Полярная Почта

ГЛАВА III

В ПЛЕНУ ТЯЖЕЛЫХ ЛЬДОВ

На переходе от устья Колымы к мысу Северному

31 августа в 9 часов утра «Ставрополь» взял курс на Берингов пролив. Вскоре на горизонте показалась кромка льда, а к полудню судно вошло в тяжелый, торосистый лед. Пришлось идти вдоль кромки, прижимаясь к берегу. Однако и тут встречались тяжелые ледовые перемычки. Машина внезапно снижала число оборотов и застопоривалась: льды заклинивали гребной винт.
С наступлением темноты включили прожектор и, соблюдая большую осторожность, стали маневрировать среди льдин.
Ночью получили радиограмму со шхуны «Нанук». Она стояла у острова Айон. Наутро «Ставрополь» подошел к шхуне и закрепился с помощью ледового якоря к торосистой льдине. Так прошло двое суток. Третьего сентября среди ночи мы неожиданно услышали сильный хруст. Шум постепенно усиливался. Было принято решение отойти от льдины и стать на якорь. К утру появились разводья, посвежел ветер. Льдины пришли в движение.
Шхуна «Нанук» отошла от льдины и направилась ближе к берегу — ее небольшая осадка позволяла ей это. В то время «Ставрополь» готовился сняться с якоря. Однако сближаться с берегом не имел возможности из опасения коснуться грунта, что в условиях подвижки льда было весьма рискованным.
При съемке с якоря произошла некоторая задержка, поскольку брашпиль не был прогрет, вернее, наступившее похолодание потребовало нескольких минут прогрева больше, чем было до этого. Эти несколько минут едва не стоили нам аварии или даже катастрофы.
[62]

Дело в том, что «Ставрополь», окруженный и обжимаемый тяжелыми торосистыми льдами, начал дрейфовать к острову Айон, отвесные скалы которого возвышались теперь перед нами. Но машине нельзя было дать ход, не выбрав предварительно якоря. Поэтому вся надежда была на брашпиль. Между тем якорный канат был прижат к борту тяжелой льдиной, и для того, чтобы привести якорный, канат к панеру {1}, требовалось отодвинуть льдину и преодолеть трения якорь-цепи при ее протаскивании между краем льдины и бортом судна.
На мостике находился П. Г. Миловзоров, на брашпиле у парового вентиля боцман И. Д. Москаленко.
Пожалуй, каждый из нас, кто находился на палубе, отдавал себе отчет в серьезности положения. Возьмет брашпиль или нет? Все теперь зависело от этого.
Боцман, прогрев как следует брашпиль, дал полный ход. Выкрашивая в льдине лунку, якорь-цепь медленно начала выбираться. Но якорный канат все еще прижимался к борту. Наконец «Ставрополь», раздвигая льды, начал медленно отходить от скалистого берега. В это время навстречу нам шла полоса густого тумана, и мы очутились в его пелене. Пришлось убавлять ход и идти, соблюдая большую осторожность. Иногда, среди более разреженного тумана, можно было видеть тяжелые контуры льдов. Они были расположены по левому борту судна.
П. Г. Миловзоров уверенно вел наше судно, огибая кромку льдов и направляясь в глубь Чаунской губы.
Не доходя до мыса Шелагского, «Ставрополь» стал на якорь в ожидании прояснения погоды.
На следующий день, 4 сентября, когда туман несколько рассеялся, мы снялись с якоря.
Огибая мыс Шелагский, встретили тяжелые льды,

{1} Вертикальное положение якорного каната, выбранного на брашпиле. — А. Д.
[63]

в которых «Ставрополь» шел, маневрируя среди мелко- и крупнобитого льда. Торосистый лед был уже теперь спаян между собой ввиду похолодания молодым льдом.
6 сентября 1929 года «Ставрополь» подошел к мысу Северному. Здесь, примерно на расстоянии трех миль на запад, «Ставрополь» был скован торосистыми льдами. Все попытки форсировать перемычки оказались тщетными.
Шхуна «Нанук», вышедшая из Нижнеколымска ранее «Ставрополя», использовала прибрежную полынью и прошла по ту сторону мыса Северного, где ко времени нашего прихода была тоже окружена льдами, запиравшими ее дальнейшее движение на восток.