Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Абрамович-Блэк С.И. Записки гидрографа. Книга 2.

Глава четвертая


Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая
Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая
    В море—дома 390
    На горизонте-дым 395
    Северо-Восточный Проход 397
    На отмелях 401
    Марш-марш 403
    Гимнастика 404

Глава тринадцатая
    В горах Хараулаха 406
    Энерго-Арктика 408
    Сломанный капкан 412
    Булун 430
    Итоги 431
OCR, правка: Леспромхоз

Абрамович-Блэк С.И. Записки гидрографа. Книга 2.

 362.jpg
Глава десятая

СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

С берегового обрыва — предательски мягкого, ежеминутно готового осыпаться — видна только половина реки.
Поднятые ветром короткие волны — как рыцари в перистых шлемах — бегут и бегут нескончаемыми цепями. Дождь измельчал, обратившись в мокрую пыль. Не видно даже намека на прояснение в ближайшие часы.
Река живет своей, еще нерассказанной человеку, жизнью. Еще никогда пароходный винт не тревожил воды реки Яны. Подводные коряги давно наточили свои зубы. Отмели тщательно расстелили свои мягкие ловушки.
В союзе с морем, всегда имеющим наготове свои танковые батальоны — нагромождения льдов, — река Яна готова к отражению нашествий пароходов.
До сих пор от Казачьего вниз по реке, к морю спускались только челноки якутов и тунгусов, шли как плоты — неуклюжие плоскодонные карбасы русских поселенцев; раз в десять лет недовольно урчал мотор какой-нибудь научной экспедиции.
Река много лет подряд вела упорную и победоносную войну с берегом. В половодье, вздуваясь прожорливым удавом, река ложилась на отмели во всю ширину русла — от края до края, слизывала целые полосы мягкого торфяного берега, торжествующе вынося в море многолетние деревья, как полагается выносить покойников: комелем вперед.
Потом, уже израсходовав весеннее бешенство, внешне
[362]
спокойная, даже как будто утомленная, река все-таки продолжала свою разрушительную деятельность.
Весенним штурмом воды в берегах оголялись полосы чистого льда, прослойки вечной мерзлоты, залегающие на глубине полутора метров от поверхности земли.
В течение полярного лета река впитывала теплоту солнечных лучей, чтобы освободить ее, уже в виде испарений, для своего рода химической атаки против исконного, врага — берега.
Слой мерзлоты, нагреваемый и сверху — через землю — и сбоку — в плоскости открытого разреза, — мягчел, увлажнялся, потел тысячами ручейков.
И тогда сила тяжести — будто лом, подымающий каменную плиту, — начинала сталкивать верхний слой земли к реке.
Травяной покров берега лопался. Как с ледяной горы на салазках — скатывался в реку очередной кусок берега.
Низкорослые, чахоточные лиственницы покорно отступали еще на десяток метров в сторону от воды только затем, чтобы в следующий год стать жертвами весеннего разлива.
Серая река окраена полосами крупной черно-желтой гальки. Это еще не песок. Это — первая производная от камня на пути к созданию морского песка.
Река пустынна. Как во времена Елисея Бузы и служивого человека Вагина!
Слишком рискованно выходить на реку в такую погоду. Да и некому: промысловые угодья рыболовецкой Устьянской артели находятся много ниже, в 16 километрах, около Тубуттаха.
Пустынна река. И мокреть, пропитав шарф, начинает выпускать свои холодные щупальцы дальше, вниз по спине.
Неуютно...
— Цы... ы!.. Ух!... Олот!!.
Очень издалека, с трудом пробиваясь сквозь завесу влаги, доносятся ритмичные звуки.
— У... у...ем...ня!!. Ючи!!.
Кто-то поет. Если пригнуться к воде, — как будто видна черная полоска около середины реки. Голос делается слышнее. Это песня. Знакомая песня!
— Айся!.. Шше!.. Аш!..
Вот сверкнули хирургической сталью мокрые лопаточки
[363]
весла. В челноке — один человек; он пересекает наискось реку, гребет сильными короткими рывками; в такт гребкам кричит песню:
И! Не!.. На!.. Прас!.. Но!..
Мы!.. Тра!. Тим!. Си!.. Лы!..
Не даром молотом стучим!!
Голос мужской, звучный, полнокровный. В песне не слышно акцента.
Человек одет в меховую пестро вышитую спереди рубашку. На голове спортсменский берет. Из челнока высовывается ружье.
Течение заметно сносит челнок. Гребец правильно это учитывает: он пересекает главную струю фарватера, затем поворачивает вниз по реке и гонит челнок под острым углом к берегу.
Должно быть, кто-либо из работников кооперации или райисполкома. Иду к месту, где челнок должен пристать. Галька скрежещет под ногами, как зубы тревожно спящего человека. Гребец виден мне теперь сзади: на голове у него не берет — просто кепка одета козырьком назад. Вероятно, для того, чтобы удобнее было смотреть. И на меховой рубашке — не вышивка. Что-то похожее на ожерелье. Лоскутки: белые и темные; или камешки.
Человек последним ударом весла выбрасывает челнок на отмель. Используя инерцию разбега, как опытный спортсмен, гребец прыгает на берег. Поворачивается к воде, вытаскивает челнок — и замечает меня.
Человек поднял руку — сначала только к виску, потом вверх, жестом искреннего приветствия.
— Иваныч! Огребай пять!
— Парфенков! Откуда?
— Из Верхоянска: грибы тебе привез. Здесь этой роскоши ни за какие деньги не купишь...
Парфенков начинает снимать через голову диковинное ожерелье — связку белых сушеных грибов.
От этого движения у Николая Александровича падает кепка. Я вижу путаницу светлых волос и на самой макушке — окошечко лысины.
Тогда наклоняюсь и целую в голову старого товарища.
Мои сантименты плохо рассчитаны: Парфенков больно
[364]
ударяет меня лбом в подбородок. Мы отскакиваем друг от друга — и, прежде чем нам обоим расхохотаться, Парфенков успевает повесить грибы мне на шею.
— Тебе больше к лицу! Ишь, всего перекосило!

Пред.След.