Дополнительно:

От автора

- Первопроходцы
- Внеплановые работы. Точки Серпухова
- Челюскинская эпопея
- Планы и искания
- Икары Чукотки
- Новый этап в изучении природы
- К новой жизни
- Поиски экипажа С.А. Леваневского
- Даешь водную магистраль!
- Радиоцентр мыса Шмидта
- В суровые годы войны
- На пути больших преобразований
- Работа продолжается

В краю пурги и льдов
М. В. Вяхирев.

 

 

II. ВНЕПЛАНОВЫЕ РАБОТЫ. ТОЧКИ СЕРПУХОВА

Благополучное завершение а октябре 1932 года сквозного рейса по Северному морскому пути ледокольного парохода "Сибиряков" показало реальную возможность открытия коммерческих перевозок по труднейшей для мореплавания водной магистрали. Для практической проверки этой возможности в 1933 году был организован экспериментальный рейс только что закупленного у датской судостроительной фирмы парохода "Челюскин". Начальником экспедиции был назначен О. Ю. Шмидт. Полярникам мыса Северного было поручено гидрометеорологическое обслуживание проводки парохода "Челюскин" через Восточно-Сибирское и Чукотское моря и через пролив Лонга. Кроме того, они должны были оказывать посильную помощь пассажирам и экипажам судов Особой Северо-Восточной полярной экспедиции Народного комиссариата водных путей. Экспедиция имела задание доставить из Владивостока в устье Колымы несколько тысяч тонн грузов для последующей отправки их вверх по реке для Дальстроя - Государственного треста по промышленному и дорожному строительству в районе Верхней Колымы. Возглавлял экспедицию опытный полярный капитан, руководитель знаменитых Карских экспедиций Н. И. Евгенов.

В начале сентября 1932 года суда экспедиции прибыли на место назначения. Штормовая погода сорвала их разгрузку. Когда ледовая обстановка стала ухудшаться, было принято решение отвести суда в Чаунскую губу и оставить их там на зимовку. Заболевшего Н. И. Евгенова заменил А. П. Бочек. В навигацию 1933 года все суда были полностью разгружены и часть из них успела уйти во Владивосток. Пароходы "Север", "Анадырь" и "Хабаровск" вынуждены были остаться на повторную зимовку. На них находились около 200 человек, в том числе женщины и дети.

Базировавшийся на мысе Северном экипаж самолета "СССР Н-4" состоял из пяти человек. Командиром был Ф. К. Куканов, штурманом Траутман, авиамеханиками Аникин, В. И. Шадрин и С. П. Куква. Самолет был приспособлен для взлета и посадки на воду, но при необходимости поплавки можно было заменить на колеса или лыжи. Три мотора по 250 лошадиных сил развивали скорость 130 километров в час с полезной нагрузкой 1800 килограммов. По тем временам это была достаточно удачная конструкция, способная выдержать длительные полеты.

Экипаж Куканова входил в состав Северо-Восточной летной группы, возглавляемой Г. Д. Красинским, экипажи двух других самолетов авиагруппы находились в Уэлене. Перед авиагруппой стояла задача исключительной важности: выполняя ледовую авиаразведку в Восточно-Сибирском и Чукотском морях, способствовать выходу парохода "Челюскин" в Берингов пролив.

В адрес О. Ю. Шмидта данные ледовой разведки стали поступать от Красинского в начале сентября, когда судно пробивалось сквозь тяжелые льды у мыса Якан. С наступлением осени погода ухудшилась. Покрывшееся белыми барашками море стало неспокойным, небо потемнело, усилившиеся ветры несли с собой белую крупу, которая таяла на земле, не успевая превращаться в снег. Нередкими стали дни, когда все вокруг неожиданно закрывала густая пелена тумана. Взлет и посадка на водную поверхность усложнились и требовали от летчика предельного внимания, хладнокровия и мужества. Куканов обладал всеми этими качествами. Продолжая вести ледовую разведку для "Челюскина", он сделал несколько рейсов, отыскивая для судов Северо-Восточной экспедиции Наркомвода проходы во льдах. Подготовка к полетам самолета в арктических условиях требовала огромного напряжения сил и от авиаме­хаников. Ночные заморозки остужали радиаторы настолько, что их порой "прихватывало". И для разогрева двигателей трехмоторного самолета Аникину, Кукве и Шадрину приходилось вставать за несколько часов до рассвета, чтобы не терять драгоценного светлого времени суток. Нередкие в этих местах туманы вынуждали Куканова снижать самолет до 250 метров, после утомительных полетов он сажал обледенелый самолет в одной из бухт мыса Северного, рискуя повредить поплавки о льдины.

Несколько раз в ледовую разведку с Кукановым вылетал Г. Д. Красинский. 9 сентября О. Ю. Шмидт связался с ним по радио и попросил совершить полет от находившегося в Восточно-Сибирском море "Челюскина" к мысу Блоссом на острове Врангеля для того чтобы выяснить, можно ли подойти к нему. Получив от Красинского полную картину распределения льдов на пути к острову, начальник Главсевморпути радировал:

«Мыс Северный, Красинскому

Горячо благодарю Вас, командира самолета, экипаж за разведку, имеющую большое значение для нас. Прошли мыс Шелагский, идем пока чистой водой в 20 милях от берега.

"Челюскин", Шмидт».

Через несколько дней Красинский предложил Шмидту самому оценить ледовую обстановку, а заодно посетить полярную станцию на острове Врангеля. Это предложение было принято. 15 сентября возле "Челюскина" заскользил по волнам гидроплан Куканова, а через некоторое время со шлюпки на самолет перебрался начальник Главсевморпути и новый начальник полярной станции на острове Врангеля П. С. Буйко.

С высоты птичьего полета хорошо было видно, как вдоль береговой черты тянулась свободная от льдов полоса воды причудливой конфигурации, изменявшаяся по ширине от сотен метров до нескольких километров. Однако на дальних подступах к острову Врангеля все чаще стали попадаться ледяные перемычки, большие массивы разреженного льда. Подходы к острову были перекрыты сплоченным паковым льдом, преодолеть который "Челюскин" не мог, и это обстоятельство ставило под сомнение возможность замены зимовщиков и выгрузки.

В конце дня самолет был уже на острове Врангеля. Беседуя с зимовщиками, О. Ю. Шмидт рассказал о цели экспедиции на "Челюскине" и тяжелой ледовой обстановке в северной части пролива Лонга. Зимовщики станции согласились остаться еще на год на острове, если судно не сможет к ним пробиться.

В полдень 16 сентября после проведения дополнительной ледовой разведки по маршруту следования "Челюскина" самолет Куканова с находившимися па его борту Шмидтом и Буйко совершил посадку в одной из бухт мыса Северного. На берегу прибывших радушно встретила группа полярников. Тауно Хааполайнен связался по радио с "Челюскиным" и передал указание О. Ю. Шмидта следовать к мысу Северному. За шесть часов пребывания на полярной станции начальник Главсевморпути осмотрел все ее постройки, ознакомился с условиями труда и жизни зимовщиков. Обсудив с ними положение пассажиров и экипажей судов экспедиции Наркомвода, усложнившуюся ледовую обстановку, Шмидт поставил перед зимовщиками и летчиками первоочередные задачи. Вечером, попрощавшись с ними и пожелав успехов, Шмидт и Буйко пошли по льду к "Челюскину", только что подошедшему к мысу Северному. После совещания на судне Шмидт принял решение на остров Врангеля не заходить. И "Челюскин", оставляя за собой шлейф дыма и подавая протяжные прощальные гудки, взял курс на восток.

По распоряжению Шмидта Куканов еще дважды летал на остров Врангеля. Он доставил продовольствие, медикаменты и охотничьи припасы оставшимся на зимовку сотрудникам полярной станции и вывез заболевших на стоявший у мыса Северного пароход "Совет".

Начавшаяся зима сделала положение экипажей и пассажиров пароходов "Север", "Анадырь" и "Хабаровск" экспедиции Наркомвода еще более трудным. Скученность людей, недостаточный запас продовольствия и антицинготных средств представляли немалую опасность. Поэтому в октябре 1933 года правительство приняло решение часть пассажиров и заболевших членов экипажей вывезти из Чаунской губы на материк, и в частности на мыс Северный, а потом отправить в Провидения или Лаврентия. Ответственность за осуществление этой операции Совет Народных Комиссаров возложил на О. Ю. Шмидта. Эвакуацией людей руководил начальник полярной станции Мыс Северный Г. Г. Петров. Позже эти обязанности стал выполнять начальник Северо-Восточной летной группы Г. Д. Красинский.

Доставить пассажиров и членов экипажей судов экспедиции на материк поручили Ф. К. Куканову - самому опытному из всех находившихся на Чукотке летчиков. Кроме того, его самолет имел закрытые пилотскую и пассажирские кабины и поэтому мог быть использован для перевозки людей зимой.

Свой первый спасательный рейс в Чаунскую губу Куканов совершил 13 октября 1933 года, посадив тяжелую машину на аэродром, подготовленный на льду в 2 километрах от вмерзших в лед пароходов. Приняв первую группу женщин с детьми и тяжелобольных, он сумел поднять перегруженный самолет только с третьей попытки. На мысе Северном самолет уже ждали. Как только машина коснулась лыжами ледового аэродрома, устроенного в Северной бухте, к ней на собачьих упряжках выехали жители мыса Северного. Ослабевших больных они на руках переносили на нарты и, укутав в шубы, везли к домам полярной станции, специально оборудованным для приема пассажиров экспедиции Наркомвода.

К середине ноября, выполнив 12 изматывающих и полных опасности полетов, Куканов доставил на мыс Северный 62 человека, в том числе семь женщин и шесть детей, и в Уэлен 18 человек.

Однажды при очередном взлете Куканов из-за сильного переутомления не сумел во время порыва бокового ветра удержать самолет точно по курсу и задел крылом за торос. От резкого удара крыло отвалилось, самолет развернуло и он ударился о торос другим крылом. Аникин, Шадрин и Куква немедленно приступили к ремонту машины, но повреждения оказались настолько серьезными, что от дальнейших полетов к пароходам на некоторое время пришлось отказаться. Ремонт проводился на морозе и ветру. Часть деталей пришлось заново изготовлять на месте, а токарные работы выполнялись на пароходе "Анадырь", для чего авиамеханикам приходилось ездить на собаках в Чаунскую губу более чем за 100 кило­метров. Самолет удалось восстановить только в феврале 1934 года, и он сразу же был включен в операцию по спасению челюскинцев, оказавшихся после гибели судна на дрейфующих льдах.

В ноябре 1933 года население полярной станции Мыс Северный увеличилось в несколько раз. Среди прибывших сюда были работники Дальстроя, Всесоюзного объединения Комсеверопуть, пассажиры и заболевшие члены экипажей судов экспедиции Наркомвода и бригада строителей барж, состоявшая из 22 человек. Всех разместили в трех домах с печным отопле­нием. Многим требовалась срочная медицинская помощь, так как 57 человек болели цингой, причем 12 человек - в тяжелой форме. Вся нагрузка по лечению больных легла на врача полярной станции И. М. Кантора. В последних числах декабря 1933 года в помощь ему был направлен судовой врач парохода "Хабаровск" В. В. Ляпунов. Хорошее питание и умело организованное лечение сделали свое дело. Больные постепенно выздоравливали, и некоторых из них весной 1934 года на нартах и самолетах отправили в Уэлен и Провидения. Бригада строителей барж пошла на восток пешком. Преодолев более 1000 километров, она благополучно добралась до восточного побережья Чукотки.

Лишь 30 июня 1934 года к мысу Северному подошли пароходы экспедиции Наркомвода и встали на якорь в ожидании, когда четырехмильный припай отожмет восточным ветром. На следующий день "Анадырь" и "Север" ушли на восток, а "Хабаровск" вплотную подошел к припаю для того, чтобы принять на борт пассажиров и членов экипажей пароходов экспедиции Наркомвода, эвакуированных в октябре - ноябре 1933 года на мыс Северный.

В начале августа 1933 года геологи полярной станции В. И. Серпухов и Д. Ф. Бойков стали готовиться к полевым работам. Прежде всего нужно было составить список крайне необходимого инвентаря, минимума продовольствия, выбрать на складе полярной станции обувь и одежду, договориться в Рыркайпии с проводниками и носильщиками. С помощью чукчи Уутыгина Серпухов, возглавивший группу, составил словарик из наиболее употребительных и необходимых чукотских слов и выражений. Опросив местных жителей, он сделал зарисовку района, который предстояло изучить, и нанес на нее приблизительно реки Амгуэму, Кувет, некоторые характерные горные хребты, более точно - лишь мыс Северный, Чаунскую губу и бухту Нольде.

19 августа Серпухов, Бойков и трое носильщиков из чукчей тронулись в путь. Дойдя до места, где планировалось устроить продовольственную базу (таких баз было создано несколько), геологи попрощались с чукчами и стали намечать первые маршруты. Рельеф местности повсюду был однообразным: темные островерхие горы, высота которых изменялась от 800 до 3,5 тысячи метров, быстрые речки с прозрачной и холодной водой. Встречавшиеся на пути горы геологи обходили по долинам рек, что значительно удлиняло маршруты. «Идешь по такой долине, - записано в дневнике В. И. Серпухова, - а в ней не видно травы - один остроугольный камень. Обувь мягкая, почти голой ногой ступаешь... Нащекочет пятки, ступать больно».

Нередко маршрут проходил через неширокую, но глубокую реку, и тогда в поисках брода нужно было исходить не один десяток километров. Бывали случаи, когда, переходя вброд, Серпухов или Бойков оступались на скользком камне и падали в бурный поток. Мокрая одежда на пронизывающем ветру сразу же превращалась в ледяной панцирь. Разжечь костер и обсушиться не было возможности, так как нельзя было найти среди камней что-либо способное гореть. Чтобы не погибнуть, геологам приходилось в мокрой одежде бежать в лагерь иногда 10-15 километров.

И все же, несмотря на неблагоприятные природные условия, разведчики недр за осенние месяцы 1933 года проделали огромную работу. В начале декабря во Всесоюзный арктический институт (* В 1939 году институт был переименован в Арктический научно-исследовательский институт, в 1959 году - в Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт.) от Серпухова пришла телеграмма:

«Произведена топографическая и геологическая съемка 8000 квадратных километров южнее мыса Северного... Обнаружено коренное месторождение меди в виде обильных, богатых арсенопиритом жил в контакте гранита со сланцами, месторождения мышьяка, а возможно и золота в виде кварцевых жил с арсенопиритом, месторождение никеля... Поиски и разведка россыпей затруднены при наличии мощных ледниковых наносов. Слухи о каменном угле западнее мыса Северного не подтвердились. Полевые работы возобновим в марте 1934 года. Транспорта нет, работаем пешком с котомкой. Выполнение плана гарантирую».

Свое слово первопроходцы с честью сдержали.

Чтобы сделать работу более производительной, Серпухов и Бойков решили по маршрутам ходить в одиночку. Уходили на один, а чаще, для экономии времени, на несколько дней. Нередко натыкались на волков. Приведу отрывок из дневника Владимира Ивановича:

«Звериная опасность, может быть, и невелика, но беспокойство (за товарища. - М. В.) она причиняла большое. Жутко. Я поседел за время работы, а я не робкий человек. Все время работа на нервах, полуголодный, всегда в напряженном состоянии, никогда хорошо не выспишься».

Опасность подстерегала геологов и с другой стороны. Боясь коллективизации, кулаки развернули среди чукотского населения бешеную агитацию против проводимых советской властью социальных преобразований. В отдельных стойбищах геологов встречали враждебно, и нужно было проявлять огромную выдержку, мужество и достоинство, чтобы не дать себя спровоцировать и довести начатое дело до конца. Не было уверенности в том, что заранее заброшенное в тундру продовольствие не будет уничтожено.

Таскать рюкзаки с образцами по каменистым россыпям и кручам Серпухову и Бойкову становилось все труднее. Особенно изнурительными были последние недели полевых работ. Сказывались физическая усталость, скудное питание и истощенность организма. И все же в минуты отдыха они мечтали исследовать низовье реки Амгуэмы, бассейн реки Ванкарем, район Колючинской губы, юго-восточное побережье от Анадыря до меридиана Колючинской губы, реку Кувет и реки к востоку от Чаунской губы.

Возвращаясь на полярную станцию, Серпухов и Бойков зашли на базу, где были собраны образцы пород и пробы. В условленное время туда же должны были прийти четверо чукчей, с которыми было заключено соглашение о доставке груза экспедиции на мыс Северный. Время шло, а носилыцики так и не появлялись. Когда стали подходить к концу запасы продовольствия, геологи решили, оставив на базе ружье и часть образцов, выйти им навстречу, переходя от одной продовольственной базы к другой.

Набралось несколько тюков и рюкзаков. Не то что нести, поднять весь груз Серпухову и Бойкову оказалось не под силу. Тогда они решили перетаскать его на ближайшую базу в несколько приемов. Когда геологи, еле передвигая от усталости ноги, дошли до базы, то не поверили своим глазам: деревянный ящик, в котором находились жестяные банки с продовольствием, был вдребезги разбит, банки прострелены, их содержимое разбросано и растоптано. В карманах у каждого оставалось по пресной лепешке и куску сахара, а до мыса Северного им предстояло еще пройти не менее 200 километров по горным кручам и топкой тундре. И все же сознание того, что в 100 километрах находилась еще одна продовольственная база, вселяло надежду. Рассчитывая вскоре вернуться на разгромленную базу, геологи оставили на ней большую часть поклажи. Собрав с земли все, что можно было употребить в пищу, они двинулись в путь.

Вторая продовольственная база также подверглась разгрому и опустошению. Классовый враг не хотел сдавать свои позиции и вредил, где только мог. Оборванные, с почерневшими лицами и воспаленными глазами, еле волоча ноги, поддерживая друг друга, как призраки, появились Серпухов и Бойков на полярной станции. За пазухой у Серпухову лежал завернутый в тряпочку, единственный неброшенный образец - кусок кварца с крупными кристаллами оловянного камня, найденный в 12 километрах от устья реки Баранихи (* Позже эти места назвали точками Серпухова. Последующие экспедиции, в которых В. И. Серпухов и Д. Ф. Бойков не участвовали, отыскать точки не смогли. Вероятно, при глазомерной геологической съемке разведчики недр допустили ошибку и то место, где был найден уникальный образец, на карту было нанесено неверно.)

... Когда В. И. Серпухов и Д. Ф Бойков вернулись в 1934 году в Ленинград, то высказали единое мнение: Чукотка - богатейшая кладовая полезных ископаемых. Будущее полностью подтвердило справедливость этих слов.

 

далее: Челюскинская эпопея