Лето
Короткое полярное лето приходит и проходит так незаметно, что трудно сказать, кончилась ли весна или нет, пришло ли лето или сразу наступила осень. Условно будем считать началом лета то время, когда на льду появляется вода, температура даже по ночам не спускается ниже нуля градусов и где-то в море уже идут первые пароходы.
[94]
До мыса Дика добрались по еще не испортившейся дороге. Базисная партия приступила к измерению базиса, частично проходившего по льду мелкой бухты (отрога залива Вездеходного). Несколько теплых солнечных дней вызвали чрезвычайно интенсивное таяние снега, на льду стала скапливаться вода. Когда измерение базиса подошло к участку, проходившему через бухту, пришлось работать стоя по колено в воде. Местами вода заливала за голенища болотных сапог — так высок был ее уровень. Измерения оказались возможными только потому, что лед лежал неподвижно на грунте. Приходилось торопиться не только из боязни, что бурное таяние сорвет измерение, но еще и потому, что каждый лишний день задержки уменьшал шансы на благополучное возвращение вездехода. Когда базисная партия двинулась к дому, на льду везде стояла вода. Местами лед был размыт так сильно, что виднелись сквозные дыры (на мелких местах, где лед лежал на грунте и надледная вода, не имея стока, разъедала его поверхность). Более или менее спокойно добрел наш вездеход до северной группы островов Петра. Дальше вода окончательно преградила путь, пришлось выбираться на берег. Вездеход увязал в тундре. Сняли лыжи, но лучше дело не пошло. Каждые 10—15 минут общими усилиями вытягивали машину, подрывая тундру под колесами и гусеницами, подкладывая доски. Чтобы обойти одну бухту протяжением 3—4 километра, затратили не менее 8 часов.
Продвигаться дальше такими темпами было невозможно. Мы вновь поставили колеса на лыжи и спустились опять на лед. Осторожно лавируя между промоинами и ямами, вездеход двигался вперед. Механик Колесников и начальник партии зорко смотрели по сторонам: «вправо нельзя», — кричал один, «влево тоже нельзя», — отвечал другой. Останавливали
[95]
26 июня базисная партия добралась до дому. В этот день мы узнали о вероломном нападении на нашу Родину фашистских орд. Долго в этот день не затихала зимовка. До глубины сердец взволновала нас весть о смертельной опасности, нависшей над нашей Родиной. Каждому хотелось быть где-то поближе, на Большей Земле, вместе со всем народом пережить эти тяжелые дни. На далекой северной базе наша экспедиция жила теми же мыслями и заботами, что и весь наш народ. Мы понимали, что от нас в эти дни тяжелых испытаний требуется удесятерить усилия, работать еще лучше, четко и хорошо выполнить все задания. На митинге мы решили отдать наши сбережения на увеличение подписки оборонного займа. Началась для нас новая, военная пора. Внешне все оставалось по-старому, но каждый помнил, что где-то далеко, за тысячи километров от нас кипят жестокие, кровопролитные бои.
Сознание ответственности каждого советского человека за судьбу Родины заставляло людей с особо большой требовательностью относиться к выполнению каждого, даже мелкого задания. С трепетом и волнением прослушивали мы каждое сообщение с Большой Земли. Партии, которые на время покидали базу, с особым волнением ждали дня возвращения, всячески ускоряли темпы работ, чтобы поскорее узнать, как идет война, что делается там, далеко, на полях Прибалтики, Украины и Белоруссии. Мы понимали, что теперь надо все находить на месте, из всех самых трудных положений выходить с помощью своей инициативы и смекалки, ничем не загружая материк, где и без нас было достаточно много более важных забот.
5 июля вернулась в лагерь западная топографическая группа Юдова, закончившая съемку от пеки Утиной до реки Быст-
[96]
«30 июня. Возвращаемся к мысу Крестовому. На суше снега нет совсем, местами появились полыньи, и передвижение по льду весьма затруднительно. В районе пункта Крутого встретили трещину более 4 метров ширины, идущую от берега в море до чистой воды. Переправились через эту трещину на льдине, так как иного пути не было. Далее, в районе мыса Крестового лед дрейфовал; припай шириной около 200 метров состоял из льдин, разделенных между собой десятиметровыми трещинами. Переправа на расстояние 2 километров с гружеными нартами, связанная с большими трудностями и риском, заняла около 6 часов.
Группа Юдова на берегу в районе съемки обнаружила почти совершенно исправный тузик, воспользоваться которым, однако, |не пришлось из-за отсутствия чистой воды.
«16 июля, — пишет далее в дневнике Юдов, — закончили съемку острова Дождевого. В этот день начался сильный дождь, который шел двое с половиной суток. Лед таял на глазах; там, где 16 июля проезжали груженые нарты, 18 июля, идя на работу налегке, приходилось переправляться на отдельных льдинах, как на плотах, а при возвращении с работы в двух местах мы брели по пояс в воде.
19 июля сделали еще попытку переправиться с острова на материк, но неудачно, только 20 июля эта попытка увенчалась успехом, причем, переправившись через пролив Шлюпочный, около 2 километров тянули вместе со всеми собаками груженую нарту по песку и гальке».
Совершению такими же были условия работы других топографических партий в период распутицы. 27 июля Юдов прислал обратно в лагерь всех своих собак с каюром Долгобородовым, а 28-го привел своих собак каюр из партии Панова. К тому времени все наши плавсредства были уже отремонтированы и готовы к эксплоатации; даже тузик, найденный партией Юдова, был доставлен на зимовку и отремонтирован. Необходимо было снабдить плавсредствами все топографические партии. Южная партия Волкова тоже нашла на берегу шлюпку, но воспользоваться ею не смогла, так как шлюпка эта требовала слишком большого ремонта. Волков предпочел не тратить на ее ремонт время, а взять исправную шлюпку в бухте Марии Прончищевой, куда вся партия и отправилась, доведя съемку до мыса Псов собачьим транспортом. Промысловая шлюпка, доставленная Панову вездеходом, на котором
[97]
Таким образом, все топографические партии были к 1 августа обеспечены транспортом для переброски лагеря и снаряжения.
Несколько хуже обстояло дело с обеспечением транспортом партий морского отряда.
Распутица застала обе топографические партии на островах Вилькицкого и мысе Лассиниуса, т. е. отрезанными от судна заливами Симса и Клавенес. Собачьего транспорта в этот период ни одна из партий не имела, и лагерь перебрасывали вьюком на себе.
Вот что записывает в своем дневнике старший топограф Линник об этом периоде:
«22 июля. К нам на полуостров Лассиниуса прибыла с острова Вилькицкого партия Касьяненко: оставаться дальше на островах они не могли, рискуя оказаться надолго отрезанными водой от материка. Местами товарищи шли по пояс в воде, но, несмотря на все трудности пути свое имущество эта партия доставила на мыс Лассиниуса целиком, таща его где на нартах, где на себе. В заливе Симса картина не лучше, большая часть залива (в южной части) свободна от льда, а ближе к морю еще стоит лед, но испещрен трещинами и полыньями. Везде широкие забереги. Обстановка с каждым днем ухудшается, и хотя работы остается только на два дня, приходится уходить на базу; позже путь будет только вокруг залива Симса, на что придется потерять не менее двух недель; а если есть реки?
23 июля. Решено итти к судну. Продукты все кончились, есть только рис. Первой через залив Симса ушла партия Касьяненко. Добравшись до восточного берега, она должна зажечь костер, дым от которого покажет, что нам можно двигаться в путь. Через 5 часов увидели дым и, навьючив на себя спальные мешки и инструменты (килограммов по 23 на каждого), пошли через залив. Переправа через залив шириной не более 6—7 миль заняла 5 часов. Хорошенько просушившись у костра, мы снова принялись за работы».
Вернувшись на судно, обе партии через несколько дней занялись вычислением рабочих координат, а 3 августа вновь вышли на работы. Для заброски партий и дальнейшего их продвижения им была дана легкая шлюпка. Однако тяжелые ледовые условия заставили оставить ее по дороге, после того как три дня было затрачено на то, чтобы пройти со шлюпкой полпути. Основную часть съемки эти партии выполнили без
[98]
Говоря о летних работах, нельзя не упомянуть о двух попытках воспользоваться для передвижения по тундре вездеходом. О втором рейсе я коротко упомянул — это была поездка за мыс Поворотный в начале августа. Вездеход шел в общем удовлетворительно, но часто завязал в тундре. Мы вытаскивали его при помощи предложенного Колесниковым «аварийного механизма» — мертвяка и цепей, идущих от последнего к гусеницам.
Как видно на приведенном здесь рисунке, механизм весьма несложный: цепь наматывалась на гусеницу и вытягивала вездеход из болота.
На деле, правда, получалось так, что цепи и тросы неоднократно рвались; мертвяки, совершенно не оправдывая своего названия, вылетали из почвы, проявляя себя живыми и довольно резвыми существами. Мы вдвоем всем своим весом и силой держали их, но и это не всегда помогало. Каждая из «посадок» вездехода стоила нам ударной 5—6-часовой работы. И все-таки приспособление Колесникова хотя и плохо, но в конце-концов выручала нас всегда.
Первая попытка использовать летом вездеход была сделана 29 июля на нем направили Васильева для наблюдения двух знаков на восточном берегу залива Фаддея. Работы Фельдмана к этому моменту нисколько не продвинулись вперед, и нужно было попытаться помочь ему. Вездеход прошел более или менее благополучно около 40 километров, но дальше встретил такую топкую тундру, что пройти через нее не смог, и партия Васильева 3 августа вернулась обратно.
В летнее время была проведена двухнедельная серия наблюдений над колебаниями уровня моря. Укрытой бухты для наблюдений не было, постоянные льды у берега и штормы
Рис. 15. "Аварийный механизм", предложенный Колесниковым
[99]
Рис. 16. Футшток нашей конструкции: 1 — столб, вкопанный в землю; 2— выстрел в море; 3— футшточная pейка; 4 — шарнир; 5— тросы, позволяющие убирать рейку; 6—рейка в поднятом состоянии.
При сильных штормах или нажимах льда рейку при помощи тросов поднимали и опускали в воду только в момент наблюдений.
[100]