Полярная Почта

МИССИОНЕРЫ ПРОСВЕЩАЛИ

Несколько статей и рассказов, большей частью переводных. Отрывок из статьи нововременского Меньшикова («Злой недуг»), типичный образчик благонамеренного кликушества, написанный закрученными умными фразами с тщательным вытравливанием всякого намека на социальные основы пьянства в царской России.
И наконец — гвоздь всей книжечки — приложение: «Яд. Сборник мнений, мыслей и изречений выдающихся писателей о вреде пьянства» (СПБ, 1902 г. ).
Из этого сборника якут или тунгус мог узнать, что:
«Пьянство есть мать всех постыдных дел, сестра любострастия и кораблекрушение целомудрия» (Блаженный Августин).
В памяти оставались, конечно, наиболее доходчивые, наиболее понятные слова: пьянство — мать и сестра.
Григорий Богослов трактует пьянство еще более привлекательно: «Пьянство, плотская любовь, ревность и бес равны между собой».
[243]
Бесы, злые духи всегда были в почете у малокультурных племен, напуганных грозными явлениями природы. Фольклор якутов, тунгусов и чукчей выдвигает злых духов на командные тосты своей мифологии. Значит... любовь и улахан тойон (большой начальник) сидят в бутылке с этикеткой, заштемпелеванной государственным российским гербом.
Митрополиты, архиепископы и папы, занумерованные латинской цифирью и без оной, крадущейся поступью шествуют по страницам книги, осторожно втыкая в сознание читателя понятие о властном очаровании государственного алкоголизма.
Изречения подобраны очень старательно. Мартину Лютеру, например, предоставлено право громить только... пивоварение.
«Пивоварение уничтожает столько хлеба, что его вполне хватило бы для целой Германии».
Уничтожение хлеба! Это очень понятно каждому нацмену, полярнику. На дальнем севере хлеб считается предметом роскоши. Никто и никогда не подумал бы здесь заняться самогоноварением или приготовлением бражки. А русским купцам и чиновникам, опекавшим край винномонопольными лавками, очень неудобно было возить в жестокие морозы бочки с пивом. Портится ценный товар. А спирт от мороза застрахован. Водка, даже если она замерзнет в бутылке, не лишается своей крепости.
И — да будет предано проклятью пивоварение!
Миссионерские попы не гнушались высказываниями и Будды Сиддарты и Мельхиора фон Диппенброка, кардинала и епископа Бреславльского, Вильяма Бутса — генерала Армии Спасения, Пифагора и Анахарсиса, Сенеки и Пиндара (под цитатой из первой олимпийской песни Пиндара, в сноске указано: 522—442 гг. до «Р. X.» и было понято Неустроевым как до... Октябрьской (Октябрь — десятый месяц) революции.
Приведены также выдержки из произведений русских писателей — классиков. Однако эти выдержки взяты в контексте, лишающем их социального смысла. Больше того, они стремятся вырыть пропасть взаимного непонимания и недоверия между рабочими и крестьянами, между русскими и нацменами.
[244]
«Лесков Н. — Ни мор, ни глад, ни огонь, ни меч двунадесяти языков не ознаменовали так своих губительных нашествий на нашу отчизну, как укоренившийся у нас страшный порок пьянства, пьянства буйного, дикого, отвратительного и иногда обессмысливающего наше чернорабочее сословие».
Рабочий, как представитель своего класса, класса трудящихся, был неведом людям дальнего севера, не имевшим до Октябрьской революции вообще никакой промышленности.
Нацмены севера знали чиновников, солдат, купцов и политических ссыльных.
В новую (опасную!) категорию страшных, делающих что-то «бессмысленное» рабочих зачисляло миссионерское просвещение революционеров, обреченных на ссылку в арктических областях.
Предусмотрительно вклинивались сторожкое недоверие и подозрительность между заключенными в «местах отдаленных», где стенами тюрьмы служили местные условия, и хозяевами края — нацменами.
Звонницы православных церквей были сторожевыми вышками огромнейшего, всеякутского политкаторжного централа.

Полярная Почта

Абрамович-Блэк С.И. Записки гидрографа. Книга 2.

Абрамович-Блэк С.И. Записки гидрографа. Книга 2.