Арктическая навигация 1943 г. протекала нормально, все грузы в Арктику и из Арктики бесперебойно доставлялись в места назначения. Только в самом конце выяснилось, что Северный флот не может гарантировать безопасный вывод из Арктики всех транспортов. Тогда на совещании в ставке Верховного Главнокомандующего было решено транспорты оставить зимовать, а ледоколы вывести.
Ко времени решения Ставки суда находились на Енисее и на Диксоне. Руководство ГУСМП назначило меня начальником зимовки. Я приказал сосредоточить все суда на Диксоне, так как там можно было произвести ремонт судов. Всего на Диксоне для зимовки собралось 17 судов.
Лишних людей из экипажей зимующих судов мы отправили по Енисею на юг. А на Диксоне развернулся ремонт судов. Были составлены ремонтные ведомости, необходимые материалы доставили самолетами. Нам удалось отремонтировать все механизмы, включая и главные двигатели, а весной окрасить корпуса и надстройки зимовавших судов. Даже механизмы парохода «Петровский» привели в полный порядок. Это судно на пути из Игарки с грузом круглого леса в Енисейском заливе подорвалось на вражеской мине, но не затонуло, так как лес удержал его на плаву. После ремонта двигателя судно уже в 1944 году своим ходом было отправлено на восток и благополучно пришло во Владивосток.
В 1943 году в Архангельск удалось вывести только ледоколы. С этой операцией связан очень трудный полет
И. И. Черевичного.
Стояла поздняя осень. Тундра промерзла, ручьи и лужи исчезли, часто перепадал снежок, постепенно укрывавший тундру. День быстро убывал, а ночь становилась все длиннее. В бухтах Диксона образовался заберег, на акватории местами возникали пятна ледяного сала.
Лед в море в том году образовывался дружно. Значительная часть моря Лаптевых и северо-восточная часть Карского моря были покрыты прошлогодним льдом, что намного ускоряла льдообразование на смежных акваториях.
12 октября на Диксон из Архангельска неожиданно на летающей лодке типа «Каталина» прибыл командующий Беломорской флотилией адмирал С. Г. Кучеров. Немедленно в штабе Северного отряда, который в 1943 году располагался в порту Диксон, было созвано совещание. Кучеров сообщил, что ему поручен вывод ледоколов, задержавшихся в море Лаптевых. Для выполнения этой задачи он полагает
ледокольный пароход «Дежнев» (или иначе «СКР-19») и ледокольный пароход «Мурман» отправить с Диксона в Тикси, там соединиться с ледоколами и затем всей эскадрой идти в Архангельск. Из Диксона он со своим штабом отбывает на отходящих кораблях. Операция должна была проводиться в обстановке полной секретности, радиостанции кораблей могли работать только на прием» дабы не привлечь врага.
Сообщение Кучерова не вызвало возражений со стороны военных специалистов. Однако я, как начальник морских операций Главсевморпути, высказал сомнение в успехе прохода «СКР-19» и «Мурмана» в Тикси. Ведь судам предстояло идти по существу навстречу зиме. Для облегчения дела мы предложили «СКР-19» и «Мурман» в Тикси не посылать, а наметить место встречи ледоколов, идущих с востока, и кораблей, следующих с запада, где-нибудь в районе островов Комсомольской Правды. Это предложение было отвергнуто, так как не представлялось возможным подготовить такую встречу без радиопереговоров, а выход судов в эфир грозил рассекретить всю операцию.
Тогда и возникло мое предложение о полете адмирала Кучерова и его штаба в Тикси на самолете. Кучеров сообщил, что, по мнению пилотов Беломорской флотилии, такой полет стоял за гранью возможного, но, если бы он состоялся, Кучеров готов им воспользоваться.
Вернувшись с совещания, я вызвал к себе И. И. Черевичного. В то время на Диксоне находился только его самолет (
Н-275). Рассказав Ивану Ивановичу о положении дел, я спросил, не возьмется ли он «слетать на Тикси».
Черевичный подумал немного и ответил, что «попробовать можно». И тут же, как бы в раздумье, добавил, что «время позднее, не трудно и влипнуть».
Да, дело было серьезное. Надо было все тщательно взвесить, чтобы не создать еще более трудную ситуацию, если бы самолет где-либо в пути потерпел аварию или даже совершил вынужденную посадку.
Примерно через полчаса в штабе собрались Черевичный со своим штурманом, начальник бюро погоды В. В. Фролов и дежурный синоптик. Рассмотрение синоптической карты не показало ничего хорошего. На пути лежал мощный фронт, обойти его стороной было невозможно, так как пришлось бы лететь над горами, а подняться над ними с намечавшейся загрузкой вряд ли удалось бы. Мы спросили Фролова, как долго продолжится такая ситуация. Он пожал плечами и ответил, что оснований надеяться на быстрое улучшение обстановки нет.
Тогда Черевичный спокойно сказал, что он детально обсудил с экипажем возможность полета и они решили лететь.
Летчики попросили дать им максимальное количество бензина, так как в случае если залив Булункан уже покрыт льдом и посадки в Тикси не будет, придется возвращаться на Диксон. Во время взлета внутренний рейд по Сахалинским створам решили осветить судовыми прожекторами. Кроме того, надо было на выступающих мысах поставить людей с фонарями, чтобы лодка при взлете не напоролась на камни.
Адмирал Кучеров с нашим планом согласился. По получении подтверждения, что он достиг ледоколов, командир Северного отряда капитан 1-го ранга Н. П. Аннин должен был выйти с кораблями «СКР-19» и «Мурман» на восток в район островов Комсомольской Правды.
Взлет назначили на 02 часа 13 октября. Уже перед отлетом выяснилось, что в составе штаба Кучерова нет синоптиков. На ледоколах синоптиков тоже не было. Пришлось к отлетающей группе прикомандировать синоптика штаба морских операций Александру Николаевну Петрову. По правде говоря, она боялась лететь и не скрывала этого, так как ей как синоптику были ясны трудности предстоящего полета. Но храбрая женщина без возражений отправилась в путь и выполняла свои обязанности с честью.
За стеной дома стояла непроглядная тьма. Падал густой снег, когда мы направлялись к причалу. Одни лишь ручные фонарики, вырывавшие из темноты небольшие светлые пятна, помогали идти. Отлетающие сошли в катер. Застучал мотор, и катер сразу потонул в темноте. Его движение угадывалось только по шуму мотора. Вдалеке чуть виднелись желтые пятна освещенных изнутри иллюминаторов самолета. Спустя несколько минут затарахтел движок-пускач, затем заработал первый, а следом и второй двигатель. Зажглись бортовые огни, лодка двинулась, сперва медленно, как будто нехотя, а потом пошла веселее.
На внутреннем рейде по Сахалинским створам, как было условлено, прожектора с «СКР-19» и «Мурмана» осветили широкую полосу воды. На крайних мысах, далеко вдающихся в бухту, светили слабые огоньки сигнальщиков, ограничивавших район взлета. Как потом рассказывал Черевичный, при взлете он их не видел.
Самолет показался в полосе света, развернулся, снегопад в эту минуту неожиданно прекратился, до слуха донесся рев двигателей. Мы видели, как самолет поднялся над буруном, оторвался и почти сразу исчез из вида. Через пару минут он появился над нашими головами, увидеть его мы не смогли: он летел в густой облачности и был слышен только быстро удаляющийся шум его моторов.
Было условлено, что радист самолета А. А. Макаров через каждые 10—15 минут будет сообщать свое место и условия полета. Всем радиостанциям на пути его следования было приказано беспрерывно следить за самолетом и о любом неблагополучии сообщать на Диксон.
С волнением мы ждали первых сообщений. И вот они пришли. Полет протекал благополучно. Но уже на подходах к меридиану Усть-Таймыры встретился фронт, начались неприятности. Самолет швыряло из стороны в сторону, но самое главное, он начал активно обледеневать. Льдом оборвало антенны, связь прекратилась. На Диксоне уже думали самое худшее, но внезапно связь возобновилась. Потом она опять оборвалась, и так несколько раз. Наше самочувствие на Диксоне было весьма неважным, да и на самолете эти перебои в связи доставили много неприятных минут. Только пассажиры об этом ничего не знали.
У Макарова кончились грузики для выпуска антенны. Тогда Черевичный приказал механику Чечину отдать для грузиков ящик с инструментом. Только механик может понять, что означал этот приказ для Чечина. Однако он беспрекословно подчинился. Заветный ящик Чечин выдал Макарову почти со слезами на глазах. А тот брал гаечный ключ или другой тяжелый предмет, привязывал его к антенному канатику и выпускал за борт самолета. Когда связь возобновлялась, радист успевал взять привод для исправления курса и сказать несколько фраз об условиях полета. Быстро нараставший лед почти сразу же обрывал тросик и связь опять терялась. Радист вновь налаживал антенну, вновь выбрасывал ее за борт, чтобы на несколько минут возобновить связь.
За бортом лежала сплошная темень, моря тоже не было видно. Ревели моторы, и лишь удары по корпусу самолета ледышек, срывающихся с винтов, отдавались как удары камней в пустую железную бочку.
По условиям загрузки самолет вынужден был идти на средних высотах в густой облачности. Машина катастрофически обледеневала. Черевичный попытался вести машину низом, но облачность опускалась так низко, что полет проходил буквально на высоте 10—15 метров от воды. На такой высоте альтиметр практически бесполезен. Время от времени пилоту приходилось стрелять вниз за борт из ракетницы для того, чтобы определить высоту полета.
К счастью, по проходе меридиана мыса Челюскина обстановка стала улучшаться. Облачность поднялась выше. Обледенение прекратилось, и ледышки перестали стучать по корпусу. К тому же начало светать. Черевичный передал управление самолетом второму пилоту, а сам пошел в отсек, где находились пассажиры. Они сидели кто на чем мог, много курили. При виде Черевичного все встали и окружили его. Посыпались вопросы.
— Летим сносно, пересекли глубокий фронт, поэтому нас так болтало. Кроме того, происходило сильное обледенение, с винтов срывались куски льда и били по корпусу,—неторопливо объяснял Иван Иванович.
— Когда будем в Тикси? — спросил кто-то.
— Должны прилететь вовремя.
Часам к 12 дня самолет приблизился к Тикси. Было уже совсем светло, с воздуха хорошо различались темные пятна ледяного сала на акватории бухты Тикси. Однако залив Булункан оставался чистым ото льда и лодка благополучно опустилась на воду. Кучеров и его штаб на катере отправились в порт, откуда ледокольный буксир доставил их на ледоколы, стоявшие у Караульных Камней.
Утром следующего дня (14 октября), когда члены экипажа вышли из дома, они увидели, что весь залив Булункан и бухта Тикси до острова Бруснева покрылись молодым льдом. Опоздай самолет прилетом на один день — вряд ли все закончилось бы благополучно.
И вот началась весьма необычная операция. Портовый ледокольный буксир «С. Леваневский» подошел к стоявшей во льду лодке, околол ее, а затем пошел курсом на Караульные Камни, где еще сохранялась большая акватория чистой воды. Самолет рулил в канале, оставляемом буксиром. Пока обкалывали самолет, стало совсем темно. Самолету приходилось следовать за буксиром, ориентируясь только на его гакоборотный огонь. Хорошо, что водяной след, оставляемый судном, четко выделялся на фоне молодого льда. Вода отражала свет, как зеркало, и рулить поэтому было легко.
Еще на подходах к Караульным Камням лед кончился. Море было спокойно. Откуда-то с севера катилась пологая мертвая зыбь. Для гарантии прошли пару миль еще мористее и там отпустили «С. Леваневского». Самолет сразу же пошел на взлет.
Поскольку в Арктике летающей лодке делать было нечего, Черевичный, как это было условлено, через Хатангу и Дудинку отбыл в Красноярск. Полет его прошел без происшествий. Этой смелой воздушной операцией закончилось третье военное лето на трассе Северного морского пути.
