Далекое—близкое
Арктика: ШТУРВАЛ И ПАЛИТРА«Известия» уже рассказывали о чрезвычайной ледовой обстановке, сложившейся в начале октября в восточном районе Арктики у берегов Чукотки. В плену у стихии оказался большой караван транспортных судов. И все же, как ни велики были ее силы, они преодолены.
Отдавая дань мужеству полярников, сегодня нельзя не вспомнить людей старших поколений, чей богатый опыт освоения Арктики несомненно сказался и в эту суровую навигацию. Многих из них хорошо знал ветеран «Известий» Савва Морозов. Сегодня он рассказывает о своих встречах в Арктике.
При последней нашей встрече в Географическом обществе он шутя упрекнул меня:
— Долго ты ко мне собираешься. Неужели до Речного вокзала дальше, чем до полюса?..
У Речного вокзала в Москве жил тогда Виталий Иванович Масленников, полярный летчик, Герой Советского Срюза, человек, влюбленный в Арктику и живопись. А вспомнил он о Северном полюсе, о «точке земной оси», где привелось мне быть с экипажем Масленникова в апреле 1948 года и заслужить там почетное избрание на должность экспедиционного кока.
Дел на льдине хватало всем — от командира до радиста. И корреспондент «Известий», чтобы не оказаться тунеядцем, занялся приготовлением пищи на всю честную компанию. Утверждая меня в должности, Виталий Иванович сказал:
— Работа не писательская, хлопотная, грязная... Однако будут тебе помогать дневальные кухонные мужики: завтра — я самолично, послезавтра — Мих-Мих.
Наш гидролог Михаил Михайлович Сомов (впоследствии Герой Советского Союза и первопроходец Антарктиды) был тогда озабочен установкой лебедки над лункой, только что пробитой во льду. Он кивком подтвердил слова командира, который занимался тем временем своим «художественным промыслом»: снаружи палатки приладил мольберт, внутри — разжигал примус для обогрева красок, леденеющих на морозе.
Так вот и началась наша полюсная вахта, рассчитанная на трое суток. Однако уже в последующие два дня мне, коку, так и не привелось испытывать в роли кухонных мужиков ни Сомова, ни Масленникова. Внезапная подвижка льдов превратила наш лагерь, над которым высился Государственный флаг СССР, в ледяное крошево — грозила поглотить и палатки наши, и машину, и нас самих.
Мы все же успели выполнить работы, намеченные по программе. Взлетали с обломков, максимально облегчив машину, для чего понадобилось слить часть горючего, выбросить баллон с газом, столь драгоценным для отопления палатки, и все остальные тяжести, в числе коих оказалось «живописное хозяйство» отца-командира. Не до жиру — быть бы живу!
Этюд, посвященный высадке на полюсе, был все же дописан, правда, дома в Москве, когда Виталий Иванович заканчивал полный курс студии при Суриковском институте. А там появилась и однокомнатная квартирка, куда можно было перебраться со старушкой матерью. О более обширных апартаментах Виталий — убежденный холостяк, чистейшей воды бессребреник — и не мечтал.
Мы оба — москвичи, продолжали дружить, встречаясь, как это ни странно, главным образом в Арктике.
Из арктических «послеполюсных» встреч запомнился мне один, теперь тоже давний полет над Карским морем в ледовой разведке. Виталий Иванович, к тому времени готовившийся к выходу на пенсию, был на борту машины инструктором-наставником при молодом пилоте. Когда подлетали к острову Белуха, несколько раз приказывал инструктор снижаться до бреющего. Напряженно вглядываясь вниз, Масленников делал карандашные зарисовки в альбоме.
— Надеюсь, тебе понятно любопытство мое к здешним местам, — вымолвил он, обращаясь ко мне.
Как не понять!.. Кто из полярников не знает, что здесь, у острова Белуха, 25 августа 1942 года ледокольный пароход «Сибиряков», вооруженный единственной пушчонкой, принял неравный бой с фашистским тяжелым крейсером «Адмирал Шеер». Ценой собственной гибели сибиряковцы спасли тогда караван наших судов, которые, успев войти в лед, стали недосягаемы для фашистских пиратов. Мне привелось как раз в те дни, в конце августа 1942 года, быть на эсминце «Гремящий» близ Новой Земли. Своими глазами читал я радиограммы Сибиряковского капитана Анатолия Алексеевича Качаравы, последние вести от него, израненного... Пройдя ад плена, Качарава впоследствии долгие годы плавал в северных и южных водах, был начальником Грузинского пароходства. Между собой друзья-полярники называли его «Черкесом».
... Продолжая зарисовки карандашом, Масленников говорил мне:
— Хороший он мужик, Черкес... Вот напишу картину «Бой «Сибирякова» с «Шеером» и обязательно ему подарю. Увидишь его раньше — кланяйся.
Год спустя я был в Одессе. Отсюда Качарава уводил океанский транспорт на Кубу. Передав ему привет от Масленникова, я услышал в ответ:
— Спасибо деду Мазаю. Окажусь в Москве, обязательно к нему в мастерскую нагряну.
Как вы догадались, «дед Мазай» — дружеское прозвище Масленникова, известное всем, кто плавал и летал в Арктике.
Сегодня, горько это сознавать, нет больше в живых ни «Черкеса», ни «деда Мазая»... Позапрошлой весной весь Батуми провожал в последний путь начальника Грузинского пароходства Анатолия Алексеевича Качараву. А еще через год полярники-москвичи навсегда прощались с Виталием Ивановичем Масленниковым.
В тесной квартирке у Речного вокзала, завешанной живописными холстами, заставленной подрамниками, я разглядываю пейзажи Арктики, знакомые лица на портретах. И думаю о том, что долговечны краски. Но еще долговечнее память о людях, посвятивших себя Арктике, Родине.
Савва МОРОЗОВ,
член Географического общества СССР,
почетный полярник.