УЛАН-УДЭ — МОСКВАК 4-летию женского пеше-лыжного перехода
Мы шли в Москву, чтобы показать беспредельную любовь и преданность молодежи Родине и великому Сталину.
Перед нами — четыре с половиной месяца и шесть тысяч километров пути.
... Байкал, весь седой сердито воя, рвался из берегов. Чайки то садились на гребни волн, то поднимались в высь и с криком носились над озером. Слева горы, окаймленные лесом, со множеством красивых скал.
Солнце, показавшееся лишь на день, опять ушло за облака. Шли проливные дожди. Наши костюмы не успевали просохнуть за ночь. Если не было дождя, то ветер засыпал глаза песком.
Под Иркутском, подгоняемые наступающими заморозками, в один день прошли 75 клм. по сопкам. В Иркутске нас встретил К. Т. Барабанов с представителями добровольных спортивных обществ гор. Улан-Удэ. Здесь мы прошли «через все медные трубы» врачей, как говорил командир перехода тов. Бобыкин. Все здоровы и прибыли в весе.
У станции Суховская получили первое снежное крещение. С этого дня шли пешком по рыхлому снегу еще полтысячи километров. Как мы не смазывали ботинки, они промокали, а к вечеру так замерзали, что, придя на привал, оттаивали их у печек. Тщательно натирали вазелином ноги, выпрямляли скорчившиеся суставы, промывали мозоли и перевязывали их.
Ровно тысячу километров отмерили пешком. В Нижнеудинске стали на лыжи. Казалось, ни одного шага не шагнем без лыж. Но и с ними намучились первые дни. Тепло. Снег валит и валит. Лыжи не скользят. Иногда c гop спускались «лесенкой». Пройдя Красноярские леса и горы, вступили в полосу средне-сибирских буранов. Я первая обморозила щеку. Политрук тов. Сазонов быстро натер спиртом и забинтовал мне лицо. «Чай подбили», — смеялись потом парни в деревне.
Стопятилетняя старушка рассказывала, что по старо-московскому тракту из года в год раньше гнали ссыльных.
— Дети мои, — говорила она, — вот по этой дороге, по которой словно птицы вы несетесь, задорные и радостные, звеня кандалами, измученные, истерзанные шли те, кто боролся за наше счастье. Как сейчас я слышу лязг кандалов, душераздирающий стон. Обливалось сердце кровью, хотелось сорвать эти железные цепи, но у наших не было столько оружия, сколько было у жандармов, сопровождающих ссыльных и у наших богачей на деревне..
К утру заболел наш командир ангиной. Мы настаивали сидеть до тех пор, пока не понизится температура. Но он не соглашался, говоря: «Идти легче, чем сидеть Впереди бураны. Передвигаться будем медленно. Нельзя, никак нельзя отступать от плана».
Еще вечером командир с политруком расспросили местных жителей насчет дороги и предупредили нас, что первый пролет 35 клм., дороги занесены снегом, жилья не встретим.
Ветер сшибал с ног, с трудом удерживала палки в руках. В полдень, усталые, сжимаясь от холода, прибрели к зароду. Дуя на руки, шарили в рюкзаках. Баранки и кусочек баранины составили наш завтрак. Часа два шли без лыж, утопая в снегу. Немудрено заблудиться в этой снежной буре. Байкал (наша собака) и тот жался возле нас.
20 декабря из Новосибирска в Кошево к нам на ночевку прибыли два мастера лыжного спорта. Они должны были сопровождать нас до города. Мы уже спали Байкал разбудил нас громким лаем. Теперь было не до сна.
Мастера смотрели на нас свысока. Дух соревнования вскипел в нас. В 5 часов утра были уже на ногах, как можно лучше смазали лыжи и подготовились к бою. Решили вымотать мастеров, но не пустить их вперед.
Первые 8 километров они то забегали вперед, то бежали сбоку, внезапно поворачивались и уходили назад. А мы шли ровно, как всегда.
Ветер пронизывал до костей. На восьмом километре зашли в железнодорожную будку, чтобы натянуть на лица фетровые маски и одеть еще по перемене теплого белья. Отсюда мы взяли круче темп. Один из мастеров отстал, другой, оказавшийся более натренированным, держался до самого Новосибирска, но шел все таки за нами. Оказывается, не все рекордисты могут выносить дальние походы.
На одной из станций навстречу к нам вышла группа людей, среди которых мы разглядели знакомое лицо. Константин Трофимович, Константин Трофимович! — закричали мы.
«Смирно! » — раздалось, разрезая морозный воздух. Командир рапортовал о наших снежных победах председателю комитета по делам физкультуры и спорта при СНК БМАССР тов. Барабанову.
В Новосибирске, как во всех больших городах, отдыхали три дня.
Что мы делали на дневках? Баня, медицинский осмотр, чтение писем и книг поглощали время. Кроме того, мы знакомились с достопримечательностями города, посещали театры, кино, выпускали фотографическую и стенную газету, бывали в гостях у рабочих на предприятиях и заводах, у интеллигенции, в домах ИТР, в школах.
За Обью вступили в полосу лобовых ветров и буранов Барабинских степей, тянущихся на 620 километров. Тут маски нас не спасли. Мороз проникал во все поры, щипал немилосердно то щеки, то нос. Нет никаких укрытий от ветра в этих степях, кроме железнодорожных будок. Местами сугробы достигали высоты телеграфных проводов. Поезда, идущие от Новосибирска до Омска, останавливались в пути из-за снежных заносов. Но мы не думали отсиживаться у теплых печек в ожиданий лыжной погоды. Чем труднее становился путь, тем настойчивее двигались вперед.
В городе Барабинске на дневке провели комсомольское собрание и выпустили стенную газету. Под Омском получили некоторую отдышку. Установилась хорошая порода. Несколько дней, нагоняя потерянные километры, шли мы с максимальной скоростью, делая по 105—95 километров в день.
— Проглотили Омск, половина пути пройдена, — радостно восклицала Соня Тыхеева.
В Тюмени нас встречали пионеры женских переходов, жены командиров, совершившие лыжный переход до маршруту Тюмень — Москва.
В 40 километрах от Свердловска стоит белый столб и написано на нем с одной стороны — Азия, с другой — Европа. Отсюда начинаются Уральские горы. На подъем шли с большим трудом. Спускаться легче, но не так легко, как думается. Рвы, внезапные повороты под прямым углом держали нас в томительном напряжении.
Нас спрашивали, — устаем ли мы? Конечно, уставали.
Но почему никто не видел нас усталыми? Мы не боялись усталости, не боялись того, что будут болеть наши мышцы и суставы. Когда казалось, что иссякают силы, брали себя в руки, шли опять бодрые, сильные... Сила соберется если душа тверда.
На пути к Мурому дорога несколько улучшилась. В среднем проходили по 70 клм. в день.
18 февраля мы вышли со станции Каракус. Дул легкий ветерок. Вокруг далеко, далеко расстилалась снежная долина. Возле тракта узкой лентой вилась конная дорога. Прислушиваясь к скрипу лыж, все быстрее и стремительной неслись мы вперед, сбрасывая на ходу шапки и перчатки.
— День удался на славу, он должен быть рекордом, — говорил командир.
— Даешь 110! — хором отвечали мы.
На участке Каракус — Шемордан прошли 127 километров за день. Забыв усталость, мы прыгали и смеялись, как дети. Ведь каждой пройденный нами километр приближал к Москве.
В Горьковской области два дня шли пешком.
6 марта на Обельмановской заставе дали нам технический финиш. Не успели мы поздравить друг друга, как нас окружили со всех сторон. Кто жмет руку, кто поздравляет, забросали цветами; фоторепортеры наводят аппарат то с одной, то с другой стороны. Мы, словно в водовороте кружились, ненаходя друг друга.
Не верилось, что мы в Москве, не верилось, что шесть тысяч километров за нами.
Москва нас встретила так же радушно и тепло, как во всех 12 областях и краях, которые пересекли мы. Всюду нас встречали, как самых дорогих гостей.
На протяжении 6045 километров мы видели чудеса, творимые созидательным трудом советского человека. На пустырях, в непроходимых лесах растут города сталинских пятилеток. Зажиточной, радостной жизнью живут колхозники.
За совершенный переход правительство наградило нас орденами. 4 года прошло с того памятного событии. И сейчас, когда вспоминаешь все трудности нашего пути, хочется сказать, что нет таких препятствий, которых не могли бы преодолеть советские девушки воспитанные в нашу великую эпоху.
Л. КОНСТАНТИНОВА, участница пеше-лыжного перехода.
