7
Самому Кирилину видеть не привелось, но все майчане утверждали: геолог Олег Нестеров ходит в маршруты по первоснежью босиком. Валентина Петровна Марчук-Илиевская, на что уж сама сибирячка и испытанный тундрой человек, с восторгом рассказывала:
— Представляете? Красные, как обваренные, лапищи «сорок последнего» размера — и в снегу, между кочками, парятся, и дыры-следы за ними — тоже с парком!.. И сына Андрейку так приучил!
Олегу Никифоровичу около сорока пяти. Он жилист, как из канатов свит. Родом из Шадринска Курганской области, воспитывался без отца, младший из четырех детей землеустроительницыполевички Елизаветы Васильевны Нестеровой. Все четверо — геологи, каждый пришел в геологию своим и не простым, не банальным, как выразился Олег, путем.
Старший брат, глава семьи, окончил Иркутскую сельскохозяйственную академию, охотовед, работал в Хабаровской охотоустро-ительной экспедиции. И вот когда младший, Олег, студент Свердловского горного института, работал на практике в партии на Северном Урале, старший попросился к нему рабочим, проработал сезон, «заразился» — и пошел заочно учиться в Иркутский горный «на геолога»! Ныне работает директором Белорусского заповедника и... занимается изысканиями на своей территории... Сестра Ида — геодезистка, работает в Узбекистане. У нее семья, дети... Средний брат Василий окончил в Средней Азии техникум, геофизик, и он на практики выбирался к Олегу в Якутию, работал ка-навщиком—канавы бил, и на Майский братья поначалу приехали... канавщиками. Отсюда Василий уехал в Якутию один.
Сам Олег кем только не был! —успевай записывать да дивиться. Пока учился в школе, поработал водовозом «на лошадке», раз-
[264]
норабочим у сестры и реечником у геофизиков. Успел плотником стать на стройке — еще в школе-одиннадцатилетке. А столяром научился быть уже в годы студенчества. В 1968 году поступил в Свердловский горный институт на геологоразведочный факультет...
— Я и выпущен был из института геологом-разведчиком, но на разведке не работал. Так уж получилось. Я — охотник. Делом этим «прихварывал» с детства, а уж на практике в Забайкалье совсем «заболел». Была у меня отличная собака — Пух, лайка-медвежатник. Помню, приехали на практику в поселок геологов — на лошадях, телегами, за двести километров от ближайшего жилья — переночевали. Утром вышел с Пухом в тайгу — она вот, рядом и вокруг! — и без ружья, но с ножом. Прошли всего-ничего, и Пух «докладывает»: «На муравейнике, совсем рядом, катается медведь!» Я и сообразить-то путем не успел, а уже дал деру к дому. А ведь мечталось с ножом на зверя!
Была практика у Олега Нестерова и на Северном Урале, это когда к нему старший брат Валентин приезжал. Канавы били, искали бокситы для Каменск-Уральского алюминиевого завода. Командовал геолог Владимир Смолин...
На третьем курсе поженился с Галочкой, нашей, шадринской. Она училась в фармацевтическом училище. На четвертом курсе я стал отцом, первенца Галиночка мне подарила, Андрея... А Светланочка появилась уже позже, в семьдесят шестом, в пору моих смятений...
Не сразу понял Кирилин причины смятений Олега. Разговоры то разгорались, то увядали, Олег умолкал, а в глазах — тоска. Начинали сначала: чему учили, как учился.
— Троечником не был. А предметов-то, предметов! — и все геология: минералогия, стратиграфия, петрология, тектоника, рудные ископаемые, нерудные ископаемые... А историй сколько — истмат, диамат, политэкономия... Теория — семестрами, лаборатории — часами... Приехал по распределению в Промысловскую геологоразведочную партию Пермской экспедиции — в треугольнике между Кочканаром, Нижним Тагилом и Пермью. Разведка. Работали по россыпям, а к моему приезду взялись за рудное. «Езжай, выставляй вышку буровую!» — а я сроду не видел, как ее выставлять. Не учили! Так, теоретически, приблизительно. А в той партии геологи сиднем сидели. Приятель мой, Миша Курманов,— пятнадцать лет на россыпях. Свой дом, две коровы, семейство, охотник и рыбак — как бы и не геолог вовсе! Правда, он и помог мне — поучил спокойствию и хоть как-то показал оформлять документацию. Партия-то круглогодичная, стационар — и старики на меня все свалили: направление бурения, как бурить и документацию... И дали полдома — три комнаты с верандой, огород, сарай. Охота там —
[265]
страсть! Двух собак содержал. Зимой заключил договор с Заготпушниной — белка, куница... Медведей бил. Ну прямо старосветский помещик! Живи не хочу!
— А почему «не хочу», Олег Никифорович?
— Да я ведь поисковик по нутру... Бросил все. Один сезон проработал с братишкой в Якутии: я — геологом-разведчиком, он — буровым мастером. Присмотрелся — и там все так же... Списались с чаунцами, нам предложили Майскую, оформили вызова-пропуска. Приехали. Был тогда старый поселок — до горизонта ни деревца. Брат мне сразу: «Давай уедем!» Но я уговорил его остаться на сезон. Пошли на канавы... Ну, потом он уехал, а я остался. Это был семьдесят седьмой — год становления экспедиции.
— С геологией-то как?— нетерпеливо спросил Кирилин.
— А так, как и должно было быть. Ведь я кто? Охотник. А поисковик — кто? Да тот же охотник. Отряд организовался в семьдесят восьмом. Начальник отряда Евгений Иванович Козлов — все с руки показывал: «Здесь должно быть рудное поле!» — и образец мне в руку, как бы охотника по следу пускал. Погнал траншею, вторую — то по «следу», то собьюсь, вернусь, снова траншею — и понял, какие ошибки делал на Урале! Если б вернулся, так и там бы нашел все, что надо было найти. Смело скажу: здесь я стал специалистом.
Вечером пришел Григоров — без предварительного звонка, запросто, по-соседски. Сказал, улыбнувшись:
— Захотелось при вас... «покурить». Думал, что подарить вам на добрую память, надумал — вот...— и протянул смущенному Кирилину предмет, давно и тайно желаемый — геологический молоток. Не новый — поработавший. Каленый ударник, каленый «клюв», рукоять буковая, она же и линейка, семьдесят пять клейменых сантиметров, и с металлической оковкой. Альпинштоком может служить. Инструмент!
— Вы уж распишитесь, Сергей Александрович, на рукояти. Я потом выжгу по росписи — сохранится!
Григоров усмехнулся с ироническим прищуром, но расписался.
Серебристый оконный иней в отблесках уличного света искрился и переливался перламутровыми разводами. Окно то и дело потрескивало — к ночи нагнетался мороз.
С Григоровым и помолчать можно, это как бы своеобразный диалог,— подумал Кирилин,— каждый молчит о своем, ну а по сути — об общем.
Настоящего специалиста, ученого по заказу — не воспитаешь. Из никого не сделаешь... Вспомнились конкурсные приемные экзамены в творческом вузе — четыре ступени отбора, каждый с почти
[266]
половинным отсевом. И вот отбирались избранные, курс, возглавляемый Мастером. Учились, старались, проявлялись, а отсев продолжался: кого отчисляли по воле Мастера, а кто и сам уходил, поняв в ходе учебного процесса, что он «гвоздь не от этой стенки». Четыре с половиной года спустя — выпуск. Поредели ряды, лица повзрослевшие, глаза помудрели. Сколько их, пятнадцать, двадцать? Получают дипломы. Но кто из вручающих, кто из получающих в этот торжественный миг может поручиться в том, что дипломированные обязательно состоявшиеся творцы? Все покажет жизнь, и не завтра... Спросил интервьюер из молодежной прессы у вчерашнего выпускника, уже заявившего себя в творчестве режиссера-оператора Евгения Кряквина: «Чему вы научились в институте?» — «Хотеть учиться!» — твердо ответил Евгений...
Специалист и ученый формируются в процессе познания — факт неоспоримый — но каждый по-своему, на личном «фундаменте»: способностях самостоятельно мыслить, анализировать, убеждаться и убеждать... Реформой школы — основной «фабрики» личностей— партия, государство, мы, народ, поставили перед новым поколением грандиозную задачу: создать армию личностей, творцов будущего. Посыл к задаче ясен — одними талантами не обойтись, редок он, талант. И пути в науке прокладывают ныне не одиночки-таланты, а сомкнутые цепи личностей... Ну, роль таланта, гения — неоспорима. Но неоспоримо и то, что серый учитель в школе — ив вузе — талантливого ученика не поборет, не подавит, а вот среднего, еще не сложившегося в личность, плохой педагог убьет...
— Вы замечали за собой, Кирилин, что усталость, как груз, ощущается и давит только в паузах между циклами сложной работы? Остановишься отдышаться после броска, и вот она, наваливается. Сопротивление познаваемого материала вызывает прилив энергии, натиск, тот самый бросок. Прорвался! И ведь понимаешь же, что отштурмовал, военным языком говоря, только очередную траншею «обороны», что еще шагать и штурмовать, но усталость — она не от разума, от тела бренного — вызывает растерянность, некий страх перед громадой непознанного. И опускаются руки. Такое со мной случалось и раньше, почти у старта. Ну, брал «тайм-аут» — в те годы чаще на час, чем на день,— и думал. Гонял по всем регистрам свою личную «эвм», штудировал хранящееся в личном «черном ящике» — и появлялось решение, формировалась очередная задача... Возбудителем генерации была совесть, ответственность перед товарищами, коллегами. Они мне верили, вкладывали в дело разум и мышцы... Цель геологического изучения конкретного объекта — объективное представление об условиях залегания полезных ископаемых, о последовательности формирования и качественных характеристиках опоискованных руд. Специалист, не способный вообразить и построить объемную модель
[267]
месторождения — не специалист-творец. Он статист в геологии. В сущности, чем отличается главный геолог от геолога-техника? Способностью видеть не плоско, а объемно. Конечно, всякий большой объем — сумма объемов малых. Понимаете процесс? От абриса, от эскиза модели к ее детальной проработке. Процесс не для одиночки, будь он хоть и семи пядей во лбу. Нужна рота лобастых — и она сформировалась на Майском. И не из рекрутов, а из волонтеров. Считаю, сложившийся коллектив — главная ценность-Майского... Профессиональная удовлетворенность как бы восходит по ступеням: предположения подтвердились знаниями—ступень. «Тайм-аут» — осмысление, и следующая ступень. Нет места удаче, фарту — всё вычислено... Почти пятнадцать лет отдано «сопулечке», обмозговывались ее суть, потом закономерности, потом подбирался ключ к возможным решениям подобных задач, потом учились понимать суть возможных вариантов, а природа уж так богата на варианты, на аналогии и противоположности подлинные и мнимые!.. Диссертация: «Строение геохимического поля месторождения. Оценка и прогнозирование эндогенных (глубинных) оруденений» — работа по прикладной геохимии. А я-то разведчик! И этот «сайд-степ» — шаг в сторону — к геохимии, к одному из методов познания, дался мне, ох как нелегко! Спасибо друзьям... Геохимический метод познания утвердился, под него подведена мощная научная и техническая база, самые современные ЭВМ и лаборатории ЦКТЭ. Там Розенблюм Илья Семенович — ученый и опытный организатор...
