Полярная Почта

Бурый Сергей Степанович, страница в разделе "Личные и семейные архивы".

Часть 1.

Работа на сброс у нас получалась хорошо, как правило, результат был хороший, все сброшенное сохранялось. Неофициально мы считались мастерами сброса, и где бы не требовалось выполнить сброс, зачастую поручали нашему экипажу. Накануне больших праздников, мы развозили почту по всем точкам (на острова в экспедиции, для пограничников и т.д.), где невозможна посадка самолетов. Как-то раз, находясь в воздухе, мы получаем от командира отряда, Цуцаева, следовать в Тикси в распоряжение начальника экспедиции Хабарова для выполнения спецзадания. Прибыв в Тикси, мы узнаем от Хабарова, что на острове Генриетты на полярной станции нет горючего (каменного угля), люди в беде, замерзают, необходимо срочно везти уголь на остров и сбросить его для полярников. Все это было в разгар полярной ночи. Сложность была и в том, что остров Генриетты находился далеко от Тикси, поэтому необходимо было брать полный запас горючего, Если исходить из точного расчета, то практически груз нельзя брать, так как исход может быть непредсказуем. Но тут особый случай, и выполнять задание надо было немедленно. Запасных аэродромов не было, есть по дороге остров Котельный, но он закрыт по погоде: пурга, видимость нулевая. Мы берем на борт более двух тонн угля, две бочки с бензином на всякий не предвиденный случай, и с перегрузкой в три тонны готовы к вылету.

В Тикси длинная четырехкилометровая взлетная полоса, что позволяло взлететь при любых перегрузках. Впереди, в направлении взлета, виден туман до земли, переходящий в сплошные облака. Взлетели нормально, подходим к облакам и туману. Только вошли в полосу тумана, началось сильное обледенение, что при таком перегруженном самолете чрезвычайно опасно. Я увеличиваю до полной мощности работу моторов, которые начинают быстро перегреваться, скорость уменьшается, с лопастей винтов срывается лед и бьет оглушительно по фюзеляжу. Чувствую, что вынужденная посадка неизбежна, пытаюсь посмотреть вниз и что-либо рассмотреть на земле. Немного стала просматриваться земля, разглядываю во все глаза, куда посадить самолет на «живот» (с убранными шасси). Радист в это время спрашивает, что передать диспетчеру, так как мне некогда вести переговоры, мысли заняты другим более важным делом.
-Пока не скажу, молчи и не подымай панику, — отвечаю ему. У самого же в душе какая-то надежда, а под нами мелькают то земля, то лед, пригорки, вот-вот коснемся земли. Вдруг туман и облачность обрываются, перед нами чистое небо. Штурман Николай Черкасский высказал свое мнение, что кто-то из нас родился в рубашке. Понемногу лед покидает самолет, скорость немного увеличилась, моторы стали остывать, душевное состояние экипажа приходить в норму. Слышатся уже громкие разговоры, шутки, смех. Остальные шесть часов полета прошли нормально, в основном в облаках, но обледенения уже не было. На горизонте показался заветный остров Генриетты, который выглядел, как всегда, мрачным с нависшей черной низкой облачностью. Северный ветер жмет льды на остров, как бы желая его сдвинуть с места. С южной стороны, где нам нужно производить сброс угля, лед отогнало от берега, получились разводья. Давно установлена радиосвязь с островом, зимовщики благодарят, высказывают много теплых слов, чувствуется в голосе радиста и начальника станции большая радость. Появление самолета около острова для людей, фактически отрезанных от мира, не видящих ни чего, кроме штормового моря, покрытого льдами, большой праздник. (Это так они рассказывали).

Каждый раз, когда мы выполняли ледовую разведку в этом районе, делаем привязку к острову, много разговариваем с ними по рации, вдохновляем и утешаем их, сбрасываем им рыбу, мясо, немного спирта, записку, упаковав предварительно в бумажный мешок. Все, что есть у нас на борту, включая почту, мы им дарим от всей души. Нужно заметить, что такую доброжелательность мы проявляли ко всем полярникам, находящимся на других зимовках и островах.
И так приступаем к сбросу на остров Генриетты, предварительно выполнив контрольный круг, после которого мы несколько насторожились, неимоверно сильная болтанка. Дул сильный ветер (12 м/с) с севера на юг с гор острова, создавая мощные завихрения, а для самолета — болтанку.

Экипаж готов, все на своих местах, рядом со мной остается бортмеханик, остальной состав экипажа будет сбрасывать уголь. Хоть и сильно болтало самолет, ощущение незавидное, но терпимое, дело подходило к концу. На восьмом заходе, когда сбросили очередное количество мешков, при пролете с берега к воде, самолет с нисходящими потоками бросает вниз на воду. Сердце замерло. Глаза самопроизвольно закрылись, в голове сработала мысль: «это конец». Но счастье сопутствовало нам всегда, ни таков наш любимый Ли-2, чтобы похоронить нас у берегов Генриетты. Последующие заходы мы выполняем еще с большей уверенностью, все проходит гладко, по шнурку… Дело сделали, мы согрели людей, доставили им спасительное топливо, согрели их души, помогли им в трудное для них время. Какое великое счастье доставлять людям радость, особенно помогая в беде.
Наш Ли-2 разгружен, опасности нет, а долететь можно и на одном моторе. Возвращаемся с чувством торжества, как после удачно выполненного боевого задания. Мы знаем, что нас ждут, волнуются и встретят, как родных, наши милые и родные.

Вскоре нам поручили обеспечить каменным углем одну экспедицию, работающую в горах, путем сброса с самолета сорока тонн угля. Надо сказать, что выполнение задания осложнялось тем, что место расположения экспедиции было стрех сторон окружено горами. Получался такой мешок. Подход был возможен только с одной стороны, а уйти вроде невозможно, так как справа и слева горы и на низкой высоте не выйдешь. Безопасно было бы сбросить далеко от места расположения экспедиции, но это было неразумно, так как собирать уголь по глубокому снегу, а потом транспортировать — тяжело, да и потерь не миновать. Подумав, поразмыслив, я попробовал зайти со стороны гор в направлении лощины. Лег на курс сброса, выпустил шасси и щитки, стараясь на снижении погасить скорость и высоту, чтобы подойти к точке сброса на минимальной скорости и высоте. К нашему сожалению, мы не успеваем погасить скорость, значит, этот вариант действий отпадает. Тогда у меня созрело решение заходить на сброс со стороны лощины на горы, учитывая то положение, что расположение гор не вертикальное, а наклонное, так что после сброса можно будет на максимальной мощности с набором высоты развернуться на сто восемьдесят градусов.

Пригласил экипаж на короткое совещание, высказал свое мнение, и, к моему удивлению, все согласились, сказав, что верят в командира и в его действиях не сомневаются. Одним словом, мы зашли на сброс, выполнили его и по макушкам деревьев с набором высоты развернулись, как было задумано. Потом вся работа пошла, как по маслу, чем больше мы сбрасывали, тем было проще. Как-то нашему командиру Чукотского отряда В. Цуцаеву нужно было из Певека, откуда мы возили уголь, срочно вылететь на базу в Нижние Кресты. Мы уже были загружены углем, собирались лететь сбрасывать уголь. В. А. Цуцаев сказал мне:
— Сергей, возьми меня, заедешь, сбросишь уголь, а потом отвезешь меня на базу, утром придешь в Певек.
Мы взлетели, пошли на место сброса, Цуцаев находился на месте второго пилота, наблюдал за моими действиями. Погода была хорошая, видимость отличная, ветер слабый, самолет не болтало. Захожу на курс сброса по «наезженной тропе», снижаюсь до пяти метров, уменьшаю скорость, иду в направлении на горы. Смотрит на меня Цуцаев и спрашивает:
— Сергей, ты что делаешь?
— Иду на сброс, — отвечаю.
— Какой это сброс? Это самоубийство, давай уходи вверх.
— Владимир Александрович, мы здесь глаз набили, не беспокойтесь, все будет в порядке.
— Вот что, везите меня в Кресты, а потом летайте, как хотите.
Прилетели мы в Кресты, он меня отвел в сторонку и отругал без присутствующих.
— Что же ты, Сергей, так рискуешь? Разобьешься, а кому это надо?
— Разбиться, Владимир Александрович, мы еще успеем, а пока будем делать нужные дела. Кому-то надо это делать? У нас получается, мы и будем дерзать и творить. Мы, в свою очередь, довольны, что нам поручают выполнять сложную работу.
Какой он душевный, чуткий «наш Цуцай», отругать-то умел так, как будто благодарил за службу.

Полярная Почта

Бурый Сергей. Воспоминания.

Полет на остров Генриетты