Полярный круг, 1989 / Редкол.: В. И. Бардин (пред.) и др.; Сост. Л. А. Чешкова и В. И. Галенко. — М.: Мысль, 1989. — 463 с: ил. ISBN 5-244-00326-7.
ТРЕВОЖНЫЕ МИЛИ АНТАРКТИКИ
Геннадий Буянов
В один из теплых октябрьских дней 1985 года от причала Владивостокского порта отошел теплоход «Байкал». На нем находились участники 31-й Советской Антарктической экспедиции. Месяц спустя после коротких стоянок в Сингапуре и на острове Маврикий корабль прибыл в Буэнос-Айрес. Здесь состав 31-й САЭ пополнился новыми участниками, прилетевшими на самолете. После смены зимовщиков на станции Беллинсгаузен теплоход направился в море Космонавтов, в район советской антарктической «столицы» — станции Молодежная...
Около полудня 1 января подходим к зазубренной кромке разреженного льда на меридиане АМЦ (Антарктический метеорологический центр). Малым ходом, обходя обломки больших полей, следуем на юг. На ходовом мостике усиленная вахта: два матроса, два штурмана, не считая меня, практически не покидающего последние дни рубку. Все в черных очках. Без них невозможно смотреть вперед — нестерпимо яркая белизна отраженного ото льда света. Кое у кого уже загорели руки и лица. Предупреждаем новичков, что могут быть и солнечные ожоги.
Получаем ледовую информацию, принятую на Молодежной со спутника. До самого полярного круга лед сплоченностью 2—4 балла, для нас проходимый. А там уже и до станции рукой подать. Через остающиеся 60 миль вертолеты вполне смогут перебросить воздушный мост.
Но фактическая ледовая обстановка оказалась гораздо сложнее. Обманул спутник или облачность помешала? Через несколько часов плавания, часто переменными курсами, далеко не дойдя до намеченной параллели, обнаруживаем невысокий плоский айсберг, пригодный для посадочной площадки, и швартуемся к нему. Расстояние до станции предельное для вертолета, но далее без ледокольного обеспечения идти нельзя: разводья становятся все уже, а лед толще. Сразу же сообщаю нашему «вертолетоносцу» дизель-электроходу «Капитан Бондаренко», стоящему под разгрузкой у припая, о нашей готовности принимать винтокрылые машины и производить смену зимовочного состава, которую с нетерпением ждут отработавшие год в Молодежной. Через час-полтора будем ждать вертолет. Пока все идет по графику. Плановая стоянка три дня: I января — приход, 3-го — отход. Балует нас в новом году Антарктида. Однако в здешних водах нельзя загадывать наперед. Кто бывал у берегов шестого континента и испытал на себе его коварство, хорошо знает это.
Но недолго баловала нас своей погодой Антарктида. Плановая стоянка — три дня. А природа распорядилась по-своему. Она любит преподносить сюрпризы. Один из них получили, откуда не ждали. Когда полярники, напраыяющиеся на Молодежную, рассчитавшись с судовым киоском и библиотекой, простившись с экипажем, вытаскивали свои вещи на палубу, чтобы покинуть «Байкал», пришло известие от капитана дитель-электрохода «Капитан Бондаренко»: «Выслать вертолет не могу тчк Взломало припай зпт на который выгружена авиационная техника зпт техоборудование зпт продукты тчк Начал спасательные работы тчк Харченко».
Сутками раньше пришел он в район станции. Пробился через тяжелые льды к полуострову Танг. В 20 милях к северу от мыса Керби ошвартовался к припаю, подходящему для выгрузки, сборки и взлета Ан-2. Первым делом выгрузили самолет, доставленный сюда в разобранном виде.
К вечеру до припайной зоны стала доходить зыбь. Эта мощная н длинная океанская волна проникла под 50-мильной полосой 9—10-балльного льда и взломала ледовый причал. Части самолета, который не успели собрать, и другой груз оказались на разных льдинах. Всю ночь шли спасательные работы. Экипаж и экспедиционный состав, находившийся на борту, — все без исключения приняли участие в спасении ценной техники, продуктов. Часть груза поднимали опять на борт, остальное стропили и, не теряя ни минуты, вывозили на материк. «Аннушку» без крыльев тоже успели унести на подвеске вертолета...
К утру на взломанном припае ничего уже не осталось. За небольшим исключением, все было спасено. И вновь поиски подходящего места для швартовки и выгрузки. После неоднократных попыток удалось обнаружить низкий столовидный айсберг, вмерзший в припай. Но не так-то просто было к нему подойти. Только на седьмом часу работы полным ходом, ломая ударами корпуса толстый лед, прорубили канал к нему, завели швартовы, и разгрузка судна продолжилась. Ледовая обстановка каждый год разная, а в этом сезоне она, по словам гидрологов, гораздо сложнее, чем была в прошлом и в некоторые предшествующие годы.
Ночью потянул быстро усиливающийся северный ветер, начал уплотнять вокруг нас плавучие обломки. Получив уточненную ледовую информацию и погодный прогноз, пошли на выход, на чистую воду. Пилотам вертолетов сейчас не до нас: первоочередная задача — сохранность груза, доставленного к материку через тысячи миль. А нам спокойнее и безопаснее в открытом море. Здесь нельзя доверяться временами ласкающему своими лучами солнцу.
К полуночи 3 января встречаемся с теплоходом «Пионер Эстонии» и под его проводкой идем в лед в поисках защиты от волнения. Пока суда маневрировали друг за другом, направляясь к югу, 2-й помощник Науменко и 4-й механик Соколов подготовили мотобот к спуску. Зыбь швартоваться не позволяет. Но и далее углубляться тоже нельзя — разводьев становится все меньше, все чаще встречаются большие ледяные поля. Легли в дрейф невдалеке друг от друга. Спустили мотоботы и за три часа перебросили 70 человек и три тонны продуктов. «Пионер Эстонии» дает ход и уже один идет к станции, пробивая себе дорогу в сплоченном панцире льда.
С каждым часом погода меняется, и разгружать грузовые суда приходится урывками. Радиостанция АМН сообщает: «7 января всех станциях научные наблюдения программам тчк Молодежной выполнено 4 рейса вертолетов доставки части грузов зпт ранее выгруженных айсберг тчк Оба судна 1400 мск 6 января оторвало айсберга швартовых зпт зажало зпт потеряли движение тчк Перед этим на суда были вывезены 34 участника 30 САЭ тчк 7 января обстановка районе судов результате сильного восточного ветра ухудшилась тире сильное сжатие тчк 8 января тх «Пионер Эстонии» получил возможность некоторого движения зпт «Капитан Бондаренко» по-прежнему зажат тчк Вертолеты находятся Молодежной постоянной готовности тчк Пасмурно зпт слабый снег зпт видимость 2 километра зпт ветер восточный 8—14 зпт порывы 20 м/с зпт температура минус 3—0 тчк...»
Даже из скупых строк диспетчерской сводки, посланной руководству САЭ, видно, насколько сложна ситуация. А ведь в радиограмме всего не скажешь. Не расскажешь того, что прочувствовали и перенесли капитаны и их экипажи, когда на них, сжатых льдом, двинулись и прошли рядом, к счастью не задев борт, айсберги.
Пока грузовые суда пытались выгрузиться, мы в ожидании их дрейфуем на чистой воде. Теплоход без движения раскачивается, как «ванька-встанька». Все, что можно было, закрепили, расклинили. В каюте нахожусь мало, больше на мостике или в радиорубке. Прослушиваю все переговоры между судами и Молодежной. Обстановка серьезная, и это еще мягко сказано. Почему-то долгое молчание в эфире. Пребывание в неизвестности изматывает и тревожит — как они? Что с ними?
Вызываю на радиотелефон «Капитан Бондаренко»:
— Доброе утро, Степан Филиппович! Я в неведении. Сообщите обстановку, если имеете время и возможность. Прием.
— Доброе утро, Геннадий Сергеевич! Рад слышать тебя, чай, нас не забываешь, — отвечает он бодрым голосом и по своему обыкновению с юмором. — Ну, новости у нас плохие, если не хуже. Зажало нас, ни туда ни сюда, ни пикнуть. Сейчас мимо айсберг прошел — вершина выше мачты — вплотную. Пришлось даже предупредить всех, чтоб жилеты проверили. Но миновало. И прет он сейчас прямо на «Пионер Эстонии». Как ему, бедолаге, удастся вывернуться — не знаю. А рядом еще несколько крутятся-вертятся, а мы без движения, не отскочишь. Положение — хуже «губернаторского». Прием.
— Ясно. Вертолеты-то хоть в готовности?
Вертолеты в готовности, но на станции. Надо сажать их поближе, чтоб вовремя подскочили в случае чего. Да видимость плохая, ветер сильный.
— А мысли не было взорвать лед по носу — по корме, чтоб хоть как-то передвигаться, уклоняться от айсбергов?
— Мысль-то была. Да, понимаешь, это трудно, да и нечем: вся взрывчатка на берегу. Хоть, вероятно, взрывы чем-то и облегчили бы нашу участь. Потом, айсберги окружили нас, спрессовали лед искрошили его. Так что практически сейчас невозможно что-либо сделать. Надеемся на «авось». Ты ведь знаешь — он часто выручает. Прием.
— Да, это я знаю. Но к нему бы не мешало что-то более реально ощутимое. Степан Филиппович, координаты дайте свои, пожалуйста.
— Что поделаешь, другого нет. Записывай: 67, 10 и 8 южной, 45, 27 и 5 восточной.
— Ну, все ясно, спасибо. Не буду отвлекать и задерживать вас своими вопросами, хотя внимательно слежу за всеми вашими переговорами. А у меня тут «райская жизнь»: ветер — двадцать метров, кидает безостановочно — крен до тридцати градусов, дрейфую вдоль кромки. И неизвестно, сколько эта канитель с погодой протянется.
— Что-то синоптики на сей раз только обещаниями улучшения погоды кормят. А нам нужен ветер с противоположного направления. Ну ладно, побегу я, Геннадий Сергеевич, а то там телеграфом уже дергают.
— Всего хорошего! Держитесь и не теряйте надежды!
— Спасибо! В случае чего буду информировать.
— Да, да. Пожалуйста. Обязательно. Я постоянно на связи. Кладу трубку. Ветер за иллюминатором неистовствует, несет
снежную пыль. При кренах видны то мрачное, низкое небо, то седая пена волн. Где-то что-то перекатывается, раздражая надоедливым перестукиванием».
Три часа спустя слышу знакомый спокойный голос капитана «Пионера Эстонии»:
— Молодежная, Молодежная. Я «Пионер Эстонии». Прием.
— Я - Молодежная, слышу вас хорошо. У аппарата Тябин. Прием.
— Добрый день, Николай Иванович! Сарапунин говорит.
— Здравствуйте, Валерий Алексеевич! Как дела ваши? Слушаем вас. — Голос его хриплый, усталый после бессонных ночей, многих совещаний, телефонных разговоров и, я догадываюсь, беспрерывного нервного курения.
— Ситуация у нас очень нехорошая остается. По-прежнему без движения. Очень сильное сжатие. Только что прошел айсберг, рукой достать можно было. Объявлял тревогу. Но он нас развернул во всей этой каше и не задел. Сейчас вот еще один подходит. Что будет дальше, не знаю. Прием.
— Ясно, Валерий Алексеевич, плохо, очень плохо. Мы тут все в беспокойстве, но ничем, к сожалению, пока помочь не в состоянии. Прием.
— Николай Иванович! Нужно вертолеты в готовности держать, мало ли что случится? Сейчас тут видимость вроде нормальная и облачность поднялась.
— Авиаотряд предупрежден, все находятся у машин. Но пока не могут вылететь — сильный ветер в районе станции и плохая видимость. Айсберг не повредил вас? Прием.
— Нет, он нас не сам давил, а ледяной подушкой, мягко. Проскребли только малость носом, краска полетела. Сделали замеры, пока все благополучно. Повезло.
— Ну, спасибо, обрадовали меня. А то мы тут испереживались за вас. И все начеку — только появится малейшая возможность, пойдут вертолеты. Надо снять всех лишних людей.
— Да, конечно, Николай Иванович. Без них будет спокойней, меньше забот. У меня пока все.
— Хорошо, договорились. До связи...
Я, наверное, уже в сотый раз просматриваю ледовые и синоптические карты, пытаясь найти прогалину во льдах, чтобы подойти как можно ближе к зажатым судам. Но карты ничего утешительного не сообщают, нет даже шелочки в подвижном панцире льда. Придется отказаться от идеи приблизиться. Только мысленно находишься с ними, да эфир связывает нас. То на одном, то на другом из судов уже дважды объявлялись общесудовые тревоги. Люди в спасательных жилетах находились на верхних палубах, наблюдая, как тридцатиметровой высоты ледяные горы неумолимо надвигаются на неподвижное судно, толкая перед собой подушку из крошева льда. Вот эта-то подушка и спасала суда от соприкосновения с айсбергом. Она медленно и мягко давила на борт, и теплоход разворачивался, пропуская мимо себя грозную громаду. Проходил один, а за ним шел следующий...
Не следует забывать, что даже обычное плавание во льдах таит в себе определенную степень риска, зависящую не только от технических возможностей судна, но и от физического состояния льдов — их сплоченности, толщины, возраста. Нередко оно сопровождается поломками винтов и повреждениями корпусов. А особую опасность на море представляют обледенение, сжатие и айсберги. Все эти грозные опасности налицо, полное их сочетание. Суда, оказавшиеся в зоне действия этих сил, становятся игрушкой стихии...
В таком напряжении и тревоге прошло еще три дня.
— «Байкал», я — Молодежная. У аппарата Тябин. Как у вас погода? Прием.
— Ветер восточный, двенадцать метров в секунду, видимость — шесть-семь миль, высота облаков - восемьсот метров.
— Хорошо. Геннадий Сергеевич, у меня к вам просьба: пока Лялин еще занят с грузом, поищите льдинку, чтобы мы могли присесть и, как он освободится, перебросить людей. Как меня поняли? Прием.
— Понял вас. Даем ход, идем к кромке. Но зыбь еще сильная, и далеко мы не углубимся — сплоченность начинается сразу же на границе, без разводьев. А рядом вряд ли будет возможность работать с вертолетом.
— Понятно. Но постарайтесь, пожалуйста, и попытайтесь. Если сами не найдете — я вышлю самолет на разведку. Погода наконец улучшается. Какое расстояние от вашего местоположения до станции?
— Сто десять миль. Ну, все понятно. Я пошел. Результаты сообщу незамедлительно.
— Хорошо. Сообщайте. Жду... Вечером того же дня:
— Николай Иванович! Нашел льдину приличную, можно работать. Два кабельтовых от кромки. Вокруг лед сплоченный, шесть-семь баллов. Но очень сильная зыбь. Пока нужно подождать. Я побоялся входить — льдины буквально подбрасывает.
— Ну что ж, оставим полет до утра, — произносит он совершенно расстроенно.
— До утра... — Я расстроен не менее его: у нас кончается вода, начала ощущаться нехватка продуктов — никто не рассчитывал на такую задержку.
Утром:
— Николай Иванович! Ветер семьдесят градусов, двадцать — двадцать пять метров в секунду. Волна — свыше шести метров. Находиться здесь мне небезопасно, ухожу на север.
— Ну что за напасть такая! А у нас тут нормально...
— Да, а льдину ту уже разломало, и вообще вблизи сейчас я не вижу ни одной порядочной. За ночь весь прикромочный лед волнением искрошило.
— Ну что ж, успокоится — буду посылать самолет на разведку...
Еще сутки кувыркало нас, лежащих в дрейфе. Машиной стараемся как можно реже подрабатывать — запасы топлива тают. Приходится мириться с сильной бортовой качкой.
12 января волнение залегло, и мы опять подходим ко льдам. Да, будь у нас вертолетная площадка — не было бы нужды далеко в лед забираться, меньше бы зависели от ледовых условий, авиации и грузовых судов. А на нее. говорят, денег нет...
Ждем результатов авиаразведки.
Выписка из распоряжения начальника 31-й Советской Антарктической экспедиции Н. И. Тябина от 12 января 1986 года:
«...В связи с критической обстановкой, создавшейся на борту т/х «Пионер Эстонии» и д/э «Капитан Бондаренко». которые продолжают без движения дрейфовать в районе АМЦ Молодежной в тяжелых льдах сплоченностью 10 баллов при наличии множества айсбергов, испытывают сильное сжатие, в результате чего появилась угроза возможной аварии этих судов. В целях обеспечения безопасноет и находящихся на них участников САЭ нами дано указание командиру вертолетного звена Б. В. Лялину произвести эвакуацию личного состава САЭ с грузовых судов на борт теплохода «Байкал» на расстоянии 150 километров.
Руководствуясь этими соображениями, капитану т/х «Байкал» т. Буянову Г. С. надлежит осуществить переход на судне с места стоянки на чистой воде до низкого столообразного айсберга, ранее обнаруженного при полете вертолета и рекомендованного Б. В. Лялиным для посадки вертолетов на случаи экстренной доставки людей на борт пассажирского лайнера. Расстояние от кромки льда до указанного айсберга — 3 мили, сплоченность льда на пути следования — 7 — 8 баллов. После завершения данной операции судну необходимо возвратиться на прежнее место...»
Пассажирский теплоход не предназначен для плавания в тяжелых льдах. Но сейчас всем ясно: необходимо срочно снять максимум людей с плененных льдами судов, а значит, идти на риск. Помощи ждать неоткуда, соответственно и решения не может быть другого. А как там, у станции, еще повернется дело?.. Все может быть...
Над головой с ревом проносится Ил-14. Из динамика раздается голос пилота:
— «Байкал», развернитесь против ветра, буду бросать вымпел.
— Понятно, исполняем. Ложимся на курс семьдесят градусов, С нарочито недовольными интонациями пилот продолжает:
— И. объявите, чтоб все ротозеи ушли с палубы: что они, первый раз советский краснозвездный видят?! Кто-то вон возле трубы спрятался. Ударит груз по мозгам — не обрадуется.
— Это, надо понимать, «тонкий авиационный» юмор. Главное — доходчивый.
Над судном громыхнуло издевательски-вежливое предложение басом второго пилота:
— Всем не находящимся в каютах укрыться на верандах, окопаться под шлюпками. Самолет заходит на бомбометание...
Ну а кроме шуток, вымпел бросить — это целое искусство. Упреждение, снос ветром, ход судна — это все за секунду рассчитать надо.
Бросили точно... в кормовой планширь. Грузик сделал вмятину в доске и отскочил в воду.
— Вот, говорил же, чтоб тот растяпа выполз из-за трубы, — уже на нерве говорит пилот. — Пожалел его дурную голову, а теперь что делать? Где я теперь другой вымпел найду? И так все гайки по самолету собрал!
— Подожди ты, не переживай! Поймаем...
Срочно вызываем всех рыболовов-любителей с их удочками и спиннингами. Судно заметно дрейфует, поплавок вымпела угрожающе удаляется. Толкнули раз-другой машиной. Наконец с кормы доклад:
— Вымпел поднят! Сразу же самолету:
— Борт «два нуля 46»! Спасибо, карта получена!
Пожалуйста, пользуйтесь на здоровье, - опять веселый голос с виражирующей машины. И уже серьезно добавляет: — Пойдете - имейте в виду, что с востока лед прессует. Счастливого плавании! — желает нам, резко ложась на крыло.
— Спасибо. Мягкой посадки!
Ил быстро исчезает в белесом мареве над материком.
Ветер немного стих, улучшилась видимость. Изучив данные авиаразведки, используя полученные рекомендации, осторожно, крадучись, начинаем входить в лед. Главная забота — не повредить гребные винты; опасность удара лопасти о лед возрастает при крутом повороте. Поэтому стараемся не делать резких перекладок руля. На мостике ведут наблюдение все штурманы, также и на корме один, предупреждающий о приближении к винтам опасной, с подводным выступом, льдины. Тогда мы останавливаем машины и ждем, когда она останется позади.
Евгений Арнольдович Нечаев — штурман, второй помощник. Подменял Науменко, когда тот был в отпуске. Но так ему хотелось сходить в Антарктиду, что был готов идти на любой должности, когда штатный второй вернулся перед отходом на работу. Жалко было отпускать хорошего парня — предложил ему пойти пассажирским помощником. Он согласился, правда сомневаясь, справится ли? Ничего, справился. Ну и мне хорошо, что на этой должности судоводитель — в сложных условиях усиливает вахту на мостике. И ему радостно — увидел Антарктиду...
Все заняты своим конкретным делом, сосредоточенны, никаких лишних разговоров, осознают сложность нашего положения вынужденных двигаться самостоятельно в сплоченных льдах.
На баке второй помощник и боцман Скляров готовят «десантную» бригаду. Люди в оранжевых надувных жилетах, одеты налегке — работа предстоит жаркая. Разносятся швартовы, стропятся инструменты и бревна, которые придется зарыть в лед вместо швартовых битенгов. Кран в готовности задрал свою стрелу, нацелив ее на ледовый причал.
Моряки садятся в специально изготовленную для пересадки людей грузовую сетку, и кран их поднимает над планширем.
Третий сообщает:
— Два метра... один... Коснулись!
Форштевень со скрипом начал скоблить ледяную стену, качаясь на зыби.
— Боцман! Пошел!
Тот толкнул ручку контроллера крана, и сетка с людьми повисла над айсбергом. Матросы, недавние бывшие десантники, Татаринцев. Пучков, Глазков, Романов показывают, что они не забыли армейскую выучку. Ловко, с лихостью выскальзывают на лед, быстро заструились вслед за ними швартовые концы из шлюзов. Здоровяк второй помощник взгромоздил на плечи сразу два бревна и бежит рысью метров на 60 от кромки.
Не прошло и часа, как концы заведены. Теплоход прижался лагом к плавучему причалу. И вовремя айсберг медленно вращается против часовой стрелки (науке еще предстоит разгадать, почему так, а не наоборот), мы оказываемся под ветром. Не будь ошвартованы — отнесло бы, пришлось бы заходить вновь. Два с лишним часа на широкой циркуляции преодолевали трехмильный участок до низкого плоского айсберга метров 300 в диаметре, указанного авиаразведкой и одобренного Б. В. Лялиным. Тотчас связываюсь с Молодежной.
— Рюрик Максимович! Мы готовы, — докладываю в штаб АМЦ.
— Отлично! Минут через десять вертолет с первой партией вылетает, — отвечает начальник 30-й САЭ Р. М. Галкин.
Спустя три четверти часа на юге заметили крошечную точку невысоко над горизонтом. Вспыхивают красные проблески огней. Вертолет.
— Теплоход «Байкал», теплоход «Байкал». Я — борт «092». Иду на посадку. Как ветер? — послышался вибрирующий от тряски голос Лялина.
— Ветер пятьдесят градусов, десять метров.
— Понял. Спасибо.
Закружилась пурга под садящейся машиной. Упруго ударило в борт. На лед из открывшихся дверей высыпали полярники, придерживая шапки от ураганного ветра, нагоняемого винтами, и вертолет взмыл вверх...
Солнце уже коснулось вершин торосов, когда последняя партия была принята на борт. Сарапунин и Харченко, вероятно, с облегчением вздохнули — на недвижимых судах остались только экипажи.
Разместив всех эвакуированных, осторожно раздвигая форштевнем теснящиеся льдины, выходим на чистую воду. Хоть чем-то «Байкал» оказал помощь «грузовикам». Большего не в состоянии...
Две недели длилась операция по выгрузке судов, по обеспечению советской антарктической столицы всем необходимым для жизнедеятельности. И все — при низких температурах и сильных ветрах, когда снег сечет лицо и руки, забиваясь под одежду, на скользких и разрушающихся ледовых причалах, на обледенелых палубах. Из них 9 суток суда были зажаты льдом, без движения, под постоянной угрозой дрейфующих вокруг айсбергов.
Полмесяца «Байкал» галсировал у границы льда при 7—8-балльном волнении и ветре до 25—27 метров в секунду в ожидании выхода грузовых теплоходов, ловя каждое слово в эфире, и в полной готовности и решимости пойти в лед для оказания посильной помощи, если это потребовалось бы...
Вместо плановых трех суток простояли 15. Нет, не балует Антарктида своей погодой!
День идет на убыль. Красный диск солнца опускается к горизонту, червонным золотом заливая верхушки айсбергов и мачты идущих в караване на восток судов. Сверху доносится знакомый гул: самолет Ил-14 производит ледовую разведку, обеспечивая безопасное плавание моряков.
Рейс вдоль антарктического берега продолжается.
