Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Абрамович-Блэк С.И. Записки гидрографа. Книга 2.

Глава четвертая


Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая
Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая
    В море—дома 390
    На горизонте-дым 395
    Северо-Восточный Проход 397
    На отмелях 401
    Марш-марш 403
    Гимнастика 404

Глава тринадцатая
    В горах Хараулаха 406
    Энерго-Арктика 408
    Сломанный капкан 412
    Булун 430
    Итоги 431
OCR, правка: Леспромхоз

Абрамович-Блэк С.И. Записки гидрографа. Книга 2.

ПУДРА ЦИВИЛИЗАЦИИ

Перед отъездом захожу навестить жену учителя Николаева. Как живет она в этом, по словам ее мужа, восставшем поселке?.. Елена Михайловна Николаева живет недурно. Повидимому, у нее не вызывает угрызений совести ежедневное получение нормы, теоретически рассчитанной на месяц.
Семилетний Юрка — сын учителя — уже внешним своим видом подчеркивает обеспеченность продовольствием его жилища. Мальчуган, краснощекий, плотный, неотрывно сосет — как медведь лапу — большой кусок сахара. Рубашонка спереди засалена, в складках рубашки Юры прилипли куски недоеденной лепешки.
Елена Михайловна — креолка — дочь чистокровного якута и полукровки; отец ее матери (дед) был русский, мать (бабушка) — якутка. Учитель Николаев — якут.
Мальчик исключительно капризен. Игнорируя чужого, не позволяет матери, спокойно посидеть хотя бы минуту. Юрка дергает мать за волосы, закрывает ей рот ладонью, с упрямой требовательностью лезет на колени только для того, чтобы немедленно скатиться на пол.
Дети северян по преимуществу очень спокойны. Мне до сих пор не приходилось слышать детский плач в тундре.
А сегодня этот пеклеванник как будто старается наполнить мои уши грузом всхлипываний и стонов на многие дни авансом, вперед.
Елена Михайловна — уголками приподнятые брови делают ее лицо постоянно изумленным, а надежно присохший на левой щеке струпик безвременно и трагически погибшего комара свидетельствует, что она и сегодня позабыла умыться, — старательно выставляет свое полукровное происхождение.
[353]
Жалуется на тяготы жизни с тунгусами, которые «почти как дикие», на отсутствие культурных удовольствий и культурных связей...
Эти связи Елена Михайловна упоминает несколько раз, с очевидным удовольствием смакуя привычное слово.
— Это вы, собственно, о чем?!
— Ну, как же... как будто сами не знаете? — кокетничает Николаева. — Почта, телеграф, телефон, новая связь — как телеграф и телефон вместе: радио. Мой папа был почтовым чиновником.
Разговор наш, разбросанный и путанный, звенит, как нескладно подобранные бубенцы лошадиной сбруи.
Елена Михайловна весьма интересуется моими товарищами. Вернее, одним из них — Ивановым.
— Ведь он военный. Ах! Я видела много военных в городе Якутске. Они всегда такие красивые и гуляют с музыкой.
Елена Михайловна расспрашивает — зачем сюда Иванов приехал; и как долго будет жить в Конноре; и даже — имеет жену пограничник или нет.
Она говорит и прыгает сорокой около костра, над которым в котле варится олений окорок.
Жена учителя весьма радушно, однако не забывая манерничать, накрывает на стол. У нее есть даже молотый перец!
— Вы перец любите кушать? — любезно спрашивает Николаева, пододвигая ко мне коробочку.
— А я тебя ищу, тогор,— говорит и садится рядом вошедший в палатку Иванов. — Когда думаешь ехать дальше?
Елена Михайловна, не убирая с лица улыбки, только наполнив ее каким-то новым, чисто женским содержанием, продолжает накрывать на стол.
Перед Ивановым поставлена эмалированная тарелка. Из котелка вынут олений окорок. Елена Михайловна кладет оленину на тарелку Иванова и, опустившись на корточки, застывает в благоговейном созерцании пограничника.
— Мой мужчина тоже хочет есть мясо! — раздается за нашей спиной голос Марии Георгиевны Забоевой. Докторша разрезает мясо и кладет половину на мою тарелку.
[354]

Пред.След.