Помню наш 53-й полк базировался на оперативном аэродроме Иоканьга, откуда мы ежедневно летали на самолете МБ-2 на поиск кораблей и ПЛ противника. Как-то вернувшись из разведки (я был ведомым у П. Тура), покушали, вылетов больше у меня не ожидалось. Вдруг Жора Прохоров сообщил мне, что береговые пограничники засекли подводную лодку. Нам задание: вылететь в точку нахождения ПЛ и произвести бомбометание. Я был подготовлен на должность командира корабля и летал с левого сиденья, инструктором был Прохоров или командир полка, если он был на задании. Жора со штурманом пошел на командный пункт для получения задания, а механик, стрелки, радисты и я на катере пошли на самолет.
Самолет «Каталина» сделан для длительных полетов (он мог находиться в воздухе до 35 часов, если двигатели находились в экономическом режиме). Внутренняя отделка была выполнена очень хорошо, даже сиденья отделаны бархатом, порядок и чистота на самолете была идеальной. В ожидании Прохорова я сижу на левом сидении, до предела заросший волосами, торчащими во все стороны, в несколько порванной тельняшке, босиком (ноги выглядели не первой свежести, слегка грязноваты). Морской широкий клеш с вшитыми черными клиньями — все это вместе взятое порождало во мне образ горьковского Челкаша — бродяги… Лето было в разгаре, в самолете тепло, а при необходимости можно включить отопление. Экипаж подготовился к запуску двигателей, ожидали командира и штурмана. Вижу, к нам идет катер, Прохорова на нем нет, вижу командира полка Доброславина и с ним кто-то из командного состава. Я покорно жду, в пилотскую кабину входит
генерал-майор Андреев — командующий авиацией Северного флота, за ним командир полка. Я мгновенно покраснел, грязные ноги сдернул с педалей руля поворота и замер, неприятное чувство стыда на какое-то мгновение меня «парализовало». Последовал вопрос командующего:
— Кто ты такой?
Я почти заикаясь, с мольбой и страхом ответил: «Второй… пилот».
— Бродяга ты, а не второй пилот, позоришь такую технику…
Я готов был со стыда вывалиться за борт и утопиться. Затем командующий обратился к Доброславину с вопросом: «Как он летает?»
— Лучше всех в полку, товарищ генерал. Подготовлен для полетов командиром корабля. Как только придет звание, будет летать командиром.
— Сам он справится?
— Лучше меня, — отвечает Доброславин.
— Вот я сейчас посмотрю, проверю его. Если что, выгоню, а Вас накажу.
При этом командующий усаживается справа. Доброславин меня вдохновляет, показывает большой палец, как бы говоря, мол, не волнуйся, Сергей, все должно быть хорошо. Тревожные мысли затеплились в голове, «неужели последний мой полет?» По мере докладов членов экипажа о готовности к взлету, шоковое состояние стало исчезать, появилась уверенность, румянец с портрета стал исчезать, желание выполнить все элементы полета идеально дало толчок действовать.
Андреев А.Х. Морской лётчик, генерал-майор авиации.
Участник Великой Отечественной войны с первого дня.
С конца 1942 г. командовал ВВС Северного флота. Не буду описывать весь полет, коротенько скажу, что полет в течении 10 часов прошел великолепно, снежные заряды, низкая облачность, штормовая погода — все способствовало мне для повышения моего балла, как пилота. Подлодку в заданном квадрате мы не встретили, дополнительно произвели поиск кораблей в Белом море и совершили посадку на Лахтинском водоеме недалеко от Архангельска. Все было проделано исключительно здорово, я и Доброславин праздновали победу. Я был безмерно доволен собой с уверенностью, что я буду летать. Я не сказал о причине такого полета с разведкой и посадкой в Лахти. Командующему необходимо было срочно прибыть в Беломорскую флотилию в Архангельск, что мы и сделали. После посадки и заруливания, командующий сказал Доброславину:
— Присвойте в Беломорской флотилии, по моему указанию, звание старшины, придет офицерское звание, пусть летает командиром корабля.
А мне сказал так: «Если что-то подобное увижу, летать не будешь». Я, конечно, дал клятву, да и сам почувствовал, что война войной, а порядок должен быть на флоте. Во флотилии на другой день меня одели в офицерскую шинель, китель, я нацепил мичманские погоны и вернулся в Иоконьгу в звании мичмана и доложил ребятам, что мичман с «Зубатки» (было такое рыболовецкое судно в Мурманске) вернулся на базу. До самого конца войны так и звали меня все «мичман с Зубатки», включая командира и комиссара полка.
Мне пришлось встретиться с генерал-майором Андреевым еще раз, когда я получал звание лейтенанта по окончанию Ейского морского авиационного училища. Обходя строй выпускников, он узнал меня и обратился с вопросом: как закончил войну, почему здесь и т.д.? Я объяснил, он пожелал успехов по службе, в летном деле. В то время он, уже, будучи генерал-лейтенантом, был начальником авиационного училища в городе Ейске.
В дальнейшем моя судьба складывалась удачно. Я попал на стажировку в полярную авиацию, где меня оставили служить. Там я узнал многое о настоящей летной работе, связанной с повседневным риском. Любимое дело, страсть и большая привязанность к нему — это великое счастье.