Я. ВОЛЬСКИЙ-ВАРИЕС
ПОХОД „ЕРМАКА" К КАРАВАНУ „САДКО"
(В навигацию 1938 года)
(В навигацию 1938 года)
... 18 августа 1938 года экипаж „дедушки ледокольного флота", ледокола „Ермак", закончил проводку пароходов „Уралмаш", „Мироныч" и „Сталинград" через тяжелый лед пролива Вилькицкого и западной части моря Лаптевых. Дальнейший путь этих пароходов лежал к бухтам Тикси и Нордвик через свободную ото льда южную часть моря Лаптевых.
Это была уже четвертая операция 1938 года, успешно законченная „Ермаком". С момента выхода из Мурманска в сверхранний рейс к Земле Франца-Иосифа ледокол освободил три зимовавших в Арктике каравана. 15 транспортных и ледокольных судов были возвращены в строй действующих кораблей нашего торгового флота. Большинство освобожденных судов сразу же включилось в арктическую навигацию, получив самостоятельные оперативные задания.
Во льдах центральной Арктики оставалось еще три ледокольных парохода — „Садко", „Седов" и „Малыгин", унесенных стихией полярного дрейфа далеко на север.
Поход к ним был связан с трудностями работы в совершенно неизученном районе, где еще никогда никто не плавал.
Закончив приемку угля и воды с пароходов, пришедших с запада, „Ермак" начал свой путь для производства глубокой разведки в северовосточной части моря Лаптевых.
Когда свободные от вахт ермаковцы собрались в столовой ледокола, чтобы заслушать доклад Героя Советского Союза А. Д. Алексеева о достижениях советской авиации, над ледоколом неожиданно появился самолет. Это была оранжевая двухмоторная летающая лодка „Н-243" летчика-орденоносца Матвея Козлова. Самолет сделал два круга над ледоколом, прощальное покачивание корпусом и ушел в ледовую разведку.
На карте моря Лаптевых, лежащей в штурманской рубке ледокола, был проложен курс почти по 76 параллели на восток к острову Котельному.
Зеркальная поверхность моря, отражавшая широкий луч солнечного света, свободна ото льда вплоть до самого горизонта. Измеренные эхолотом глубины не превышают 20—25 метров. Скорость приходится сбавлять и делать в час не более 7—8 миль.
Весь переход до Котельного прошел по чистой воде. Долго господствовавшими южными ветрами лед унесло на север.
Только около самого Котельного появился лед. Остров со всех сторон был окружен припаем. Подойти к полярной станции для выгрузки авиабензина самолету летчика Купчина ледокол не смог. Решили снабдить самолет горючим прямо в море.
Отыскав недалеко от острова широкую полынью, ледокол стал на якорь, а летающая лодка „Н-238" села на воду и подрулила почти к самому борту.
Заправив самолет горючим, молодой полярный летчик Георгий Купчин, желая полностью использовать установившуюся прекрасную погоду, сразу же вылетел в разведку.
Через несколько часов с самолета было получено радио, сообщавшее, что он долетел до 78 параллели, нигде в пределе видимости не обна-
[72]
Получив столь благоприятное сообщение, ледокол быстро выбрал якорь и лег на курс „норд".
Перед нами вновь расстилалось бесконечное водное пространство, чистое ото льда. Ледокол двигался вдоль 136 меридиана восточной долготы.
Часто измеряемые глубины начали резко падать. Измерение это представляло большой интерес, так как при его помощи можно было выяснить координаты края так называемой материковой ступени. Край ее является границей между мелководным морем Лаптевых и океанскими глубинами Центрального полярного бассейна. Отыскание места перехода материковой ступени в ложе полярного океана представляет большой научный интерес.
Но, к великому сожалению, на „Ермаке“ не оказалось глубоководной автоматической лебедки! При помощи же эхолота можно было измерить лишь глубины до 500 метров. Последняя глубина, которую нам удалось взять эхолотом, была 474 метра на счислимой широте 74°30'. Далее начались океанские глубины Полярного бассейна, измерить которые мы не могли. 1
Двигаясь полным ходом вдоль меридиана по чистой воде, ледокол приближался к 78 параллели.
Там, где летчик Купчин оказался окутанным туманом, мы также встретили туман. Вскоре появился лед. Поля его становились плотнее. Разводий попадалось все меньше и меньше. Видимость попрежнему не улучшалась. Произвести авиаразведку невозможно.
К северу от 79 параллели положение не изменилось. Ледокол, хотя и медленно, все же двигался к своей цели.
22 августа на широте 80°21' густой туман окутал ледокол, которому трудно стало отыскивать себе путь среди льдов. Не желая далеко уклоняться от основного направления, определяемого теперь главным образом по радиопеленгу, решили остановиться и лечь в дрейф.
Ледокол „Ермак“ в навигацию 1938 года
Фото В. Назарова
[73]
Густой туман закрывал небо. Стояла пасмурная, а иногда дождливая погода. Определить астрономически свое место не удавалось. Нельзя было определить дрейф и с помощью лота—под килем были океанские глубины Центрального полярного бассейна.
Уже на второй день дрейфа, когда через слегка ослабевающий туман можно было рассмотреть отдельные небольшие разводья, стало ясно, что торопиться с походом не следует: дождливая погода ослабляла лед. Он постепенно разрушался и таял. Прямо на глазах образовывались новые разводья. Предстоящая схватка с полярным льдом сильно облегчалась.
Эта вынужденная четырехдневная стоянка была удачным маневром.
* * *
Вечером 26 августа, не дожидаясь полного рассеивания тумана, начали двигаться дальше.
Пробираясь разводьями и преодолевая небольшие ледовые препятствия, упорно двигались к северу.
Единственным орудием в руках водителей корабля был радиопеленг, и он вывел нас прямо к дрейфующим судам.
Севернее 82 параллели появилась новая навигационная неожиданность. В истории полярного мореплавания не было подобных походов, и потому все существующие морские карты имеют предельно-высокую широту 82°.
Штурманы и гидрографы ледокола рассчитали и построили новую карту, по которой и вели дальнейшую прокладку курса, вплоть до момента подхода к „Садко“.
Эта карта — исторический документ рекордного похода в район Полярного бассейна.
Вечером 27 августа ледокол подошел к сплошному многолетнему ледяному полю. Счислимое место в этот момент отстояло от каравана всего лишь на 30 миль. Но за точность счисления нельзя было ручаться, так как необычные условия плавания и четырехсуточный дрейф могли вызвать ошибки.
Резко усилившаяся слышимость рации „Садко" говорила о том, что караван где-то совсем близко. Но путь к северу преграждает непреодолимое ледяное поле. Попытки его форсирования не привели к желательным результатам. Лед не ломался даже под тяжестью наползавшей на него носовой части судна.
Неожиданно, после небольшого рассеивания тумана вахтенный штурманский помощник заметил на горизонте дым и трубы дрейфующих судов.
Это известие моментально облетело все судно. Люди высыпали на палубу. Когда цель так близка, не страшны уже никакие препятствия.
Отступив назад, отыскиваем более слабый участок льдины и начинаем его форсировать. Работа была тяжелой. Толщина выворачивавшихся из-под штевня обломков льда доходила до 6 метров. Стояли оглушительный треск и скрежет. На горизонте яснее стали вырисовываться силуэты усиленно дымивших пароходов.
[74]
Люди, обреченные на трехлетнюю зимовку, вдруг увидели своего освободителя. Радостным приветствиям не было конца.
Зимовщики каравана достойно подготовились к этой долгожданной встрече. Они сделали все необходимое для того, чтобы быстрее начать обратный рейс: ликвидировали следы вынужденной зимовки, приготовили к работе законсервированные машины и механизмы, развели пары. Эта работа требовала огромных усилий от одиннадцати человек команды на каждом судне. Люди не спали в течение нескольких суток, но выполнили эту работу прекрасно. Никаких задержек для начала обратного рейса не было, машины и механизмы судов, несмотря на перенесенную тяжелую зимовку, работали хорошо.
Своим подходом к каравану „Садко", находившемуся на 83° 4'.5 северной широты, „Ермак" установил мировой рекорд свободного плавания в высоких широтах. Он был всего в 415 милях от полюса, на 300 миль севернее всех судов, плававших ранее в этих долготах. Однако „Ермак" пришел туда не ради рекорда. Ему нужно было вырвать из ледяного плена советские суда. Но даже и эта широта не является максимальным пределом возможного плавания в Арктике. Если было бы нужно, мы пробились бы и дальше на север.
Но подход к каравану „Садко" — это только первая и, как потом выяснилось, значительно более легкая часть работы. Самое главное и наиболее тяжелое было еще впереди. С освобожденными из дрейфа судами надо было пробиться через тяжелый лед на юг.
Скопление многолетнего 11-балльного льда создавало исключительные трудности для движения с караваном судов. Это еще более усугублялось необходимостью буксировки аварийного „Седова". На его
Заправка самолета в открытом море Фото В. Назарова
[75]
Снабженный самым лучшим снаряжением, оборудованием и продовольствием из запасов „Ермака", „Седов", выведенный на небольшое разводье, остался в ледяной пустыне среди бесконечных полярных льдов. На его борту —15 отважных советских патриотов, добровольно оставшихся на зимовку. В их числе шесть молодых моряков „Ермака", отобранных из 40 ермаковцев, изъявивших желание зимовать на дрейфующей научной станции „Седов".
Ледоколы „Малыгин" и „Садко" преодолели все трудности обратного пути в тяжелых льдах, несмотря на новое осложнение в связи с потерей второго винта „Ермака" и ослаблением на 60% его мощности и на 75% маневренности.
Помогая друг другу на тяжелых участках, все три корабля пробились к 78 параллели. Там, у кромки тяжелых льдов, их дожидались ледорез „Литке" и пароход „Моссовет", пришедшие с грузом угля. После бункеровки „Садко" и „Малыгин" включились в арктическую навигацию, получив самостоятельные оперативные задания: „Садко" направился для снабжения полярной станции на острове Котельном, а „Малыгин" — в бухту Прончищевой.
Операция по выводу последнего каравана зимовавших в Арктике судов была успешно завершена.
Расположение судов каравана „Садко" при подходе к нему „Ермака"
Фото В. Назарова
[76]
