Сильнее льдов
Документальная повесть о ледовых капитанах Михаиле Васильевиче и Николае Михайловиче Николаевых

Часть I : Семья капитанов

ВЫБОР СДЕЛАН

Революционные события 1917 года были вначале мало понятны Михаилу Васильевичу Николаеву. Он безотлучно находился в Ньюкастле, где под его наблюдением строились ледоколы «Князь Пожарский», «Козьма Минин», «Илья Муромец», «Добрыня Никитич», «Александр Невский» и еще пять небольших номерных ледоколов. С утра до ночи наблюдающий капитан был занят на вер­фях. Все время встречаясь только с английскими рабочими и инженерами, он знал о том, что происходит в России, не больше, чем писалось в газетах. А те, как местные, так и лондонские пестрели всякими небылицами.

Конечно хорошо было бы побывать на родине, там на месте разобраться в существе происходящих пе­ремен. Но Михаил Васильевич находился на посту и не считал себя в праве самовольно его оставить.

Шло время. Ледоколы сходили со стапелей. Скоро последние суда покинут завод. В это время неожиданно из Франции приехал сын, Николаев младшим.

Отец и сын не виделись несколько лет. Встреча была очень радостной. И все же Михаил Васильевич не сразу нашел нужный тон. Он чувствовал, что сын приехал не спроста. Но и у него самого, человека, умудренного жизненным опытом, в голове царила полная неразбериха.

Долго говорили о близких, оставшихся в России. Вестей оттуда оба не имели. Михаил Васильевич вдруг спросил:

- Ну, с чем пожаловал?...

Исповедь младшего Николаева была долгой. Во Франции знали о революции в России не больше чем в Ньюкастле. Где начиналась или кончалась ложь в чем была правда, разобраться было просто невозможно.

Вокруг молодого мичмана, как впрочем подле всех русских офицеров, увивались подозрительные люди. Одни вербовали русских во французский флот, другие предлагали вступить в какой-то легион, будто бы формируемый для борьбы с большевиками. В Париже продолжало действовать русское посольство. Оно предлагало офицерам... ехать в Соединенные Штаты.

- Так, что же мы будем делать, отец?

Михаил Васильевич внимательно слушал сына и ждал этого вопроса. Но что ответить, он и сам не знал. А ведь он старший и должен решать за двоих. Легко сказать «решать»! А если ты сам несколько лет не был в России, если там за это время произошло нечто невиданное, ломающее рамки (всех привычных представлений. В том, что прежняя царская Россия с ее отсталостью, косностью, бюрократизмом должна умереть, Михаил Васильевич не сомневался. Еще в 1909 году, составляя свои воспоминания о С. О. Макарове, он смело писал о никчемности царской власти, о развале в результате происков придворной своры русского флота. Все это так. Но что сейчас происходит в родной стране? Революция, гражданская война, власть Советов - это новые для него понятия, за которыми скрывались события огромной важности. Как разобраться в них? К кому примкнуть? И все же Михаил Васильевич ответил ответил так, как подсказывала ему совесть:

- Я собираюсь ехать в Россию. Там на месте увижу,

как быть.

Втайне Михаил Васильевич надеялся, что сын поедет с ним. Но он не хотел навязывать ему спою волю.

- А ты поступай как знаешь. Я тебя неволить не собираюсь.

Тем радостнее было услышать твердые слова сына:

- Я еду с тобой.

Единственный путь на Родину лежал через север. И Николаевы решили при первой же возможности воспользоваться им, пробраться в Архангельск или Мурманск.

Они не подозревали, что этот путь на родину будет далеко не простым.

Еще 2 августа 1918 года английские крейсера, поддержанные гидропланами, сломав героическое сопротивление немногочисленных частей Красной Армии, вошли на архангельский рейд. Белогвардейское офицерье, окопавшееся в городе, подняло контрреволюционный мятеж. Наступила черная пора в жизни Северного края, продолжавшаяся больше полутора лет.

На земле, захваченной интервентами, царили чудовищный грабеж, издевательства, жестокий террор. Англо-франко-американские союзники создали в Архангельске «Верховное управление Северной области» во главе с эсером Н. В. Чайковским. Будучи марионеткой в руках иностранных захватчиков, это «правительство» смиренно взирало на то, как представители «союзных держав», под предлогом возмещения царских долгов, угоняли суда, грабили огромные материальные ценности, скопившиеся в Архангельском порту, чинили суд и расправу над мирным населением.

Но оккупантам не удалось продвинуться в глубь Советской республики. Земля горела у них под ногами. Трудящиеся Севера под руководством большевиков, ушедших в подполье, самоотверженно боролись против захватчиков. В это время новые и новые успехи одерживала на всех фронтах Красная Армия. В сентябре 1919 года войскам интервентов пришлось убраться из Архангельска. Их ставленником остался белогвардейский генерал Миллер. А тот, чувствуя близкую гибель, с неистовым остервенением подавлял любое проявление недовольства. Тюрьмы и концлагери покрыли всю оккупированную территорию. Массовыми расстрелами и карательными экспедициями пытались белогвардейцы продлить свою власть, сломить сопротивление народа. Однако час возмездия близился... 19 февраля 1920 года Миллер и его приближенные также вынуждены были бежать из Архангельска. Власть в городе перешла в пуки Ревкома.

Об этих последних часах северной белогвардейщины многое написано. Но, пожалуй, самым ярким являются свидетельства самих наших врагов. Именно таким убежденным противником Советской власти был Борис Соколов, человек из ближайшего окружении Керенского. В телеграмме, переданной 10 марта 1920 года в адрес информационных агентств в Рим, Париж и Лондон, он писал:

"Я был свидетелем последнего периода существования правительства в Северной области, его падения и бегства генерала Миллера со своим штабом. Много мне пришлось видеть разнообразных русских правительств, но здесь пришлось столкнуться с фактами чудовищными и невероятными. Последние два месяца я был лишен возможности информировать Западную Европу, так как мои корреспонденции жестоко цензурировались Миллером, совершенно искажались и отправлялись в измененном виде.

Правительство Миллера, опираясь почти исключительно на правые круги, принуждено было провести систему жестокого террора. Расстрелы производились не только по приговору военных судов сотнями, но часто совершенно и без всякого суда, по усмотрению того или иного офицера. За простое неотдание чести солдатам грозило жестокое наказание, вплоть до смертной казни. Печать была совершенно задавлена. Рабочие союзы закрыты.

Этим не ограничивалась власть Миллера. Желая, очевидно, совершенно уничтожить все оппозиционные элементы, Миллер устроил каторжную тюрьму на полуострове Белого моря в Иоканьге. Я посетил эту тюрьму в дни падения власти Северной области. Такого кошмара не знало даже самодержавное правительство.

Местность, лишенная какой-либо растительности, где пронизывающие ветры дуют чуть не круглый год, и где никогда не жили люди. Более тысячи заключенных были, размещены в бараках, рассчитанных на 200 человек. Заключенных не выводили на прогулку, не позволяли мыться, давали в день только полфунта хлеба. Врача не было. Начальник тюрьмы жестоко избивал заключенных, заставляя выходить на работу даже умирающих Спрошенный мною, почему он так поступает, начальник Судаков мне заявил, что генерал Миллер так приказал.

В результате среди заключенных развилась необычайная смертность. Люди умирали ежедневно десятками. Их не успевали хоронить. Их просто сваливали в одну общую яму, не покрывая даже землей. За два последних месяца умерло около трехсот человек, остальные уцелевшие в таком состоянии, что неминуемо должны или умереть или остаться на всю жизнь калеками... Между тем, в большинстве, эти люди были отправлены на Иоканьгу без суда по одному подозрению распоряжением генерала Миллера и многие, как я успел убедиться путем личного их опроса, ни в чем не повинны...».

Ничего этого Николаевы не знали. В сентябре 1918 года на ледоколе «Илья Муромец» (который ремонтировался в Ньюкастле) они прибыли в Архангельск. Николай Михайлович пошел служить в гидрографию, на суда, занятые описными работами в Белом море, и оказался вдалеке от Архангельска. А Михаил Васильевич был назначен капитаном-наставником на «Илью Муромца», который совершал ближние рейсы между Архангельском и Мурманском. Вскоре ледокол захватили французы. Они заменили часть команды своими людьми и переименовали ледокол. Старое название, напоминавшее о героическом, богатырском прошлом России, явно не понравилось интервентам. «Илья Муромец» стал «Ольгой». Теперь Михаил Васильевич каждый день своими глазами видел произвол, который чинили интервенты. Его сердце русского человека, патриота и моряка не могло мириться с этим.

В ту пору на ледоколах действовала небольшая группа преданных революции моряков. По заданию большевистской организации они тайно вывозили из Архангельска подпольщиков, которым грозила опасность попасть в руки белой контрразведки, и выполняли другие поручения. Капитан-наставник не только знал об этом, но активно поддерживал подпольщиков. Возможность ареста и казни не страшила бывшего офицера, выходца из простой трудовой семьи. Он давно убедился в том, что царское самодержавие изжило себя. Теперь он увидел, что новые самозваные белые правительства - это обломки того же старого ненавистного строя, готовые оптом и в розницу распродавать страну английским, американским и другим капиталистам. Для него отныне не существовало вопроса «как быть?» Все стало совершенно ясным: идти со своим народом, жить для народа, бороться за дело народа.

Летом 1919 года архангельские белогвардейцы начали снаряжать морскую экспедицию в Сибирь. В начале августа, капитан дальнего плавания М. В. Николаев, «отставной штабс-капитан», как значилось в приказе, был назначен помощником начальника этой экспедиции по хозяйственной части.

Так Михаил Николаевич вновь побывал в Арктике, прошел через ледовитое Карское море в устье великой сибирской реки Оби.

Вскоре интервенты оставили Архангельск. "Ольгу" французы увели с собой за границу.

Близился конец черной поры. Борис Соколов в уже цитированной нами телеграмме красочно описал эти дни:

«К середине февраля [1920 года] состояние войск Северной области было ненадежно. Приезжая на фронт, генерал Миллер говорил офицерам, что он ни за что не бросит их и что, если придется отступать, он будет отступать вместе с ними и во главе их. Он давал честное слово офицерам, обещая позаботиться об их семьях.

Между тем, в ночь на 19 февраля им спешно заканчивались приготовления к бегству на ледоколе. Приготовления идут в абсолютной тайне даже от ближайших помощников».

Чтобы избавиться от массы офицеров, которых все равно нельзя было увезти на ледоколе, Миллер 18 февраля издает приказ, что общий отход воинских частей из Архангельска назначен на 19 февраля в 2 часа дня... А сам ночью, в 4 часа, тайком вместе со своим штабом салится на посыльное судно «Ярославну» и ледокол «Минин». Сели все штабные офицеры, одиннадцать генералов, их семьи, морской штаб и представители крупной буржуазии. Генералом Миллером был взят с собой весь наличный валютный запас около тысячи фунтов стерлингов - собственность населения Северной области.

Утром, 19 февраля, толпа, состоящая из брошенных Миллером офицеров, чиновников и прочих, кого в народе метко окрестили «бывшими», собралась на берегу Северной Двины, напротив того места, где еще стояли не успевшие уйти «Минин» и «Ярославна». Взбешенные предательством своего генерала, офицеры открыли стрельбу по кораблям. Оттуда раздались ответные залпы. И с той и другой стороны появились жертвы. Под непрекращающимся огнем ледокол «Минин» п «Ярославна» поспешно направились к выходу в море.

За день до бегства Миллера и его штаба Михаил Васильевич Николаев с группой моряков по собственной инициативе захватил Исакогорский радиоцентр, находившийся в нескольких километрах от Архангельска, и принял на себя командование над маяками Белого моря.

Архангельский Ревком вначале не знал, откуда пришла помощь. Но вскоре все выяснилось. М. В. Николаев установил связь со всеми радиостанциями Белого моря и организовал наблюдение за кораблями, на которых Миллер удирал за границу. Все до одного маячные смотрители и радиотелеграфисты передали себя в подчинение Архангельского Ревкома и, строго выполняя команду М. В. Николаева, доносили ему о продвижении судов, их маневрах и переговорах. А тот с методической точностью каждые 30-40 минут докладывал обстановку Ревкому помогая организовать погоню за судами белой эскадры Десятки телеграмм, поступивших на Исакогорку с маяков и судов, сохранившиеся в делах Архангельского архива, позволяют восстановить картину событий тех памятных дней.

Вдогонку за Миллером был спешно послан ледорез «Канада» (впоследствии ледорез «Литке»). Он настиг «Минина» во льдах близ маяка Сосновец. Здесь разыгрался беспримерный, очевидно, единственный в истории артиллерийский бой между двумя ледоколами. «Канаде» с ее трехдюймовыми пушками трудно было противостоять хорошо вооруженному «Минину». Но она преследовала его буквально по пятам, умело маневрируя во льду. Наступила ночь. Налетела снежная пурга. Под покровом темноты «Минин», трусливо погасив все огни, бежал, лавируя среди разводий.

Но далеко уйти ему не удалось. Береговые радиостанции неотступно следили за продвижением белогвардей­цев. У них кончалось топливо. Да и двигаться в сплоченных льдах было не легко.

Тут Миллер совершил еще один наглый пиратский акт. Встретив в пути ледокольные пароходы «Русанов», «Сибиряков» и «Таймыр», он, угрожая им орудийным обстрелом с «Минина», забрал у судов все топливо и продовольствие, бросив их и сотни пассажиров на произвол судьбы. И это сразу же стало известно Исакогорке, а через нее Ревкому.

На рассвете «Канада» по указанию Ревкома возобновила преследование «Минина». Белогвардейцы были настигнуты в горле Белого моря. Но задержать ледокол не удалось. Бросив «Ярославну», «Минин» ушел за границу.

В Архангельске и во всем крае восторжествовала Советская власть. Остатки белогвардейских банд были частью уничтожены, частью сдались в плен.

Военный моряк Михаил Васильевич Николаев, показавший в тяжелые дни разгрома белогвардейцев пример самоотверженного служения Родине и делу революции, вместе с сынам отдал себя в распоряжение Советской власти.

Спустя несколько дней Михаил Васильевич был назначен начальником охраны Архангельского водного района и морского транспорта. В трудных условиях послевоенной разрухи он сразу же проявил себя неутомимым организатором многих важных дел.

По его предложению ледорез «Канада» (переименованный в те дни во вспомогательный крейсер «III Интернационал» был срочно направлен в спасательную экспедицию на помощь дрейфовавшему далеко во льдах пароходу «Соловей Будимирович» (позднее «Малыгин»). Этот пароход еще в начале 1920 года был послан правительством генерала Миллера в Чешскую губу за грузом оленьего мяса, его там затерло льдами и вместе с ними вынесло сначала в район Карских Ворот, а затем через этот пролив в Карское море. На борту парохода находилось 85 человек, в том числе женщины и дети. В первые дни вынужденного дрейфа белогвардейские правители не оказали пароходу никакой помощи, и время для быстрого вывода его из льдов было упущено. Теперь на нем кончилось топливо, продовольствие, над людьми нависла угроза голодной смерти...

Экипаж «Канады» с честью выполнил задание. «Канада» и «Святогор» (ныне ледокол «Красин») пробились во льды Каракого моря и спасли судно, терпевшее бедствие [История спасания ледокольного парохода «Соловой Будимирович» освещена в ряде литературных источников. См. И. Э. Рекстин. 1000-мильный дрейф во льдах Баренцова и Карского морей с 25 января по 25 июня 1920 года. «Морской сборник», 1921, № 3-6; Н. Я. Болотников. Дрейф и освобождение ледокольного парохода «Соловей Будимирович». «Советская Арктика», 1941, № 4; М. И. Белов. Советское арктическое мореплавание 1917-1932 гг. («История открытия и освоения Северного морского пути», т. III), Л., 1959, стр. 65-69.].

Этот гуманный акт Советской власти получил широкую международную известность.

А М. В. Николаев в эти дни уже был целиком поглощен новым делом - снаряжением советской морской экспедиции в Сибирь...

далее: Экспедиция в Сибирь