Бутрамеев, мой старый друг, вышедший на пенсию, хлопотал возле праздничного стола, а я с интересом рассматривал фронтовые снимки летчиков. На многих стояли черные крестики, сделанные чернилами,- Погибли, значит.
Там же, в альбоме,— пожелтевшие от времени газетные вырезки и выписки из приказов. Мое внимание привлекли потертая в изгибах полетная карта и задание на полет, подписанное 1 марта сорок второго года.
— Слушай, Фомич, что это у тебя за карта?— спросил я. [144]
- Ах, это? — посмотрел он и пошевелил густую копну седых волос. - Это полет меня особый. В то мартовское утро вылетел я из Воронежа на Валуйки: нужно было во что бы то ни стало доставить весьма важный пакет командованию войск, действовавших северо-восточнее Харькова. Положение было тяжелое, наши войска отходили. А погода стояла отвратительная - низкая облачность и обширные весенние туманы.
- Ну и как, дошел?
- А как же иначе. И, представь себе, вышел как по заказу — прямо на полевой аэродром истребительного полка. Летчики-истребители, окружив меня, забросали вопросами. Ребятам надоело «загорать» в тумане.
Подошел и командир — невысокий коренастый майор моих лет с черными усиками и монгольским разрезом глаз.
- В такую-то муть только черти летают,— усмехнулся он, подавая мне руку.
- Да мы «кукурузники», товарищ майор,— отшутился я.
На этот раз и «кукурузникам» придется отсиживаться.
Подошла эмка, и я отправился в общевойсковой штаб, хотел отдохнуть. Но не тут-то было!
- Сейчас же полетите обратно,— объявил штабной полковник, принимая от меня пакет.
- Как — обратно, товарищ полковник?— Я стал доказывать, что погода по маршруту очень плохая, что я сюда прилетел с большим трудом, что в такую погоду...
- Все это так, лейтенант. Но обстановка... Надо срочно доставить генерала в штаб фронта.
...Командир авиаполка, облокотившись на крыло моего самолета, курил, поджидая прибытия на аэродром большого начальства.
— Ну и погодка,— процедил майор.— Слушай-ка, отговори генерала от сегодняшнего полета. Ты головой отвечаешь за него.
Из грязно-белой эмки вышел высокий худощавый человек лет сорока. В белом армейском полушубке, серых валенках, офицерской ушанке с красной звездочкой.
— Товарищ генерал, при встрече с плохой погодой возвращаться будем или как?— спросил я.
Генерал нахмурил брови.
— Нет, не будем. В крайнем случае сядем по пути..
Вначале полет проходил хорошо. А когда пролете-[145]ли полпути, то я уже не сомневался в том, что скоро будем в Воронеже.
Прислонившись к правому борту задней кабины, генерал спал.
Вдруг впереди, перед самым носом, выросла, как из-под земли, темно-бурая стена. «Берег!»— мелькнуло в голове. И чтобы избежать, казалось бы, неотвратимого удвра, я резко потянул ручку на себя. Машина взмыла свечой. Берег исчез в непроглядном тумане. Я почувствовал, как в крутой горке самолет терял скорость, дрожал, и, чтобы но свалиться па крыло, я отдал ручку от себя, вернее, только подумал это сделать, как вдруг толчок, и самолет как шаркнет лыжами о вершину кручи. Мигом я выключил зажигание и перекрыл бензин, ожидая характерного треска ломающегося самолета, Ио этого не произошло.
- Сидим?— крикнул генерал.
- Сидим, товарищ генерал,— ответил я срывающим¬ся голосом и привстал в кабине, намереваясь слезть не крыло.
Но генерал велел мне оставаться на месте, а сам поспешил спрыгнуть в снег и, выйдя вперед, стал показывать мне вращением руки «запускай!».
Горячий мотор завелся сразу. Высунувшись из кабины, я тихонько порулил за генералом, который все время [146] проваливался в глубокий снег. К нашему счастью, рулить пришлось недолго, потому что скоро в тумане показалась небольшая, крытая соломой хата с двумя оконцами.
Я выключил мотор, вылез из кабины самолета и подошел к генералу.
- Чуть не стукнулись?—спросил генерал, вытирая платком вспотевшие лицо и шею. Но заметив мой удрученный вид, улыбнулся.— Выше голову, летчик! Мы-то, значит, поживем еще.
В хате возле русской печки стояла небольшая сухонькая старушка, в черной юбке и пестрой кофточке, в теплом платке на голове. Неожиданное появление самолета перед ее окнами, видимо, испугало ее.
- Здравствуйте, мамаша!— сказал генерал.— Принимайте гостей!
Старушка всплеснула руками, восковое лицо ее просветлело.
— Господи! А я-то оробела. Думала, немцы треклятые подкрались в тумане.
Поснимав с себя верхнюю одежду, мы с генералом стали умываться над лоханью, а хозяйка начала стряпать.
Возле самолета собралось много баб с малышами, ребятишек. Я вышел предупредить, чтобы не подходили к нему близко. Бойкий круглолицый паренек лет тринадцати - четырнадцати бросился мне в глаза.
- Как зовут?
- Митька Ломов.
Вот что, Митька Ломов,— сказал я,— поручаю тебе охрану боевого самолета. Чтобы никто и близко не подходил. А главное — не жег спичек. Ясно?
Дак это же не боевой самолет, а У-2,— рассмеялся Митька,— Боевой, тот с пулеметами.
— Я тебе дам — не боевой!—пригрозил я.— Сейчас все боевые. Понял?
— Понял, товарищ лейтенант,— ответил Митька и крикнул собравшимся:— А ну, ас-сади назад!
Бабуся накрыла стол чистой скатертью и поставила все, что приготовила.
— Пожалуйте к столу. Чем богаты, тем и рады.
Старушка стала показывать фотокарточки своих сынов в общей большой застекленной рамке.
— Сам-то помер сразу после гражданской, оставил пятерых, один одного меньше. Выросли, слава богу. Вот [147] меньшой, Ванюшка, в действительной служил, на танке. Думала, придет осенью домой, свадьбу сыграем. А старшего-то, Матвея, взяли, как война объявилась…
— Всем трудно, мамаша, сейчас,— сказал генерал.—Но настанет время, прогоним мы фашистскую нечисть
да еще как прогоним!
Бабусе генерал пришелся по душе. Она, наверное, догадывалась, что этот добродушный человек какой-то большой начальник. Но, как и большинство русских женщин, одаренных врожденными скромностью и тактом она ни о чем не расспрашивала, не задавала вопросов не жаловалась на свою «жисть».
Потом мы прилегли отдохнуть.
К вечеру погода улучшилась, и мы улетели.
За напряженными фронтовыми буднями, бессонными ночами я стал забывать этот случай. И, представьте себе, мне еще раз пришлось побывать в той деревне. И с самым неожиданным заданием. Однажды вызвал меня, командир.
Знакомьтесь,— сказал он, показывая на лихого пехотного капитана.
Я по поручению начальника штаба Юго-Западного фронта генерал-лейтенанта Бодина,— объяснил капитан.— Надо слетать в ту деревню, где садились вы с генералом на вынужденную. Вот посылку надо доставить бабусе,— капитан показал на фанерный ящик, стоявший в углу... [148]
