Пароход идёт по морю… Говорят, женщина на корабле – быть беде. История, которая началась в Нарьян-Маре почти 70 лет назад, подтверждает обратное.
Участников её среди нас почти не осталось, но память о подвиге печорских речников должна сохраниться.
Летом 1943 года Совет Народных Комиссаров СССР принял решение перевести пятнадцать колесных пароходов с Печоры на Обь. Там в то время не хватало буксирной тяги для перевозки мяса и хлеба, угля и леса, которые были очень нужны для фронта, шахт Кузбасса и строительства жилых и промышленных зданий для эвакуированных с запада в Сибирь военных заводов. Впервые в истории Северного морского пути речные колесники должны были пройти 1500 морских миль.
Задание товарища Микояна... Ранней весной 1943 года нарком речного флота СССР Зосима Алексеевич Шашков вызвал начальника одного из управлений наркомата Виктора Алексеевича Рязанова и сообщил, что перед речниками в наступившую навигацию поставлена задача обеспечить перевозку народнохозяйственных грузов в связи с быстрым развитием промышленности и сельского хозяйства в бассейне рек Оби и Иртыша. Задача весьма трудная, поскольку строить самоходные суда и баржи на месте негде, да и некогда. Единственный выход – пополнить флот можно только за счет переброски судов из других бассейнов. В связи с этим речникам Севера следует перегнать с Печоры на Обь через Арктику полтора десятка судов и два земснаряда. Вопрос на контроле у заместителя председателя Совнаркома Анастаса Ивановича Микояна.
– По морю? – не сдержал изумления Рязанов. – Колесники по Карскому морю? Да ведь от них щепок в случае чего не соберешь!
– Вот и я стал Микояну об этом говорить, – ответил нарком, – а он мне: идет война, значит, и в тылу надо действовать по-военному. Короче говоря, надо ехать в Нарьян-Мар, готовить экспедицию. В помощь тебе придается капитан дальнего плавания из Архангельска.
Матросы в сарафанахВ конце мая Рязанов прибыл в затон на Печоре, где находился на отстое самоходный флот. Из намеченных к отправке судов лишь один был винтовой, остальные – колесные плоскодонные буксиры. Но что делать, приказы не обсуждают, а выполняют. Обнаружилась и еще одна сложность: суда не были укомплектованы командами. Тогда в местных газетах срочно опубликовали объявления: требуются матросы, кочегары, масленщики на речной флот.
Состоялось у Рязанова знакомство и с капитаном дальнего плавания Гольдбергом, о котором говорил нарком. Поначалу приятного впечатления на Рязанова капитан не произвел: при знакомстве руки из карманов кителя не вынул, показалось, будто от высокомерия. Да к тому же при капитане безотлучно находится молодая женщина по имени Зиночка, что тоже не понравилось начальнику экспедиции. Но в ходе разговора выяснилось, что кисти рук у капитана ампутированы, и без постоянного помощника он обходиться не может. Впрочем, выбирать было не из кого, а в море без морского капитана речникам не обойтись.
Вскоре стали появляться в затоне желающие работать на судах, в большинстве своем – женщины. Вот перед Рязановым одна из них. Одета в длинный сарафан, в кофту с буфами, в длиннющих косах яркие ленты, на ногах самовязаные чулки в полоску – соблюден весь национальный наряд усть-цилемки. Смотрит посетительница весело, голос звонок:
– Вам матросы нужны?
Смотрит на посетительницу Рязанов, прикидывает: ну какой из нее матрос? А перед ним на столе листок шифрограммы из Москвы: нарком требует ускорить комплектование команд. Связь с Москвой налажена постоянная, как обещал нарком, в экспедицию прибыла радистка с радиоаппаратурой – в море без связи не обойдешься.
– Ну, пиши заявление, Дарья. Беру тебя в матросы!
К концу мая ушла в Москву радиограмма: комплектование команд закончено, в экипажах 75 женщин, то есть более одной трети личного состава экспедиции. Подписывая документ, Рязанов усмехнулся: местные остряки звали новоявленных матросов «сарафанами».
Семейный заплывВ затоне одновременно с укомплектованием экипажей шли работы по подготовке речных колесников: заваривались иллюминаторы, наращивались комингсы, устанавливались цистерны для питьевой воды, ящики для каменного угля, укреплялись на фундаментах котлы. Ведь предстояло пройти на речных буксирах по морским просторам почти полторы тысячи миль. Немало хлопот вызвало дополнительное крепление судовых корпусов, для чего между носом и кормой натягивались стальные тросы. Сделано это было по совету капитана дальнего плавания, представившего Рязанову расчет о том, что на морском волнении за счет тросов будет увеличена прочность носовой и кормовой оконечности речного плоскодонного судна. С каждым днем начальник экспедиции проникался все большим уважением к своему помощнику.
Вместе с конвертацией в затоне Щельяюра шла учеба экипажей: «сарафанных» матросов обучали, как разводить огонь в котлах, держать пар на марке, следить за манометром. Учеба строилась по принципу – как можно проще, поскольку многие из «сарафанов» были неграмотными. Те из них, кто умел держать карандаш в руках, старательно записывал в самодельные, из обоев, тетради мудреную корабельную терминологию, названия механизмов и систем.
Ученикам в сарафанах было не до тонкостей, усекли главное: начальник хочет, чтобы из трубы парохода дым не валил клубами, а струился еле заметным маревом. За соблюдением требования Рязанов следил строго, и если оно нарушалось, в клубах дыма и пара явственно слышались обвинения в адрес виновников. В таких случаях «сарафаны» боязливо помалкивали. Но зато против «горячих» замечаний поднялись капитанские жены, которые решили идти в переход вместе с мужьями, а то и целыми семьями, ведь уходили-то на Обь навсегда.
Как-то раз к Рязанову подошел механик с одного из буксиров:
- Уволь меня! Я с одной своей бабой не могу управиться всю жизнь, а теперь их на судне целый десяток.
Не успел уговорить бедолагу, пришел еще один и тоже механик:
– Дочь схоронил. Жена померла.
– Чем помочь?
– Еще одна дочь осталась. Разреши взять в рейс.
– Ну, что ж, бери….
Разрешил, а тут выяснилось, дочери механика всего три года. Кто стирать, готовить для нее будет? Но ведь лишнего механика в затоне не сыщешь. Уж лучше договориться, чтобы кто-нибудь из «сарафанов» присмотрел за девочкой.
Не дыми, пароходВ состав экспедиции вошли четыре 300-сильных, восемь 200-сильных и три 150-сильных буксира, имевших максимальную скорость 6 узлов (10 км/час). Выйдя ночью 16 июля 1943 года в строгой секретности из Щельяюра, речная эскадра прибыла в Нарьян-Мар через три дня. В нашем порту собралось тогда 15 буксиров – «На вахте», «Плотник», «Кажим», «Металлист», «Волга», «Профсоюзник», «Иртыш», «Усть-Уса» и другие. Из Нарьян-Мара речные суда сопровождались кораблями Беломорской военной флотилии – тремя тральщиками и спасательным судном «
Шквал». Кроме того, для сопровождения каравана при переходе по Баренцеву и Карскому морям в устье Печоры подошел ещё один тральщик. Выход каравана был намечен на 23 июля. Отчаливали ночью, без гудков, без сигнальных огней. Семь судов взял на буксир один из сторожевиков, по четыре взяли тральщики ТЩ-62 и ТЩ-54. Возглавил караван флагман ТЩ-58 под командованием капитана 1-го ранга Елисеева (
Ошибка: правильно Евсеев Александр Куприянович-
padsee), а четвертый тральщик находился мористее по курсу в боевом охранении.
На совещании у флагмана было объявлено: идти без дымов, соблюдать радиомолчание, переговариваться флажным семафором и световыми сигналами. Всем морякам была памятна история годичной давности, когда немецкая подлодка расстреляла у о. Матвеев караван беззащитных суденышек.
25 июля 1943 г. караван подходил уже к горлу пролива Югорский Шар. Неожиданно раздался взрыв. Над флагманом возникло облако серо-белого дыма. Менее чем через две минуты корабль затонул. К месту взрыва устремились шлюпки, которым удалось подобрать тонущих моряков. Раненых доставили на буксир «Иртыш», на котором находился врач экспедиции. Как выяснилось, флагманский тральщик подорвался на мине, унеся жизни одиннадцати моряков.
(?)Караван был вынужден встать на якоря. Стоянка продолжалась двое суток, в течение которых тральщики проводили боевое траление в проливе и на подходах к нему. Во время траления подорвался еще один боевой корабль. Летом 1943 г. немецкое командование предприняло попытку сорвать судоходство в Арктике, используя подводные лодки, число которых доходило в том районе до двух десятков. Субмарины противника выставили минные заграждения у новоземельских проливов, у Диксона, в Обской губе и Енисейском заливе. Вся надежда была на тралы «пахарей моря» и глубинные бомбы сторожевиков.
