Полярная Почта

Бурый Сергей Степанович, страница в разделе "Личные и семейные архивы".

Часть 1.

Много, фактически ежедневно, летая стрелком-радистом с командиром эскадрильи Петром Квасниковым в 53-м САП, меня никогда не покидала надежда переучиться на пилота. Она теплилась в моем сердце, и я начал подавать рапорт за рапортом, с просьбой отправить на учебу в только что созданный 3-й учебный АП, базирующийся в поселке Холмогоры Архангельской области. Мне это не удалось.
Но неожиданно в моей судьбе случились непредвиденные изменения. В 46-м штурмовом АП, куда я был направлен, практически летать не пришлось. В это время начали поступать американские самолеты: Бостоны, Кетихавки, Кобры и морские самолеты фирмы «Каталина», так называемые «ПБН-1» (патрульный ночной бомбардировщик). Нашу группу курсантов самолетов Ил-2 распределили по авиаполкам вторыми пилотами на самолеты «Каталина». Я попросился в 53-й АП, где я летал стрелком-радистом. Меня зачислили 2-м пилотом в звено управления к командиру корабля Прохорову Георгию (мы его звали просто Жора). Званием у него было младший лейтенант, но, как пилот, он был один из лучших, а как командир корабля — некудышний.
Жора Прохоров был своеобразный человек: по натуре самый мужественный, безмерно любящий летную работу, иногда мог допустить глупые непродуманные действия. В моей летной работе он сыграл главную роль, как инструктор и великолепный пилот любого самолета. Жора был очень сильный физкультурник, занимался разнообразным спортом. Он преуспел, можно сказать, во всех видах спорта. Но его скромность (он говорил мало), он умел слушать собеседника, был отзывчив на любую шутку, смеялся от души, так просто и задорно, что вызывал смех у всех присутствующих. Его взлохмаченная русая голова, серые, добрые и выразительные глаза, миловидное лицо — располагающе действовали на присутствующих, заставляли как бы внимательно следить за его действиями. В то же время он был каким-то загадочным, непонятным, в силу своей малой разговорчивости. Можно сказать, что это был человек дерзких и быстрых действий.
Жора был мне друг, я любил его, как можно любить своего близкого друга и боевого товарища. Летал он очень хорошо. Первые познания секретов пилотирования он вселил в мою душу, приучил к спокойствию в действиях, уверенности в своих силах, помог навсегда полюбить летное дело. Вот один из примеров из прошлого, когда я был еще стрелком-радистом. Наш полк перебазировался на новый аэродром. Звено управления включало 3 самолета: самолет командира полка, его заместителя и самолет летчика Прохорова (лучшего в полку). Первым пошел на взлет самолет командира полка полковника Панкова, на редан он не вышел — мотор перегрел, взлет не состоялся. Тоже самое произошло с заместителем командира полка, с одним и другим командирами эскадрилий. Вдруг Жора мне говорит:
— Сергей, как ты думаешь, возможен взлет с перегрузкой в штиль?
— Если только здорово захотеть, — дерзко отвечаю я.
— Ладно, гауптвахты не миновать, а показать им надо, что взлет возможен.
Наш фанерный самолет МБ-2, после запуска мотора, лег в циркуляцию для прогрева. Я сижу на правом сиденье, улыбаюсь, как майская роза, а Жора поет:
— Сочи — все дни и ночи…, — разбалтывает машину рулями, зачем-то заставил меня пробежать в хвост и назад, вывел самолет на редан и взлетел. Я мигом в хвост к рации, выпускаю антенну, слышу в наушниках: «Немедленно произвести посадку». Мы с Жорой ликовали победу. Вечером и утром я ходил к Жоре на гауптвахту, он также тихо пел: «Сочи, все дни и ночи», молча собирался к вылету на задание, а по возвращению, вновь с песней, следовал на гауптвахту. Вот таким забавным человеком был Жора.
Он научил меня идеальному полету в облаках, в тумане, и всему, что может сделать инструктор для молодого пилота. Летать приходилось ежедневно, в том числе и с командиром полка Доброславенным, с его заместителем, майором Жаровым. Не осуждая, сразу скажу, что летчики они были неважные, не умели летать вслепую, чувствовалась неуверенность, поэтому их устраивал полноценный второй пилот, умеющий хорошо летать в облаках, что у меня очень хорошо получалось. С Прохоровым мы выходили из самых сложных ситуаций, благодаря его спокойствию и выдержке. Приведу только один пример.
Однажды, как всегда перед взлетом, штурман и стрелок проверили исправность пулеметов несколькими короткими очередями, доложили об их исправности, поступили доклады, что блистера и люки задраены, что все члены экипажа готовы к взлету. Как потом оказалось, у нас не был законтрен хвостовой люк, в который, при выходе на редан, засосалось много воды, что привело к нарушению центровки самолета. Чувствую, что самолет выкидывает из воды, значит, что что-то не так, кричу Жоре, что надо прекратить полет. Он этого не делает, мы выскакиваем из воды, и самолет свечей устремляется вверх, мы всеми силами стараемся удержать самолет в горизонтальном положении, моторы ревут на форсаже, мы вынужденно набираем высоту. Я закричал: «Всем в нос». Перетащили кое-какой груз, затем включили электропомпу и выкачали часть воды. За это время мы уже успели набрать 6000 м высоты. Благодаря мощности моторов, помощи двух человек, которые вместе с летчиками давили на штурвал, удалось избежать падения самолета. С другим командиром мы не вышли бы из этой ситуации. А ведь с нами было 12 авиа бомб по 100 кг каждая. Жора хотел сбросить их, но я вовремя убедил его, что будет хуже, так как центр тяжести сместится еще дальше в хвост, и мы упадем на крыло в штопор, а тогда удержать рулями самолет нам будет невозможно.
За время войны Прохорова два раза понижали в звании до младшего лейтенанта «за неправильно принятые решения». Так он летал на самолете амфибии «Каталине», который мог садиться и на водную поверхность и на грунт. При одной из посадок на сухопутный аэродром, он выпустил поплавки, разбил самолет, чуть не погубил экипаж, за что и был наказан. Но почему только он один, куда смотрели и бортмеханик и другие члены экипажа, когда командир допускал явную ошибку?

Полярная Почта

Бурый Сергей. Воспоминания.

Наступил новый 1943 год