Евгений Петрович Сашенков.

Между Яной и Колымой

Трудно сказать, о каком из знаменитых якутских трактов, без которых невозможно представить себе историю почты Северо-Восточной Азии, написано больше страниц в книгах воспоминаний, в дневниках путешественников и просто в личной переписке людей, для которых тракты эти стали большим испытанием на выживаемость, на стойкость душевных и физических сил. Немало места заняла в мемуарной литературе — не говоря уже об отчетах почтового ведомства — главная и самая протяженная дорога на Севере: Якутско-Среднеколымский почтовый тракт. Шел он через Верхоянск, ответвлялся на Нижнеколымск и Верхнеколымок.
Ряд интересных свидетельств и подробностей мы встречаем в сообщениях 50—60-х годов прошлого столетия, а также периода, предшествующего первой мировой войне. О тракте высказывались и почтовые служащие, и путешественники, и ссыльные революционеры. Так, ученый и революционер И. А. Худяков, сосланный в Верхоянск в 1867 г., — мы упоминали его в предыдущем разделе, — писал: «Главную дорогу округа составляет якутоко-верхоянско-колымский тракт. Этот почтовый тракт есть не что иное, как узенькая тропинка, по которой верховая лошадь почти задевает за деревья боками, а головой должна частенько нырять под ветвями. Во время больших снегов или дождей проезд путешественника походит на похождения Робинзона Крузо. Разливы горных речек иногда так долго задерживают проезжего, что он на одном каком-нибудь берегу съедает все свои припасы, все съестные посылки, отправленные с ним; иногда ему приходится промышлять птицу, зверя или съедать собственных лошадей. Такой случай был с одним казаком и в 1868 г.» (62).
К середине XIX в. относится также упоминание тракта в публикации русского ученого, действительного члена Императорского Русского географического общества И. Сельского: «Горе путнику, если в этом месте застигнет его снег с пургой: тогда гибель его неизбежна. В 1809 г. казак, следовавший с почтой из Якутска, заехал в одно из ущелий (Верхоянского хребта — Е. С.) и пропал без вести; при тщательных розысках не могли найти даже останков его» (63). Характерный штрих к разговору о почте добавляет писатель и этнограф В. Г. Тан-Богораз, проведший несколько лет в средне-колымской ссылке в 90-е годы прошлого столетия: «Не близкий свет—Колыма. Пока туда дойдет, пока оттуда. Почта приходит три раза в год. И меньше, как в год, письмо и не обернется. Год прошел, минуло три почты...» (64).
Основательно познакомился с Якутско-Среднеколымским почтовым трактом путешествовавший в 1868— 1870 гг. по якутскому Северу барон Гергард Майдель. О его публикациях, хорошо известных всем отечественным географам, высоко отзывался сам С. В. Обручев. «Очерк этот, — писал впоследствии Обручев, — до работ Якутской экспедиции 1925—1930 гг. являлся основным трудом для ознакомления с северо-восточной Якутией» (65). И вот в этих сугубо научных публикациях, может быть, неожиданно для тех, кому они предназначались, ученый немало места отводит своему рассказу о тогдашней якутской почте, об условиях доставки корреспонденции. Мимо его внимания не проходят подробности почтового обращения, а выводы, сделанные им на основании личного опыта, найдут, как мы увидим впоследствии, подтверждение у других наблюдателей:
«...хотя от Якутска, через Верхоянск до Нижнеколымска и существует так называемый почтовый тракт, но на самом деле это крайне преувеличенное название того, что в действительности имеется, — писал Г. Майдель. — Правительство нуждается в известной правильности сообщения с окружными управлениями, и поэтому устроило ряд станций в одну сторону от Якутска до Вилюйска, а в другую — до Колымска и Охотска. По дороге к Колымску через Верхоянск устройство сообщения состоит в том, что через каждые приблизительно 150 верст какой-нибудь подрядчик обязуется по контракту за определенное годовое вознаграждение держать наготове летом шесть лошадей, а зимой или то же количество этих животных, или двойное количество оленей. Согласно этим контрактам правительство имеет право посылать три раза в год почту из Якутска в Колымск и обратно...»(66).
Интересно, что при всех сетованиях на неудобства северных трактов, при всем недовольстве черезвычайно замедленным ходом почт — а последнее обстоятельство тягостнее всего ощущалось не столько служилыми людьми, сколько политссыльными, Майдель не находит слов осуждения сложившихся порядков. Мы читаем у него далее:
«Конечно, никак нельзя оказать, что путешествие по этим дорогам было удобно, да и при их устройстве имелось в виду все что угодно, кроме быстрого и безостановочного следования почты и чиновников. В Азии вообще, а вместе с тем и в Сибири, время пока еще не имеет никакой ценности, и с этим волей-неволей приходится мириться. Мне довольно часто случалось приезжать на одну из таких станций и не находить на ней ни людей, ни почтовых животных. Если то же самое приключится с простым, везущим почту казаком или с нарочным, которому поручены деловые бумаги, то он преспокойно тут останавливается; если дело происходит зимой, он топит, насколько позволяют обстоятельства, юрту, стряпает себе из дорожных запасов кушанье и ждет, пока не явится содержатель почты с почтовыми животными» (67).
Уже шла речь о верхоянских впечатлениях революционера, государственного и партийного деятеля В. П. Ногина. Оставил он в своей книге и характеристику тракта, по которому добиралась группа ссыльных: «Не успели мы отъехать от Алданской станции нескольких шагов, как характер дороги уже определился. В сущности, дороги в обычном смысле этого слова нет. Это — узкая, едва заметная тропинка через чащи, болота и горы, которую иногда совершенно не видно. Приходилось удивляться, с каким искусством ее находили ямщики, а еще лучше — сами лошади» (68).
Среди немногих очевидцев деятельности почты как р. Верхоянье, так и в Колымском крае, нельзя не назвать Макса Зингера—участника Первой северо-восточной морской экспедиции из Владивостока в бухту Амбарчик, расположенную в устье Колымы. В 1932 г.ему выпало на обратном пути совершить зимой длительное путешествие с почтой от берегов Северного Ледовитого океана в Якутск. В разделе «На Колыме» мы подробнее остановимся на воспоминаниях путешественника, а здесь уделим внимание его наблюдениям за самым трудным участком на тракте Верхоянск — Якуток. М. Зингер отмечал особую сложность необычайно крутого Верхоянского перевала, причинявшего немало хлопот ямщикам.
Вблизи хребта находилась в Теньюрэхе юрта почтовой станции. В ней было вывешено следующее объявление управления связи Якутии: «Настоящим ставлю в известность проезжающих с почтой пассажиров и почтальонов, что ввиду наличия на прогоне большого, крутого горного хребта требовать перевозки через таковой в ночное время, ввиду опасности для проезжающих и оленей, воспрещается» (69).
Прежде чем окончательно распрощаться с Верхоянском и отправиться далее на Колыму, упомянем еще зимние тропы, исстари складывавшиеся от Верхоянска на север и восток: Верхоянск — Булун (по ней распределялись грузы и почта, скопившиеся в Булуне в течение лета); Верхоянск — Усть-Янск — Артык — Аллаиха — Русское Устье. По обоим направлениям использовались в упряжках олени, на отрезках вблизи побережья — собаки.
Но главной «магистралью» продолжал оставаться, конечно, Якутско-Среднеколымский тракт. После Октябрьской социалистической революции, в 20-е годы на этом тракте содержались 42 почтовые станции. Увеличение их количества, о чем еще будет речь, несколько
облегчало участь почтосодержателей (70). Меры по развитию сети почтовых отделений не могли не оказать благоприятного воздействия на положение в самом отдаленном и труднодоступном районе якутского Севера — в низовьях Колымы. В 1918 г. вновь открылось почтовое отделение в селе Нижнеколымск, наиболее старом русском поселении в Колымском крае (основано в 1644 г.) (71). Это почтовое отделение стало конечным пунктом одного из «классических» почтовых трактов, который шел от Якутска на Верхоянск и Среднеколымск, охватывая все крайние точки Северо-Востока Якутии.
Свидетельства литературных источников, благодаря которым можно создать «мозаичное полотно» почтовой жизни этого отдаленного района, подчас не дают однозначной характеристики. Возникает в общем-то довольно пестрая картина действительности, что до конца проясняет и без того необычайно сложные условия, в которых тогда еще находилась почтовая служба в бассейне Колымы.
Обратимся вначале к исследованию И. Ф. Молодых — «Пути сообщения Якутии», уже упоминавшемуся нами. Говоря о тропе-зимнике, существовавшей между Якутском и Среднеколымском и шедшей через Верхоянск и ст. Абыйская на Индигирке, исследователь указывает: по схеме движения почт бывшего Иркутского почтово-телеграфного округа расстояние этого тракта составляло 2200 км. Отдавая предпочтение другому наименованию тракта — «тропа», И. Ф. Молодых отмечает, что он «проходит через все более или менее значительные населенные пункты Верхоянского и Колымского округов. «Тропа» является «почтовым трактом», обслуживающим почтовую связь севера. Движение производится по перегонам участками от 25 до 100 км; на границах участков имеются зимовья — избы для ночевок. Летом вьючное сообщение, зимой нартовое (72).
Названное исследование включает настолько тщательное описание тракта («тропы»), что мы позволим себе привести здесь его полностью как документ, почти равноценный топографической съемке:
«До реки Алдана это направление имеет характер проселочной дороги; далее, пересекая Алдан в 60 км от устья, уже в виде тропы поднимается на Верхоянский хребет по речке Келя. Перевал очень труден, по глухой, совершенно незаселенной тундровой местности, подъем достигает высоты около 2400 м. Спускаясь в долину Яны, тропа проходит по склонам долины и по дикой тайге, не тронутой человеком, и достигает Верхоянска. Наиболее значительные станции на этом участке тропы: Якутск, река Келя, ст. Тоён-Тиряхская, ст. Сеген-Кюльская, ст. Дезрин-Ольская и Верхоянск.
От Верхоянска тропа направляется через ст. Адыча на ст. Абыйскую западнее реки Индигирки. На этом участке затруднением является ущелистый перевал Тас-Хаяхтах, с крутыми уступообразными склонами. От ст. Абыйской тропа проходит по Алазейским горам и с обычными для таежной северной тропы затруднениями, в виде болот, марей и топей, достигает Среднеколымска.
Перевозочными средствами по этому тракту являются лошади от Якутска до реки Алдана, дальше же — преимущественно олени. Движение производится лишь в исключительных случаях летом, обычно же зимой, нартовое» (73).
А теперь обратимся еще к одной книге С. В. Обручева, которому наука обязана целым рядом важных географических открытий в Сибири, а история почты — несколькими любопытными наблюдениями, помогающими сильнее проникнуться атмосферой якутского почтового дела. Наиболее плодотворной среди своих более чем 40 экспедиций ученый считал якутскую. В 1926—1929 гг. он с небольшой группой спутников совершил путешествие по северо-востоку Якутии. Многие подробности описания этого путешествия представляют интерес и для историков почтовой связи.
На северо-востоке Якутии, сообщает Обручев, где долгое время были населены только долины крупных рек, расстояние по «тракту» (фактически — тропе) от одной жилой юрты до другой, где можно остановиться путнику, составляло иногда 500 км. Как понять это утверждение? У И. Ф. Молодых приводятся совершенно другие сведения. Вероятнее всего С. В Обручев имел в виду не конкретно Верхоянеко-Среднеколымский путь, а положение с путями сообщения в целом по Колымскому округу. Так, он пишет: «Район к югу от Колымского тракта был не только наименее исследованной областью во всем СССР, но и одним из наименее изученных уголков мира» (74).
Сведения о движении почты на Среднсколымск после установления Советской власти содержатся и в архивных документах ЦГА ЯАССР. В первую очередь это бумаги уполномоченного народной связи по Среднеко-лымску за 1921 г. Интересные материалы проливают свет на положение почтовых отделений в те трудные годы. Об особой заботе органов народной власти о налаживании бесперебойной работы почты свидетельствуют такие документы, как «Контракт» о перевозке почты дважды в неделю и содержании на почтовой станции 5 пар лошадей и 4 ямщиков, а также «Кондиции на содержание почтовых станций трактов ЯАССР» (75).
Деятельность Якутско-Среднеколымского тракта, одного из самых протяженных, регулировалась различными Постановлениями. В начале века на трактах действовала 31 почтовая станция, а в 20-е годы, как отмечалось, были узаконены 42 станции. До Верхоянска использовали лошадей и оленей, а от Верхоянска до Среднеколымска— оленей и собак. Эта тема встала на повестку дня совещания «Комиссии по разрешению вопросов, касающихся условий края и заключения контрактов с почтосодержателями Среднеколымского тракта». Обсуждался вопрос о «сравнении числа оленей к одной паре лошадей». В постановлении по этому пункту записано: «Считать две нарты или четырех оленей за одну пару лошадей» (76). Характер и условия.следования почтовым отделениям в Верхоянском уезде и отдаленном Колымском крае не могли враз кардинально измениться, Мешала этому не только сила укоренившихся традиций, но и отсутствие какой-либо альтернативы. В таких условиях приходилось принимать все так, как есть...
... В конце 20-х — середине 30-х годов на Колыме выпало работать молодому специалисту-оленеводу А. А. Полякову. Десятки лет спустя, будучи уже академиком Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук им. Ленина (ВАСХНИЛ), он опубликовал свои воспоминания о временах юности — «По непроторенным тропам». Непроторенные тропы... Это не юношеское преувеличение ветеринарного врача, делающего свое открытие огромного края—Среднеколымского округа. Это точное определение состояния транспортных путей на Колыму даже в те времена, на исходе 20-х годов.
... Как и десятки лет назад, в те годы в путь на Колыму из Якутска отправлялись на лошадях, запряженных в санные упряжки. Перевозки — в том числе и пассажиров — осуществлялись по почтовому ведомству. А. А. По- ляков описывает путешествие по тракту, ничего не приукрашивая и довольно точно воссоздавая реалистическую картину почтовой службы:
«... Ехали на перекладных так называемым почтовым трактом при государственной почте. Выданный нам документ почтового ведомства, который предписывал представлять в наше распоряжение подводы и лошадей, для неграмотных ямщиков никакой роли не играл. Да они и не смотрели его. Главным «документом» были большие, почтовые баулы, обтянутые черными кожаными чехлами, и застегивающиеся целью. Вид их производил неотразимое действие на ямщиков: они начинали суетиться, перекладывать эти магические ящики, а заодно и наш багаж в свои сани, впрягали лошадей и отправлялись дальше в путь. На станциях мы успевали лишь сварить пельмени, целый мешок которых заготовила для нас артель пищеторга в Якутске. Впрочем, станций-то никаких и не было, а были юрты, хозяева которых по договору доставляли почту к другой юрте, к такому же ямщику, или поварни — небольшие рубленные необслуживаемые юрты. Нас везли днем и ночью, поскольку мы были, «при почте», а почту задерживать не полагалось» (77).
Небезынтересны далее сопоставления преимуществ доставки на оленях, открывшихся путешественнику через несколько дней пути: «...от Якутска до реки Алдан по дороге в Верхоянск оленей не держат, а все перевозки осуществляют на лошадях... Наши мучения с почтовыми лошадьми кончились на берегу Алдана, в местечке Кресты. Во дворе станции нас ждали нарты — в них были парами впряжены олени» (78).
В разделе «Между Леной и Яной» уже приводились рассказы очевидцев, пользовавшихся услугами верхоянской почты в дореволюционные годы. Каким же застал почтовое отделение в Верхоянске А. А. Поляков, прибыв в эти места в преддверии 30-х годов?
«Через несколько дней мы прибыли в Верхоянск, окружной центр с населением около 600 человек. Город представлял собой скопление юрт, и среди этих приземистых сооружений, утопающих в снегу, возвышались рубленые бревенчатые дома окрисполкома, окружкома партии, магазина, почты...
Начальник почтового отделения предоставил нам одну из комнат своего учреждения, но недвусмысленно намекнул, что среднеколымскую почту долго задерживать в Верхоянске не может, что через сутки подгонят к городу почтовых оленей, выпасающихся где-то в долинах, и почту сразу же надо отправлять. Распаковав привезенные нами баулы, он сразу же стал отбирать верхоянскую корреспонденцию» (79). Наконец, перед путешественниками открылся прямой путь к конечной цели... Тракт работал теперь как отлаженный механизм.
«... От Верхоянска до Среднеколымска одна дорога, проложенная оленьими нартами. Ее заметают снега, но опытные ямщики всегда находят даже еле заметный след. Через каждые 60—100 километров мы останавливались на почтовых станциях, меняли оленей и снова ехали—днем и ночью. На середине пути между станциями заворачивали в поварни» (80). «На одиннадцатый день пути мы подъезжали к поселку Абый, расположенному в 60 километрах от Индигирки. Поселок состоял из 19 юрт, среди которых были юрта-сельсовет, юрта-магазин, поликлиника с окнами изо льда, ветеринарный пункт и школа-интернат. Заброшенный за сотни километров от Верхоянска и Среднеколымска, затерянный в глубине снежной пустыни, Абый производил тяжелое впечатление... Но жизнь шла своим чередом. Для местного якутского населения Абый — центр их улуса, где можно разрешить все юридические вопросы, продать пушнину и приобрести нужные товары» (81).
Абый конца 20-х годов служил пока лишь промежуточным пунктом на долгом почтовом тракте. Пройдет время и про Абый заговорят по-другому. Будет он расти и уж не ямщикам, перевозящим почту, понадобится Абый, чтобы отдохнуть и выпить чаю, а самому Абыю понадобится почта. Понадобится так же, как понадобились ему сельсовет, магазин, поликлиника, школа-интернат...

далее: На Колыме