ГЛАВА VI
ПОЕЗДКИ ПОЛЯРНОЙ НОЧЬЮ НА ВЕЗДЕХОДАХ И СОБАКАХ
Наступление полярной ночи встречал не весь коллектив — отсутствовала группа геодезиста Юдова, состоявшая из трех человек. Эта группа выехала на вездеходе 9 октября. Как уже указывалось, группа Юдова должна была двигаться от места зимовки, производя рекогносцировку и отстройку триангуляционной сети, на юг по материковому берегу возможно дальше, до бухты Марии Прончищевой.
28 октября солнце показывалось на широте острова Андрея в последний раз, к этому времени - вездеход должен был вернуться к месту зимовки. Следовательно, в распоряжении группы было около 20 дней. Нужно было использовать каждый час светлого времени.
Перед отъездом в кузове вездехода был установлен деревянный фургон, который в сильные полярные морозы мог дать теплый приют трем нашим товарищам. В фургон сложили инструменты, продовольствие на две недели, спальные мешки.
К вездеходу прицепили большие, но легкие сани, сконструированные нашим бессменным рационализатором Колесниковым из вездеходных лыж. Сани были нагружены бензином, досками и жердями для знаков. 9 октября сильно нагруженная машина тяжело тронулась с места, направляясь в маршрут, никому дотоле не известный.
На всякий непредвиденный случай маршрут вездехода обусловили заранее: на юг машина шла вдоль берега, возвращаться обратно она должна была кратчайшим путем, т. е., срезав все мысы, итти цепью гор, тянущихся до самой бух-
[58]
Выработать более точный маршрут не представилось возможным. Карты этого района еще имели существенные неточности, и, как показало будущее, ориентироваться по ним мы могли только с большим приближением.
Каждому зимовавшему на Севере знакомо чувство тревоги, которое испытывает любой коллектив, когда от него отрывается отдельная, небольшая группа. Для всех нас каждый день начинался и кончался одной мыслью: «Где-то сейчас наши триангуляторы? » Опасаться можно было всего: и поломки вездехода, и встретившихся на пути препятствий — рек, обрывов, покрытых тонким льдом, бухт-ловушек и, наконец, болезней.
Наступил конец октября. Вездеход не возвращался. 24 октября у группы Юдова должно было кончиться продовольствие. Мы утешали себя мыслью, что геодезическая партия, дойдя с работой до района, расположенного в непосредственной близости с бухтой Марии Прончищевой, пополнила свои запасы продовольствия на законсервированной полярной станции.
Рис. 8. Вездеход перед отправкой на работы
[59]
Решили отправиться на поиски на втором экспедиционном вездеходе, воспользовавшись полнолунием. Луна — второе солнце Арктики — светила так ярко, что можно было ехать круглые сутки. Бледный разлитой свет сумерек перед наступлением темной полярной ночи не дает никаких теней, скрывает все неровности, торосы, провалы. Лунное же освещение, бросая резкие тени, гиперболически увеличивало неровности рельефа, предостерегая даже там, где предосторожности вовсе и не нужны.
До полнолуния оставалось несколько дней. Мы спешно готовили вездеход к дальнему походу. Натянули на кузов палатку, отобрали и упаковали продовольствие на месяц на четырех человек. Считая до бухты Марии Прончищевой 200—220 километров, забрали в кузов машины бочку бензина, заправили полностью баки. Таким образом мы имели с собой 350 литров, что по нашим расчетам должно было хватить на весь путь при условии пополнения бензином на мысе Восьмого марта, где находилась завезенная первым вездеходом база горючего.
Путешествие на вездеходе полярной ночью — дело еще нами не испытанное. От машины, уже прошедшей без ремонта, не считая текущего, более 1000 километров, можно было ждать всяких неожиданностей. Поэтому на случай аварии и вынужденного возвращения пешком мы взяли с собой наиболее сильную упряжку из 12 собак. Собачьим кормом запасаться приходилось только до бухты; у нас имелись сведения о наличии там большого количества моржового мяса.
Перед выездом из лагеря моржовое мясо нарубили на кус-
[60]
Партия комплектовалась сама собой: два водителя машины — Явойский и Лукашенко, каюр Кузнецов и начальник поисковой группы, на котором лежала штурманская служба, — Косой. Утром 14 ноября погрузили все снаряжение, горючее и всех собак в кузов машины, укрепили нарту на крыше кабинки и двинулись в путь.
Луна еще не взошла, темноту полярной ночи прорезали только фары машины; они освещали дорогу на ближайшие 20—25 метров. Первые 15 километров шли по много раз езженной дороге, так что темнота остановить нас не могла. Маршрут нашего путешествия определялся маршрутом первой партии. Следовало итти не берегом, а горой, чтобы не разъехаться с партией триангуляторов.
Минут через 50 после старта показалась линия колышков тянущихся с востока на запад, — доехали до базиса, измеренного нашей экспедицией всего две недели назад. Отсюда наш путь сворачивал на юг к фургону, установленному у места определения астрономического пункта. Дальше начинался путь неизвестный.
Вот и фургон. Несмотря на позёмок и плохую видимость, вышли хорошо, оставив фургон и знак километрах в полутора — двух к западу. На юге на горизонте выросли контуры гор, резко обрывающихся с восточной стороны. Этот резкий уступ служил нам прекрасным ориентиром — вездеход взял курс на него. Без ориентира держаться прямой линии в белом однообразии зимней тундры невозможно. Вездеход шел спокойно на третьей скорости, преодолевая небольшие подъемы и плавно покачиваясь на мелких застругах. Качка клонила ко cну. Собаки спокойно спали, с комфортом устроившись на наших опальных мешках в кузове машины. Вдруг неожиданно сзади донесся громкий лай. Оказалось, что пятеро щенков решили включить себя в состав «спасательной экспедиции» и тотчас после нашего выезда пустились вслед за нами. Волей-неволей пришлось принимать незваных гостей — и без того переполненный живым и мертвым грузом наш дом пополнился еще пятью обитателями.
Мы продолжали наш путь, радуясь прекрасной дороге. Вдруг перед нами встало первое препятствие — река. Не ста-
[61]
С «рассветом», т. е. восходом луны, двинулись дальше на юг. На месте ночевки установили гурий из снега с флагом. Он должен был служить нам опознавательной вехой на обратном пути. Такие вехи мы устанавливали на протяжении всего пути. При свете луны речку легко преодолели, вездеход спокойно взял некрутые склоны, и снова гладкая тундра легла перед нами. Придерживаясь прежнего направления, т. е. цепи гор, двигались весь день так же, как накануне, освещая путь фарами машины и ориентируясь по луне, чтобы соблюсти выбранное направление. Собаки теперь не ехали в кузове, а бежали вслед за машиной, по бокам и впереди нее. Как и в прошлую ночь, остановились на ночлег у какой-то балки.
Третий день пути был самым тяжелым. Первую балку преодолели сравнительно легко и сразу попали к следующей; попытки объехать ее, найти место с пологим подъемом на противоположном берегу не увенчались успехом.
Вездеход спустился на дно оврага, и тут-то началась «веселая» история. Мы двигались вперед и назад, пытались подняться местах в десяти и только после двухчасового труда сумели выбраться из балки. Эта «история» стоила нам 15 литров бензина, хотя счетчик показывал, что прошли мы за это время только один километр. Время и горючее ушли на многочисленные попытки выбраться из ловушки — досадные попытки, когда гусеницы бешено буксуют, а машина не двигается с места.
Стало совершенно очевидно, что материком далее продвигаться нельзя: многочисленные глубокие лощины — русла весенних потоков — не только задерживали продвижение, но отнимали слишком много горючего. Решили повернуть круто на восток, выйти к морю и следовать дальше по льду, держась берега.
Путь к морю занял еще день. Помимо многочисленных лощин и оврагов, во многих местах нам преграждали путь большие площади, покрытые так называемыми караваями — холмами в 3 — 2, 5 метра высотой и не более 2 метров в диаметре. Поверхность, покрытая этими караваями, напоминает город термитов или кладбище большого населенного центра, где мало места и могилы вплотную прижимаются одна к другой.
Наконец, вездеход вышел на лед. Свернули на юг, но...
[62]
Где мы? Куда ехать? Если мы идем по морю, то непонятно появление перед нами тундры. Разобраться в темноте в местности, да еще незнакомой, невозможно. Откололи кусок льда, по которому зрсали, попробовали его и... все стало ясным: лед был пресным — мы ехали по озеру. Снова направили свой путь на юго-восток и вскоре спустились с берега на лед, торосистая поверхность которого на этот раз явно указывала на его морское происхождение.
Третья ночевка прошла спокойно. Утром двинулись на юг держась все время берега. Крутой и высокий, он служил прекрасным ориентиром. Путь по льду, несмотря на всторошенную местами поверхность, не был трудным, все как будто шло прекрасно. Однако следов партии Юдова все еще не обнаруживалось.
Вдруг из кузова раздались голоса: «Вездеход... люди!». Действительно, впереди нас над обрывом виднелось что-то темное. Остановили машину, бросились карабкаться по крутому склону вверх. Вместо людей и вездехода обнаружили знак. По виду знака, старым ящикам, валяющимся около него, столбу под знаком, когда-то вкопанному, а теперь упавшему, я опознал астрономический пункт, установленный в 1936 году астрономом Авсюком на мысе Псов. Впервые за три дня пути мы узнали точно свое местоположение. Досадно, что наши полярники, устанавливая знаки, не считают нужным оставлять никаких записей и даже не пишут на самом знаке его название. В результате человек, даже хорошо изучивший материалы, прошлых лет, встретив такой знак, может с трудом установить, какой же пункт он встретил и где находится. Много раз полярные путешественники, в том числе и Амундсен, указывали на то, что недопустимо устанавливать гурий или знак, не оставляя при этом письменного сообщения о том, кто, где и когда его установил. Однако подобная практика продолжается до сих пор.
У мыса Псов мы заночевали. Утром двинулись дальше в путь и минут через 20 на берегу, на пологом спуске увидели вездеход с красным фургоном, а метрах в 20 от него сани.
Вокруг стояло полное безмолвие.
— Наверно ребята спят так крепко, что не слышат нас, — подумали мы и забарабанили в дверь фургона. Внутри ни звука. Открыли двери — людей нет. Не было нигде и записки, когда и почему партия покинула вездеход.
[63]
указывало на то, что машина побывала на станции в бухте Марии Прончищевой. На санях лежала наполовину наполненная бочка бензина — значит, не отсутствие горючего заставило людей оставить машину. Куда же они пошли? До базы экспедиции 160 километров, — пройти это расстояние пешком в полярную ночь, неся на себе палатку, спальные мешки, продовольствие, — предприятие невероятно трудное. До бухты Марии Прончищевой всего 40 километров, т. е. один хороший переход. Вернее всего было предположить, что наши товарищи вернулись туда и теперь ждут нашей помощи для доставки на зимовку.
Пока мы обсуждали все это, гадали, куда двигаться нам самим, каюр Кузнецов, изучая место, как куперовский следопыт, сделал неожиданное открытие: группа Юдова имела
нарту с упряжкой из пяти собак. Откуда появилась эта упряжка? Какие в ней собаки? Мы предположили, что сотрудники группы во время пребывания в бухте Марии Прончищевой поймали собак, оставленных на станции после снятия промышленников. Я с Кузнецовым на нашей упряжке поехали по обнаружеиньм следам и установили, что следы идут на север, т. е. на базу экспедиции.
15 ноября был сильный ветер и поземок. Следы остались незаметенными. Следовательно, решили мы, партия Юдова тронулась в путь только 16 или 17 ноября, т. е. за день — два до нашего приезда.
Как потом оказалось, мы жестоко просчитались во всех расчетах — партия покинула вездеход еще 9 ноября. Потом мы убедились, что даже сильные пурги не только не заметают след нарт, а выявляют их еще резче, выдувая с боков снег. Бо всяком случае, тогда мы этого не знали.
Нам оставалось теперь выяснить причину оставления вездехода, попытаться отремонтировать его и возвратиться, если можно, двумя или, в крайнем случае, на одной машине, восвояси, стараясь догнать группу Юдова и довезти ее до дома.
Осмотр вездехода дал печальные результаты. Один шатунный подшипник был выплавлен. Слегка задралась шейка вала, второй подшипник был подплавлен. Не приходилось и думать о том, чтобы доставить аварийный вездеход на зимовку. Конец дня 19 ноября потратили на консервацию машины и грузов на всю долгую полярную ночь, а 20-го утром двинулись в обратный путь.
[64]
Полнолуние кончилось. Все темнее делался день, сумерки длились не более 1—2 часов. Едем, придерживаясь следов партии Юдова. Они должны привести нас к горючему. Проследить следы в темноте — дело нелегкое. Местами мы теряем их, — тогда вездеход останавливается, и мы с Кузнецовым отправляемся на розыски, держа в руках «летучие мыши». Отыскав, продолжаем путь. Едем так: с одной стороны кабины на подножке стоит Кузнецов, с другой я, и внимательно всматриваемся в следы нарт. Часто встречаем следы вездехода — это путь партии Юдова в октябре, по направлению к бухте Прончищевой. Несмотря на сильные пурги, свирепствовавшие в этот месяц, следы местами видны совершенно отчетливо.
Мы уже начали расходовать последний бак с горючим, но, к счастью, каюр Кузнецов узнал местность, где партия Юдова оставила сложенные в пирамиду жерди и горючее. После полуторачасовых поисков нам с Кузнецовым удалось найти эту базу. Я вернулся к вездеходу, и машина тихим ходом пошла к знаку. Стоя на лыжине, я указывал дорогу, ориентируясь по своим следам. Но пошел снег и так снизил видимость, что мы сбились с пути. Где-то впереди в 150—100 метрах был бензин, но куда следовало ехать — никто не знал. Кузнецов оставался у бочек. Начали звать его. К счастью, он услышал нас, и мы, наконец, добрались до цели. Наконец, заполнив все баки горючим, мы забрали еще и бочку с 150 литрами бензина и тронулись к зимовке. До дома нам оставалось не более 130 километров, т. е. два дневных перехода. Под знаком оставили лишний собачий корм для использования его при будущих поездках.
Судьба, однако, зло подшутила над нами. Не успели мы проехать семи километров, как в моторе послышались подозрительные стуки. Остановились, осмотрели и убедились, что расплавился шатунный подшипник. Пришлось и нам возвращаться домой пешком, оставив второй вездеход на полярную ночь в тундре. Вот когда пригодились взятые с собой собаки.
Утром 20 ноября мы погрузили на нарты палатку, спальные мешки, продовольствие и бидон керосина. Я ушел вперед, не ожидая, пока полностью закончат погрузку и увяжут нарту. Механиков я предупредил, чтобы они взяли полный
[65]
Несмотря на тридцатипяти-сорокаградуcный мороз, итти легких оленьих рубашках было удобно и легко, собаки бежали бодро, мы чувствовали себя прекрасно. За день прошли около 40 километров. Первая ночь была так же хороша, как первый день пути. Мешки сухие, одежда тоже, собаки получили достаточно мяса, а люди какао, горячий суп и хлеб с маслом.
Проспали шесть часов, затем быстро свернули в лагерь и тронулись дальше на север. Впереди нас все время шел след нарты Юдова. Придерживаясь этого следа, мы пересекли кусок суши и снова вышли на лед. Между мной и Кузнецовым начался спор. Я доказывал, что мы находимся в проливе между островами Петра и материком, а Кузнецов утверждал, что мы идем по неизвестному заливу, который тянется с севера на юг и глубоко врезается в сушу.
Встреченная нами трещина во льду, направленная с севера на юг, подтверждала мое предположение. Обычно в заливах и бухтах наблюдались только поперечные трещины.
Спор стал еще упорнее, когда впереди перед нами вырос берег. Нам пришлось итти вдоль него на запад, имея его с правой руки, чего ни в коем случае не могло быть, если бы мы шли вдоль материкового берега.
Через несколько часов мы остановились на ночевку под высоким обрывом, надежно защищавшим нас от ветра, — берег здесь менял свое направление с западного на северо-восточное. Это была третья наша ночь после того, как мы покинули вездеход. До дома оставалось не менее 40 километров. Неожиданно, заправляя примус, Лукашенко заявил, что он вылил последний керосин. Оказалось, что вместо полного бидона был взят другой, где керосина оставалось 3—4 литра. Приходилось жестко экономить горючее, так как найти плавник ночью под снегом было невозможно. Удовлетворились на этот раз ужином из чая с вином и консервами и забрались в спальные мешки. Замерзшие мешки, смерзшаяся и превратившаяся в панцырь одежда отнюдь не способствовали согреванию, уснуть никто не мог. Выручили собаки. Забравшись в палатку, они улеглись спать рядом с нами и на наших ногах и своим телом грели нас. Это неожиданное обстоятельство мы сознательно использовали и в последнюю, четвертую ночь, особенно тяжелую потому, что пришлось лечь спать без го-
[66]
На базе мы застали радиста с «Норда», который привез нам вьючную радиостанцию «Малый полюс». Двадцатидневное молчание нашей рации (в результате пожара) сильно беспокоило начальника морского отряда и наше руководство в Ленинграде.
Отдохнув несколько дней после нашего перехода, мы начали собираться для поездки на «Норд». Нужно было отвезти радиста А. И. Простиева и старшего геодезиста Фельдмана, который переводился на «Норд» вследствие увеличения объема геодезических работ в морском отряде. Кроме того с «Норда» необходимо было доставить больного туберкулезом гидрографа Остроумова, требовавшего постоянного надзора врача, и радиостанцию, принадлежавшую Управлению полярных станций и выгруженную с «Дежнева», вместе со всеми грузами полярной станции острова Петра, в бухте Зимовочной.
2 декабря длинный кортеж из четырех упряжек двинулся на «Норд». Подготовившись для рейса на двое-трое суток, мы прекрасно проделали весь путь, заночевав по дороге один раз у мыса Игнатия. Путь находили по звездам, пользуясь безоблачным небом. Темнота, бесконечное количество ропаков и нагромождений льда выводили из строя то одну, то другую нарту, каждые час-два приходилось останавливаться для ремонта.
В эту поездку мы дружно сетовали на отсутствие чукотских и колымских нарт, не имеющих твердых креплений, а связанных ремнями; удары о ропаки, которые выводили из строя наши нарты, были бы для них совсем нечувствительными.
[67]
В эту поездку мне пришлось с сожалением убедиться, что ледовый промер к западу от знака Предельного (111-й меридиан) провести невозможно из-за чрезвычайно всторошенной поверхности льдов. Торосы достигали местами 5—6 метров высоты; приходилось часами тратить время для отыскивания в них проходов.
[68]