На "Славе" плавал матросом Герой Советского Союза полковник Андрей Борщов, вылетевший на помощь Армии Крайовой и посадивший штурмовик на пятачке в Варшаве. Плавал матросом 1-го класса Герой Советского союза П. Дубинда. Трудился на "Славе" боцманом Беляков, полный кавалер орденов Славы, простите уж за каламбурчик. Были даже панфиловцы. Плавал родной брат министра культуры Екатерины Фурцевой. Фурцева неоднократно наведовалась на обе флотилии.
Капитан одного из охотников Владимир Васильевич Ангелин был внуком первой советской трактористки Паши Ангелиной.
Электоромеханик Вячеслав Меркулов был сыном сподручного Берии Станислава Меркулова, растрелянного вместе с Абакумовым. Алексей Соляник без колебаний приглашал на флотилии не только людей заслуженных, но и бывших в опале, не шарахался. Так капитаном одного из охотников был экс-капитан первого ранга Кухта, бывший командир линкора "Новороссийск", взорвавшегося в Северной бухте Севастополя.
Но героев-китобоев теснили уже с первых полос космонавты.
" И походкой той, одеждой скованной,
И мечтой, что уносила в завтра,
И работой трудной и рискованной
Гарпунер роднился с космонавтом", — писал Игорь Неверов.
Побывавший на борту космонавт, земляк-одессит, на участке разделки трогательно обнялся с резчиком в робе. Резчик оказался забракованным медкомиссией летчиком из отряда космонавтов.
На собраниях прорезались тревожные нотки. Так в декабре 62-го провалили план и ополчились на гарпунеров Шаткова, Косоротова, Какушу и Торопченкова, у которых было много промахов. Посылали в президиум базкома анонимные записки, в которых обвиняли руководство в неразумном изменении курса флотилии. Капитан-директор В. Неболюбов, разумеется, при поддержке помполита И. Омельяненко осадили смутьянов, оправдывали переход флотилии к Н-ским островам положительными данными разведки и опытом промысла прошлых лет. Предлагалось мобилизовать резервы, но ведь китов-то не мобилизуешь. Гонялись за одинокими китами до последнего. Повезло гарпунеру Ш. Челидзе, он взял на линь двух финвалов, но правый кит оборвался. Быстро обработали добычу, поддули, снабдили радиобуем, поставили на флаг и продолжили преследование беглеца, опасно маневрируя среди битого льда и рапаков. Свободные от вахт мотористы запрудили мостик, на марсовую площадку полез помощник гарпунера. Кита добили уже в потемках в 23 часа.
Начальство нервничало, кидались из крайности в крайность. Не повезло на севере у Н-ских островов, решили повезет на крайнем юге у кромки припая. Однажды проснулись в ледовом плену, вся флотилия вмерзла в лед. Флагман крошил лед, вызволяя малышей. Успели. Разговоры о былых удачных охотах новичкам казались бульбами. Скрипела на волне "Слава" все жалобнее и пронзительнее. Под скрип в тесных перенаселенных кубриках травили, что и условия обитаемости на "Советской Украине" более человеческие, и заработки выше. Старожилы вспоминали, как преследовали блювалов, молодежь байкам внимала с сомнением, сейчас блювалы были большой редкостью.
В пылу охоты капитаны В. Харалдин и В. Тимченко допустили столкновение судов, но, к счастью, отделались вмятинами на фальшбортах.
Опасность представляли не только рапаки и киты, которые могли изуродовать винты, но и танкера, приходившие раз в два месяца за готовой продукцией.
Грузовые операции в океане крайне рискованны из-за неравномерного волнения. В первых рейсах, не дождавшись тихой погоды, откатку топлива с танкера "Апшерон" произвели в ходу. "Слава" и "Апшерон", стали лагом, в качестве кранцев, как обычно, использовали туши китов, и двигались против ветра на малых ходах, пока не закончили откатку топлива. Кроме топлива, провизии и воды, танкера привозили почту, которая тоже таила конкретно адресованную опасность. Китобой разрывал конверт, а там: "…Мы разные люди. Я встретила … Извини …".
Если в первых пяти рейсах никто не погиб, то потом и вены резали, и бросались за борт, как это случилось на "Бесстрашном — 24". "Прощайте, ребята!", — крикнул напоследок с бака матрос, только его и видели.
В семнадцатом рейсе было добыто 2015 китов, гребные винты китобазы сделали 24 миллиона оборотов. Рекорды теперь ставили по оборотам, за китами приходилось больше гоняться, сжигая сотни тонн мазута. Перспектив наращивания промысла у "Славы" не было, беспощадная статистика со временем подтвердила это.
Если в сезон 1962-63 г.г. "Слава" добыла 806 финвалов и 624 сейвала, то "Советская Украина" в 1974-75 соответственно -170 и 581. Чтобы окупить расходы на промысел, в 70-е вынуждены были больше бить "мелочь" кашалотов и минке, минке — кит-пигмей, на которого раньше не зарились. Так что "Славу" готовили на списание во время.
В 64-ом Соляник собрал ветеранов "Славы" в зеркальном банкетном зале, самого престижного и самого морского ресторана города "Волна". Во главе стола сидел первый секретарь обкома партии Синица, высший комсостав флотилии, а в продолжении капитаны и гарпунеры. Официальная выпивка для плавсостава была ограничена 150 граммами, за обед внесли по 25 рублей с китобойной персоны. В денежных вопросах Соляник был особенно щепетилен, и не позволял даже уплатить за себя бутылку воды. Уже тогда китобои поняли, что Соляник прощается.
Сезон 66-го года был для "Славы" последним. Китобойные суда, пребывающие в условиях почти непрерывной качки, изнашиваются быстрее, как, впрочем, и сами китобои. Предельным возрастом для китобоя определили пятьдесят лет. "Славе" шел тридцать седьмой год, возраст был выше критического. Из тридцати семи лет едва ли не половина жизни прошла на бесполезном отстое — горькая судьба для парохода. Последний день промысла 22 апреля был неудачным. Монеток не бросали, прощались с Южным океаном навсегда.
Капитан охотника Владимир Ангелин написал:
"Там, где сумрак до хруста выстыл,
Там, где айсберги пьют волну,
Никогда не разбудит выстрел
В лед закованную тишину.
И, как в прежние наши будни,
Сквозь рассеявшийся туман
Никогда не рванется судно
На пробивший волну "фонтан".
…Может правильно. Может верно…
Но, а все же, до боли жаль
Ту, исхлестанную злым ветром
И распятую штормом даль.
Потому что из тьмы и холода,
С рыжих скал, где снега метут,
Машет вслед нам рукою молодость,
Навсегда оставаясь тут…"
Группу из четырех охотников прямо из Антарктики капитан Анатолий Лабунец повел во Владивосток, откуда их должны были перегнать в Японию на разделку. Дальневосточники, бывшие на борту, возвращались в точку с якорьком на карте мира, откуда в 46-ом прибыли — кругосветка, длившаяся двадцать лет, логически завершалась. Переход выдался трудным, техника капризничала, списанные пароходы, говорят, чувствуют, как и животные, когда гонят на бойню. База же, сдав на танкер жир и китовую продукцию почапала следом. Впервые перед приходом не приводили пароход в порядок, безделье угнетало. Базовые косторезы по заказам, разумеется, не бесплатно, гравировали на зубах кашалота, силуэты приговоренных к разделке малышей-охотников. Резчики из фленшерных ножей мастерили тесаки с наборными из китовой кости ручками.
Впервые флотилия посетила Сингапур. До сих пор заграницу видели ограниченно, почти всегда одну и ту же, география их посещений: Монтевидео, Буэнос-Айрес, иногда заходили в Кейптаун, бункеровались в Гибралтаре, с закрытием Суэцкого канала стали посещать быстро развившийся Лас-Пальмас, по-моряцки, Пальмас. О дешевизне сингапурского Малай-Базара были, конечно же, наслышаны. Встретившиеся на базаре неизбежные водоплавающие земляки советовали китобоям, теперь уже бывшим, податься в Новороссийское танкерное пароходство. По морским слухам в Висмаре спустили лайнер "Иван Франко", головное судно серии, в которой пять рысачков-пассажиров, можно попробовать прорываться туда, хотя без "волосатой руки" шансов мало.
Из Владивостока в Японию "Славу" перегоняли уже дальневосточники.
Японцы же из бирмингемской стали, добытой от разделки "Славы", возможно, сработали еще одну китобойную флотилию, они наращивали промысел, только в Антарктике работали флотилии "Тоннен-Мару-2", "Нишин-Мару", "Кокио-Мару", "Нишин-Мару-2", "Кинчжио-Мару", "Тоннен-Мару".
Говорят, японцы промышляют небольших северных китов в шхерах Гренландии до сих пор.