М.Острекин и Е.Попов.Зимовка на Новой Земле// Вестник знания. 1928. №13 с. 657-663
В июле прошлого года мы, в качестве геофизиков—сотрудников Полярной геофизической
обсерватории, были отправлены Гидрографическим управлением на Новую Землю.
15-го августа мы прибыли на судно «Таймыр“ ,стоявшее в Архангельске, и поместились в отдельных, предоставленных нам каютах. На третий день бурного плавания по полярному морю к
вечеру на горизонте мы заметили своеобразной формы белую полосу — нечто вроде облака.
Это была Новая Земля.
Белое пятно все увеличивалось, вытягивалось в длину и приобретало извилистые контуры. С расстояния нескольких миль берега Новой Земли кажутся громадными серовато-белыми кристаллами с отдельными гранями и выдающимися вершинами.
У входа в «Маточкин Шар» высокие горы громоздятся по обеим сторонам пролива; такие же горы идут и дальше вдоль всего берега. Кругом суровая и дикая, но величественная и красивая картина!
При входе в пролив оказалось, что дальнейшее наше продвижение невозможно. Пролив
был забит пловучим льдом, нанесенным из Карского моря. Судно, отдав якорь в губе
«Поморской", простояло здесь около двух недель.
К этому времени лед в проливе немного поредел, и мы двинулись дальше к цели нашего
путешествия, — Новоземельской Геофизической Обсерватории, расположенной на пустынном необитаемом берегу Маточкина Шара, у восточного выхода его в Полярное Море. Проход по проливу был очень трудный — кругом пловучий лед, в некоторых местах громадные ледяные поля и крупные льдины; вся эта ледяная масса двигалась навстречу судну. Часто судно взбиралось
на льдины, раскалывало их, и разбитые льдины с шумом отодвигались в стороны. Иногда же,
взгромоздившись на ледяную глыбу, так что оставался в воде только винт машины, судно,
не смотря на свою тяжесть, не могло ее разломать и, скользя по поверхности льда, сползало
назад. О трудности прохода можно судить хотя бы по тому, что машина работая на «полный
ход», едва заметно двигала вперед наше судно.100 км расстояния до Обсерватории мы шли
целые сутки.
Наконец, 4 сентября мы подошли к Обсерватории.
Здесь нам, по заданиям, предстояло сменить зимовавших сотрудников Обсерватории и самим на целый год оказаться пленниками в царстве льдам ночи. Нас с радостью встретили старые зимовщики — рассказали нам о своем житье и тех особых условиях, в которых приходилось работать. Они очень интересовались- тем, что делается на „Большой Земле“, и с жадностью
набросились на привезенные им письма и посылки.
После торжественного обеда, устроенного нашей сменой в честь старых зимовщиков, они
начали показывать и объяснять оборудование Обсерватории, сдавать нам все материалы,
приборы и оборудование. Одновременно с приемом Обсерватории шла спешная разгрузка
с судка дров, угля, продовольствия и вообще всего, что было привезено на целый год для
12 человек. На разгрузке работали все сотрудники, так как состояние льдов все ухудшалось,
и с каждым днем можно было ожидать невольного »отступления» судна от берега под напором
льдин.
В день выхода „Таймыра* обе смены зимовщиков собрались на палубе. Некоторые из старой
смены свыклись с полярной жизнью и уверяли, что им не хочется уезжать; большинство же
отъезжающих не могло скрыть своей радости.
У нашей новой смены настроение было, разумеется, несколько подавленное: впереди нас
ожидала полнейшая оторванность от внешнего мира и необычайные полярные условия жизни.
Это настроение усилилось после ухода судна, когда все мы почувствовали, что действительно
остались одни, и что поблизости кроме нас нет ни одного живого человека. Впрочем, тяжелое впечатление проводов судна вскоре рассеялось.
Начались работы по доставке груза к дому.
Здесь опять нужно было спешить поднять весь груз с берега, так как ори первом же шторме наш груз мог быть смыт волною, как это и было в предыдущую зимовку, когда у наших предшественников море унесло почти все топливо.
В начале октября к нам пришел „Таймыр“, вторым рейсом, с дополнительным грузом. Мы
получили последние письма из дому, и с уходом судна окончательно простились на год со
всем внешним миром.
В виду особого уклада жизни и хода научной работы за полярным кругом, в Обсерватории
действует военно-морской дисциплинарный устав и специальная инструкция: распоряжения заведывающего Обсерваторией критике не подлежат и должны беспрекословно исполняться.
Заведывающим Обсерваторией с самого начала был установлен следующий общий порядок дня:
8 ч. утра побудка (звонок),..
8 ½ — 9 ½ ч. у. кофе.
13 ч. обед.
19 ч.ужин.
В 12 часов ночи полагалось, ложиться спать и закрывался электрический свет; но так как
у всех сотрудников были керосиновые лампы, то почти все ложились позже.
Каждый из сотрудников (за исключением радио-техников и служителей, живших по двое
в комнате), имел отдельную комнату с надлежащей обстановкой. Местом общих сборов
была самая большая комната — кают - компания: здесь происходил обед и здесь же бывали
общие беседы, игра на струнных инструментах, игра на пианино и игра в шахматы.
В начале в кают-компании, и помимо сроков обеда и ужина, мы сходились довольно часто.
Обычной темой разговоров при этом была, конечно, Большая Земля: все еще никак не
могли от нее отвыкнуть и чувствовалась скрытая тоска по ней.
Днем, если было свободное от занятий время, сотрудники бродили по горам и катались на
лыжах. В октябре, начались первые попытки езды на собаках; эти попытки была сначала
неудачны. Мы плохо были знакомы с правилами езды, к тому же часть собак не были обучена. Но
постепенно мы приучили к езде и собак, и сами привыкли, и к началу полярной ночи мы имели
уже 12 хороших ездовых собак, которыми управляли в совершенстве.
В октябре день стал совсем короткий, а в конце этого месяца солнце лишь ненадолго
выглядывало из-за гор и снова скрывалось за ними. Перед появлением солнца и после его
захода небо окрашивалось необыкновенно яркими красками: ярко-красный свет над горами
сменялся то оранжевой пеленой, то светложелтой, то иногда все кругом вдруг погружалось
в нежный розовый свет. Иногда наблюдались необыкновенно резкие сочетания контрастных
тонов: рядом с пеленой красного или оранжевого цвета на горизонте, выше ее, располагалась
широкая темно-синяя полоса, при чем граница между ними была удивительно отчетлива;
казалось, будто две полосы искусственно намазаны густым слоем разных красок.
В начале ноября солнце стало показываться лишь на несколько минут и, наконец, 8 ноября мы
увидели последний луч солнца. С этого времени красочные зори начали постепенно исчезать и,
примерно, к половине ноября совсем прекратились.
Наступила долгая полярная ночь.
Полярная ночь не представляет сплошной темноты, как это принято думать, — это, при-
мерно, то же, что поздние зимние сумерки в средней России: не только видны ближайшие
предметы, но даже очертания гор, расположенных за несколько километров, хотя не ясно, но
все же видны. В лунную ночь; при ясном небе бывает настолько светло, что можно довольно
легко даже читать; при пасмурном небе темнота усиливается, и видны только близкие предметы.
При безоблачном небе почти всегда наблюдаются красивые картины северных сиянии. Начинаются они обыкновенно со слабых туманных пятен или небольших полос у горизонта с северной стороны. Затем часто образуется дуга над горизонтом и, постепенно поднимаясь, усиливает свое желтовато-зеленоватое свечение.
Дуга эта представляет довольно широкую изогнутую полосу, концы которой как бы опираются
на горизонт.Постепенно продвигаясь к зениту ,она переходит его и на высоте около 20°
над горизонтом с юга расплывается в широкую полосу слабой белесоватости. Это одна из форм
северного сияния.Часто можно наблюдать другие картины: по небосводу располагается не-
широкая, длинная лента желтоватого или зеленоватого цвета; по нижнему краю ее пробегают
ярко-красный, зеленый и фиолетовый свет;иногда такая лента состоит из отдельных мел-
ких лучей, пробегающих по ней то в одну, то в другую сторону зигзагообразными путями;
эта форма сияния очень напоминает громадный узкий флаг, как бы развеваемый ветром. Иногда
по небосводу извиваются настоящие «вихри пламени»; зигзагообразно извиваясь, они быстро
направляются выше к зениту и отсюда расплываются в разные стороны.
Словом, северные сияния наблюдаются в самых разнообразных формах и расположениях и
у лиц, видевших эти явления, оставляет незабываемое впечатление.
Довольно часто наблюдаются и другие явления—круги и венцы около луны, богатые самыми
разнообразными красками. Все эти явления можно наблюдать, конечно, только при
нормальных метеорологических условиях — при отсутствии низкой облачности, ветра и метелей.
Но метели и бурные ветры на Новой Земле —не редкость. Они иногда начинаются исподволь,
слабыми порывами, иногда же сразу налетает сильный шквал, и внезапно разыгрывается метель.
Так как предвидеть наступление метели бывает почти невозможно, то иногда, отправившись
на собаках в экскурсию, бываешь застигнутым непогодой в пути на расстоянии нескольких
километров от дома. В таких случаях приходится немедленно поворачивать собак и ехать обратно к дому. Но бывало и так, что не успевали мы отъехать и несколько десятков сажен, как метель усиливается настолько, что даже близкие предметы, расположенные в нескольких шагах, скрывались из вида. Темнота полярной ночи при этом усиливается, кругом стоит густой „белый дым» —мелкая снежная пыль, и глухой вой, шум „дикого“ ветра завывает в ушах. Снег с такой силой лепит в лицо,- что почти совершенно невозможно открывать глаза. Собаки то и дело останавливаются и, уткнувшись головой в снег, стараются избавиться от образовавшихся на
глазах снежных наростов; в это время они бывают похожи на маленькие снежные сугробы. Ориентироваться в пути при таких метелях крайне трудно, и иногда лишь простая случайность
приводит к дому: У нас, если при метели кто-нибудь из сотрудников отсутствовал, зажигалась
250-свечная электрическая лампа на флюгере, в качестве маяка. Свет от этой лампы бывал
виден при не сильных метелях На довольно порядочном-расстоянии, при сильных- же метелях
он не был виден даже на расстоянии –нескольких сажен. Другими путеводными сигналами
для застигнутых метелью .были выстрелы из винтовок; но в таких случаях эти выстрелы
казались настолько слабыми; что даже на самого стреляющего они производили впечатление
выстрела из игрушечного пистолета, звук тут же заглушался.
Необходимым условием спасения для застигнутого метелью является сохранение спокойствия,
а самое важное, — не нужно останавливаться и отдыхать, так как при этом можно легко
уснуть и если не замерзнуть; то во-всяком случае обморозиться.
Сильные метели (штормы) продолжаются по нескольку дней подряд, иногда целую неделю и
больше. Выходить при этом из дому никто из нас, конечно, не проявлял ни малейшего желания;
но иногда этого требовали обстоятельства дела и службы: служителям, напр., приходилось несколько раз в день ходить в сарай для кормежки скота и собак, а радиотехникам и механику — пробираться в радио-рубку, расположенную на некотором расстоянии от жилого дома. Но
больше всего при метели доставалось геофизикам, которым нужно было несколько раз в день
делать специальные наблюдения, независимо от каких бы то ни было условий погоды. Тут то
мы и переиспытали в полной мере все особенности метелей.
Жутко было в сильную метель выходить из дому на утренние наблюдения (7 ч. утра), когда
все остальные сотрудники еще спят в теплых комнатах.
Знаешь, что они долгое время не спохватятся, где ты и что с тобой.
На севере бывали случаи, когда наблюдатель,выходя в сильную метель делать наблюдения,
замерзал в нескольких саженях от дома,не найдя его.
Самочувствие человека, начиная с середины полярной ночи, начинает заметно падать: чувствуется какая-то вялость, усталость и слабость всего организма, наблюдается тяготение ко сну.
Утром после сна часто бывает такое состояние, как-будто совсем не спал, не хочется вставать,
испытываешь какую то особенность во всем теле, словом, чувствуешь себя разбитым. Лучшим
и необходимым развлечением в это время являются прогулки на воздухе: пешком, на
лыжах и на собаках. Собаки — это лучшие друзья во время зимовки; уже одним своим
присутствием они говорят о том, что кроме нескольких человек зимовщиков здесь есть и
другие, хотя и безмолвные, но живые существа.
Короткое, свободное от служебных занятий время, когда нельзя было выходить на улицу
из-за метелей, сотрудники проводили отдельно, каждый в своей комнате, занимаясь чтением.
Для чтения в Обсерватории имеется, правда, не богатая, и заботливо, подобранная библиотека.
Значительную часть библиотеки составляют научные и специально-технические книги (все, правда,старых изданий), но некоторая часть библиотеки посвящена беллетристике. Читали мы «для себя», а не «для дела», вообще говоря, не много и главным образом потому, что некогда было заниматься легким чтением. Работы у большинства сотрудников было бы вполне достаточно
даже и в том случае, если бы эта работа протекала в условиях нормальных. Но полярные
условия к таковым не принадлежат. Суровая обстановка полярной жизни сильно сказывается
на трудоспособности зимовщиков—сотрудников обсерватории, резко понижая не только умственную, но даже и физическую трудоспособность.
На работу, которая в обычных условиях может быть выполнена совсем легко и быстро,
затрачивается значительное количество времени, a потому свободных часов досуга остается
очень немного. Иногда приходится слышать рассуждения, что там , особенно в полярную
ночь, нечего делать; иногда это говорят даже люди, знакомые с севером, но, конечно,
не зимовавшие там. Такие рассуждения указывают лишь на то, насколько мало известны
большинству особенности зимовки за полярным кругом: эти особенности становятся понятными
лишь тогда, когда прозимуешь и испытаешь их на самом себе, И ни один зимовщик не осмелится
сказать, что, зимовать— это дело пустое, и что в зимовку нечего делать.
Спустя 2-3 месяца после начала зимовки,сотрудники сходились вместе для общих бесед
все реже и реже; подчас мы просто надоедали друг другу, и каждому хотелось быть одному;
это было тем более понятно, что три раза в день мы все равно собирались за обеденным
столом, все, одновременно, согласно строго установленного порядка. Впрочем, не помнится
ни одного случая, чтобы за обедом или ужином все молчали: обычно, если не все, то хоть
часть находила тему для беседы.
В праздничные дни (напр., 7 ноября, под новый год и т. д.) все собирались в кают-компании, уже без всякого принуждения. Здесь произносились речи на соответствующие темы, оглашались присланные нам поздравительные радио-телеграммы и составлялись тексты ответных
телеграмм. Обычно в праздники устраивались улучшенные обеды или ужины, и заведывающим отпускалось небольшое количество вина из наших скромных запасов,приобретенных за собственный счет и хранившихся в общей кладовой. После обеда начинались песни и даже танцы. И интересно было смотреть, как кто-нибудь из почтенных сотрудников с окладистой бородой отплясывал малороссийский гопак или барыню. Большие праздники являлись, так сказать, встряской для зимовщиков: все чувств авали себя после этого как-то лучше, бодрее. Быть может, повышение настроения происходило под влиянием воспоминаний о праздниках на .Большой Земле,отчасти же ободряющим средством служили те телеграммы, которые мы получали с Большой Земли.
Единственной связью с внешним миром была радио-телеграфная связь; поэтому нам
всем, было дорого каждое слово получаемых телеграмм.
Зимовщики посылали радио-телеграммы тоже довольно часто: за год в общей сумме
все сотрудники послали телеграмм, примерно, на 900 рублей.
С начала октября (после ухода «Таймыра») до января мы совершенно, не видели посторонних
людей. Первым новым человеком, которого мы увидели, был самоед Степан Вылка. На-
сколько помнится, это было в начале января ,вечером. Все собаки с лаем бросились от дома
к берегу пролива. Некоторые из нас вышли из дому, полагая, что вблизи появился белый
медведь. В начале доносился только лай собак, и впотьмах нельзя было ничего рассмотреть.
Через некоторое время из темноты вынырнули несколько бегущих рядом собак, а позади их
небольшие сани (нарты), на которых помещалась какая-то бесформенная масса. Со всех
сторон плотным кольцом сани обступили наши собаки, нарушая громким лаем мертвую
тишину ночи. Собаки на углу дома остановились, и с саней поднялся невысокого
роста человек в малице с туго затянутым ремнем; на ногах были, теплые оленьи пи-
мы. Лицо сначала трудно было рассмотреть, т. к. меховой капюшон от малицы почти
полностью закрывал его —виден был только нос да глаза в белой рамке заиндевевшего
меха. Мы подошли ближе.—«Здорово", произнес гость и протянул руку. И по голосу, и по всем движениям мы сразу же узнали в нем нашего старого знакомого — самоеда:
с ним мы хорошо познакомились еще, когда стояли во льдах, около становища в губе Поморской.
— Здорово, СтепанІ Как доехал?. — Нисево, ус, хоросо ,дорога беда хоросая.
Оказывается, он выехал из становища утром и к вечеру, без остановки в пути, был уже у нас т. е. в
какие-нибудь 10-12 часов он на десяти небольших сабаченках (самоедские лайки) покрыл расстояние больше 100 километров.
Мы помогли ему распречь собак, поставили к стенке нарты и пошли вместе с ним в дом. Прежде всего гостю подали горячую пищу, а потом, когда он насытился, начались всякие вопросы. Все, конечно, собрались по случаю .такого события в нашей кают-компании и забросали всевозможными вопросами. Самоеды народ далеко не словоохотливый, но все же нам многое удалось узнать нового и интересного. На второй день Степан хотел возвращаться
домой, но разыгралась «погода», как называют самоеды метель, и он пробыл у нас еще несколько дней. Редко он оставался один днем — обычно хоть кто-нибудь с ним присутствовал,
ведя беседу,или составляя партию в шашки. Вечером, же снова собирались все зимовщики,
и начинались беседы.
Словом, своим пребыванием новый человек вносил большое оживление
в нашей среде.
Интересно то, что приехал в этот раз самоед специально за ламповым стеклом. «Стекло было,
да разбилось» , объяснял он нам, «а теперь беда ус худо бес стекла-то». Стекло ему, конечно,
было дано, и даже не одно; кроме того, его снабдили небольшим количеством консервов,
шпиком, маслом, консервированным молоком и вообще всем тем, что имелось у нас самих.
После его отъезда снова начались «обсерваторские будни». Снова лишь в обеденные часы
сходились все вместе и жили каждый, так сказать, замкнутой жизнью, заходя, правда, довольно
часто друг к другу в комнату для различных бесед.
В январе уже начались разговоры о солнце, о дневном свете: полярная ночь основательно
надоела всем. В конце января появлялись уже довольно продолжительные зори,, окрашивая
восточную часть горизонта в яркий золотисто розоватый цвет.
Наконец, 4 февраля, после 3-месячной полярной ночи, появился первый луч солнца,
осветивший вершину высокой горы. Этот момент считается для зимовщиков большим событием.
И в этот день вечером мы праздновали большой полярный праздник—«праздник солнца».
От Академии Наук, от группы виднейших полярных исследователей и oт нескольких старых
зимовщиков мы получили приветственные телеграммы.
Настроение у всех приподнялось, и каждый чувствовал себя значительно бодрее.
Потом несколько дней были неблагоприятные условия, и мы не могли увидеть солнца. Наконец,
9 февраля оно показалось над самым горизонтом из-загор всего лишь на несколько минут
и снова скрылось. С этого дня оно начало подниматься все-выше и выше от горизонта и
дольше оставалось видимым. Так постепенно и незаметно приближался нормальный день.
Вскоре дневной свет ежедневно был уже несколько часов под ряд, и в это же время мы
уже начали выключать электричество, тем более, что электрический свет нам за долгое
время успел нам сильно надоесть.
Когда все собрались в первый раз при дневном свете, за утренним кофе, то каждый
был очень удивлен странным видом сотрудников: лица у всех были как-будто опухшие,
а цвет лиц очень неприятный, какой-то светлозеленоватый.
Очевидно, долгое отсутствие солнечного света отразилось и на внешнем виде зимовщиков.Такой странный вид у всех замечался недолго, — вероятно, потому, что мы
постепенно начали к этому привыкать, а так же, очевидно, и потому, что дневной свет, видима,
постепенно уничтожал эту странность. С наступлением дня у нас началась развиваться охота
на песцов. В нескольких километрах от обсерватории расставлялись капканы, у которых, в
качестве приманки, помещалось сало убитых тюленей. С конца февраля нас довольно часто
начали посещать сомоеды, приезжая на нашу сторону охотиться на медведей. Охота у них
шла довольно успешно, т. к. в этом году в нашем районе Карского моря был большой ход медведя, как говорят самоеды. Так, например,по их рассказам, они в один день видели около
20 медведей, но далеко; в тот же день они несколько штук убили.
Февраль, март и отчасти апрель нужно отметить, как время наибольшей раздражительности
сотрудников. Иногда из за каких-нибудь мелочей возникали крупные выступления: было
даже два случая, когда заведывающий был вынужден сделать выговор в приказе одному
из сотрудников. В это же время у нас значительно начало ухудшаться питание, — свежих
овощей мы уже совершенно не имели, а мясо начало появляться очень редко. И за обедом,
и за ужином преобладали консервы. Они нам скоро так надоели, что не только есть, но даже
смотреть на них не хотелось. Но так как ничего другого (мясного) не было, то приходилось
мириться.
В конце марта, благодаря особенно частым и сильным метелям, жилой дом занесло снегом
вплоть до самой крыши. И часто прежде, чем выйти на улицу, нужно было пробить маленькое
отверстие для выхода в сугробе у выходной двери, а потом этот сугроб общими силами
раскапывался. Против окон приходилось делать целые траншеи в снегу—чтобы дневной свет мог
попадать в комнату. При метелях эти корридоры (в снегу против окон) снова засыпались снегом,
и после прекращения метели опять предстояла та же работа по очистке окон от снега. В апреле,
когда день был уже значительно больше ночи,у нас развернулись специальные научные работы
и экскурсии. В мае месяце постепенно и незаметно наступил полярный день; солнце
совершенно не заходило; днем оно было в южной части, а ночью перемещалось на север.
Нередким явлением в полярный день была бессонница.В любое время дня и ночи, если
погода была спокойная, можно было видеть сотрудников, бродящих далеко по окрестностям.
Бродили иной раз просто потому, что не могли уснуть, не смотря на то, что окна занавешивались
чем-нибудь темным. Иногда какое-то особое состояние и сознание того, что кругом
ослепительно светло, совершенно лишали возможности уснуть.
Яркость освещения была иной раз действительно ослепительной. Когда небо бывало
безоблачно, тогда совершенно нельзя было смотреть кругом простым глазом, — нужно было
обязательно одевать темные очки. Нам неоднократно приходилось испытывать весь ужас
ослепительной яркости, иногда мы случайно забывали взять с собой очки при поездках в
дальние экскурсии. Глаза сильно воспалялись, чувствовалась сильная боль от ярких лучей
солнца и от слепительной яркости сверкающего на солнце снега. При этом солнце в безветренную
погоду так пригревало, что, казалось, мы находимся совсем не в полярной области.
Иногда, останавливаясь где-нибудь среди льдов, мы снимали с себя теплые одежды и оставались
в одних свитерах, греясь на солнце. Такое тепловое действие солнца объясняется тем,
что на Новой Земле бывает изумительная прозрачность воздуха. Прозрачность воздуха
бывает просто поразительной: горы, находящиеся от вас на расстоянии многих километров,настолько ярко и отчетливо видны, что, кажется,до них рукой подать.
В июне месяце уже кое-где начал таять снег, и на оголенных местах появились яркие цветы.
Потом в середине нюня быстро началось обильное таяние снега, кругом зашумели бурные
водопады, и часто в горах слышался грохот обваливающихся снежных масс. Природа оживала.
Прилетело много птиц и появилась небогатая, но яркая, ласкающая взор полярная
растительность.
В море и проливе на льду грелись на солнце целыми массами тюлени, лежа вблизи
проделанных отдушин (отверстий) во льду,обычно по нескольку штук у каждой отдушины,
На тюленей у. нас организовывалась охота отчасти с целью добывания корма для собак,
а отчасти для физической встряски. Охота эта представляет целое искусство: нужно уметь
не только хорошо стрелять, но и подползти к зверю на соответствующее расстояние.
В конце июня снег уже совсем стаял; остались только полосы вечного, снега в горах,
а в ночь с 7 на 8 июля при сильном шторме освободился от льда и пролив Маточкин Шар.
С этого времени все начали ждать прибытия «Таймыра» с новой сменой сотрудников.
Но «Таймыр» пришел к нам лишь 25 августа.
Первым же пароходом, который нас посетил (по пути в Сибирь), был ледокольный пароход"Малыгин“, проводивший в этом году Карскую экспедицию.Нужно сказать, что приход .Малыгина' произвел сильное впечатление. После года изолированности, мы увидели новых людей, узнали от них некоторые новости, получили газеты, а также были снабжены небольшим количеством фруктов, которым мы были очень рады.
Через 12 дней после прихода „Малыгина“ пришел и давно-жданный «Таймыр». Впечатление от его прихода было меньше, чем от первого судна, но тем не менее мы были очень рады ему, так как с ним мы получили письма и посылки, осязательно убедившись в том, что скоро вернемся в цивилизованный мир.
Благодаря сильным штормам, задержавшим разгрузку и отход судна, нам довольно долго
(10 дней), пришлось прожить с новой сменой сотрудников. За это время мы успели познакомить их и с делом, и со всеми важнейшими особенностями зимовки.
Наконец, 6 сентября 1927 г. мы снялись с якоря и пошли к Большой Земле.
С одной стороны, мы радовались скорому возвращению; и в то же время нам не хотелось,
очень жаль было расставаться с Новой Землей, где мы так много пережили и к которой сильно привыкли, несмотря на все необычайные полярные условия.
Несмотря на всю суровость жизни за полярным кругом, предъявляющей большие
требования, чем под небесами цивилизованных стран, несмотря на однообразные и иногда унылые картины севера, в них есть какая то таинственная, влекущая красота и могучая притягательная сила. Это то, что некоторые зимовщики называют .полярным ядом“. Многие лица, раз прозимовавшие, настолько сильно поддаются его действию, что все время чувствуют,как их тянет снова туда, на дальний север.
Прощай, пока, Новая Земля! Быть может,когда-нибудь, мы с радостью снова увидим тебя!
М. Острекин и Е. Попов