Голицын Владимир Михайлович (1901-1943)

История высоких широт в биографиях и судьбах.

Голицын Владимир Михайлович (1901-1943)

Сообщение [ Леспромхоз ] » 27 Июль 2009 19:43

Голицын Владимир Михайлович
Художник, моряк. Князь
 Владимир Голицын-1921-Архангельск.JPG
 80-В.М. Голицын в 1923 году.jpg

Родился в 1901 г. в селе Бучалки Тульской губернии. Умер в 1943 г. в ИТК №5 Свияжска под Казанью. Рисовал с детства. Заведовал плакатной мастерской в Богородицке (1918-1919). Делал Окна РОСТа в Туле. Работал в мастерской П.П.Кончаловского (1921). Один из строителей корабля "Персей" ; участвовал в арктической экспедиции на ледоколе "Малыгин".
Посещал вечерние курсы Вхутемаса в Москве (1923), работал в Кустарном музее (1923-1925). Удостоен золотой медали на Международной выставке в Париже за роспись деревянных изделий

(1925). Изобретатель детских настольных игр, иллюстратор детских книжек. Сотрудничал в журналах "Всемирный следопыт", "Пионер", "Знание-сила" (1927-1932). Был трижды арестован на короткое время в 1925, 1926 и 1933 гг. В 1930 г. всю семью высылали из Москвы. 22 октября 1941 г. вновь арестован. Осужден на 5 лет ИТК. Срок отбывал в колонии города Свияжска. Работал в КВЧ. Погиб от пеллагры.

http://www.memo.ru/museum/rus/graphics/golicin.htm
Аватара пользователя
[ Леспромхоз ]
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 10685
Зарегистрирован: 02 Июль 2007 00:17
Откуда: Петрозаводск

Re: Голицын Владимир Михайлович (1901-1943)

Сообщение [ Леспромхоз ] » 27 Июль 2009 19:54

© Газета СМП «Моряк Севера» №№ 3(30.01.2008)

Возвращение из небытия
Михаил Трубецкой, внук князя Владимира Михайловича Голицына, переслал в редакцию нашей газеты пакет. В нём — рассказ о жизни этого интересного человека и несколько литературных набросков, сделанных его пером. С согласия Михаила Трубецкого в следующем номере «МС» будут опубликованы эти зарисовки.


Об авторе:

ГОЛИЦЫН Владимир Михайлович
Художник. Моряк. Князь.

Родился в 1901 году в селе Бучалки Тульской губернии. Умер в 1943 году в ИТК №5 Свияжска под Казанью. Рисовал с детства. Заведовал плакатной мастерской в Богородицке (1918-1919). Делал «Окна РОСТа» в Туле. Работал в мастерской П. П. Кончаловского (1921). Один из строителей научного судна “Персей”. Участвовал в арктической экспедиции на ледоколе “Малыгин”. Посещал вечерние курсы Вхутемаса в Москве (1923), работал в Кустарном музее (1923-1925). Удостоен золотой медали на Международной выставке в Париже за роспись деревянных изделий (1925). Изобретатель детских настольных игр, иллюстратор детских книжек. Сотрудничал в журналах “Всемирный следопыт”, “Пионер”, “Знание-сила” (1927- 1932). Был трижды арестован на короткое время в 1925, 1926 и 1933 годах. В 1930 году всю семью высылали из Москвы. 22 октября 1941 года вновь арестован. Осужден на 5 лет ИТК. Срок отбывал в колонии города Свияжска. Работал в КВЧ. Погиб от пеллагры.

Его род был древним и уважаемым. Голицыны пришли на службу к великому московскому князю Василию I еще в начале XV века. На протяжении многих веков они верой и правдой служили родине. Но вот их потомку Владимиру Михайловичу было отказано даже в праве защищать ее — он был осужден по знаменитой 58-й статье на пять лет в ноябре 1941 года. В другой жизни остались уроки у Юона, Кончаловского и Корина, учеником которых он был, иллюстрации к произведениям Беляева, Грина, Конан-Дойля, Бианки — Голицын был отменным книжным графиком. Он иллюстрировал произведения романтические, полные тайн и приключений. “Южный Крест нам сияет вдали, с первым ветром проснется компас, Бог, храня корабли, да помилует нас!” — эти гриновские строчки могли бы стать эпиграфом ко многим его рисункам. Он и сам больше всего в жизни ценил приключения! Не случайно в начале двадцатых годов стал одним из участников первых советских экспедиций в Северном Ледовитом океане, организованных Плавучим Морским научным институтом Арктики. В результате появились многочисленные зарисовки, необходимые для иллюстрации научных изысканий, портреты участников экспедиций, северные пейзажи, силуэты кораблей. Все рисунки Голицын выполнял карандашом или пером, иногда в технике масляной живописи. Море, корабли были его страстью. Кстати, он был не только графиком — в 1925 году на Международной выставке декоративных искусств в Париже экспонировались две расписанные Владимиром Михайловичем шкатулки, выполненные в древнерусской технике. Они получили золотую медаль в номинации “Искусство и индустрия дерева”. Роспись одной из шкатулок была посвящена морскому путешествию из Архангельска в Норвегию, другая — Москве двадцатых годов. Рисунки Голицына уникальны, их неповторимость в том, что он прекрасно знал предмет, который изображал. Он никогда не приступал к работе без серьезных архивно- исторических изысканий. Художник великолепно разбирался в тонкостях типографского дела, и все обложки его книг и журналов поражают своей красочностью. Буквы Голицына — это не просто шрифт, а еще и настоящие рисунки. Еще Голицын был изобретателем, дизайнером и художником детских настольных игр, которых в его пору было не столь уж много. Князь Владимир Голицын неоднократно подвергался аресту, но выручали друзья. Последний раз он был арестован по доносу соседей 22 октября 1941 года. Через месяц он уже был в Свияжске. Даже в заключении Голицын не терял мужества и пытался рисовать. Свияжск, продуваемый всеми ветрами, омываемый водой, казался художнику огромным кораблем, который плыл в неизвестность. Голицын умер в марте 1943 года, место его погребения на острове неизвестно, но в 1983 году его сын Илларион Голицын и внук Михаил Трубецкой установили на западной стене Свияжского Успенского монастыря, где был в заключении Владимир Михайлович, мемориальную доску.
Аватара пользователя
[ Леспромхоз ]
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 10685
Зарегистрирован: 02 Июль 2007 00:17
Откуда: Петрозаводск

Голицын Владимир Михайлович (1901-1943)

Сообщение [ Леспромхоз ] » 27 Июль 2009 19:57

© Газета СМП «Моряк Севера» №4(06.02.2008),5(13.02.2008)
ГОЛИЦЫН Владимир Михайлович

Летом 1922 года я работал в Лайском доке в 25 верстах от Архангельска. У нас был катер, и мы почти каждый вечер возвращались в город ночевать. Раз я был с Колькой К. Видим — вдалеке большой карбас с чем-то розовым. Подходим ближе. Оказывается, пятнадцать розовых девиц, все в одинаковых платьях и платочках, и три парня из мореходки с трудом гребут против течения и ветра. Я обошёл их кругом раза два. Дразню. Вижу, одна девица машет — знакомая (дочь нашего штурмана). Я подошёл и стал борт в борт. — Вы куда? — За ягодами, в Красное. — Почему так медленно? — Да вот кавалеры обещали достать катер, да обманули. — Давайте я вас отбуксирую! — Пожалуйста. Беру на буксир. Мой катер пустой, и его рвёт на волне. Я говорю, что нужно часть пересадить на катер. Опять борт о борт. Вдруг все девицы разом ко мне. Чуть не перевер- нули. Идём дальше. Со мной рядом очень хорошенькая. — Отчего вы все одинаково одеты? — Мы все подруги. В городе выдавали материю, только такую. Вот мы и пошили все на один фасон для смеху. Вдруг она схватила топорик и обрубила буксир: — Они меня раздражают. Ревнивые дураки. Катер полетел как стрела. Через полчаса пошёл сильный дождь. Где уж там ягоды. Я всех девиц посадил в кучу на дно, накрыл брезентом и повернул домой, в город. На пристани много народу — провожают «Литке». Ошвартовываюсь. Публика смотрит, что я привёз. При- поднимаю край брезента: — Пожалуйста, приехали! И девицы полезли на стенку по трапу. Картина! Пятнадцать штук — и все одинаковые. Потом по городу пошли самые невероятные слухи обо мне. А эта хорошенькая (оказалась с детства безрукой, а я из-за платка сразу и не заметил) вышла замуж за одного из этих ребят, которые пригребли только к утру.
***
В 1922 году я работал в Архангельске. Мы строили «Персей». Как-то зимой приехал ко мне будущий шурин Н. Шереметев — скрипач. Мы пошли на концерт. Вижу, на сцене одна — брюнетка — поёт, а другая — блондинка — аккомпанирует. Смотрю — знакомая: в прошлом году она с матерью была у нас на «Малыгине» в гостях у капитана. За чаем он поручил мне занимать мамашу. После концерта — танцы. Я подхожу к блондинке, здороваюсь. «Мы, кажется, знакомы?» — «?» — Ведь вы были у нас на «Малыгине» в гостях у капитана». — «Кажется, была». — «Позвольте вам представить, мой друг Николай». Мы познакомились и танцевали весь вечер. Они в восторге от нас, особенно от Николая. Сговорились назавтра устроить у них музыкальный вечер. Дали адрес. Одеты мы были неважно, ну всё-таки пошли. Встречают нас блондинка, брюнетка и какая-то дама. «Вот моя мама». Батюшки, совсем не та! Я говорю, что вышло недоразумение. Мы извиняемся. «Да в чём же дело, заходите, всё равно!» «Мы печенье напекли». Оказывается, они были на «Малыгине» в 1920 году. Вечер начался удачно. Николай играет на скрипке, на пианино, они поют, мы поём. Дуэты, трио, квартеты и прочее, прочее. Потом пришёл папаша. Лысый толстый эстонец — тоже музыкант-любитель. К скрипке присоединилась ещё цитра. Все в восторге. Наконец, чай с печеньем. Сидим, пьём. Я спрашиваю папашу: «Давно ли вы здесь?» — «С 1914 года. Мы приехали из Эстонии, из местечка Пебаль». «Да ведь это наше имение», — говорит Николай. «Позвольте, — обиделся папаша. — Ведь это имение графов Шереметевых!» — «Ну да!» — «Так вы говорите, что вы граф Шереметев?» — «Да». — «А это с вами кто же?», — сказал он, указывая на меня. — «Это Голицын». — «Да ведь такие князья есть». — «Это и есть князь». — «Ну, рассказывайте, это для дураков!» Неловкое молчание. Все сконфужены. Мы хотим показать документы. Он машет руками. Поспешно отступаем. Потом он расчухал, извинялся, звал, но мы не пошли.
***
Зимой 1921 года я и двое матросов сопровождали вагон с грузом для полярной экспедиции на «Малыгине» (из Москвы в Архангельск). Ехали в теплушке. Я комендант. Одеты мы в робы и грязны ужасно. В Ярославле на Всполье приходим в три часа ночи на питательный пункт. Там — сонное царство. Мы, матросы, скандалим. Наконец вылезает заспанный заведующий в белье, накинув шинель. «Давай документы». Я кидаю на стол наши бумаги. Он жмётся от холода и, позёвывая, читает: «Предъявитель сего военмор Голицын… Голицын… Го- ли-цын… Такие князья есть?» Мы смеёмся. — «Ну да, это и есть настоящий бывший князь», — говорит Вовка В. Заведующий осматривает меня с ног до головы. Я стою в грязнейшей и рванейшей робе. «Ну и князь! Дать им по три обеда сразу!» (Обед заключается в ухе из снетков. Мы видели, как кидали в котел глыбы льда со снетками, водорослями, лягушками и пр. Очень вкусно)
***
Экспедиция 1921-22 годов Плав. Мор. Науч. Ин-та. «Малыгин» (переименованный в тот год из «Соловья Будимировича») стоял у пристани дальнего плавания, на которой толпились провожающие. Второй гудок протяжно заревел. Уже начались последние прощания и матросы приготовились снимать сходни. Как раз в этот момент, раздвигая толпу, на пристань въехал грузовик и покатил к самым сходням. Из кабинки шофёра вылезла хорошенькая брюнетка лет девятнадцати, одетая в зелёный френч и короткую юбку, из-под которой виднелись бриджи. Ноги её были обуты в высокие жёлтые заграничные ботинки со шнурками и пряжками. Незнакомка прошла мимо на капитанский мостик и предъявила командиру приказ Гл. Гидр. Упр., в котором было сказано, что «Малыгин» должен её доставить в Белушью Губу на Новой Земле, где она назначалась зав. метеостанцией. Открыли 2-й трюм, и в несколько минут её пожитки и зимовочные запасы были перегружены с грузовика на корабль. Все мы, молодые, ужасно старались, так как девица была очень красива и симпатична. «Малыгин» отошёл и взял курс на N. Мы заметили, что её никто не провожал. Так как все места были заняты, то её поместили в пустом лазарете, к великому удовольствию доктора, молодого и очень элегантного человека, только что окончившего Эдинбургский университет. В первый же день выяснилось, что она ничего не умеет: ни стрелять, ни примус разводить, ни узлы вязать. Все наперебой бросились её учить. Она очень мило принимала эти уроки и делала большие успехи. Про себя она ничего не рассказывала. Я считаю, что она была из военной семьи, дочь генерала или полковника. Молодёжь была от неё без ума. Со мной она была откровеннее, по-видимому потому, что я не столь грубо лез к ней со своей любовью. Раз мы сидели после ужина на корме и любовались полночным солнцем. «Что вас заставило покинуть Петербург, семью, привычки, комфорт и ехать одной в такую даль к белым медведям и в одиночестве провести жуткую полярную зиму? Я считаю, что только три причины могли вас заставить решиться на это: любовная, политическая и, простите, авантюристическая. Джека Лондона начитались?» — «Вы угадали, это одна из трех!» — «Какая?» Она молчала…
Мы её высадили не в Белушьей, а в Крестовой Губе (некогда было — приняты были сигналы SOS от судов Карской экспедиции), и ей, несчастной, пришлось добираться с массой приключений на собаках до места работы. Через год я с ней встретился в Архангельске. «Ну, как перезимовали?» — «Прелесть! Я в восторге! Убила медведя на крыше собственного дома. Мне страшны были мужчины, а не звери, особенно колонисты». Потом она вышла замуж за какого-то полярника-зимовщика. О ней неоднократно писали в газете. Она была первой женщиной, зимовавшей на Земле Франца-Иосифа. Но там с ней произошел скандал. Кто-то, кажется, механик, стрелял в мужа, или наоборот. И она по радио развелась с мужем в архангельском загсе, а через неделю таким же манером вышла замуж за механика.
***
Зимой 1921 года я работал на Мурманской биологической станции в Александровске, которая пользовалась большой популярностью у всех местных властей из-за авторитета её директора Г. А. Клюге и ещё потому, что он обладал значительным запасом спирта «для научных надобностей». По роду своих занятий мне постоянно приходилось ездить в Мурманск, где я свёл обширные знакомства среди сотрудников Штаба Морской обороны Мурмана. Этой зимой на станцию к нам приехал охотиться друг Клюге, член ЦИК и Главбум Шведчиков. Прекрасный человек и интересный собеседник. Прожив у нас недели две, он собрался в Москву. Я в это время находился в Мурманске, и Клюге позвонил мне по телефону, чтобы я достал в штабе для Шведчикова катер — привезти его из Александровска в Мурманск. В штабе мне моментально дали бумажку в дивизион катеров, гласящую, что посыльный катер ПК-3 поступает в полное моё распоряжение для похода в Александровск и обратно. Как известно, Мурманск расположен на берегу Кольского залива, и чтобы попасть из него в Александровск, нужно пройти по нему вёрст 75 и, немного не доходя до океана, свернуть влево в Екатерининскую гавань, в глубине которой расположена биостанция. Дул довольно свежий Nord, когда я утром часов в девять пришёл на военную пристань. На мне были только бушлат и валенки, и десятиградусный мороз давал себя порядком-таки знать, но я рассчитывал, что на катере будет тепло от моторов и, кроме того, 75 вёрст он пройдет не больше чем за 2 часа, и поэтому не стал надевать тяжелую малицу и позавтракал очень легко. В дивизионе меня знали, и сейчас же два моториста и рулевой, исполняющий обязанности командира, начали приготавливать катер к походу. Я пошел в ЧК, чтобы выправить пропуск (тогда на Мурмане было военное положение), но там мне сказали, что дежурный на пристани и сам отправит катер. На пристани я поймал дежурного, который обещал мне через 5-10 минут прийти и выполнить все формальности. Катер ПК-3 имел метров 10 длины и состоял из двух отделений, частично закрытых брезентовым кожухом. В носу и средней части помещались баки с бензином и мотор, а в корме было помещение для пассажиров. При исправном моторе он давал узлов 25. Я спустился на катер и стал ждать. Прошло минут десять. Какая-то женщина лет 35 с корзинкой и ковригой хлеба под мышкой бегала по пристани и наконец обратилась ко мне: «Что, этот катер не пойдёт ли в Александровск?» — «Пойдёт, а вам что, туда нужно?» — «Да, я жена председателя горсовета» — «У вас пропуск есть?» — «Есть». — «Ну так мы вас увезём!» Обрадованная дама полезла по трапу к нам на катер. Вдруг за ней следом несётся другая фигура в белой черкеске и бурке. «Гражданин, предъявите документы». — Фигура ругается. — «Предъявите документы и пропуск, я здесь хозяин». Нечего делать, показывает документы. Смотрю: гр. Иохельсон из Центросоюза едет в командировку и так далее — всё в порядке. Он садится и сразу же начинает переругиваться с рулевым. Проходит полчаса, час. Дежурного нет. «Братишка, — обращается ко мне рулевой, — пошлём его к е.м.!» И не дождавшись моего согласия, кричит в машину: «Вперёд до полного!» Мы лихо вынеслись на середину залива и повернули на Nord. Но не тут-то было. Бах, бах затрещали выстрелы с пристани, и пули засвистели высоко над нашими головами. Пришлось ворочать назад. Мы пристали к другому причалу, возле норвежского бота «Колсвик», который был весь облеплен чекистами и таможенниками. После долгой и смачной ругани дежурный пришлепнул наши пропуска треугольной печатью, и мы снова тронулись в путь. Кольский залив имеет три колена. Последнее, самое широкое, обращено на Nord. Я стоял на корме и через брезент смотрел вперёд. Мне была видна спина рулевого и унылые серые горы левого берега, все засыпанные снегом. Мы проходим траверз мыса Великий (третье колено). Вдруг раздается взрыв, и большой клуб дыма через прорванный брезент взлетел кверху. В ту же секунду мотор перестал работать. Из машинного отделения выскакивают бледные мотористы. Но рулевой не растерялся, быстро завертел штурвал, и катер по инерции покатил влево. К счастью, берег был близко и катер через несколько мгновений заскрежетал днищем о камни. Оказывается, взорвался один из цилиндров. Типично для того времени, что у нас не оказалось ни вёсел, ни даже багра. Волны поднимали деревянный катер и били его о камни. Пришлось прыгать в воду, чтобы завести катер за мыс. Гражданин в бурке запротестовал, говоря, что он пассажир, но рулевой, обложив его матом, сгрёб раба божьего в охапку и бросил в воду. Мы все были в валенках и порядочно вымокли. Заведя катер, мы первым делом бросились искать дрова и, к счастью, скоро обнаружили одну стену бывшей рыбачьей тони. Скоро запылал костёр, и мы обогрелись и обсохли. Было два часа. До Александровска оставалось добрых 35 вёрст по непроходимой дороге, поэтому мы решили дожидаться на берегу какое-нибудь судно. Стемнело. Часов в шесть под тем берегом прошёл с моря большой парусник, но несмотря на огонь и наши выстрелы не остановился. Прошло ещё два часа. Вдруг слышим, тарахтит мотор, и верно — с моря идёт моторная ёла вся набитая обледеневшим народом. О буксировке нас до Мурманска не может быть и речи. Даём ей поручение дать знать о нас в дивизион. Страшно хочется кушать, ковригу нашей дамы мы давно уже разыграли. Стало совсем темно. Ветер усилился. Наконец слышим со стороны Мурманска идёт мотор. Гулкий мощный звук «Валиндера» показался нам райской музыкой. Оказалось, идёт давешний норвежец «Колсвик». Мы давай стрелять и махать головёшками. Видим, бот заворачивает и, не дойдя до берега шагов пятьдесят, отдаёт якорь. С него спускают маленький тузик, и сам капитан гребёт к берегу. На буксир он нас тоже не берёт, мотор слаб, а ветер силён, но предлагает свои услуги — забрать всех людей. Я советуюсь с рулевым, и мы решаем: так как команде нельзя покинуть катер, то я с пассажирами отправлюсь на норвежце и высажусь на брандвахте (тральщик Т-3, стоящий на бочке у выхода в океан, предназначенный для контроля за всеми судами, идущими по Кольскому заливу; крайний пункт распространения ЧК на севере) и вышлю на помощь другой катер, который будет здесь через полтора часа. Тузик был так мал, что капитану пришлось перевозить нас в три приёма. Первой отправилась жена горсоветчика. Её сейчас же забрали к себе в кубрик матросы и, кажется, потом даже использовали. Вторым поехал Иохельсон. Как только он ступил на палубу, то вытащил браунинг и потребовал немедленно ворочать в Мурманск. Но норвежцы его моментально обезоружили, спустили в трюм и там заперли. Капитан, с которым я объяснялся с грехом пополам по-немецки, очень вежливо пригласил меня спуститься в каюту за гротом, а сам остался на палубе. Оказывается, он исполнял обязанности рулевого. По узкому крытому трапу спустился я в каюту. В ней было четыре человека. Вижу испуганные глаза, с ужасом глядящие на мою морскую форму. Две хорошенькие девицы лежат на верхних койках. Внизу — старшие. Я поспешил их успокоить, говоря, что я пришёл не делать обыск, а потерпевший кораблекрушение. Каютка на шесть мест была удивительно мала и уютна. Камелёк горел под трапом и большой фонарь ярко освещал малюсенький столик, заставленный всякими аппетитными яствами. Мы разговорились по-русски. Оказывается, ехало целое финское семейство: папаша, мамаша и две дочки в возрасте старых собак, как говорит Бальзак. Папаша, крупный финский буржуй, сидел заложником в лагере, а теперь, по случаю мирного договора, за ним приехала семья на своём боте, и они возвращаются домой. К сожалению, всех дам уже укачало, и они, стеная и охая, лежали на койках. Когда папаша узнал, что я не «страшный большевик», он предложил мне искушать. Я съел весь их ужин, выпил стопку коньяку и чашку чудеснейшего кофе, поблагодарил и завалился спать, считая, что до брандвахты мы, против ветра, пройдем ещё с час. Заснул я мгновенно… Проснулся оттого, что качка очень усилилась и из килевой стала бортовой, а спал я на поперечной койке и стал стукаться головой о стенку. Я решил, что ветер переменился, но всё-таки вылез на палубу. Ночь, ни зги не видать. Я встал у грот-мачты и посмотрел назад. Вижу, маяк светит далеко за кормой. Что это за маяк? Огонь постоянный. В Кольском заливе таких нет. Ба! Да это Седловатый! А остров Седловатый, на котором расположен маяк, стоит у выхода из Кольского залива в море. Следовательно, мы прошли брандвахту и, повернув на вест, идем в Норвегию. Я побежал в рулевую рубку. Капитан как ни в чем не бывало стоит у штурвала и попыхивает носогрейкой. «Что же вы не зашли на брандвахту», — кричу я ему сквозь ветер. — «Я её не видел, должно быть, огни на ней были потушены, а они нас не останавливали». Я с жаром говорю, что необходимо немедленно вернуться, ведь люди замёрзнут на Великом и, кроме того, из Мурманска дадут знать по телефону на брандвахту о том, что «Колсвик» вышел, а брандвахта, не видя его, предупредит батарею на Пип-Наволоке. Вообще, будет скандал. Капитан испугался и повернул. Я успокоился и опять завалился спать в каюте. Представьте себе, что я проснулся оттого, что «Колсвик» уже отходил от Т-З и убирали швартовы. Что за публика, они даже не потрудились спуститься в каюту проверить документы, надеясь на мурманских приятелей. Через два часа ПК-3 был торжественно прибуксирован ПК-5. Вот так я мог удрать за границу. Для этого мне нужно было проспать часа три-четыре.
Аватара пользователя
[ Леспромхоз ]
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 10685
Зарегистрирован: 02 Июль 2007 00:17
Откуда: Петрозаводск

Re: Голицын Владимир Михайлович (1901-1943)

Сообщение Иван Кукушкин » 27 Июль 2009 20:11

Сайт Голицына Николая Кирилловича http://golitzin.narod.ru/
Портреты Голицыных

 predki13_big.jpg
:": В.М. и Е.Л. Голицыны

Владимир Михайлович Голицын (1901-1943) и его супруга Елена Петровна, рожденная графиня Шереметева, старший сын М.В. Голицына и внук Московского городского головы В.М. Голицына-Старшего. Летом 1999 года в старинном русском городе Дмитрове на доме №64 по Крапоткинской улице была установлена мемориальная доска сыновьями В.М. Голицына, на которой написано:

"В ЭТОМ ДОМЕ В 30-х И НАЧАЛЕ 40-х ГОДОВ ХХ ВЕКА ЖИЛ И РАБОТАЛ ИЗВЕСТНЫЙ РУССКИЙ ХУДОЖНИК, МОРЯК И ИЗОБРЕТАТЕЛЬ ГОЛИЦЫН ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ".

Владимир Голицын с раннего детства увлекся рисованием. На его способности первая обратила внимание его бабушка Софья Николаевна Голицына, которая сама хорошо рисовала. По ее просьбе первые несколько уроков Володе дал известный художник К.Ф. Юон.

Владимир Голицын был увлеченный и трудолюбивый человек и неудивительно, что его как и Джека Лондона "позвало" море. В 1921 году он на ледокольном параходе "Малыгин" совершает плавание в составе научной экспедиции к Новой Земле.

Художественное наследие Владимира Голицына велико. Это акварели, рисунки, лубок, иллюстрации к книгам и журналам, карикатуры. Он изобрел несколько настольных игр, которыми увлекались не только его сверстники, а в игру "Пираты" играет уже третье поколение Голицыных и его потомков.
Аватара пользователя
Иван Кукушкин
 
Сообщения: 11076
Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
Откуда: Нижний Новгород

Re: Голицын Владимир Михайлович (1901-1943)

Сообщение [ Леспромхоз ] » 30 Июль 2009 16:10

 ВМ_Голицын_Соловей Будимирович.jpg
В.М. Голицын. "Соловей Будимирович" во льдах Карского моря. 1921г.

 ВМ_Голицын_Гибель транспорта Обь.jpg
В.М. Голицын. Гибель транспорта "Обь" у острова Белого. 1921 г.
Аватара пользователя
[ Леспромхоз ]
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 10685
Зарегистрирован: 02 Июль 2007 00:17
Откуда: Петрозаводск

Голицын Владимир Михайлович (1901-1943)

Сообщение [ Леспромхоз ] » 11 Октябрь 2009 21:38

Аватара пользователя
[ Леспромхоз ]
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 10685
Зарегистрирован: 02 Июль 2007 00:17
Откуда: Петрозаводск

Голицын Владимир Михайлович (1901-1943)

Сообщение [ Леспромхоз ] » 21 Ноябрь 2011 16:17

Голицын С. М. Записки уцелевшего. - М. : Орбита, Моск. филиал, 1990. - 731 с
http://www.sakharov-center.ru/asfcd/aut ... ok&num=896


Подошло время брату Владимиру призываться в Красную армию, куда ему идти совсем не хотелось. В Богородицке жили наши знакомые — мать и две дочери Задульских. К ним приехал из Москвы их родственник, молодой биолог Зенкевич, который впоследствии стал академиком, известным на весь мир ученым-океанологом. А тогда, в 1920 году, он формировал экспедицию и набирал кадры для биологической станции, только что организованной на берегу Кольского залива близ города Александровска.
Ему требовался художник.
Какими путями мой брат Владимир получил метрику, что он родился не в Бучалках, а в Богородицке,— не знаю, так же, как не знаю, откуда он раздобыл справку, что является матросом крейсера «Аскольд» и направляется в распоряжение Зенкевича как художник высокой квалификации. Крейсер этот, посланный еще в разгар германской войны в Средиземное море и принимавший участие в дарданелльских военных действиях, после Октябрьской революции был интернирован французами в тунисской гавани Бизерте, и потому матрос с «Аскольда» никак не мог в 1920 году оказаться в Богородицке.
Как бы там ни было, а мы проводили Владимира за тридевять земель — в Заполярье, где только еще собирались основывать город Мурманск и откуда совсем недавно убрались интервенты — английские войска. Там по заданию биологов Владимир делал зарисовки всевозможных морских существ, вместе со всеми исполнял самые различные физические работы и одновременно для себя рисовал в альбомах, которые сохранились. А рисовал он карандашом и акварелью мурманские пейзажи, разные жанровые сценки и карикатуры на своих сослуживцев. В этих столь разнообразных рисунках, особенно в пейзажах красками, впервые угадывается большой и яркий талант настоящего художника.
Изредка Владимир писал нам письма с картинками. Они читались вслух, да я еще их забирал и читал один про себя. Как я гордился, когда однажды моя мать прочла несколько строк, обращенных прямо ко мне! Письмо начиналось с восклицания: «Эй ты, Сережка!» К сожалению, они пропали.

Менее чем через год экспедиция вернулась с Кольского полуострова в Москву. Началась подготовка к следующей экспедиции, которая должна была базироваться в Архангельске. Владимир нам писал, что начальство обещало отпустить его на несколько дней в Богородицк.
Как же мы его ждали! В ту зиму только и было разговоров за обеденным столом — когда же, когда же приедет Владимир? А он нам слал обнадеживающие письма: вот-вот приеду, ждите.
Соня и я ежедневно ходили на станцию к елецкому поезду, который прибывал во второй половине дня, а он зачастую запаздывал. Мы ждали, мерзли, возвращались домой, на следующий день опять уходили в холод и в метель. Однажды непогода так разыгралась, что мы не пошли, — все равно поезд надолго запоздает. Легли спать, метель неистово выла за окнами. Всех разбудил среди ночи страшный стук в дверь. Моя мать потом говорила, что спросонок она решила — опять пришли обыскивать и арестовывать.
Я проснулся от ликующих криков сестры Сони и матери, тотчас же понял, кто явился, спрыгнул на пол, побежал в одной рубашонке и повис на облепленной снегом шее любимого брата, обнимал голыми ногами его столь же облепленную снегом меховую шубу.
Поцелуи, объятия, весь дом проснулся и вскочил на ноги. Няня Буша бросилась ставить самовар, Нясенька разжигала на таганке костерик из лучинок, родители сели на диван по бокам Владимира, я примостился у его ног на полу... Легли спать к утру, меня переселили к младшим сестрам, на мой сундук устроили няню Бушу, а на ее место поместили Владимира.
На следующее утро Владимир и я отправились к дедушке и бабушке. Его теплая одежда и обувь были потрясающе невероятны не только для Богородицка и для Тулы, но даже для Москвы, постараюсь их описать подробнее.

Нет, не меховая длинная шуба была на Владимире, а настоящая лопарская малица из меха северного оленя, без застежек, с капюшоном, надевавшаяся через голову, с белыми и цветными узорами по рукавам и подолу. Какие были брюки — не помню, малица доходила до колен. А ниже красовались шекльтоны — высокие, как сапоги, брезентовые ботинки с мехом внутри, на войлочной, толщиной с ладонь, ярко-желтой подошве, с двумя рядами дырок по обоим голенищам, размером с пятачок каждая; через эти дырки продевались вместо шнурков толстые белые тесемки, напоминавшие фитили от десятилинейной керосиновой лампы, но гораздо длиннее. Эту обувь со столь звонким наименованием изобрел известный исследователь Антарктиды англичанин Шекльтон, ее привезли на север интервенты и при поспешном отступлении бросили в складах. А Владимиру и шекльтоны, и малица достались как самая прозаическая спецодежда.
С нашей Успенской улицы и до Константиновской, где жили дедушка с бабушкой и где жили Трубецкие, идти нам предстояло через весь город по Воронежской улице.
Как же я гордился шагать рядом с Владимиром! Наверное, так же теперь гордятся младшие братья космонавтов, находясь рядом с теми, кого газеты прославляют на весь мир. Но космонавты по улице ходят в обыкновенных пальто или в военных шинелях, а тут рядом со мной шествовал мой любимый брат в костюме капитана Гаттераса. Он и так был высоким, а толстые подошвы его обуви и остроконечный капюшон малицы делали его еще выше. Кажется, даже встречные лошади шарахались при виде его.
Румяные, с желтизной, переходящей на виски, щеки Владимира от мороза раскраснелись еще больше. Его голубые глаза улыбались. Мы шли, незнакомые прохожие останавливались, уступали нам дорогу, провожали нас удивленными взглядами. А знакомые подходили, сердечно здоровались с Владимиром, задерживали его вопросами. А я в радостном ожидании стоял рядом и мерз, переминаясь с ноги на ногу.
Дня через три Владимир уехал. С большой горечью мы его провожали...

Во время второй полярной экспедиции —1920—1921 годов — он плавал из Архангельска к Новой Земле, участвовал в строительстве ставшего впоследствии легендарным корабля «Персей», о чем достаточно подробно и с большой теплотой рассказывает товарищ Владимира по экспедиции В. А. Васнецов — сын известного художника Аполлинария Михайловича Васнецова, в своих очерках, помещенных в сборнике, посвященном моему брату: «В. Голицын —страницы жизни художника, моряка, изобретателя», а также в своей книге «Под звездным флагом «Персея».
Теперь в Архангельске, на доме, который выстроен на месте прежнего, прикреплена памятная доска, что здесь когда-то проживал известный художник В. М. Голицын.


3. Голицын Владимир Михайлович — мой старший брат — талантливый художник, за 1925—1941 годы проиллюстрировал около сорока книг, работал в журналах «Всемирный следопыт», «Пионер» и других. В ноябре 1941 года он был арестован в Дмитрове по доносу соседки, якобы ждал немцев. Но ему, хромому, с семью иждивенцами, было невозможно бежать, да и немцы Дмитров не взяли. 6 февраля 1943 года он умер от истощения в лагере города Свияжска. В 1974 году в здании Центрального Дома литераторов была открыта выставка его произведений, которые затем побывали в 48 городах и всюду пользовались большим успехом.
Аватара пользователя
[ Леспромхоз ]
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 10685
Зарегистрирован: 02 Июль 2007 00:17
Откуда: Петрозаводск

Голицын Владимир Михайлович (1901-1943)

Сообщение [ Леспромхоз ] » 01 Февраль 2013 13:22

01 Февраля 2013 года, 12:01
http://www.b-port.com/news/item/96831.html

 68dec932c4a9e63f2d739e02fa90563f_L.jpg
Сегодня – 90 лет флагу ПИНРО

1 февраля 2013 г. – 90 лет экспедиционному флагу ПИНРО. Этот семизвёздный синий флаг с изображением созвездия Персея давно стал символом Полярного института, широко известен в отечественной и мировой рыбохозяйственной науке
В истории ПИНРО немало знаменательных дат, среди них – 1 февраля 1923 г., когда на научно-исследовательском судне «Персей» был поднят экспедиционный флаг. В июне этого же года состоялся первый рейс НИС «Персей».
НИС «Персей» был первым научно-исследовательским кораблем советского периода нашей страны и первым в истории научного флота Полярного института. НИС «Персей» совершил 90 рейсов и погиб 10 июля 1941 г. в губе Эйна Мотовского залива Баренцева моря при налёте немецкой авиации.
Полярный институт ведёт свою историю с правительственного декрета о создании Плавучего морского научного института (Плавморнин) от 10 марта 1921 г. Институт создали в рамках Северной научно-промысловой экспедиции, работавшей в 1920-1925 годах. В планы экспедиции входило изучение северных регионов Советской России, экономика которой в тот период находилась в очень тяжелом состоянии. Правительство поставило задачу развития крупномасштабного тралового промысла на Мурмане и создания здесь мощной рыбоперерабатывающей базы. Цель могла быть достигнута только при постоянном, планомерном изучении биологических ресурсов северных морей, что и было вменено в обязанности Плавморнину –предшественнику ПИНРО.
В 1929 г. Плавморнин соединили с Мурманской биологической станцией, располагавшейся на берегу незамерзающей Екатерининской гавани Кольского залива Баренцева моря, в городе Александровске (ныне город Полярный), что подняло исследования на качественно другой уровень. Новый институт получил название – ГОИН (Государственный океанографический институт). На базе ГОИНа 1934 г в Мурманске был создан Полярный научно-исследовательский институт морского рыбного хозяйства и океанографии (ПИНРО).
В 1935 г. институту присвоили имя Н.М. Книповича – основоположника рыбохозяйственных исследований на Севере России.
ПИНРО сегодня – один из старейших институтов в отрасли, с богатыми исследовательскими традициями, с уникальной базой научных данных и большим научным потенциалом.
В книге одного из первых сотрудников Плавморнина океанолога В.А. Васнецова «Под звёздным флагом «Персея» (Л., 1974), подробно рассказывается о том, как создавался институтский флаг. Инициатором создания и автором экспедиционного флага был сотрудник института – Владимир Михайлович Голицын. Именно он, в канун 1922 года, когда на «Персее» готовилась первая экспедиция, предложил создать собственный флаг института.
В настоящее время слово «флаг» употребляют наряду со словами – «эмблема», «вымпел», «знак ПИНРО». Заметим, что эмблему ПИНРО взяли для себя и некоторые другие рыбохозяйственные институты страны, добавив в центре композиции изображение рыбы. Без преувеличения можно сказать, что семизвёздный синий флаг стал эмблемой рыбохозяйственной науки России.
Несколько слов о судьбе автора эмблемы. По призванию В.М. Голицын был художником, что и определило его жизненный путь. Представитель старинного княжеского рода, из-за своего происхождения не смог реализовать талант в полной мере. Он стал жертвой политических репрессий, развернувшихся в стране в 20-30 годах прошлого века. Прожил В.М. Голицын короткую жизнь, полную лишений и невзгод. Он умер в 1943 году в возрасте 42 лет.
На первых порах функционирования Полярного института флаг не использовался столь широко, как сейчас. Все-таки, это был главным образом морской экспедиционный флаг.
В настоящее время это эмблема, символ, «бренд» ПИНРО. Изображение семизвёздного флага обязательно присутствует на официальных бумагах института, на обложках печатных изданий, на сувенирной продукции, является фирменным (товарным) знаком. В феврале 2005 года на 5-ом Московском Международном Салоне инноваций и инвестиций Полярный институт был отмечен Грамотой конкурса «За лучший товарный знак».
Аватара пользователя
[ Леспромхоз ]
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 10685
Зарегистрирован: 02 Июль 2007 00:17
Откуда: Петрозаводск


Вернуться в Персоналии



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 17

Керамическая плитка Нижний НовгородПластиковые ПВХ панели Нижний НовгородБиотуалеты Нижний НовгородМинеральные удобрения