить серьезное внимание на необходимость ежедневных физических занятий команды, особенно машинной, на свежем воздухе на время вынужденной стоянки. Одним из видов подобных занятий считаю целесообразным сбор снега, так как в дополнение к моим прежним распоряжениям пользование пресной водой для умывания и мойки категорически запрещаю.

Судовому комитету и культкомиссии предлагаю шире развернуть политико-просветительную работу и техническую учебу как в функционирующих уже кружках, так и путем устройства периодических лекций и докладов. Комсоставу принять живейшее участие в этой работе.

Штурманам вменяю в обязанность полное содействие в помощь научному сотруднику Геофиза тов. Алексееву в его предстоящей работе по наблюдению за течениями во время предстоящей вынужденной стоянки.

Ячейке Осоавиахима, помимо обычных занятий ее на судне, организовать стрелковый и другие, по возможности доступны? в настоящих условиях, виды спорта на открытом воздухе.

Призываю весь экипаж ледокола в очередном тяжелом испытании сохранять то же большевистское мужество, образцы которого Вы уже проявили, так же уверенно и бодро смотреть вперед, как это делали до сих пор. При этих условиях я уверен, что мы с честью выполним наш ледовый поход, принесем государству наш опыт и познания в освоении зимнего режима Охотского моря, до сего времени неизвестного».

Наступили дни дрейфа. А он был очень тяжелым. Судовые помещения отапливались самодельными камелька­ми. Света не было. Запасы продовольствия строго распланировали по дням. Но его не хватало, ведь сверх экипажа ледокол в Нагаево принял еще 28 пассажиров.

На помощь «Литке» шли ледокол «Давыдов» и транспорт «Бурят», груженный углем. Они бились в тяжелых льдах. Когда эти суда смогут подойти к ледоколу, никто не знал. Только спустя 50 дней, 10 апреля, наконец, стало ясно, что помощь близка. «Давыдов» и «Бурят» были на подходе. На «Литке» к этому времени топлива оста лось только на три дня.

Дружный коллектив «Литке» терпеливо ожидал прибытия помощи. На ледоколе царил строгий, раз навсегда установленный распорядок жизни. В 7 часов утра — побудка, затем приборка помещения, завтрак. С 8 часов 10 минут — физические упражнения для всей команды ил свежем воздухе, сбор снега для таянья пресной воды, игра в футбол, катанье на лыжах или коньках, стрелковые соревнования. С 10 часов — судовые работы. В полдень обед. В 17 часов судовые работы заканчивались. В 18 часов — ужин.

После ужина занимались кружки: политического образования, английского языка, повышения технической квалификации, шахматный, музыкальный. В дни, когдакружковых занятий не было, читались популярные лекции на темы, связанные с мореплаванием и морским де­лом. Иногда коллективно обсуждали художественные произведения. В 22 часа — отбой.

И вот 19 апреля с «Литке» увидели сначала дымы, а затем мачты подходивших кораблей. Каштан «Давыдова» сообщил, что суда продвигаются с большим трудом и просил «Литке», если он может, идти на сближение.

Николай Михайлович на этот раз не скрывал волне­ния. Он поднялся на капитанский мостик и отдал распоряжение в машину. Ледокол двинулся навстречу «Давыдову». Николай Михайлович посмотрел на часы. Стрелки показывали 17 часов 30 минут. На всю свою беспокойную жизнь молодой моряк запомнил эти минуты. Наступил конец бессонных ночей, тревоги, тщательно скрываемой от всех, за судьбу порученных ему людей и корабля Ведь только капитан, да, пожалуй, еще старший механик Фридвальд, невозмутимый латыш, вполне искренно считавший, что «на всякое ядие есть свое противоядие», знали, каким бедственным стало бы положение «Литке», если бы дрейф затянулся еще на несколько дней.

В продолжение долгих дней дрейфа Николай Михайлович, как он сам признавался в этом, пережил много волнений. В сравнении с ними все трудности, выпавшие на его долю в других ледовых походах, потом казались ученическими. А ведь это было первое самостоятельное плавание начинающего капитана. Это был экзамен на зрелость, а от исхода его зависела жизнь десятков людей, судьба корабля.

Как это обычно бывает на море, экипаж и пассажиры в минуты опасности обращали свои взоры на капитана, будто от него одного асе зависит. Спокоен капитан — значит дело идет не плохо, волнуется — и это сразу же передается всем.

Никто из тех, кто был на ледоколе ни тогда, ни позже, не мог вспомнить, чтобы на лице Николая Михайловича хотя бы раз мелькнуло выражение растерянности или уныния. А он волновался, очень волновался, даже больше, чем кто-либо другой. Иногда в голову приходили мысли: «Может быть я не прав? Надо было послушаться старых капитанов, отказаться от этого рейса. Никто бы меня не осудил тогда». Но через минуту он подавлял эти мысли. Ошибки не было. Кому-то надо было начинать... Сослуживцы Николая Михайловича до этому ледяному дрейфу встречались с ним спустя много лет, когда он уже стал заслуженным, опытным капитаном. Они могли убедиться, что характер его остался таким же; немногословный, всегда сосредоточенный, невозмутимый, ровный в обращении, он при первом знакомстве кое-кому казался человекам замкнутым. Но это наверно. Так могли думать только те, кто мало знал Николая Михайловича. Главным в нем всегда были — внутренняя сосредоточенность, собранность и удивительная скромность. Он ни разу в жизни не повысил ни на кого голоса, никого не разносил за ошибки и промахи, не поучал докучливо подчиненных, но его спокойное объяснение того, как не следует поступать, действовало сильнее любых при­казов.

И в минуты опасности и в обычные будничные дни он всегда был одинаков. Наверное это передалось по наследству от отца: Михаил Васильевич тоже был точно таким же волевым, невозмутимым, ровным всю жизнь.

Вот этот характер и помог Николаю Михайлович выдержать трудный экзамен ледового дрейфа.

В этом дрейфе выявилось и другое замечательное качество Н. М. Николаева: всегда опираться на коллектив, доверять людям, ценить людей. Дневник, а вернее ежедневные записи, какие вел Николай Михайлович в дрейфе, не богаты подробностями личных переживаний. Их можно только угадать между строк. Зато записи о количестве оставшегося на ледоколе топлива и продуктов, чередуются с заметками о работе штурманов, футбольных матчах на льду, многих бытовых мелочах, в которых прежде всего и проявляется забота о людях. Николай Михайлович часто читал лекции экипажу и пассажирам на самые разнообразные темы, проводил занятия по техминимуму, помогал научным сотрудникам...

... Много мыслей промелькнуло в голове капитана, когда вдали показался дымок, а затем и силуэт «Давыдова». День за днем-два месяца пролетели, как одна секунда: тревоги, волнения остались позади.

В топках ледокола горело все, что могло гореть. Последние семь мешков муки, несколько окороков копченой свинины, остатки крупы... На этом «топливе» «Литке» и шел на сближение с «Давыдовым». Вот они встретились. В такой момент полагается по дать приветственный гудок. Но у «Литке» погасли топки на приветствие нехватило пара. Ошвартовавшись к «Буряту», «Литке» начал перегрузку угля и продовольствия Дрейф ледокола, продолжавшийся два месяца и два дня, закончился.

Вскоре все три судна взяли курс на Петропавловск Но в пути снова случилось непредвиденное: 30 апреля в 9 часов утра, находясь в проливе Курильской гряды, радиостанция «Литке» приняла сигнал бедствия с парохода «Юкагир». Пароход терпел аварию. «Литке» и «Давыдов» изменили курс и быстро пошли к указанному месту.

Продвижению мешал сильнейший туман. В 12 часов, когда туман рассеялся, оправа открылись берега Парамушира. В 17 часов «Литке» и «Давыдов» подошли к месту, указанному в радиограмме. «Юкагира» там не было...

Разделившись, ледоколы тщательно осмотрели район Парамушира, Онекотана, восточный берег Камчатки. Но бедствующее судно не обнаружилось.

Только днем 1 мая была принята радиограмма от «Юкагира». Судно находилось в бухте Ахтомен. Оказалось, что капитан, сообщая в первый раз свои координаты, ошибся в счислении. Бухта, где стояло бедствующее судно, расположена в 35 милях от Петропавловска. Около полуночи «Литке» и «Давыдов» достигли цели.

К борту «Литке» сразу же подошла местная лодка — кавассаки. Люди весьма сбивчиво рассказали, что «Юкагир» сидит на камнях, носовые трюмы залиты водой, комсостав и часть экипажа остались на судне, а остальной экипаж и 300 рабочих, следовавших на рыбные промыслы, высадились на берег.

Картина, открывшаяся рано утром морякам, прибывшим на помощь «Юкагиру», была потрясающей. Пароход стоял на камнях с большим дифферентом на нос и небольшим креном на правый борт. Люки сорваны, руль сломан. С моря в бухту заходила зыбь. Узкая песчаная отмель, окруженная отвесными гранитными скалами, служила приютом морякам и пассажирам «Юкагира» уже в течение трех дней.

В полдень 2 мая, приняв на борт 150 человек, «Литке» снялся с якоря и по распоряжению капитана Дублицкого, принявшего на себя руководство спасательной экспедицией, взял курс на Петропавловск. «Давыдов» остался продолжать спасательные работы. В 15 часов 30 минут того же дня «Литке» ошвартовался в Петропавловской гавани. Спасенные люди были высажены на берег. Впервые за многие месяцы «Литке» смог бункероваться в спокойной обстановке. Он принимал уголь с борта «Бурята».

После непродолжительного отдыха, 5 мая «Литке» вышел курсом на Владивосток. По пути он доставил в бухту Ахтомен, к месту аварии «Юкагира», рабочую бригаду, высланную из Петропавловска для спасения имущества и оборудования парохода.

Но и на этом не окончились испытания, выдавшие на долю экипажа «Литке». 6 мая ледокол попал в сильнейший шторм, сила которого доходила до 10 баллов. Три дня моряки боролись с волнами и ветром. Крен судна доходил до 50 градусов. Внутренние помещения залило водой. Насосы не справлялись с откачкой, и воду приходилось вычерпывать ведрами. Качка была настолько стремительной, что временами казалось, будто судно, резко упавшее на борт, больше не поднимется. Но оно чудом вытравлялось, чтобы спустя минуту снова провалиться в бездну. В кают-компании сорвало с креплении пианино и разбило его в щепы. В хлебопекарне сошла с места печь.

Положение «Литке» становилось отчаянным. Машины работали на пределе. Но капитан и старший механик спокойно и твердо руководили уставшей, вконец измученной командой. Среди экипажа не оказалось ни одного, кто поддался бы панике, все самоотверженно боролись за опасение ледокола. 9 мая «Литке» вырвался из полосы циклона. Вскоре он вошел во Владивостокскую бухту. Охотский зимний рейс краснознаменного ледокола был окончен.

Этот незаурядный поход вошел памятной страницей в историю отечественного мореплавания. Рейс продолжался 159 дней, из которых 141 день «Литке» пробыл во льдах. За это время ледокол прошел 2612 миль во льдах и 3463 мили по чистой воде. За 61 день ледового плена судно продрейфовало со льдами 427 миль.

Плавание ледокола внесло существенные коррективы в представления о гидрологическом и ледовом режиме Охотского моря в зимний период.

Лучшая по тому времени лоция Охотского моря, составленная Б. Давыдовым и изданная в 1923 году Убеко Дальнего Востока, утверждала:

«...несмотря на значительные морозы — середина этого моря никогда не замерзает. Лед образуется близь берегов, не распространяясь далеко в море и ограничиваясь, надо думать, полосою не свыше 40-50 миль шириною. В крайней южной части моря постоянного, неподвижного льда не замечается. Большинство заливов и губ, расположенных в северной части Охотского моря, покрываются льдом по всей своей площади. Началом образования ледяного покрова следует считать первую половину октября месяца, весь ноябрь, декабрь, январь, февраль, а для северного побережья и март месяцы, когда идет постепенное нарастание толщины льда. К середине апреля месяца температура воздуха по всему Охотскому морю уже выше 0°, вследствие чего развитие ледяного покрова останавливается, пока, наконец, в мае не начинается таянье льда».

Между тем, по наблюдениям капитана Николаева, в феврале, да и в последующие месяцы наиболее удобным и легким оказалось плавание вдоль побережья в непосредственной к нему близости. Ветры преимущественно северной половины отжимали льды от берега, и благодаря этому под ним открывалась неширокая полоса чистой воды. Эта полоса, правда, быстро замерзала, но образующийся при этом лед дрейфовал на юг. У берега вновь появлялась открытая вода. Она тоже быстро замерзала, но ветер ломал молодой лед и уносил его к югу. Эта своеобразная «фабрика льдов» наполняла своей «продукцией» почти весь бассейн Охотского моря.

Плавание от Аяна до Нагаево особых трудностей не представило. На пути «Литке» и «Сахалина» возникли значительные трудности, потому что суда подвергались сжатию во льдах между меридианами мыса Матуйка и Алевина (полуостров Кони), а также в Тауйской губе от мыса Таран до мыса Чирикова. Тауйская губа под действием северных ветров несколько раз в течение зимы очищалась, оставаясь чистой значительные промежутки времени. Наиболее тяжелые льды в середине февраля встретились в районе 151-152 меридианов по параллели 58°30'-57°30'. Очень тяжелые льды держались также в самой бухте Нагаева. Форсирование этих льдов оказалось для «Литке» весьма трудным. За время дрейфа ледокола «Литке», продолжавшегося как уже отмечалось, два месяца и два дня, были собраны ценные метеорологические и гидрологические данные по центральному району Охотского моря. В этих наблюдениях активно участвовал штурманский состав ледокола. Для производства наблюдений вертушкой Экмана-Мерца на льду в некотором отдалении от ледокола была поставлена специальная палатка. Астрономические наблюдения производились судовым составом, если позволяли условия погоды, по «нескольку раз в сутки. Это дало возможность составить точную карту дрейфа. Характерно, что с 17 февраля по 12 апреля ледокол дрейфовал вместе со льдами в юго-западном направлении, сохраняя все эта время свое положение относительно магнитного меридиа­на. 12 апреля судно развернулось почти на 180 градусов и после этого стало подвижным относительно меридиана.

Первые дни после 17 февраля льды около судна были малоподвижными, ледяная поверхность приняла неизменный, совершенно безжизненный характер. Только со второй половины марта наступил некоторый перелом, появились первые трещины и щели, часто менявшиеся по протяженности и направлению. Трещины и разводья открывались преимущественно в широтном направлении с отклонением к юго-западу и северо-востоку.

1 апреля пролетели стайками утки и в разводьях показались тюлени, иногда приходившие группами по 3- 6 штук. Видимо, они проплывали подо льдом большие расстояния и, всплывая на поверхность, отдыхали. Их характерное шумное дыхание в тихие дни можно было услышать издалека.

После возвращения из рейса Н. М. Николаев поставил вопрос о необходимости тщательного изучения Охотского моря, организации воздушной ледовой разведки, развитии сети метеостанций на побережье Охотского моря и устройстве угольных баз в нескольких пунктах Охотского моря. Для обеспечения плавания ледокола или судна ледокольного типа особенно важно было создание угольных баз. Ведь главные трудности в плавании «Литке» были связаны с его оторванностью от баз бункеровки.

Что же касается самого ледового покрова Охотского моря по сравнению с другими морями, то Николаев считал, что эти льды проходимы и не тяжелее беломорских и балтийских. «Весьма вероятно, — писал в своем рейсовом донесении Н. М. Николаев, — что установившееся мнение о непроходимости Охотского моря будет так же блестяще опровергнуто, как было опровергнуто мнение о непроходимости Карского моря. Начатое с минувшей зимы изучение этого моря должно продолжаться, и собранный «Литке» материал должен явиться ценным вкладом, в изучение режима Охотского моря».

Охотский рейс был вместе с тем самой суровой и нелицеприятной проверкой сил и стойкости экипажа ледо­кола. В своем рейсовом донесении Н. М. Николаев отметил, что весь личный состав корабля «работал с большим напряжением, охотно и бодро выполнял свою работу, причем отдельными членами судового коллектива и всем экипажем в целом были проявлены случаи подлинного трудового геройства. Ударничество, бодрость духа, большевистская энергия всего личного состава привели трудное плавание в неизведанном районе к благополучному концу».

Главное состояло в том, что «Литке» доказал: в Охотском море вполне можно плавать и зимой. Впоследствии это сыграло огромную роль в развитии народного хозяйства Северо-Востока страны.

далее: Часть II. "В высоких широтах". 16 месяцев в полярных льдах