1
Положение русского флота, оставшегося в Гельсингфорсе, в связи с приходом германского флота к берегам Финляндии становилось с каждым днем все более угрожающим. Близился срок, назначенный немцами для разоружения. Ясно было, что после этого немцы не остановятся ни перед чем, чтобы захватить богатую добычу.
Белофинны, поддерживаемые немецким десантом, приблизились к Гельсингфорсу.
Решено было более не откладывать и, не дожидаясь «Ермака», всем флотом выступить из Гельсингфорса. Это было, разумеется, связано с огромным риском, поскольку предстояло пробиваться сквозь льды собственными силами без помощи ледокола.
С «Ермаком» надеялись встретиться в пути.
«Утром 5 апреля туман не рассеялся, но мы должны были пойти в Кронштадт во что бы то ни стало,— вспоминает один из военморов линкора «Республика».—... Больших ледоколов не было... нам могли дать только ледоколы: «Штадт Ревель» и «Силач», очень малые, и хотя к 2 часам туман все еще не рассеялся, мы снялись с якоря в Гельсингфорсе, чтобы итти в Кронштадт». Сперва вышла полубригада линкоров «Республика». «Андреи Первозванный» и крейсеров «Баян» и «Олег», взявших на буксиры подводные лодки «Тур», «Тигр», «Рысь». Это был второй по счету караван судов, ушедших из Гельсингфорса. (Напомним, что первая группа покинула этот порт 12 марта и с помощью «Ермака» благополучно достигла русских берегов.)
Времени до 12 апреля — последнего срока, когда корабли могли беспрепятственно покинуть порт,— оставалось совсем мало, а море было сковано льдом.
И все-таки флот наш вышел из Гельсингфорса!
Как рассказывает бывший командир «Кречета» В. Н. Янкович,— в Гельсингфорсе большинство кораблей было в ремонте. Требовалось в несколько дней собрать механизмы. Команды работали с большим энтузиазмом круглые сутки. Ударная работа возглавлялась большевистскими партийными организациями. Механизмы, находившиеся в ремонте на заводах (Машиностроительном, Сандвикских доках и др.), экстренно возвращались на корабли и ставились на место в небывало короткие сроки: то, что предполагалось сделать в течение многих дней, выполнялось в считанные часы!
С огромным напряжением сил удалось вывести почти всю массу кораблей. Эта операция продолжалась с 7 до 12 апреля. Последние корабли уходили в ту пору, когда в окрестностях города шел бой и явственно слышались пулеметная стрельба и орудийные выстрелы...
В шхерах лед был слабее, и поэтому все суда с небольшой осадкой пошли шхерными фарватерами во главе с «Кречетом», на котором находилось командование флота.
Второй, отряд линкоров и крейсеров, вышедший 5 апреля, натолкнулся на большие препятствия. Движущийся торосистый лед сильно замедлял продвижение отряда. Особенно тяжело пришлось подводным лодкам, шедшим на буксире.
Фактически роль ледокола для второго отряда пришлось взять на себя флагманскому линкору «Андрей Первозванный». По словам одного из участников «Ледового похода», все сознавали, что дальше к востоку они встретят такой лед, который без помощи «Ермака» ни в коем случае не удастся осилить
Отлично сознавал это и экипаж «Ермака». После вынужденного возвращения с полпути «Ермак» 5 апреля, в 2 часа 45 минут дня, в сопровождении броненосного крейсера «Рюрик», снова вышел из Кронштадта, стремясь прорваться навстречу идущему из Гельсингфорса флоту.
7 апреля, когда «Ермак» и «Рюрик» проходили мимо Лавенсаари, оттуда было опять сделано около 12 выстрелом. Одновременно по радио с основа передавалась грубая брань белогвардейского коменданта.
Велико было негодование команд «Ермака» н «Рюрика». «Рюрик» немедленно запросил по радио у командования разрешение уничтожить орудийным огнем гнездо обнаглевших белогвардейцев. Чехлы с 10-дюймовых орудий крейсера были сняты, дула направлены на остров. На «Рюрике» был немедленно созван многолюдный митинг. Моряки один за другим выступали с резкими речами. Глаза сверкали гневом. Некоторые, особенно неукротимые, требовали «смести весь острой с лица земли...» Ответный обстрел Лавенсаари явился бы заслуженной карой для зарвавшихся белофиннов.
Другие, более благоразумные, старались охладить пыл товарищей, напоминая им, что обстрел может послужить поводом для нарушения Германией мирной передышки, с таким трудом завоеванной молодой Советской республикой.
Вскоре по радио был получен ответ командующего флотом, категорически запрещающий отвечать на провокацию. После этого было принято решение — на выстрелы с острова не реагировать и постараться обойти Лавенсаари вне зоны обстрела. На другой день (8 апреля), на рассвете, у маяка Родшер близ Гогланда произошла долгожданная встреча «Ермака» и «Рюрика» с отрядом кораблей, вышедших 5 апреля из Гельсингфорса. Трудно описать радость на «Андрее Первозванном» и других судах отряда, когда на горизонте показались сначала мачты, трубы, а затем целиком вырисовались знакомые очертания «Ермака»!
Теперь благополучный исход «Ледового похода» был предрешен. Помощь мощного ледокола была обеспечена. В навигационном журнале «Ермака» этот знаменательный день запечатлен в следующих скупых записях:
«8 апреля, в 6.15, освободив «Рюрик» и сделав для него циркуляцию для поворота, пошли к прочим судам.
7.30, обойдя все суда и освободив от сжатого льда, подошли к «Республике» для переговоров.
В 9.00 повернули освобождать застрявшие суда.
11.00, освободив и выстроив корабли, пошли вперед по назначению.
12.50 застряли «Олег» и «Баян», повернули к ним. Освободив их, пошли на ост.
16.00, пробив путь сквозь тяжелый лед, повернули за судами».
На обратном пути, когда «Ермак» достиг Лавенсаари, оттуда снова загремели пушечные выстрелы. Буря возмущения прокатилась по эскадре. Сыграли боевую тревогу. С орудий сняли чехлы. «Олег» заявил, что сейчас откроет огонь, и просил «Андрея Первозванного», «Республику» и «Рюрика» присоединиться к его решению. «Богатыре и «Рюрик» ответили согласием. Настал тревожный момент. Если бы не самообладание судового комитета «Республики», обстрел Лавенсаари был бы неминуем.
Но «Республика» отказалась открыть огонь. Пример подействовал. Моряки и на этот раз не дали себя спровоцировать. Разумеется, орудиям пяти кораблей ничего не стоило уничтожить батареи Гогланда и Лавенсаари. Однако балтийцы поняли, что враги молодой Советской республики попытаются использовать против нее этот акт самообороны. Революционная дисциплина восторжествовала.
2
Ночи, дни и недели
Над заливом летели.
Поддавался искрошенный лед.
И кончался в Кронштадте
Легендарный фарватер
И невиданный в мире поход!
Из краснофлотской песни о «Ледовом походе».
Утром 10 апреля 1918 года «Ермак» благополучно провел второй отряд в Кронштадт. На другой же день ледокол снова отправился в путь, на этот раз навстречу третьему каравану — основной массе судов, покинувших Гельсингфорс между 7 и 12 апреля,— 167 вымпелов.
Трудности были огромные. Из-за больших нагромождений льда «Ермак» часто застревал, упирался в торосы, шел переменными курсами. Кроме того, многочисленность эскадры приводила к тому, что часто нарушался порядок в строю.
На долю «Ермака», «Кречета», а также малых ледоколов и буксиров («Штадт Ревель», «Силач», «Руслан», «Ястреб», «Огонь») выпала исключительно трудная работа. Приходилось не только очищать путь от льда и пробивать каналы, но с величайшим усилием протаскивать миноносцы и транспорты.
Еще больше осложнилась работа ледоколов после 15 апреля, когда началось движение льда. Двигающийся лед являлся для кораблей еще большей угрозой, чем торосы. В ночь на 19 апреля у маяка Стирсудден один эсминец был так сильно сжат льдом, что едва не погиб; он получил серьезные повреждения и течь. У другого эсминца от удара кормой о лед заполнило водой кормовое отделение.
На эсминце «Инженер-механик Дмитриев» была обнаружена течь в носовом помещении, около минного погреба, куда стала быстро прибывать вола. «Всю ночь команда выкачивала воду ведрами. Для облегчения носа пришлось сбросить оба якоря. Команды всех кораблей горели одним желанием скорее достичь родного Кронштадта. И стихия была побеждена! Им один из кораблей не погиб и не был потерян во льдах».
«Медленно пробираясь по разводьям,— рассказывал К. Дмитриев (тогда младший инженер-механик «Кречета») вгрызаясь в торосы, помогая друг другу, двигались к Красному Кронштадту наши боевые корабли. Все стремились скорее добраться до советской морской базы.
Последнее, самое тяжелое испытание пришлось перенести почти на виду у Кронштадта — по выходе из пролива Биорке-Зунд. Лед, до того стоявший в районе неподвижно, неожиданно тронулся, вследствие чего корабли, направившиеся к Кронштадту, оказались в весьма тяжелом положении. Ледяные поля затирали корабли,— и через несколько часов почти весь караван судов оказался разбросанным на обширном пространстве к западу от Толбухина маяка. Ясная погода сменилась пасмурной.
«Корабли окутались мглой и туманом,— пишет участник похода.— Заработали многочисленные радиостанции, сообщавшие о тяжелом положении отдельных судов, о полученных пробоинах, об истощении запасов топлива. Помочь было нечем, экипаж линейного ледокола «Ермак», с огромным усилием пытаясь перебороть стихийное движение ледяных полей, самоотверженно работал. Ледокол поочередно подходил к наиболее нуждающимся в помощи кораблям и отводил их на чистую воду к Кронштадтскому рейду...»
Начиная с 16 апреля, первые суда третьего каравана стали приходить в Кронштадт. Выход судов из льдов продолжался в течение всей последующей недели. Оставшиеся после вступления немцев русские суда отправлялись в Кронштадт небольшими эшелонами — вплоть до начала июня.
Этим закончился беспримерный героический переход множества судов, совершенный â тягчайших условиях,— переход, пошедший в историю под названием «Ледового похода». Командование Балтфлота в приказе отметило большие заслуги, исключительное трудолюбие и храбрость команд судов и отдельных, особо отличившихся, моряков. Огромную и по сути дела решающую роль сыграла, конечно, работа ледокола «Ермак».
«... Флагманский корабль «Кречет», обладавший хорошими ледорезными средствами,— говорилось в приказе,— оказывал помощь застрявшим кораблям. Много потрудились ледорезы «Ястреб», «Руслан», «Штадт Ревель», «Силач», «Огонь» и другие. Но особую услугу оказал ледокол «Ермак», который со всем экипажем, не щадя сил, в продолжение двух недель нес работу по спасению нашего флота, чем, несомненно, заслужил честь быть отмеченным со своим кораблем на страницах истории».
Команда ледокола «Ермак» за самоотверженную работу была награждена ВЦИК почетным революционным Красным знаменем.
Так большевики Балтийского флота, мобилизовав на героический подвиг матросов и лучшую часть старого офицерства, преодолев неимоверные трудности ледовой обстановки в Финском заливе, под огнем врага вывели боевое ядро флота сначала из Ревеля в Гельсингфорс, а затем из Гельсингфорса в Кронштадт. Совершенно очевидно, что значение легендарного «Ледового похода» огромно. Выведенный из-под смертельной угрозы Балтийский флот с честью продолжал выполнять свою историческую роль в дальнейшей победе социалистической революции и защите с моря Советской Родины.
