Мужество
«ПРИНИМАЕМ РИСК НА СЕБЯ... »За жизнь своего товарища они боролись до конца. Знали: рассчитывать можно только на себя. И когда наступил критический момент, было принято решение: оперировать. Случилось это в одном из самых безлюдных уголков безлюдной Антарктиды.
СПУСТЯ два часа после первого приступа у врача экспедиции
Вячеслава Могирева сомнений уже не было. «Классическая картина, — сказал он. — Аппендицит. Возможно, придется оперировать».
Первая радиограмма ушла в Мирный в полночь. Оттуда ответили коротко: «Готовьте посадочную площадку». И все же надеялись, может, все еще обойдется, болезнь отступит? Аппендицит ведь не всегда кончается операцией. И тогда они смогут тронуться в путь.
Они уже возвращались на станцию Мирный, выполнив всю научную программу. Позади был многодневный снежный переход в глубину ледового континента. И так называемый купол «С» в Восточной Антарктиде значился как конечный пункт экспедиции. Эта точка, можно сказать, — сердце ледового континента: здесь расположен южный геомагнитный полюс. Интереснейшее место для науки. Район, наиболее чувствительный ко всем изменениям, которые происходят в околоземном космическом пространстве. На всем маршруте от станции Мирный до этой точки стоят автоматические научные станции, регистрирующие любые изменения магнитного поля Земли на кинопленку. Лаборатория полярных геомагнитных исследований института земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн АН СССР (ИЗМИРАН) каждый год посылает туда экспедицию посещения. Готовятся к переходу тщательнейшим образом: маршрут даже по полярным меркам—сверхтяжелый. К тому же дальняя дорога к полюсу лежит через высокогорную снежную целину. Высота над уровнем моря в конце пути — более трех тысяч метров. По мнению тех, кто бывал здесь, воздуха хватает в этих местах еле-еле для дыхания. Вот почему на тысячу антарктических миль вокруг не встретить ни единой живой души. В свирепой снежной пустыне предпочитают долго не задерживаться, стараются, сделав свое дело, побыстрее «скатываться» назад...
... Ночь они стояли. Двигаться при всем желании было рискованно. Боялись, что тряска может сыграть непоправимую шутку с больным. Врач делал все возможное: уколы антибиотиков, лед. Главное — продержаться до утра. Утром они могли подготовить площадку и принять Ил-14. Но наутро, к счастью, больному неожиданно стало лучше. И он даже попросил начальника похода Владимира Папиташвили дать команду двигаться.
Торопиться не стали. Вячеслава Могирева, хирурга опытного, сомнения не оставляли ни на минуту.
— Боюсь, улучшение временное, — сказал он начальнику.
— Значит, — ответил тот, — будем пытаться готовить посадочную полосу.
По гладкой поверхности лениво каталась поземка. «Проклятое место, — горячился Папиташвили. — Даже ветер настоящий сюда не долетает». Снег был рыхлым. Вокруг не оказалось ни одного рапака, на что очень надеялись полярники. (Рапаки, или снежные надувы, крепкие, как камень, всегда были верной приметой «лучшего места» для посадочной полосы. Обычно по ним несколько раз пускают тягачи,
и в считанные часы площадка готова).
Тем не менее тягач экспедиции сделал несколько заходов, чуть поодаль от трассы. Каждый раз он оставлял за собой глубокий, до полуметра, след. Снег оседал. «Положим, — думали полярники, — таким путем все же укатаем полосу. Но сможет ли сесть на нее Ил-14? А если и сядет, удастся ли взлететь? » Из Мирного ответили: летчики готовы рискнуть. Однако начальник похода, посоветовавшись с товарищами, принял решение: от самолета пока отказаться. Все-таки риск велик.
ДО ПОСЛЕДНЕЙ минуты больной Валентин Горбачев держался стойко. Старался даже шутить. Он был не первый раз в здешних краях—антарктические ветры закалили его. Он прекрасно научился противостоять крутому характеру Антарктиды. И вот неожиданность: какой-то аппендицит. Удар предательский, да еще в столь неурочный час! «Впрочем, болезнь, наверное, не пустяк, — размышлял он, — если мы вынуждены торчать тут уже вторые сутки». И вдруг пришедшие откуда-то из глубины мысли его оборвала невыносимая боль. Удары ее становились сильнее, беспощаднее, неистовее. Крепкий, натренированный организм уже не мог им противостоять.
Все: это был последний сигнал. Как сказал врач, счет пошел на минуты. Оперировать срочно! Другого выхода не бы-
ло. Хирург это понимал. И сейчас ему было не до служебных инструкций, которые предписывали в таких ситуациях отправить больного на побережную станцию. Конечно же, Могирев как врач мог настоять на прилете самолета. Но что бы это дало? Убедиться, что самолет на такую площадку не садится? Слишком дорогая цена. С другой стороны, врач отлично сознавал, что «в случае чего» будет виноват только он. Он один...
В истории Антарктиды еще никто в подобном положении не осмеливался оперировать. Моги-
рев отлично представлял: придется работать в условиях высокогорья. Выдержит ли перегрузки больной? Все-таки на Мирный ушла радиограмма: «Принимаем риск на себя».
У них было две машины — тягач и знаменитый антарктический вездеход «Харьковчанка». Был еще жилой балок — домик на санях: семь спальных мест, обеденный стол, кухонька... Нужно было этот домик быстро приспособить под операционную. Все отопление выключили: боялись, что движок не выдержит нагрузки. Он работал только на освещение. Нашлись двухсотваттные лампочки, которые тут же ввинтили над «операционным» столом. Собрали все фонари и лампы. Вымыли тщательно полы, стол. Стены завесили чистыми простынями. Вынуждены были отключить и печку на солярке — по соображениям стерильности. Температура в домике стала заметно падать. Потом, при встрече, Валентин Горбачев скажет: «Лежал на столе и стучал зубами от холода. Но это не самое страшное»...
Аппендицит оказался сложным — гнойным. Требовались максимальная выдержка и четкость. Хирургу в качестве «операционной сестры» ассистировал в белом халате Владимир Папиташвили. Он скажет: «Никогда не думал, что так тяжело держать хирургические крючки, раздвигать ткани, видеть перед собой кровь, ощущать, как страдает от боли твой това-
рищ». На пятидесятой минуте Папиташвили сменил Сергей Яковлев, один из механиков-водителей экспедиции. За движком постоянно смотрели: сбоя быть не должно. Фонари и лампы держались наготове.
Хирург мысленно похвалил себя за то, что взял в экспедицию полный операционный комплект. На всякий случай. Так пунктуальность врача помогала спасти человеческую жизнь. Однако его сейчас беспокоила уже не сама операция, тревожили первые послеоперационные дни...
ТОЛЬКО через два часа все облегченно вздохнули. Аккуратно переложили больного на койку. Но это было еще не спасение.
У больного не спадал жар. Организм его, ослабленный операцией, пожалуй, не смог бы вынести повторного удара. Хирург опасался одного: может развиться перитонит. Могирев уже прикидывал возможные варианты. Конечно, в такой ситуации лучший вариант — попытаться выйти в тот район, где удалось бы принять самолет...
«Нет, двигаться все-таки нельзя».
А холод нарастал, температура снижалась порой до 60 градусов. Вновь связались с Мирным и попросили организовать сброс с самолета необходимых медикаментов. Запас их был использован до последнего тампона и таблетки. Рано утром следующего дня из-за горизонта показался долгожданный Ил. Он, должно быть, издалека заметил сигнальные костры и, сориентировавшись, с первого же захода с высоты 20—25 метров точно сбросил сразу два тюка с медикаментами и емкости с кислородом. Потом полярникам были сброшены ящик с запчастями и продукты. Сделав крутой вираж, помахав по традиции на прощание крыльями, самолет растаял за горизонтом. И они опять остались одни на тысячу километров.
Лишь на третий день караван потихоньку тронулся в путь. Больного перенесли в «Харьковчанку» — эта машина по тамошним дорогам идет мягче. Курс — на Мирный. А до него еще было очень далеко — целых тысяча двести пятнадцать километров...
На днях они вернулись на Большую землю. Загорелые, веселые, довольные. Безмерно рады, что все хорошо кончилось. Мы их тоже поздравили с благополучным возвращением — всех поименно: Вячеслава Могирева, Валентина Кунцевича, Валерия Пинегина, Сергея Крыжова, Сергея Яковлева, Сергея Замышляева, Владимира Папиташвили и, конечно же, Валентина Горбачева.Г. АЛИМОВ,
спец. корр. «Известий».