Косой А. И. На восточном побережье Таймырского полуострова
Опыт Восточно-Таймырской экспедиции ГУ ГУСМП 1940-1941 гг.
viewtopic.php?f=52&t=9370&p=85184#p85184Включение в план работ экспедиции удаленного челюскинского участка вызвало необходимость в воздушном транспорте для переброски отдельных партий. В результате небольшой радиопереписки мы получили разрешение на использование в течение 18 летных часов самолета «Сталь-2», входящего в состав Челюскинского авиазвена.
Самолет должен был, во-первых, вывезти врача Арсеньеву в больницу Нордвикстроя или на Челюскин для дальнейшей отправки на Диксон, во-вторых, перебросить с «Норда» на мыс Челюскина триангуляционную группу из трех человек и промерную из пяти человек. Самолет, пилотируемый Еременко, ожидался на базе берегового отряда в двадцатых числах апреля.
Выехав 24 апреля на триангуляционные наблюдения, я так и не дождался самолета и оставил на зимовке письмо Ф. Т. Еременко, где подробно изложил желательный план и порядок авиаперевозок.
29 апреля из-за неисправности мотора вездехода нашей партии пришлось вернуться на базу. Подъезжая к базе, мы увидели следы пребывания самолета: на аэродроме стояла нарта с запасным мотором М-1, доставленным с Челюскина, валялись бочки с керосином и мешки с консервами — груз для «Норда», через всю площадку тянулись следы лыж самолета.
Каково же было мое изумление, когда нас встретила Арсеньева, которая должна была быть уже где-нибудь в Нордвике. Она рассказала, что Еременко прилетел 26 апреля и согласился с планом перевозок, указанным в моем письме, но решил ввиду недостаточного запаса горючего лететь к островам Петра, где в 1938 году Управление полярной авиации создало базу бензина, заправиться там полностью, вернуться на нашу зимовку и после этого приступить к осуществлению моего плана. Самолет улетел на следующий день, держа связь с радиостанцией Боткина. Недостаточно хорошее знание местности, отсутствие точных карт заставило пилота совершить посадку в неизвестном для него месте — около триангуляционного знака, называемого «Веселый». Прочитав надпись на знаке, Еременко запросил его координаты, но, конечно, ни врач, ни радист, оставшиеся на зимовке, дать их ему не могли. Техник Сопляков, бывавший только один раз в тех местах, по радио пробовал разъяснить, где и на каком расстоянии от знака находится горючее, но дал далеко не точные сведения. Затем связь с самолетом была потеряна, и с 28 апреля ничего о нем не было известно. Не имелось сведений о самолете и на Челюскине.
Двинуться тотчас же на поиски самолета на вездеходе с неисправным мотором было рискованно. Но и задерживать розыски также было невозможно. Нам было известно об отсутствии у экипажа самолета продовольствия и спальных мешков — Еременко оставил свои запасы у нас на зимовке, надеясь вернуться в тот же день. Мы решили итти к знаку «Веселый», не ремонтируя мотора, а на случай выхода его из строя положить на прицеп запасный мотор, привезенный с Челюскина.
Однако нам не пришлось приводить наше решение в исполнение; мы не успели даже умыться (прибыли в лагерь в 20 часов 30 минут), как в воздухе раздался шум мотора и в 21 час 15 минут самолет «Сталь-2» приземлился на аэродроме.
Вот что рассказал т. Еременко:
«Не зная точно, где находится авиабаза, и боясь пролететь мимо нее, мы сделали посадку, как нам казалось, в районе базы и обнаружили рядом деревянную пирамиду. На знаке прочли надпись «Веселый». Запросили вашу зимовку о координатах знака и расстоянии его до авиабазы. По сведениям Соплякова, база расположена в 7—10 километрах на юг. Не поднимаясь в воздух, выруливали на самолете вдоль берега, однако базы не встретили. Не желая расходовать бензин, остановились. Пешком дошли до следующего знака (знак «Перешеек» — А. К.), нашли там палатку с продовольствием (сухарями, рисом), которое нас очень выручило. При нашем приближении к палатке оттуда выскочил какой-то пятнистый зверь и стрелой умчался. (Зверь, как выяснилось позднее, оказался просто собакой, оставленной из-за неработоспособности промерной партией).
У нас сели аккумуляторы рации, и связь с вами и с Челюскиным прекратилась. Двое суток провели в палатке, без горячей пищи, имея только два спальных мешка на троих. Пробовали разыскать базу, но безрезультатно. Наконец, 30 апреля решили на последнем бензине лететь обратно к вам, — принимайте гостей и надолго, так как в баках наших горючего ни капли».
Неудивительно, что Еременко не нашел горючего. База находилась на 25—30 километров к югу от палатки, в которой нашли приют авиаторы.
Сразу дали знать на Челюскин о благополучном прилете самолета, а через несколько часов пришла радиограмма, запрещающая дальнейшие полеты Еременко. План наших авиа-перебросок срывался.
Все первомайские праздники — два дня сряду — мы копались в снегу, выкапывая из-под него бочки с бензином, с надеждой найти хоть одну с авиационным. Каждая вновь открываемая бочка приносила новое разочарование — везде был только бензин второго сорта. Пришлось заполнить баки второсортным бензином. 3 мая самолет вылетел от нас на Челюскин, куда благополучно и добрался, несмотря на низкое качество горючего. А 5 мая, совершенно неожиданно для всех нас, Еременко вновь приземлил самолет на нашем аэродроме. Забрав врача Арсеньеву, два мешка консервов и мешок трески, самолет вылетел к «Норду». Здесь он сдал груз, взял триангуляторов и доставил их вместе с врачом на мыс Челюскина.
В этот день Еременко совершил еще два рейса и перевез весь остальной состав обеих полевых партий, их инструментарий и снаряжение. Таким образом, промерная партия Касьяненко и партия Ступака, около двух недель бездействовавшие в каждодневном ожидании самолета, могли, наконец, приступить к работам.