Остров Диксон

[fisch1]

На далеком северном острове//Пионерская правда 26 сентября 1935 № 127 (1597)
Беседа с "главным диксоновцем" тов.Светаковым

[ББК-10]

Правда, 1936, №3

НОВЫЙ ГОД В АРКТИКЕ

ДИКСОН. 1 января. (Радио спец. корр. «Правды») В жизни полярников 1 января — весьма знаменательная дата. К этому моменту в томительной полярной ночи происходит перелом — ночь идет на убыль. Мы видим уже светлую полоску на востоке. День понемногу увеличивается. Через 36 дней появится долгожданное красное солнышко!
1 января исполнилось полгода, как новая смена зимовщиков прибыла на работу в Арктику. Сделано за это время не мало. Декабрьский план работ в порту выполнен на 140 проц.
Хорошо работали сотрудники обсерватории, радиостанции. Промышленники всего района Диксона выполнили на 140 проц. план добычи песца. Регулярно выходит в свет многотиражка Диксона — газета «Полярная звезда». За газетой приезжают все промышленники в радиусе 200 километров.
В ночь под новый год на Диксоне была сильная пурга. Пользуясь небольшими промежутками затишья, с ближайших становищ на Диксон пришли встречать новый год гости-промышленники. Вечером 31 декаря состоялся концерт из специально подготовленных номеров самодеятельности. Затем ровно в 12 часов ночи (бой часов был принят по радио) начался традиционный товарищеский ужин.

Г. Боровиков

---

Правда,1936,№35

Встреча солнца

ДИКСОН. 4 февраля. (Радио спец. корр. «Правды»). Весть о том, что скоро конец полярной ночи, что должно появиться солнце, давно уже томила зимовщиков Диксона. Еще с 25 января каждый день около полудня у южной части горизонта загоралась красная заря, освещая скалистый остров. Глядя на зорьку, все по привычке ожидали появлении солнца, но тщетно. По расчетам физической обсерватории, солнце на Диксоне должно было появиться только 3 февраля
В ожидании его настроение у полярников было приподнятое, всюду раздавались шутки, остроты, смех. Вчера многие полярники отправились на промысел за песцами рано утром, чтобы первыми забраться повыше на скалу, увидеть солнышко. К счастью день 3 февраля удался безоблачный. Все насторожились, устремив взоры вверх, наподобие древних язычников, поклонявшихся солнцу. Даже водолаз, заметив под водой солнечные лучи, вылез по ступенькам из майны.
Вот солнце показалось, наконец, из-за покрытых льдом скал, играя лучами и ласково освещая улыбающиеся лица тружеников Арктики! Все замахали шапками, закричали «ура».
Теперь день быстро начнет увеличиваться, работа пойдет веселей. По всему Диксону, в связи с окончанием полярной ночи, устраиваются веселые вечера самодеятельности. танцы.

Начальник полярной станции на о. Диксон Г. БОРОВИКОВ.

[fisch1]

25 лет полярной станции// Вечерняя Москва 28 августа 1940 № 199

[fisch1]

Бор.Горбатов Радиоцентр на острове Диксон//Правда,1935, № 95 (6341),6 апреля.

Морозов В.Огни Диксона//Московский комсомолец, 1946, № 154 (693), 21 декабря

[fisch1]

Медведь весом в полтонны//Правда,1935,№ 60(6306),2 марта

[fisch1]

Остроумов С.Иванов Б. Я-Диксон//Красный Север 15 ноября 1975 №268

[fisch1]

Бронтман Л.Хват Л.Москва-остров Диксон//Правда,1935,№ 31 (6277) 1 февраля

[fisch1]

Горбатов Б.День острова Диксон//Правда,1935, № 82 (6328), 24 марта

[fisch1]

Радиомаяк потушен бюрократами // Вечерняя Москва, 20 марта, 1934, № 65 (3094)

[ББК-10]

Известия, 1936, № 254 (6111), 1 ноября.

♦
ОСТРОВИТЯНЕ ГОТОВЯТСЯ К ПРАЗДНИКУ

ОСТРОВ ДИКСОН, 31 октября.
Радио от соб. корреспондента.

Островитяне готовятся к октябрьским празднествам. Механик Фолленвейдер вчера досрочно пустил новый двигатель, обеспечив яркое освещение зимовки. Из опасной поездки вернулся неутомимый начальник острова т. Боровиков. Когда он соскочил с нарт собачьей упряжки, его обожженное морозным ветром лицо светилось довольной улыбкой. С трудом и риском пробравшись по молодому льду к отплывавшему на большую землю ледоколу «Малыгин», т. Боровиков привез с корабля 2 ящика свежих антоновских яблок!
Кончив вахту, радист-стахановец П. Целищев наспех пьет чай и бежит в слесарную мастерскую — ремонтировать сломанную педаль рояля. Два синоптика и две работницы радиоцентра репетируют в красном уголке чеховский «Юбилей». С другого конца дома доносятся звуки джаза. Это механик Зайцев репетирует с группой любителей один из номеров праздничного концерта.
Дети таинственно шепчутся. Кто-то сообщает «по секрету»: «Нас будут катать на собаках». Потом ребята обсуждают вопрос о том, что им подарят к празднику.
♦

[ББК-10]

Известия, 1985, № 221 (21298), 8 августа.

Из арктического дневника
Может быть, сейчас, летом, и не стоило возвращаться к той мартовской пурге, поймавшей нас между материком и островом. Но дело, собственно говоря, не в пурге, хотя и она запомнилась крепко.

ВЕТЕР В ПЛЕЧО

ПУРГА налетела под вечер с востока, навалилась всерьез, мгновенно соединила ледовую твердь с небесами. Под гусеницами вездехода и над его кабиной, и впереди, где только что можно было различить очертания берега, взгляд теперь упирался в тугую струящуюся белизну. Машина словно повисла в центре белого шара.
— Так и называется, — подтвердил шофер райкома партии Юрий Петрович Прима, — «Эффект пинг-понга».
По его тону можно было понять, что Арктика все делает, как положено, и игра, хотя и жесткая, ведется в пределах правил. В нашей ситуации главное правило заключалось в том, что машина должна двигаться прежним курсом. Левее поселка Диксон простирались ледяные поля Карского моря, правее — таймырская тундра. Не убавляя и не прибавляя скорость, легонько работая рычагами, Юрий Петрович развлекал меня беседой.
— Если машина заблудится, ее ищут там, откуда метет пурга... Почему? Очень просто. Когда водитель потеряет ориентировку, он потихоньку подворачивает так, чтобы фары светили дальше. Значит — навстречу пурге. Пеший, тот другое дело. Пеший подставляет пурге спину. Его нужно искать по ветру.
— Но если человек пойдет наперерез, подставит ветру плечо, что тогда? Ведь искать будут по общему правилу?
— Тогда... тогда, — Юрий Петрович задумался, и молодая, задорная улыбка осветила его лицо. — А может, и не придется тогда искать? Может, такой и не заплутает?
Мы замолчали. Нехорошо свистела пурга, но мотор рокотал ровно. Минут через пятнадцать белый шар, окружавший вездеход, бесшумно лопнул, пробитый стальными клювами портовых кранов. Машина вышла к причалам.

НАКАНУНЕ, когда я впервые увидел Диксон, было солнечно и морозно. Из кабины вертолета открылся остров — на белой скатерти белый каравай, присыпанный с края маковыми зернышками поселка. Промелькнула бухта, надвинулся береговой поселок: пятиэтажки, трубы ТЭЦ, крыши деревянных домиков. Как в кино, наплывом возникли три литых каменных паруса — памятник участникам боя с германским крейсером «Адмирал Шеер». Паруса качнулись, выпрямились, и вертолет мягко опустился на запаянную в лед, прокаленную морозами базальтовую скалу.
Поселок, впрочем, не выглядит сурово. Между завьюженными домами сновали юркие «Бураны», вздымая из-под гусениц фонтанчики снега. Женщины катили санки с младенцами. Санки здесь особой конструкции, вроде кабин планеров: крашеная коробка из многослойной фанеры увенчана прозрачным плексигласовым колпаком. Перед зданием райкома партии и райисполкома расположен диксоновский парк: четыре елочки. На зиму они зашиты досками.
Секретарь райкома Михаил Михайлович Карпенко разговаривал по телефону:
— Летчики план закрывают. И по тоннажу, и по налету... С рыбой хуже... Да есть она, есть рыба! Доставить трудно... Санный поезд? Организовали... Ничего, успеем. Послали вездеход. Он привезет документы...
Потом Карпенко звонил на предприятия. Рыбзавод «закрывал план» еще и пушниной, и морским зверем, гидрологи — километрами промеренных на море глубин, метеорологи — процентами оправдавшихся прогнозов погоды. Даже в цифрах Арктика оставалась Арктикой.
— Извините, — сказал Карпенко, положив трубку на рычаг. — Такое дело... Первый секретарь — в больнице, предрайисполкома — в командировке, а тут как раз конец квартала. Может, пока поездите, посмотрите? Шофер райкома старожил. Он все покажет.

МЫ НАЧАЛИ с бревенчатого домика. Надпись гласит: «Краеведческий музей. Открыт для жителей Диксона по воскресеньям с 12.30 до 15». Для гостей хозяева музея — ученики средней школы делают исключение.
Строгая шестиклассница с бантом повела нас по залам. Чучела птиц, шкура полярного волка, меховая одежда нганасана, старинный компас, флаги, карты, фотографии: Сибиряков, Бегичев, Нансен, Папанин, знаменитые полярные летчики...
— Ой, осторожно, порежетесь! — испуганно воскликнула девчушка.
Рыжий осколок 280-миллиметрового снаряда с «Адмирала Шеер» увесист, его края действительно остры.
После «самого северного музея на земном шаре» мы побывали в «самом северном цехе железобетонных конструкций», потом в порту, где краны, похожие на стаю долговязых озябших птиц, ждут наступления лета.
На морозе запахи умирают. Повсюду, даже на базе гидрологов, заправлявших газом баллоны для сигнальных огней, воздух был стерильно чист. Только на молочной ферме, тоже «одной из самых северных в мире», добротно пахло навозом.
Зато звукам в крепкий мороз — раздолье. Шагая по сугробам, как по ксилофону, мы подошли к памятнику Бегичеву.
Памятник хороший. Но поставлен несколько странно. Отвернувшись от улицы и площади, Бегичев шагает прямо на дома, будто они для него не существуют, как не было их в первый год нынешнего века, когда он, боцман шхуны «Заря», отправлявшейся на поиски таинственной Земли Санникова, впервые вступил на этот берег. Правда, и сам Бегичев был тогда другим — молод, без бороды, в Арктике новичок, и немало должно было случиться, чтобы его морская, вразвалку, походка сменилась этим легким, как бы скользящим шагом полярного исследователя.
С каким шиком он, крестьянский волжский паренек, подкатил после первой экспедиции к отчему дому! Все жители Царева сбежались посмотреть на земляка в невиданных полярных одеждах. Погулял на славу, купил лес для дома, начал строиться. И вдруг заметался, затосковал... И по первому зову умчался обратно на Север. А потом легли на карту открытые им острова, и он вывозил на оленях матросов с затертых льдами судов «Таймыр» и «Вайгач», участвовал в первых советских экспедициях на Севере и разыскивал по поручению Москвы и просьбе Осло следы двух пропавших членов экспедиции Амундсена...
Мы подъехали к кресту из почерневших жердей. Он поставлен на берегу бухты, там, где Бегичев обнаружил останки и второго норвежца, матроса Тессема.
— Прошел девятьсот километров. По тундре... И погиб почти у цели. Может быть, уже огни видел, — сказал Прима.
Теперь поселок сам пришел к мужественному норвежцу. Над крестом и мраморной плитой вспыхивали огни электросварки. Кто-то кричал простуженным голосом: «С раствором поторапливайтесь! Это вам не Сочи! » Диксоновская ПМК — передвижная механизированная колонна тоже спешила «закрыть план»: над бухтой поднимались стены еще одного пятиэтажного дома.

ВЕЧЕР провел у художника Владимира Владимировича Королева. Хозяин угощал стро1аниной. Он становился на стул, просовывал руку в форточку, извлекал из сугроба серебристую замороженную рыбину. На дубовую доску из-под острого ножа падали, завиваясь колечками, тонкие пластинки сырого муксуна.
Говорили о нашем общем товарище, Владимире Александровиче Рудном.
Невысокий, телосложения хрупкого, характером мягкий и деликатный, еще в 1940 году освобожденный медкомиссией от службы в армии, писатель Рудный с первых часов войны стал одним из самых смелых и активных фронтовых журналистов: Таллин, Ханко, блокированный Ленинград... Он одним из последних покидал пылающий Севастополь и одним из первых вновь вступил на его улицы, летал на бомбежку вражеских позиций на Тамани, был в окопах под Киевом, прорывался с бронекатерами в Будапешт, дошел до Берлина, участвовал в Сунгаирском походе... После войны много ездил, особенно охотно — на Север.
Последняя командировка в его жизни была на Диксон. Тогда, вернувшись в Москву, он и рассказал о Королеве, о созданной с его помощью для ребятишек «Школе искусств». Рудный умел восхищаться людьми искренне и самозабвенно.
Судьба Королева действительно не совсем обычна. Жил в Смоленске, создавал узоры для льняных тканей. В Софии, Брюсселе, Париже сделанные по его рисункам покрывала и скатерти получали «Гран-при».
И вдруг, побывав в случайной командировке на Севере, круто переломил судьбу. Напросился скотником на полярную станцию на острове Хейсе. Станция большая, со своей фермой, но художник штатом не предусмотрен. Доил коров, откармливал поросят и рисовал, рисовал, рисовал... На Диксоне обосновался прочно. Арктические пейзажи Королева разом нежны и суровы. Округлость Земли очевидна, и не небо, а космос простирается над ледяными полями.
Он вызвался проводить меня в гостиницу. По дороге мы заглянули в «Школу искусств». Теплые комнаты в этот поздний час казались просторнее. Поблескивали крышки фортепьяно. В зеркале танцевального зала отражалась красная сигнальная лампочка, горевшая над подъездом соседнего дома: снова надвигалась пурга. В полночь она уже хлестала по окнам гостиницы, не давала заснуть.

ЧТО ЖЕ все-таки влечет людей на Север, в этот морозный, пронизанный ветром простор? Что потом удерживает их здесь? Вот ведь и Юрий Прима приехал после армии годика на два, а минуло пятнадцать лет. Ходил в море с гидрографами, работал на полярной станции, зимовал в Антарктиде. Два его сына родились на Диксоне. И в этом поселке, и на ледоколах, и на полярных станциях, и в портах Арктики нередко встречаются люди подобной судьбы.
Так называемый «длинный рубль»? Но что сказать тогда о докере Сергее Петровиче Кайдан, которого жена после двадцати лет уговоров увезла все-таки к себе на родину, в Молдавию, а через год он вернулся с семьей обратно?
После разгрузки в сорокаградусный мороз портовики отогревались в жаркой бане. Товарищи посмеивались. «Ну чего тебе в Молдавии не хватило? Фруктов? » — «Фруктов в достатке. Без строганины трудно». Когда шутки стихли, Сергей Петрович рассказал мне потихоньку, как в мае пробуждается Енисей: тишина, вдруг гром, как из тысяч орудий, это лед треснул, и опять тихо, только напряжение в воздухе...
Нет, нельзя, конечно, отрицать значения «материальной заинтересованности». Но, во-первых, рубли не бывают «длинными» или «короткими». Они делятся по-иному: на те, которые заработаны, или добыты, что, к сожалению, еще случается, нетрудовым путем. Если кто-то хочет проверить, за что даются полярные надбавки и коэффициенты, пусть приезжает сюда, попробует, работа найдется. Можно, как метеоролог и радист полярной станции «Солнечная» Любовь Тимофеевна Серебровская, десять раз в сутки выходить к приборам, каждый раз перед этим посмотрев в окно, чтобы убедиться, что все четыре белых медведя, обосновавшихся возле станции, находятся на мысу, далеко от площадки, и только после этого, вооружившись на всякий случай ракетницей, открыть дверь. Можно, как бригада диксоновских строителей Валерия Борзова, вести монтаж на таком морозе, что даже металл становится хрупким. Можно забивать двенадцатиметровые сваи, чтобы поставить дом. Можно учить ребят музыке... Но зазря деньги на Севере не платят. Да и дело не только в них.
Еще Достоевский писал о «золотом дворце», наполненном благами, из которого, затосковав по простору, убегают люди. Материальный достаток, сам го себе, конечно же, необходимый, не приносит счастья, если он и только он становится целью. Человеку нужен не «золотой дворец», по крайней мере не сам дворец. Он должен свободно и творчески по своей воле и разумению строить его своими руками. Однажды дочь спросила отца — одного из мудрейших отцов в истории человечества: «Твое представление о счастье? ». — «Борьба», — ответил Карл Маркс.
Словно подтверждая и конкретизируя эту мысль, передо мной прошли лица людей, с которыми довелось встретиться на Диксоне. Они не произносили высоких слов и отнюдь не считают себя героями. У каждого свои радости, огорчения и невзгоды. Вот директор школы Нина Михайловна Гомель ведет старшеклассников расчищать памятник защитникам Заполярья. Завтра бронзового матроса снова по ленточки бескозырки засыплет снег. Ребята опять придут и расчистят. Выпускницей пединститута приехала Нина Михайловна на Диксон, не по выбору, по распределению. Двадцать пять лет проработала здесь и говорит, что никогда и никуда не уедет. Вот, чуть сутулясь, не поддаваясь ветру, идет Павел Яковлевич Михайленко, гидрограф. Он проработал на Диксоне сорок лет...
Перед тем как отправиться на аэродром, мы снова остановились у памятника Никифору Бегичеву. Вчерашняя пурга забелила его щеку, бороду, полу меховой парки. Бегичев шел к океану, наперерез пурге, подставив ветру правое плечо.

Тимур ГАЙДАР.