Соколов Борис Макарович (1927-2001)

История высоких широт в биографиях и судьбах.

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение Александр Андреев » 20 Февраль 2009 17:18

Изображение

Капитан а/л "Ленин" Б. М. Соколов в ходовой рубке ледокола. Июнь 1979 г.
Фото С. Майстермана (Фотохроника ТАСС)

Изображение
Капитан а/л "Ленин" Б. М. Соколов. Апрель 2001 г. Мурманск.
Александр Андреев
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 2591
Зарегистрирован: 03 Март 2008 06:23
Откуда: Санкт-Петербург

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение gusev_evgen » 20 Февраль 2009 20:21

alex_andr, спасибо за шикарное фото.
Смотришь на второе фото, и грустно становится, - апрель 2001. Кто бы мог подумать, что меньше, чем через 3 месяца этого человека с нами не будет. Борис Макарович весь в работе - ни грамма не подумаешь, что человека мучает болезнь:(
Не дадим распилить "Арктику"!!! #СпасёмАрктику http://arktika.polarpost.ru
Аватара пользователя
gusev_evgen
 
Сообщения: 45
Зарегистрирован: 13 Февраль 2009 13:14
Откуда: Кологрив, Костромская обл.

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение Александр Андреев » 24 Февраль 2009 11:53

 Sokolov_SP10_Lenin_01.jpg
Б. М. Соколов 1961 г. Высадка СП-10.
Александр Андреев
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 2591
Зарегистрирован: 03 Март 2008 06:23
Откуда: Санкт-Петербург

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение Александр Андреев » 24 Февраль 2009 11:59

 Sokolov_SP10_Lenin_02.jpg
Высадка СП-10 с борта а/л "Ленин", 1961 г.

(Потом, наверное, надо будет перенести в тему про "Ленин")
Александр Андреев
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 2591
Зарегистрирован: 03 Март 2008 06:23
Откуда: Санкт-Петербург

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение Александр Андреев » 24 Февраль 2009 12:16

Статья Б. М. Соколова "Двадцать лет во льдах под флагом Родины",
"Морской флот", 12, 1979

Изображение Изображение Изображение

Изображение Изображение
Александр Андреев
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 2591
Зарегистрирован: 03 Март 2008 06:23
Откуда: Санкт-Петербург

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение [ Леспромхоз ] » 24 Февраль 2009 12:33

Из поста выше :)
Изображение
Каждый заблуждается в меру своих возможностей.
Аватара пользователя
[ Леспромхоз ]
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 10685
Зарегистрирован: 02 Июль 2007 00:17
Откуда: Петрозаводск

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение Александр Андреев » 24 Февраль 2009 13:53

"Звезда", 8, 1962 г.


К. Голованов

АТОМОХОД ВО ЛЬДАХ

АРКТИКА ЧЕРЕЗ ИЛЛЮМИНАТОР

По календарю — начало октября, но иллюминаторы уже в дремучих узорах инея. Если опустить стекло, то увидишь, как морозный туман низко стелется надо льдами. Туман поглотил корпуса судов, и все, что расположено выше, кажется обособленным.

Вот клубящуюся мглу рассекает широкий мостик с тремя строчками прямоугольных зеркальных иллюминаторов. Сзади сама по себе движется странная двуногая мачта. Массивную рею поддерживают две толстые металлические трубы, сваренные под острым углом. Наклонные трубы-колонны перехвачены для прочности перекладинами, отчего все сооружение напоминает прописную букву «А». Некоторые участники нашей экспедиции даже усматривают в таком сходстве символ. Ведь мачта стоит на палубе атомохода, и внутри нее проходят вентиляционные каналы для проветривания помещения ядерных реакторов.

А если оглянуться назад, за корму, то там из тумана торчат две прямые желтые трубы со шлейфами черного дыма и вырисовываются, в окружении веера грузовых стрел, обыкновенные тонкие мачты.

Так выглядит караван во льдах. Вслед за атомным ледоколом «Ленин» идут дедушка «Ермак» и пароход «Механик Бондик».

Нехотя расступаются перед нами арктические льды. Канал, пробитый атомоходом, забит сплошной кашей из крупных осколков. Черная полоска дымящейся чистой воды становится все уже и успевает совсем исчезнуть перед носом идущих вслед судов. «Канал зажимает», — говорят полярники.

Паровой свисток на «Ермаке» долго сипит и плюется, прежде чем подать сигнал простуженным басом. Это — просьба о помощи. Мы возвращаемся и, легко расшвыривая льды, освобождаем застрявшие суда.

Утром на «Ермак» передавали картофель, свежие овощи. Лакированный дубовый мостик корабля-ветерана оказался рядом с палубой атомохода. Два судна — две эпохи. Кочегары на одном не расстаются еще с лопатой и железной тачкой. Котлы прожорливы: сто тонн в сутки. Черная угольная сажа из труб пачкает стерильную чистоту снегов. На «Ленине» нет ни труб, ни кочегаров. Два корабля стоят во льду борт о борт, а разделяет их целое столетие.

Через иллюминатор атомного ледокола Арктика не кажется такой уж суровой. Рядом с бортом судна громоздятся торосы такой голубизны, точно в их щелях замерзли кусочки южного неба. Солнце садится за частокол серых перистых облаков. Один из последних лучей проник в щель и расплющился поверх туч оранжево-красной заклепкой. Молодой фотокорреспондент «Огонька» Геннадий Колосов переводит на закаты уйму цветной пленки. Над головой — сочные краски, щедрые мазки, как на лирических полотнах Куинджи.

Круглый стол в вестибюле кают-компа-иии притягивает людей, словно магнит. После каждой вахты радисты складывают сюда только что принятые радиограммы, несущие слова привета с разных концов страны. Чаще всего сверху пометка: «Из Ленинграда». Ленинград — родина атомохода, и поэтому земляков здесь не перечтешь.

Одну из радиограмм положили на стол развернутой: она была адресована всем.

«Дорогие полярные моряки!
С большой радостью и волнением мы прочитали в газетах сообщение о вашем героическом походе в Арктику. Это еще одна замечательная победа советской науки и техники, героических советских моряков. Примите от нас, людей самой мирной профессии — градостроителей города Ленина, сердечный привет, наилучшие пожелания.
По поручению бригады монтажников ПолюстроБского домостроительного комбината — делегат 22-го съезда КПСС Иван Шаповалов».


Мы обязались открыть лагерь дрейфующей станции «СП-10» во льдах центрального полярного бассейна к началу работы XXII съезда КПСС. В Восточно-Сибирском море на вертолетной площадке ледокола работал «местный домостроительный комбинат». Следуя примеру Ивана Шаповало-ва, моряки собирали из деревянных элементов домики для зимовщиков. Оставалось только бережно опустить судовым краном за борт полностью оборудованный домик и отбуксировать его трактором к лагерю.

Ледяное поле для станции нашли летчики полярной авиации. Но, при ближайшем рассмотрении, льдина оказалась сильно изрезанной, покрытой ледяными холмами и торосами; на ней живого места не было. Полярники поначалу смутились, и остряки сразу же стали распевать пародию на известную песню:

Поле движется и не движется,
Все из снежного серебра.
Льдина найдена иль не найдена,
Ведь дырявая вся она...


Но отступать было поздно.

Рассвет над льдиной наступает медленно, словно нехотя. Семь тридцать по судовому времени. Вахтенный помощник капитана объявляет по радио подъем, но в иллюминаторах еще лаковая чернота. Зарницы полярного сияния, полыхающие в ясную погоду над головой, еще больше подчеркивают непроницаемую темень. Невольно вспоминается, что по московскому времени еще только вечер предыдущих суток. Детишки дома укладываются спать. А голос в репродукторе торопит, напоминает о завтраке, приказывает руководителям бригад доложить о количестве людей, вышедших на лед. Вдали золотится созвездие из четырех огней — лагерь «СП-10». При свете сильных ламп зимовщики обживают новое место.

Край арктической льдины напоминал теперь портовый причал. Повсюду на снегу красовались штабеля досок, горы меш ков с углем, ящики с черным клеймом в виде рюмки и надписью: «Не кантовать». Но сходство с портом оказалось односторонним. Не кивали здесь ажурные стрелы портальных кранов, не бегали по гладкому бетону юркие автопогрузчики.

Люди спотыкались о ледяные ухабы, замаскированные сухим сыпучим снегом. Да что — люди! В первый же день спустили с борта небольшой тракторишко, окрашенный красной эмалью, с французским клеймом на бензобаке. Он казался очень удобным для работы на льдине. Через час тракторишко уже лежал на боку, провалившись в озерко с талой водой — снежницу. Узкая гусеница легко проломила молодой ледок, затянувший опасное место.

Вытаскивали французский трактор на руках. Механики ругались:

— Оскандалился деголлевец! Кишка тонка для Арктики!

Другой такой же тракторишко, с бульдозерным ножом, сломался, не успев проехать и сотни метров.

А темпы выгрузки нарастали. Каждую бочку с горючим, поданную за борт стрелой, нам приходилось вручную откатывать в сторону, чтобы край поля не обломился. Бочки весом в четверть тонны глубоко проваливались в снег, застревали в торосах. Надпись «Не кантовать» стала казаться неуместной остротой. Как же иначе управиться с ящиком, который весит несколько сот килограммов? И все же мы не кантовали. Глупо везти на льдину ценное оборудование и приборы, чтобы испортить их у самой цели. Через сутки бригада моряков во главе с гидрологом Юрой Константиновым проложила к центру льдины двухкилометровую санную дорогу, и уже добротный отечественный «челябинец» поволок тракторные сани с грузом к месту будущей зимовки.

Рация станции «Северный полюс-10» подала голос в эфире за час до открытия XXII съезда КПСС. Таким образом, обязательство было выполнено. Оставался нерешенным только вопрос об аэродроме. Гидрологи излазили льдину со всех сторон и каждый раз докладывали: толщина подходящая, но — «сильно пересеченная местность».

Время не ждало. Надо было срочно принимать какое-то решение. В пятницу 20 октября на атомоходе был объявлен общий аврал. На мостике судна остался один капитан, в посту энергетики и живучести — инженеры, наблюдающие за поведением заторможенных реакторов. Повсюду вахта сокращена до предела. Моряки, полярники, журналисты, вооружившись деревянными лопатами, пешнями, тяжелыми кирками, вышли на строительство взлетно-посадочной полосы. До выбранного места было три километра по прямой. Пронзительная поземка играла сухим сыпучим снегом. Вершины торосов курились, как барханы. В ложбинах ноги увязали выше колен. Уже через сто метров белье промокло под меховой одеждой и стало нечем дышать. Кое-кто развязал тесемки ушанок и скоро об этом пожалел. Мороз мертвой хваткой вцепился в щеки, уши.
К месту строительства аэродрома в первый день нельзя было никак доставить машины. По обеим сторонам замерзшей снежницы, куда ни кинешь взгляд, торчали угловатые торосы. Ледяные лбы упрямо стояли поперек будущей взлетной полосы. Бывалые полярники крутили головами. Такого неудачного места для строительства аэродрома они еще не видали.


Гидролог Владимир Мороз был более точен. По его расчетам, нам предстояло перебросить около 10 тысяч кубометров твердого, как скала, «грунта». Попробуй «перекатай» его лопатами. Но другого выхода не было.

Как мы мечтали в тот день об экскаваторах, с какой нежностью повторяли известные нам марки тракторов и бульдозеров! А лед откалывался под пешней маленькими кусочками и со стеклянным звоном отлетал в сторону под лопатой товарища. Все завидовали обладателям волокуш. Нехитрая конструкция из бакелитовой фанеры и брезента нагружалась осколками доверху. Под «дубинушку» и смех ее затем тянули и опрокидывали на краю полосы. Волокуш тоже не хватало.

Утром никто не верил в реальность затеянного предприятия. Но великое дело — коллективный труд. Кандидат физико-математических наук Хлопкин, один из авторов атомной энергетической установки, ворочал пешней вместе с матросом 1-го класса Сечко, молодой и подвижный секретарь судового комитета комсомола Зюганов трудился рядом с грузным научным сотрудником Арктического института Максимовым. Сотня разных по профессии людей занималась все утро изнурительным ручным трудом. А когда вертолет привез обед и я, обжигаясь горячим кофе, оглянулся на аэродром, то оказалось, что несколько мощных ропаков рассыпались серебристыми осколками, обнажив благородную синь многолетнего пака. И уже никто не решился назвать работу бесцельной.

Наибольшим вниманием среди строителей пользовались подрывники. У зимовщика Михаила Извекова и старшего штурмана Анатолия Кашицкого не было отбоя от помощников. Утром у борта атомохода каждый строитель аэродрома набивал карманы брикетами тротила или брал пачки со взрывчаткой под мышку. Для зарядов мы вырубали в торосах колодцы и лунки требуемой глубины, советовали Извекову или Кашицкому заложить заряд побольше и критически оценивали потом каждую воронку. У подрывников отчаянно мерзли руки, все время промокали спичечные коробки, бикфордов шнур ломался на морозе. Они безропотно выслушивали советы, но поступали каждый раз так, как того требует инструкция.

То на одном, то на другом конце летного поля вставали гейзеры взрывов. Торосы, которые казались такими монолитными, разваливались на глазах.

На следующий день к аэродрому пробился трактор зимовщика Михаила Коршунова вместе с бригадой судовых машинистов. Сзади болталась деревянная тяжелая «гладилка». Полоса сразу же стала принимать нужный вид.

Аврал продолжался четыре дня. Мы работали с рассвета до заката, добираясь к судну уже в темноте. К исходу понедельника придирчивый заказчик Михаил Семенович Комаров обошел полосу и сказал:

— Остается только залить поле водой, чтобы схватило на морозе. С этим уже справятся сами зимовщики.
Возвращались к судну знакомой дорогой через торосы. Ноги все так же проваливались, разъезжались в снегу. Но удивительное дело — идти было куда легче.


24 октября все свободные от вахт моряки пришли в лагерь «СП-10» прощаться. Все десять домиков из желтой бакелитовой фанеры уже собрались вокруг радиомачты с алым Государственным флагом наверху. Метеорологи Георгий Хлопушин и Николай Макаров установили наподале-ку от своего жилья вертушку автоматической станции с,дистанционной передачей сведений о направлении и силе ветра. Аэрологи собирали радиотеодолит. Заведующий рацией Яков Баранов принимал 123-ю радиограмму. На камбузе кок Степан Иванович Пестов жарил лук. Глаза слезились от едкого дыма.

— Ничего, — смеялся кок, — я привык. Жаркое будет не хуже, чем у нас в ленинградском «Метрополе».

Словом, жизнь на дрейфующей станции входила в нормальную колею.

Вскоре атомоход дал три протяжных прощальных гудка и взял курс на ют. Заскрежетал за бортом толстый полярный пак. Еще добрую половину ночи мы наблюдали на горизонте знакомое созвездие четырех огней...

Два месяца за иллюминатором моей каюты покачивалась Арктика — суровый северный фасад нашей страны. Восемь тысяч миль нехожеными трассами, по местам, где до того ни разу не плавали надводные корабли. Делегат съезда Иван Шаповалов назвал это подвигом. Но участники рейса не искали высоких слов. Они работали, отдыхали, волновались, когда долго не было радиограмм из дома.

НА СТРАЖЕ АТОМА

Атомоход «Ленин» подходил к проливу Вилькицкого. Все ждали встречи с полярными льдами и утром с удовольствием установили, что надстройки запорошило первым снегом. Корпус судна еще хранил тепло. Снег растаял на тех местах, где снизу шли толстые металлические балки корабельного набора, и палуба, как плитка шоколада, разделилась на аккуратные белые дольки.

С мостика было видно, как на нос вышел моряк, наклонился и стал тщательно растирать бумагой прямоугольничек снега.

— Зачем это он?

— Дозиметрист. Берет пробу на радиоактивность.

— Х-м, значит, это требуется? — спрашиваю у собеседника как можно небрежнее.

— На всякий случай, таков порядок, — объясняет моряк.

Но в душе уже зародилось сомнение. Разве станут люди попусту вот так копаться?

На следующий день зеленый сигнальный фонарь радиационной установки, расположенный в коридоре около моей каюты, вдруг погас. Тревожно замигала соседняя желтая лампочка. Мне стало не по себе. Невольно вспомнилось, как округлились глаза у одного из работников балтийской бассейновой газеты, когда он узнал, что я иду в Арктику на атомоходе.

— Вы хорошо подумали? — сказал коллега, значительно понизив голос. — Не забывайте, что у вас семья...

В порту знакомый полярник рекомендовал мне по палубе не ходить(!), к переборкам не прикасаться и после окончания рейса обязательно выбросить за борт ботинки.

...Сигнальная лампа продолжала зловеще мигать. Около нее появился человек в белом халате, вооруженный блестящим прибором. Он посмотрел на шкалу, сделал запись в блокноте и пошел дальше по коридору. Опять проба. «Надо посмотреть в энциклопедии, каков первый признак лучевой болезни», — мрачно подумал я, поглядев на световой сигнал.

В каюте больше не сиделось. Неожиданно внимание привлекла музыка. Звуки танго привели меня на корму, к судовому клубу. Это был обширный зал с фальшивыми иллюминаторами, подсвеченными люминесцентными лампами. Ледокол работал во льду, и помещение содрогалось от грохота и скрежета за бортом. Это никого не смущало.

Женщин на судне мало: уборщицы, работницы камбуза. Танцоры не давали им отдыхать. Когда винты ледокола отрабатывали задний ход, мелодия окончательно пропадала в отчаянном дребезжании. Но пары упрямо кружились, не останавливаясь ни на минуту. Танцоры никак не походили на больных людей, а ведь они работали на атомоходе не первый день...

С начальником службы радиационной безопасности Владимиром Константиновичем Коваленко мы познакомились случайно. Это был щуплый молодой человек в синем кителе с ромбиком выпускника Ленинградского Политехнического института. Держался Коваленко скромно и приветливо. Ни возраст его, ни внешний вид как-то не вязались с моим представлением о главном страже мирного атома, запертого в реакторах ледокола.

— Работаю здесь с ходовых испытаний, — рассказал инженер. — Мне двадцать шесть, но считаюсь одним из самых пожилых. Средний возраст работников нашей службы — двадцать два года.

Совершенно неожиданно для себя «сухопутный» инженер Коваленко стал продолжателем семейной морской традиции. Отец его, Константин Владимирович Коваленко, работает капитаном Ленинградского морского торгового порта, мать, Людмила Сергеевна, плавала штурманом на морских судах. То же произошло и с инженером-химиком Александром Соколовым, работающим на ледоколе. Отец Соколова погиб в морском бою командиром подводной лодки. Коваленко, Соколов, а также инженер-радиофизик Анатолий Нецецкий — выпускники Ленинградского Политехнического. Они никогда не предполагали, что станут первыми представителями новой морской профессии.

— Скажите откровенно, отчего мигала лампочка? — спросил я у Коваленко через несколько дней.

Мне показалось, что мы уже достаточно знакомы для того, чтобы я мог рискнуть задать такой щекотливый вопрос.

— А вы это сами узнаете, — засмеялся инженер. — У нас никаких особых секретов нет.

Действительно, в тот же день главный механик ледокола Александр Калинович Следзюк разрешил мне посетить дозиметрический пост и даже центральный отсек, где расположены атомные реакторы.

Торжественный ритуал входа в святая святых ледокола сильно действует на воображение. Вахтенный инженер службы радиационной безопасности Анатолий Копсе вписал мое имя в «амбарную книгу» (я не острю — именно так отпечатано на обложке журнала типографским способом; в канцелярском магазине, видно, не нашлось ничего более подходящего), потом вручил индивидуальный дозиметр, похожий на авторучку. В раздевалке мне предложили снять с себя всю одежду, выдали белоснежный комбинезон, докторскую белую шапочку, белые носки и резиновые перчатки. Пока мы натягивали на ноги специальные бахилы, я спешно мобилизо-вывал свои скудные познания о быстрых нейтронах, альфа-, бета- и гамма-излучениях и других неприятностях, которые грозят при неосторожном знакомстве с атомными установками.

Наконец открылась железная герметическая дзерь, и я шагнул вперед с замиранием сердца, как в холодную воду. Впрочем, здесь было жарко. Работали обыкновенные циркуляционные насосы. Повсюду нас с Колее встречал ровный зеленый свет сигнальных ламп. Вот и крышки реакторов с поднятыми вверх желтыми металлическими стержнями аварийного торможения. Над головой была бетонированная крышка трюма, а под ногами рождалась мирная энергия атома, которая неутомимо вращает винты ледокола.

Очутившись вновь в центральном дозиметрическом посту, откуда началось наше путешествие, я прежде всего стал рассматривать на свет шкалу выданного мне «карандашика» и, признаться, почувствовал разочарование. Прибор показывал дозу облучения, раз в двадцать меньшую той, что получает больной при рентгеноскопии грудной клетки, и в тысячу раз меньшую, чем при рентгеновских снимках. Стрелка прибора, призванного обнаруживать вредоносную грязь на бахилах и резиновых перчатках, слегка отклонилась только от светящегося циферблата моих наручных часов. Стоило ли после этого огород городить с переодеванием и прочим?..

— А вот ответ и на ваш вопрос, — сказал Коваленко и поставил переключатель одного из тридцати приборов, укрепленных на переоорках поста, в положение «проверка». Вскоре на пульте управления перед глазами вахтенного инженера зажглась желтая лампочка, затем замигала красная, раздался тревожный звук ревуна...

За все время существования атомохода сигнал радиационной опасности появлялся в посту только для проверки.

— Виталий, вытаскивай костюмы, — услышал я вдруг голоса. — Опять корреспонденты пришли.

Оказалось, что для работы дозиметристов в опасных зонах на судне есть специальные пластикатовые костюмы с автономной подачей свежего воздуха. Костюмы ни разу еще не применялись по назначению, зато фотографировались в них для печати и снимались для кинохроники бессчетное количество раз. Признаться, и я не избежал общего поветрия и сделал несколько кадров: «Мастер атомной установки Владимир Творогов и дозиметрист Виталий Верещагин „выходят" из отсека». Ребята покорно облачились в комбинезоны, только просили не мучить их долго и прислать карточки, чтобы они могли пустить пыль в глаза знакомым девчонкам... Я вспомнил о овоих переживаниях по поводу желтой лампочки и слегка покраснел.
Но шутки в сторону.


— Для нас сейчас самое главное — не допускать легкомыслия, — сказал Коваленко. — Люди привыкают к безопасности и начинают думать, что она обеспечивается сама собой.

Перед глазами вахтенного инженера в главном дозиметрическом посту установлена электронная схема, где синие колена показывают путь очищенной воды — бидистиллата первого активного контура, желтые линии изображают вентиляционные системы, красные — перегретый пар, зеленые — магистрали забортной воды.

Поперек каждой цепи — разноцветные лампочки от датчиков автоматов. Одного взгляда достаточно, чтобы оценить радиационную обстановку в любом уголке судна. Чувствительные приборы бдительно стоят на страже здоровья и безопасности моряков.

Но инженер Коваленко и его товарищи не ограничиваются показаниями приборов. В походе нам часто приходилось видеть, как дозиметрист остановится в коридоре, со свистом растянет пластикатовую гармошку и тащит ее в лабораторию — взята очередная проба воздуха. Саша Соколов раз даже поднимался на вертолете над грот-мачтой, измерял характеристики воздуха вытяжной вентиляции. Результаты опыта очень его удовлетворили. Воздух над судном был абсолютно чистым.

Вечером в химической лаборатории я наблюдал, как трудится вахтенный лаборант Юрий Грунчин. Этот широкоплечий высокий юноша работал грузчиком во время авралов, подрывником на строительстве ледового аэродрома. Сейчас он колдовал над реактивами. Пробирка казалась соломиной в его больших руках боксера. Там поблескивала голубоватая жидкость. Трудно было узнать в ней обыкновенную воду. После двойной перегонки и фильтрования она приобрела почти химическую чистоту. Грунчин капал в пробирку реактив и внимательно ее рассматривал. Вода хрустально поблескивала над лучами люминесцентной лампы. Значит — никаких примесей. Ее можно использовать в контурах энергетической установки атомохода. Перед лаборантом не уменьшалась батарея пласти-катовых бутылочек с пробами. Приносили всё новые партии.

Александр Соколов определял рядом «кривую поглощения». Накануне он весь день выделял из капли воды первого контура радиоактивные изотопы железа. На дне крошечной сковородки, величиной с ноготь, осталось немного серой пыли, Инженер поставил сковородку в свинцовый домик, закрыл экраном определенной толщины, и прибор добросовестно щелкал, мигал зелеными глазками, показывая число полураспадов. Потом Соколов составит график, который позволит судить о качестве воды, циркулирующей в ядерных реакторах атомохода...

Незаметно пролетели два месяца, проведенные мною в высоких широтах Арктики. Ботинки, которые были на мне в плавании, я, конечно, выбрасывать не стал. А что касается круглых глаз моих доброжелателей и различных паникерских советов, то я не остался в долгу. Вернувшись из плавания, я распил с советчиками по бутылке нарзана и потом спросил:

— Вы знаете, что этот напиток радиоактивен?.. Впрочем, его употребление не более врэдно для здоровья, чем жизнь на полярном атомоходе.


Продолжение в след. посте
Александр Андреев
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 2591
Зарегистрирован: 03 Март 2008 06:23
Откуда: Санкт-Петербург

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение Александр Андреев » 24 Февраль 2009 13:54

Начало в предыдущем посте


ОБЩАЯ ВАХТА


Это было незадолго до выхода атомохода из Мурманского порта.

Ночью пошел дождь. Крупные капли монотонно барабанили по палубе, звонко шлепали на мокром брезенте чехлов. Налетевший с моря шквал подхватил полные пригоршни воды и наотмашь хлестнул ими по надстройкам. Капитан Борис Макарович Соколов сразу проснулся и увидел, как по большим прямоугольным стеклам иллюминаторов безостановочно струилась вода. Очертания ящиков на баке расплылись. Казалось, что они плавно покачиваются под однообразный перестук дождевых капель.

Ящики — это снабжение для высокоширотного арктического рейса. Днем их не успели погрузить в трюм. Борис Макарович опустил стекло, разглядел, что грузы не покрыты брезентом, и с досадой поморщился.

Сон больше не шел. Капитан оделся, накинул плащ и вышел на пустынную палубу атомного ледокола. На юте настроение у него окончательно испортилось. Там журчал ручей. Собираясь на обширной поверхности вертолетной площадки, дождевая вода потоком лилась в открытый люк кормового трюма.

Вахтенного штурмана Александра Чупыру Борис Макарович нашел в курительном салоне. Чупыра склонился над шахматной доской.

— Что у вас на палубе творится?! — спросил капитан, сдерживая закипающий гнев.

Штурман бросил взгляд исподлобья и косолапой, тяжелой поступью вышел из салона.

Борис Макарович вспомнил, как они встретились с Чупырой в Ленинградском порту два года назад. «Привет, Александр Леонидович! Ходишь в резерве?—спросил тогда Соколов и сам предложил: — Соглашайся на „Ленин". Я тоже назначен туда, дублером капитана».

Еще до того, «а ледоколе «Сибиряков», у них была общая вахта. Отстояв положенный срок, они часто беседовали, склонившись над судовым журналом, обсуждая различные обстоятельства ледового плавания. Штурман Чупыра работал тогда первую навигацию. Конечно, вначале у него не всё шло гладко. Но старшему штурману Соколову определенно нравилось отношение Чупыры к собственным ошибкам. Молодой судоводитель ни разу не попытался их замазать или оправдать, давая совершенно объективную оценку своим действиям.

Присмотревшись к молодому штурману, Борис Макарович стал покидать ходовой мостик, незаметно наблюдая, как его подопечный управляет ледоколом. И с каждым днем Чупыра чувствовал себя все увереннее. В конце арктической навигации они расстались в Мурманске друзьями. Соколов слышал потом, что его ученик продолжает совершенствовать свой опыт.
Уже в Ленинграде старый ледовый капитан рассказывал Соколову, что он дал Чупыре задание с подвохом. Перед входом в лед на дизельэлектричеоких ледоколах типа «Капитан Воронин» надо дазать «стоп», чтобы включить гребные электромоторы носовых винтов. Корму при этом резко забрасывает, и на большой инерции судно может развернуться поперек курса. «Действуйте самостоятельно», — предложил Чупыре рассказчик и ушел с мостика. Штурман перед выполнением маневра дал нужную команду на руль. Судно врезалось в лед, ни на градус не отклонившись от курса.
«Моряк», — одобрительно кивнул головой капитан, закончив рассказ. А капитан этот был скуп на похвалу...


Дождь не стихал. Выглянув в иллюминатор, Борис Макарович увидел, как матросы укрывают груз от дождя.
Неужели трудно было догадаться об этом раньше? Что случилось с Александром Чупырой? Откуда этот потухший взгляд? Ничего похожего на прежнего человека.


На ледоколе «Ленин» он работал подменным лиурмэном: когда штатные судоводители уходили в отпуск или уезжали в командировки, их обязанности поручались Чупыре. У арктических моряков отпуск продолжителен, однако и он имеет конец. Александр Леонидович только успевал привыкнуть к новой должности, как ему приходилось сдавать дела.

Однажды третий штурман «Ленина» возвратился на судно перед самым выходом в рейс, и капитан не успел оформить приказом очередное перемещение Чупыры. В море Чупыра стоял ходовую вахту, занимался корректурой карт, готовил различные документы — одним словом, делал все, что входило в круг обязанностей третьего штурмана. Работы было много, и ему не всегда удавалось выкроить несколько часов для отдыха. А штатный товарищ чувствовал себя гостем на корабле.

— Ты бы помог, видишь, как кручусь,—сказал ему как-то Александр Леонидович и услышал холодный ответ:

— Помогу... Но только после приказа о приеме дел!

После этого разговора Чупыра подал рапорт с просьбой списать его с судна или перевести на постоянную работу. Ему обещали, а пока отправили замещать шкипера вспомогательной баржи ледокола. Пока Александр Леонидович плавал на барже, на атомоходе освободилась должность третьего штурмана, но на нее назначили другого.

Подменный штурман подал новый рапорт с той же просьбой и опять получил неопределенный ответ. Вот тут-то и стали замечать за Чупырой равнодушие, безынициативность. Как-то потребовалось внести в судовые документы имена представителей заводов, которые строили корабль и его механизмы. Представители должны были наблюдать за судном во время ледовых испытаний. Оформить документы поручили Чупыре. Однако к сроку судовая роль не была готова.

— Не хватает двух паспортов, — оправдывался штурман.

— Найдите, даю вам еще полчаса, — сказал ему Соколов.

Через тридцать минут судовых документов по-прежнему не было. Катер, на котором их должны были везти к капитану порта, простаивал у трапа. Выход судна в люре пришлось отложить.

В конце концов Борис Макарович сам пошел в каюту штурмана за судовой ролью и остановился на пороге, потрясенный. Чупыра спал. В тот момент у Соколова сорвалось с языка грубое слово...

Чупыра по-прежнему замещал на судне то третьего, то четвертого штурмана, когда они находились в отпусках или командировках. Но подменный штурман и дублер капитана больше никогда не вспоминали с совместной службе на «Сибирякове».

...Утром штурман Чупыра молча выслушал замечания Соколова по поводу своей вахты и попросил разрешения уйти.

— Послушайте, Александр Леонидович, — удержал его капитан. — Вы понимаете свою ошибку?

— Конечно, — кивнул головой штурман. — Учту. На новом месте постараюсь не повторять. Вы ведь знаете, что меня переводят на транспортное судно.

— Вы этого хотите?

— Да, просил. Там будет постоянная работа. Два года потерял на подхвате. Да и ценз там быстрее можно выплавать. Почти все однокашники уже обменяли рабочий диплом на штурмана дальнего плавания.

Чупыра объяснял свой шаг чуть подробнее, чем требовалось. Он словно оправдывался перед самим собой.

— Да, раньше вы были другим, — заметил Соколов и вдруг получил неожиданную реплику:

— Вы тоже изменились, Борис Макарович!

Молодой капитан почувствовал скрытый упрек. Он его удивил и немного задел. Только что речь шла о существенных ошибках подчиненного. Ответные упреки можно было расценить как несерьезную попытку рассчитаться за обиду. Борис Макарович хотел было поставить штурмана на место, но удержался. Все-таки перед ним сидел Саша Чупыра. Честность и объективность его суждений в прежние годы всегда зызьгвали симпатию.

Капитан попросил уточнить и услышал в ответ много любопытного. Однажды к нему обратился паренек, который работал камбузником в пищеблоке, атомохода. Юноше не нравилось мыть посуду и помогать при готовке, его не привлекала профессия повара. Но на судне не было свободных мест в палубной команде, и в отделе кадров обещали перевести его в матросы при первой возможности.

И вот такая должность освободилась, но Соколов не захотел удовлетворить просьбу камбузника, даже не выслушал его как следует. Паренек задурил, не вышел на работу. Тогда Борис Макарович издал грозный приказ и выгнал юношу с ледокола с плохой характеристикой.

— Никто не имеет права нарушать трудовую дисциплину, — сказал капитан, выслушав Чупыру, напомнившего ему об этом пареньке.

— Согласен, приказ опирался на факты, а только парень хотел быть моряком, — заметил Чупыра и добавил: — И еще плохо. Сейчас матросы боятся обращаться к капитану с просьбами. Кому же охота попадать в положение камбузника?

В другой раз капитан торопился окончить срочную работу, а нужно было идти на судовое партийное собрание. «Все равно вовремя не начнут», — подумал Соколов и приказал вахтенному штурману доложить ему, когда все соберутся. Капитан продолжал работать у себя в каюте. Коммунисты дожидались его в кают-компании, а комсомолец-штурман Чупыра дежурил у дверей. Борису Макаровичу удалось сэкономить несколько минут, но моряки расценили его поступок совсем иначе.
— Видать, молодому капитану две минуты времени дороже партийной дисциплины, — услышал чью-то реплику Чупыра, стоя на своем «посту»...


Соколов заговорил о капитанской требовательности, вспомнил о том, как строго наказали его, тогда второго штурмана ледокола «Илья Муромец», за опоздание к выходу в море. Конечно, он не мог предположить, что судно уйдет по срочному вызову на восемь часов раньше намеченного срока, но все равно капитан был прав. Моряк не имеет права отставать от своего корабля.

— На «Сибирякове» вы мне тоже не давали поблажек, — заметил Чупыра, и Борис Макарович снова почувствовал: мысль собеседника не высказана до конца. Раньше Саша Чупыра был откровеннее.

После этого разговора капитан долго размышлял. Штурман, допустивший халатность по службе, виноват безусловно. Но одна требовательность к подчиненным еще не решает дела. Кто на атомоходе интересовался настроением и мыслями подменного штурмана Александра Чупыры?

Через несколько дней на ледокол «Ленин» пришел инструктор отдела кадров пароходства.

— Чупыру списываем на рудовоз, — сообщил он капитану. — О нем плохие отзывы.

— Это сделать никогда не поздно, — ответил Борис Макарович. — Попробую взять его еще раз в Арктику. Предстоит трудный высокоширотный рейс.

— Четвертым штурманом?

— Нет, он пойдет третьим.

Так у Б. М. Соколова и Александра Чупыры на «Ленине» снова оказалась общая ходовая вахта...

В проливе Вилькицкого с каждым часом все яснее чувствовалось дыхание приближающейся зимы. Дни становились короче, лед крепче, погода хуже. Мороз приглаживал морскую воду, она стекленела на главах, становилась похожей на мрамор лабрадор со светлыми прожилками солевых разводов. Свежий нилас — молодой лед — толстел и тут же заметался снегом. Он сцементировал в проливе причудливую мозаику из различного вида полярного льда. На горизонте, как караван судов, вытянулось семейство айсбергов. Путь перегородили мощные языки годовалого льда. Они с треском расступались перед форштевнем, показывая нежно-зеленые стекловидные грани.

В октябре корабли, не добравшиеся до ближайшего порта, обычно начинали дрейф. В утреннюю вахту атомоход нагнал в проливе два неподвижных судна. Ледокол «Красин» и балтийский пароход «Псков» повстречали мощную перемычку и остановились, не в силах тронуться дальше.

— Поможем?—сказал капитан Соколов вахтенному штурману.

Чупыра кивнул.

Восемь часов в сутки, утром и перед полуночью, они стояли рядом на ходовом мостике. Разговаривали мало, и только на темы навигации. Штурман дичился, каждый момент ожидая замечаний. Соколов контролировал его работу и молчал.

— Действуйте, Александр Леонидович, — предложил капитан своему помощнику. Чупыра оглянулся, увидел, что Борис Макарович уже отошел в сторону. Штурман на секунду задумался и подал команду на руль.

Ледокол врезался в торос на большом ходу. Под днищем стояли грохот и скрежет. Корпус корабля задрожал, выползая наверх. Инерция падала. Александр Чупыра снова оглянулся на капитана. Потом он перевел на «стоп» рукоять автоматического управления гребными электродвигателями, которые только по привычке называли машинным телеграфом, скомандовал: «Прямо руль». Через секунду по ледяному полю побежала косая трещина, судно рысжнуло в ее сторону и выпрямилось. А у бортов стали на попа осколки могучего льда, выворачивая желтоватые, в рост человека, грани.
Вновь забурлили винты атомохода, и перед застрявшими судами открылся широкий канал, по которому они могли следовать дальше.
— Александр Леонидович, я буду у себя в каюте, — сказал капитан.
Вахтенный штурман ответил: «Есть», хотел было улыбнуться, но в этот момент нос атомохода вновь стал косо задираться вверх. Судно форсировало перемычку тяжелого льда.
Иллюминаторы капитанской каюты — под ходовой рубкой. На письменном столе капитана, в наклонном гнезде из красного дерева, поблескивает репитер гирокомпаса. Борис Макарович видел, как послушен ледокол в руках молодого штурмана, и боялся этому радоваться. Хороший морской глаз был давно замечен у Александра Чупыры. Выдержит ли он экзамен на выносливость?


Ледокол «Ленин» тем временем вывел караван в разреженный лед. Снег за бортом зарозовел под косыми багровыми лучами заходящего солнца. Облака казались оранжевыми. Темная вода разводий отливала кровавыми бликами. А кругом расстилались необозримые поля. Лед и лед. Сколько его будет впереди? Ведь поход только начинался.

К мелководному проливу Санникова ледокол подошел в мутной мгле. Гидрографы в штурманской рубке настраивали радиокоординатор. На него возлагалась главная надежда. Скептики вообще не верили, что судно с большой осадкой может благополучно пройти в мелководном районе. Вода за кормой быстро приобрела цвет кофейной гущи. Винты поднимали ил со дна пролива.

Вскоре начались неприятности. Аккуратные гаммочки, которые чередовались на экране координатора, стали расплываться, дрожать и, наконец, потонули в радиопомехах. Вахтенный штурман Чупыра записал в судовой журнал: «Радиомаяк... в срок не вышел в эфир». Если бы над ледоколом не было в этот момент плотных тяжелых облаков, моряки увидели бы полярное сияние. Магнитная буря лишила атомоход почти всех тачных средств навигации в самом опасном районе.

Борис Макарович Соколов не отходил от рулевого. Капитан приказал создать дифферент на нос — двадцать сантиметров: так форштевень легче стаскивать с мели. А Александр Чупыра сидел у радиопеленгатора. Автоматическая стрелка прибора беспорядочно металась по лимбу, в эфире стояли визг и хохот помех. Штурман записывал отсчеты, исправлял их по таблицам, для того чтобы тут же убедиться в недостоверности пеленгов. Тогда он снова надевал наушники. К концу вахты линия курса судна на карте оказалась окруженной засечками радиообсерваций. Некоторые из полученных штурманом мест все же можно было принимать в расчет.

Ледовая обстановка в проливе Санникова с каждой милей становилась тяжелее. Атомоход на малом ходу заклинивался в сжатом льду, медленно сползал назад, штурмовал преграду с разбега. Ледяные обломки в пробитом судном канале плавали в коричневой жиже, как ягоды в компоте.

«Курс и скорость переменные, — записывал Александр Чупыра в судовой журнал. — Повернули к норду с целью обойти отличительную глубину 12,6 метра. Лаг перестал показывать скорость и расстояния. Ведем определение скорости по планшир-ному лагу». В таких условиях казалось невозможным учесть все силы, действующие на корабль. Почти нечем было контролировать правильность расчетов. И все же все опасные места остались в стороне. Прокладка оказалась точной.
Через сутки, когда «Ленин» вышел в Восточно-Сибирское море и вахту вновь принял третий штурман, Борис Макарович решился, наконец, сойти вниз отдохнуть. Перед тем как покинуть ходовую рубку, капитан неожиданно спросил:


— Ну как, Александр Леонидович, все еще хотите на рудовоз?

— Как вам сказать... — покраснел моряк.

Борис Макарович улыбнулся. Он всегда догадывался, что Саше Чупыре нелегко расстаться с ледоколами.

Во время аврала по выгрузке на лед дрейфующей станции «Северный полюс-10» Александр Чупыра работал бригадиром грузчиков. В его бригаде не было ни одного человека без высшего образования. Каждый грузчик поэтому имел собственное мнение по поводу организации погрузочных работ, хотя не все четко представляли себе разницу между командами «майна» и «вира». Требовался особый талант, чтобы руководить такой бригадой, обеспечивать элементарную технику безопасности и одновременно стоять на контроллерах электролебедок носовой стрелы. Третий штурман ухитрился совмещать эти обязанности. «Механизаторов» не хватало. Через несколько дней Чупыра возглавил одну из групп, сооружавших ледовый аэродром.

Борис Макарович все эти дни не видел штурмана рядом с собой. И на первой же общей вахте, когда атомный ледокол тронулся дальше, капитан не узнал своего помощника. Походка вразвалку и мрачноватый голос — как будто те же. Но это был прежний Саша, четвертый штурман с «Си-бирякова». И вот на ходовом мостике исчезло натянутое, напряженное молчание.

Вроде ничего особенного не произошло. Та же требовательность, но вдобавок немножко доверия, чуть-чуть поддержки. А человек вдруг выпрямился, ощутил потерянную было перспективу. Появились у него и уверенность, и инициатива. Этот простой вывод показался Борису Макаровичу не менее важным, чем, например, форсирование пролива Санникова.
Вечерняя вахта не обещала ничего интересного. Ледокол стоял, зарезавшись в паковое поле. Его крутые борта, мачты, надстройки, натянутые струны антенн покрывал иней, густой и пушистый, как плюш. Луч судового прожектора, куда ни повернешь, попадал на заструги торосов. Электрический свет вырывал из полярной ночи бесконечные гряды заснеженных гребней, высоких и грозных, как внезапно застывшая штормовая волна.


Канал за кормой ледокола уже замерз. И выбеленное морозом судно тоже казалось одной из причудливых ледяных глыб. На вертолетной палубе с надрывом стрекотал бензиновый мотор. Гидрологи экспедиции вытягивали из воды трос с серией батометров. Глубина моря здесь больше трех километров, и выполнить гидрологическую станцию — тяжелый и утомительный труд. Пока он не будет закончен, ледокол стоит, вмерзнув в лед.

За ближайшим торосом шевельнулась какая-то тень, вахтенный матрос Лизунов повел сигнальным прожектором. Белоснежный песец замер от неожиданности, уставившись на яркий свет.

— Откуда он взялся? — удивился Чу-пыра. — Отсюда до полюса ближе, чем до ближайшей суши. Забрались так далеко, что радиопеленгование теряет смысл. Одна надежда — на астрономию.

А небо закрыто облаками. Только снежинки ярко вспыхивают в луче прожектора и летят поперек него метеоритным дождем. Впрочем, нет, на юге начинает смутно проглядывать какая-то звезда.

— Капелла! — обрадовался вахтенный штурман и приказал рулевому принести теодолит.

Полярная ночь будто мягкой резинкой стерла черту горизонта. Обычный секстан здесь бесполезен. Никто пока еще не догадался снабдить арктические суда специальными приборами для измерения высоты светил. На «Ленине» для этой цели используют переносный теодолит, при помощи которого аэрологи наблюдают за полетом шаров-зондов. Прибор недостаточно точный, малопригодный для астрономии. Но другого выхода нет.

Пока Чупыра устанавливал треногу, тщательно выверял уровни в двух плоскостях, звезда потонула во мгле очередного заряда. Песец тем временем совсем осмелел. Зверек подошел к самому борту и стал, как собака, вылизывать консервную банку. Кто-то предложил сбегать за карабином.

— Бросьте, — остановил штурман моряка. — Только шкуру пулей продырявите, а выделать ее все равно не сможете. Пусть живет.

На морозе быстро коченеют руки, но в перчатках с теодолитом работать невозможно. Штурман дежурит около прибора, как охотник, выжидая подходящий момент для наблюдения. Выглянувшую звезду ему нужно успеть поймать в глазную мишень, подсвечивая себе переносным фонариком, и уже потом измерять угол теодолитом. Если при этом собьются пузырьки уровней, вся работа начинается заново.

Матрос второго класса Лизунов устал и продрог. Небо было мутным, и звезды все время играли в прятки: трудно в Арктике дождаться хорошей погоды.

В конце вахты гидрологи доложили об окончании станции. В штурманскую рубку поднялся капитан Соколов. Он увидел на карте на 81-й параллели аккуратный двойной кружок астрономической обсервации.

Ледоколу нужно было повернуть на обратный курс. Со всех сторон обжимала судно двух- или трехметровая толща льда. Пак поддавался только при ударе с разбега, но для этого было необходимо отойти назад, подставляя под удар самые уязвимые части корабля — руль и винты. Сложный маневр разворота обычно выполнял только капитан, и Саша Чупыра как-то не рассчитывал, что это дело могут поручить ему. Но в тот день Борис Макарович посмотрел на карту, подумал и небрежно сказал:

— Александр Леонидович! Выходите к кромке молодого льда. Я поднимусь на мостик позже.

Третий штурман обомлел. Знай он это раньше, з полдень, когда забрезжили слабые сумерки, ему следовало бы обязательно осмотреться, определить, с какой стороны лед послабее. Сейчас же нужно было принимать решение самостоятельно. Чупыра перенес управление ледоколом на открытый ходовой мостик, осветил дуговым прожектором окрестный лед. Решил поворачивать вправо. На заднем ходу он сразу почувствовал — корму зажимает. Все смерзлось. В таких льдах потерять винт — пара пустяков.

На мостике появился капитан, посмотрел вокруг, ничего не сказал и опять ушел вниз. Чупыра положил руль «право на борт» и начал долбить ледяную броню. Вперед — левой машине больше оборотов, чем правой. Назад — «руль прямо». Вперед — назад. Ударами. Пак поддавался плохо. На морозе он становился крепким, как скала. Александр Чупыра рывком расстегнул ворот полушубка. Ему было жарко.

Минут через двадцать атомный ледокол уже входил в старый, пробитый накануне канал. Машины работали полным вперед. Сморозь со скрежетом рассыпалась под форштевием. На ходовой мостик поднялся капитан-наставник Г. О. Кононович.

— Вы как разворачивались? — спросил он штурмана. — Надо было через левый борт. Я еще утром нарисовал схему.

Александр хотел было ответить, но сзади неожиданно раздался голос Соколова:

— Он правильно развернулся, Георгий Осипович! — сказал капитан.
Александр Андреев
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 2591
Зарегистрирован: 03 Март 2008 06:23
Откуда: Санкт-Петербург

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение gusev_evgen » 25 Февраль 2009 07:41

Постановление о присвоении звания "Почётный гражданин города-героя Мурманска"
Изображение

Постановление об увековечении памяти Бориса Макаровича Соколова
Изображение

Выражаю огромную благодарность Администрации города-героя Мурманска за предоставленные копии документов.
Последний раз редактировалось gusev_evgen 01 Октябрь 2012 11:56, всего редактировалось 1 раз.
Не дадим распилить "Арктику"!!! #СпасёмАрктику http://arktika.polarpost.ru
Аватара пользователя
gusev_evgen
 
Сообщения: 45
Зарегистрирован: 13 Февраль 2009 13:14
Откуда: Кологрив, Костромская обл.

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение gusev_evgen » 25 Февраль 2009 08:07

"ИМЕНА НАШЕГО ГОРОДА: Почётные граждане города-героя Мурманска" Г.И.Лебедева, А.Бабкин, С.Гущин, А.Мусорина, Мурманское книжное издательство 2008

ИзображениеИзображение
ИзображениеИзображение

Выражаю огромную благодарность Администрации города-героя Мурманска за предоставленные копии документов.
Последний раз редактировалось gusev_evgen 01 Октябрь 2012 12:01, всего редактировалось 1 раз.
Не дадим распилить "Арктику"!!! #СпасёмАрктику http://arktika.polarpost.ru
Аватара пользователя
gusev_evgen
 
Сообщения: 45
Зарегистрирован: 13 Февраль 2009 13:14
Откуда: Кологрив, Костромская обл.

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение gusev_evgen » 05 Март 2009 20:29

Изображение
Кто-то может дать комментарий к этой фотографии?

Изображение
Могила Соколова Б.М. на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга

Выражаю огромную благодарность сотрудникам ООО "ММП" за предоставленные копии фотографий.
Последний раз редактировалось gusev_evgen 01 Октябрь 2012 12:10, всего редактировалось 1 раз.
Не дадим распилить "Арктику"!!! #СпасёмАрктику http://arktika.polarpost.ru
Аватара пользователя
gusev_evgen
 
Сообщения: 45
Зарегистрирован: 13 Февраль 2009 13:14
Откуда: Кологрив, Костромская обл.

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение Иван Кукушкин » 05 Март 2009 22:16

gusev_evgen пишет:Изображение
Кто-то может дать комментарий к этой фотографии?


Мне кажется я ее раньше видел на сайте ММП с подписью о визите какого-то важного гостя (что в прочем и так видно по фотографии).
Но сейчас сайт переделали, поиск пока не работает - подробностей найти не удалось.
Спасём нашу «Арктику»! arktika.polarpost.ru
Аватара пользователя
Иван Кукушкин
 
Сообщения: 11076
Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
Откуда: Нижний Новгород

Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение Большой » 05 Март 2009 22:43

Иван Кукушкин пишет:
gusev_evgen пишет:Изображение
Кто-то может дать комментарий к этой фотографии?


Мне кажется я ее раньше видел на сайте ММП с подписью о визите какого-то важного гостя (что в прочем и так видно по фотографии).
Но сейчас сайт переделали, поиск пока не работает - подробностей найти не удалось.

Если мне папять не изменяет это король Норвегии (визит в Мурманск, лето 1998) Военная Разведка
Аватара пользователя
Большой
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 1238
Зарегистрирован: 22 Декабрь 2007 02:10

Re: Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение gusev_evgen » 25 Май 2009 17:14

 Соколов-брошюра.jpg
Всем здравствуйте!
Давно здесь не бывал в силу некоторых обстоятельств. Очень рад опять здесь появиться :)
Нашёл ещё одно фото капитана на "свеженькой" брошюрке о "Ленине". Отсканировал.
Аватара пользователя
gusev_evgen
 
Сообщения: 45
Зарегистрирован: 13 Февраль 2009 13:14
Откуда: Кологрив, Костромская обл.

Re: Соколов Борис Макарович (1927-2001)

Сообщение Большой » 25 Май 2009 19:22

А что за брошюрка? Если можно поподробнее - когда и кто издал и т.п.
Аватара пользователя
Большой
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 1238
Зарегистрирован: 22 Декабрь 2007 02:10

Пред.След.

Вернуться в Персоналии



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 6

Керамическая плитка Нижний НовгородПластиковые ПВХ панели Нижний НовгородБиотуалеты Нижний НовгородМинеральные удобрения