Автор: С. Степунина.
Выходные данные: «Советская Россия» 28 июля 1985 г.

Тот первый материал о книжечке в клеенчатой обложке, присланной в редакцию, был опубликован в начале года и назывался «Тайна черного блокнота». Нынешний заголовок «Черная тайна блокнота» — вовсе не игра слов. За прошедшие месяцы поисков исследований и экспертиз нам действительно удалось открыть тайну загадочной книжечки. И тайна эта оказалась поистине черной.

Часть наших читателей, и немалая, судя по письмам и звонкам в редакцию из разных точек страны, знает и помнит все публикации выпуска «Даль» на эту тему и ждет только их продолжения. Однако, учитывая интересы всех, а кто-то, возможно, и подзабыл или пропустил, а потому нуждается в напоминании, — для всех повторил коротко самую суть.

Сегодня, в зенит лета, куда замышляем мы отправиться на отдых? К Азовскому, где нынче теплее всего? Или на кислые воды Кавказа добываем путевку? Или стремимся поближе к фруктам Молдавии? А вот у наших уфимских друзей отпускной маршрут одни и неизменный которое уже лето подряд: в Якутск самолетом. А оттуда на озеро Себян-Кюель, куда добраться можно только вертолетом. Ледяное, на вечной мерзлоте, это озеро влечет искателей своей тайной: именно здесь по одной из версий лежит на дне самолет Н-209, ведомый некогда — сорок восемь лет назад, С. Леваневским через Северный полюс и Америку. Эту неожиданную гипотезу в свое время признал версией, требующей проверки, бывший папанинец академик Федоров. Ее поддержал (и в нашей газете тоже) прославленный штурман полярной авиации Аккуратов. А проверить версию взялись энтузиасты из Уфы. И вот проверяют который уже год, тратя на это свое отпускное время, свои отпускные деньги, свои знания, свою энергию, своп нервы...

Когда впервые один из руководителей поисковой экспедиции Юрий Лобанов пришел в редакцию, подумалось: как идет ему, упрямо лобастому, его фамилия. Помню, у одного из экспедиции спросила о другом: «Он какой молодой или старый?» Ответ был: «Уже не молодой, лет тридцати пяти». Они все такие «немолодые». Значит, когда взлетал Леваневский с товарищами, они еще не родились. И это их отцы пели популярный тогда марш авиаторов: «А вместо сердца — пламенный мотор». Но спрашивать, почему «немолодые» уфимцы тратят отпуска в Якутии, не понадобилось. Достаточно было послушать рассказы Лобанова о Сигизмунде Леваневском. О его звезде Героя за номером два. О спасении им американского авиатора Маттерна - мировой сенсации тех лет. О перелете Леваневского из Лос-Анджелеса через Америку и Сибирь в Москву - 10 тысяч километров без посадки. И о том последнем полете воплотившем его идею перелета через Северный полюс в США, — о достижении полюса, о прерванной с экипажем связи, о том, что целый год поисков тогда так ничего и не дал! Арктика не открыла тайны...

Ест в музеях такая уважаемая должность — хранитель. Лобанов с товарищами — тоже хранители, только не по должности. Должности у них другие. Эрнест Мулдашев, например, доктор, кандидат медицинских наук, легенды рассказывают о его блистательных операциях. Лобанов- кандидат технических наук. Они все в экспедиции люди, состоявшееся в деле своем: инженеры, преподаватели, врачи. Не назову их поиск на холодном озере холодным словом "хобби". Оно, думается, больше, чем увлечение, — это из области нравственных обязательств. Память о прошлом подвиге, хранимая по современному деятельно.

Когда на штормовках уфимцев появилась надпись «Экспедиция «Советской России», а на странице «За далью-даль» — репортажи о ходе поисков, выяснилось, что круг памяти намного шире, чем мы предполагали. Тому свидетельством стали и география читательских откликов, и их тональность. Кроме благодарности за поиск — предложения, уточнения, подсказки, советы. И трогательные: «Я предлагаю свою бескорыстную помощь. Могу выполнять любые хозяйственные работы. Безвыездно проработал в Якутии 13 лет. был радистом на дрейфующей «СП-1З». А. Трощенко. Киевская область». «Если могу быть полезен, всегда к вашим услугам. В. Башкиров. Казань». «С какой радостью приняла бы я участие в вашем поиске. Ф. Дударь. Кабардино-Балкария».

В этом потоке доброжелания бандероль от С. В. Воронцова при всей невероятности ее содержания была так естественна. Человек прочитал газету и вспомнил о забытом блокноте. Игарка, известный летчик Фрутецкий дарит автору планшет, в котором оказывается этот блокнот — обстоятельства, рассказанные Воронцовым в своем письме в редакцию, вполне реальны. А уж сам блокнот!

Мы писали, как понятное недоверие по мере знакомства с черной книжечкой сменялось если не уверенностью, то трепетной надеждой: блокнот так или иначе связан с последним полетом Леваневского. Начиная с адреса и телефона О. Ю. Шмидта на первой странице, кончая замасленными расчетами расхода горючего, последними записями «идем к побе... (догадываемся — к побережью), — все волновало, как может волновать повесть из глубины 48 лет неизвестности.

Неужели записи одного из участников перелета? Нас бросало из холода в жар. Нас — это своеобразный общественный совет поиска, который незапланированно родился в редакции: летчик-испытатель Листов, инженер Якубович, журналист Сальников. После того как авторитеты Байдуков и Шевелев признали, что «все это похоже на правду», вопрос стал об одном — о конкретном авторстве. Наша публикация «Тайна черного блокнота» пришлась на то время, когда криминалистическая экспертиза установила: предположение, что блокнот заполнен рукой бортмеханика Побежимова, несостоятельно. Публикуя материал, мы рассчитывали и на отзыв не найденного нами Воронцова. Он не отозвался, а большинство читателей настаивали «проверить, всех членов экипажа». Это было не совсем логично — все остальные упоминались в записях! «Галковский сказал...», «Левченко предложил...». Но на совете решили «исключить возможность».

Можно представить, как взбудоражил черный блокнот семьи экипажа — позвонила жена радиста Галковского, прислал письмо брат Побежимова, издалека подал весть племянник Левченко. Сын бортмехаинка Годовикова пришел в редакцию и взял на себя труд собрать для предстоящей экспертизы образцы всех почерков. Наконец, все собрано. Высшие наши криминалистические инстанции любезно отмечают согласием на просьбу редакции помочь. Это за пределами их служебных обязанностей, но как скажет потом, при встрече В. Ф. Статкус, заместитель, начальника ВНИИ МВД СССР: «Не вечно нам иметь дело с подложными накладными, надо и для истории поработать». Пока сотрудники Статкуса работали, а мы ждали результатов их работы, Лидия Степановна Галковская запретила себе подходить к телефону...

Совершенно случайно, по нашей оплошности вместе с блокнотом и автографами экипажа Леваневского в конверт, отправленный на экспертизу, попало сопроводительное письмо С. В. Воронцова в редакцию. Эксперты сработали четко. Вот их официальный ответ - вывод за подписью старшего научного сотрудника, кандидата юридических наук П. Юркова и младшего научного сотрудника Н. Маныча:

«... Карандашные записи, принадлежащие предположительно одному из участников экспедиции С. А. Леваневского через Северный полюс в Америку в 1937 году, и письмо в редакцию газеты «Советская Россия» за подписью С. Воронцова выполнены одним лицом».

Когда мы зачитали этот документ в редакции, набившись множеством людей в одну комнату и затаив дыхание, Галина Николаевна Галковская, дочь, обвела глазами всех собравшихся: «За что? Какая подлость, низость какая! Зачем?» А ее мать положила руку на грудь, словно утешая сердце: «У нас ведь нет родной могилы. И памятника героям Арктики, к сожалению, тоже пока нет. Так я ее, Галину, девчонкой водила на Новодевичье кладбище — есть там надгробие на могиле разбившихся летчиков. А потом она туда же водила своего сына, моего внука. В намять Деда...».

В память... Мы тогда в гневе высказали немало предположений «зачем». Зачем понадобилось кому-то с такой скрупулезностью творить свою черную фальсификацию, оскорбляющую нашу общую Память. Не запретишь недоброму человеку предаваться «играм» за своим письменным столом. Но созданная фальшивка, когда ее прислали в редакцию, становится уже общественным, деянием, антисоциальным преступным актом.

— А знаете, почерк — это как дактилоскопия. У нас есть «отпечаток» этого человека, оскорбившего память. И мы его найдем! — так сказал самый молодой и горячий из нас. И мы его все поддержали.

Наш рассказ подходит к концу. О светлой памяти и ее.хранителях — слава им! И о ее осквернителях- вечный позор им и презрение! Но, не хочу этим проклятием завершать публикацию. Кончу ее добрым известием - они уже в Якутии, наши уфимские энтузиасты. Нынче им удалось, заполучить в экспедицию опытных водолазов. Мы уже сообщали, что весенние исследования со льда дали точные координаты в озере двух металлических тел, соответствующих по размерам, самолетам. Водолазы, намерены уже ныне нащупать их руками.

Разбирая почту накануне выхода газеты, в письме В. Зиновьева из г. Жуковского прочла волнующе заботливые строки, которые на нынешнем этапе, для водолазов — бесценны: «Я. принимал участие в подготовке самолета Н-209 в качество начальника конструкторской бригады... Н-200 построен в одном экземпляре. От серийных образцов с гофрированной обшивкой он отличается гладкой листовой дюралевой обшивкой всей поверхности... Если в озере самолет лежит на спине, его отличие покажет шасси — с обтекателем. В серии обтекателя нет.

С. Степунина