Полярная Почта

Бурый Сергей Степанович, страница в разделе "Личные и семейные архивы".

Часть 1.

Должен сказать, что в этих записках нет последовательности от начала работы в Арктике до конца, в памяти остались эпизоды, связанные с большим риском, сложностью, с сильными переживаниями. Дневник я не вел, это была моя ошибка. Вспоминается еще один случай, когда мы работали по обеспечению продовольствием полярные станции. В тот год выпало достаточно много снега, поэтому летали в лыжном варианте, а, следовательно, выполнение такого задания во много раз упрощалось. Перевозку продуктов по полярным станциям поручили нам, как экипажу, имеющему опыт в выполнении подобных заданий.

Выполнив несколько полетов на острова, довольно-таки успешно, можно сказать, без особого риска, мы вылетели в очередной рейс на станцию Шалаурова, находящуюся на острове пролива Лаптевых прямо в нескольких десятков метров от пролива. Мы старались производить посадку на лед, который был достаточно толстый и надежный. Нам зажигали бочки с соляркой, обозначали полосу, и мы смело и безбоязненно производили посадку без всякого риска. Температуры воздуха стояли низкие, где-то -45-50°С, погода стояла хорошая, слабый ветер, облака высокие, видимость 20 км и более. Шли мы на высоте двести метров, на льду видны были тюлени, которые с приближением самолета уходили в лунки под лед. Где-то за час полета до Шалаурова произошел на самолете непонятный взрыв, в результате которого лыжи вывалились из своих гнезд (в полете они убираются, как колеса). Правая лыжа находилась в выпущенном состоянии с законтренным замком, левая же — стала вертикально, создавая сильное лобовое сопротивление (торможение встречным потокам воздуха). Впереди лыжи крепится стальной страховочный трос, который лопнул, как нитка при выпадении лыжи, а последняя стала вертикально. Если бы трос не лопнул, то лыжи законтрили бы на замок, и можно было бы смело производить посадку. Должен пояснить, что на самолете Ли-2 в убранном положении контрящих замков нет, как на других отечественных самолетах. В убранном положении шасси поддерживаются за счет давления в системе выпуска-уборки шасси, это около 160 атмосфер. Если колесо самолета весит 100 кг, то лыжа — 250 кг, что создает дополнительную нагрузку на систему выпуска-уборки шасси. В полете видно, как играют лыжи, двигаясь вверх-вниз, создавая дополнительную вибрацию. В тот раз лопнул трубопровод в системе выпуска-уборки шасси, жидкость под давлением, забрызгав кабину пилота, «выстрелила» наружу, и лыжи под собственным весом выпали, при этом на левой лыже лопнул страховочный трос, и она стала в вертикальное положение.

Даю команду радисту сообщить на базу в Кресты, в Тикси, на станцию Шалаурова о случившейся беде. Будем продолжать полет, пока не упадет скорость, при которой полет невозможен, или до тех пор, пока не заклинят моторы. На полном газу, при полной мощности моторов скорость упала до 140 км/час (меньше посадочной). Мы следуем на высоте 10 метров надо льдами, в любой момент готовы приземлиться.

Экипажу, по обыкновению в подобных ситуациях, даю команду, чтобы приоткрыли люки и двери и перемещались в хвост самолета. Мише Смирнову, бортмеханику, быть со мной, чтобы отключить мгновенно моторы и обесточить систему электроснабжения самолета, во избежание пожара. Радист Владимир Криворотько сообщил об аварии на борту самолета, на Шалаурово приготовились к аварийному приему самолета. Штурман Михаил Таран сделал необходимые записи в бортовом журнале. Смирнов был удивительно спокоен, Миша бывал не раз в аварийных ситуациях.

Чем же опасна такая посадка? Моторы перегреты до предела, температура головок моторов триста градусов. При ударе зависшая лыжа гнется вместе с фермой, пробивает плоскость, где находится бензобак, бензин устремляется на горячий мотор и самолет сгорает как факел. Эта последовательность живо моделируется в моей голове. «Надо придумать, как отбить лыжу, не повредив бензобак», — думаю я в эти минуты. В то же время, состояние мое спокойное, какая-то уверенность в положительном исходе этой драматической ситуации. Невыносимая боль за поломку машины меня терзает больше всего, что недосмотрели, и спасти от поломки уже не возможно. Приближаемся к Шалаурову, видим людей, торосистый лед, намечаем точку приземления поближе к станции. На торосы не обращаю внимания, думаю, что лучше можно отбить лыжу на такой поверхности. В кабине вдвоем с Мишей.
— Ну что, Миша? — спрашиваю его. — А он спокойно, с юмором мне отвечает:
— Сейчас, командир, будем разбираться по частям, — и смеется.
— Машину, Миша, бьем! — говорю ему.
— Лишь бы мы были целы, а что будем целы, в этом я уверен. Машину мы сделаем. Ты мне привезешь мастеров да спирту побольше, для вдохновения мастеров и, чтобы они не замерзли.
Пока шли, было время подумать, как лучше выполнить посадку. Остальное было дело техники.

Радуются люди на станции и наш экипаж. А у меня на душе так нехорошо, жалко машину, тоскливо. В этот же день мы подготовили посадочную площадку, через день за нами пришел Ан-2, вывез в Тикси. Через два дня мы привезли ремонтную бригаду, все необходимое, а так же спирт… Через 18 дней отремонтированную машину мы перегнали на базу.

Удивительные люди полярники, я до сих пор поражаюсь их выносливости, морозостойкости, необыкновенному трудолюбию. Под открытым небом, в невыносимую стужу (- 50 градусов мороза), ребята восстановили самолет. Разве это не героизм?

Трудно себе представить бортмеханика с наземным механиком и мотористом, которые в зимнее время готовят самолеты к вылету. Встают за пять часов до вылета в любую погоду и готовят машину, когда все еще спят. Эти сверх морозоустойчивые ребята никогда не унывают, всегда бодры и веселы. Перед ними мы, летчики, радисты и штурмана, смиренно преклоняем головы, понимая, что от их трудолюбия зависит не только степень выполнения задания, но и безопасность, и жизнь пассажиров и экипажа.

Полярная Почта

Бурый Сергей. Воспоминания.

Посадка с зависшей лыжей