Страница 13 из 33

Макс Зингер. Штурм Севера

СообщениеДобавлено: 20 Декабрь 2013 20:12
[ Леспромхоз ]
Макс Зингер.
Штурм Севера.
[Полярная экспедиция шхуны „Белуха". Гибель „Зверобоя” („Браганцы"). Жизнь зверобоев-зимовщинов на крайнем севере Советов.
Полет воздушного корабля „Комсеверопуть 2" с острова Диксон в Гыдоямо. Карский поход ледокола "Малыгин" в 1930 году.
С 27 фото]
Гос. изд-во худож. лит., М.-Л., 1932.
 1.jpg
 5.jpg
 4.jpg
 3.jpg

Содержание Стр.
Макс Зингер. Штурм Севера.pdf
(27.48 МБ) Скачиваний: 717

OCR, правка: Леспромхоз

Макс Зингер. Штурм Севера

СообщениеДобавлено: 25 Декабрь 2013 18:09
[ Леспромхоз ]
Путь «Белухе» закрыт

«Белуха» шла две недели Карским морем, не встречая льдов. Гидролог Хмызников черпал парусиновым ведром забортную воду для измерения ее температуры. Температура воды с каждым днем падала по мере продвижения на северо-восток. Очевидно, где-то поблизости бродили льды, холодя воду.
На Диксоне было чисто, ни одна льдина не сверкала у его скалистых берегов. В день прихода «Белухи» дул нордовый ветер, и портил видимость небольшой снегопад.
— Мы сделали глубокую разведку льдов на северо-восток от Диксона. Долетели до Миддендорфа. На всем пути у северо-запада Таймыра лежит тяжелый торосистый лед, согнанный сюда преобладавшими нордовыми ветрами. И его уже не отжать южным ветрам. Заливы покрылись молодым льдом, всюду мы наблюдали энергичный процесс смерзания. Возможность прохода Челюскина в этом году исключается.
Так говорил Чухновский капитану Бурке. Начальник Карской экспедиции долго беседовал на эту же тему с водителем «Белухи».
— В крайнем случае дойдем до пролива Стоп Анкер, высадим зимовку и повернем обратно в Архангельск, — говорил Бурке. — Ведь это мечта Комсеверпути забросить зимовку там, где мы в прошлом году видели огромное количество зверя.
[57]
«Белуха» отдала якорь на шестисаженной глубине и потушила ходовые огни. Минут через десять после прихода «Белухи» к ней, будто речной автомобиль, с бешеной скоростью подкатил моторный катер с теплохода-буксира «Красноярский рабочий».
В брезентовом, не гнущемся дождевике вошел в кают-компанию «Белухи» председатель правления Комсеверпути Лавров, руководивший работами по спасению «Зверобоя», и, не вынимая трубки изо рта, сразу же заговорил о тяжелых ледовых условиях северо-востока, о разведке Чухновского и заключении Евгенова.
— Не знаю, как быть с походом в Якутию. Отставить ли его и передать вам операции «Зверобоя», которые он не завершил,- и, подумав немного, сказал: — Поход в Лену нужно продолжать. Зазимуете на севере Таймыра, но старайтесь стать на зимовку не в открытом месте, а защищенном. В крайнем случае можно будет итти в Игарку зимовать, чтобы возобновить ленский поход на будущее лето.
Могучая стихия поставила свои ледяные барьеры па пути маленького деревянного корабля.
Через неделю Лавров отменил ленский поход «Белухи», и в навигацию она бродила по Карскому и Баренцеву морям, выполняя задания порученные «Зверобою».
Ночью, при сильном прибое, ворочавшем черные камни Пясины, катер с «Белухи» увозил меня на буксир-теплоход «Красноярский рабочий», который тщетно пытался спасти красавца «Зверобоя». Волны прибоя бросали катер с бока на бок, из стороны в сторону. Моторист едва успевал поворачивать маленький штурвал.
Весь берег был усеян синеватыми камешками, отшлифованными прибоем, с прожилками белого и желтого цвета. Шумел прибой.
Пясинский залив был весь в беляках.
Вдали виднелась «Белуха», стоявшая на якоре, боясь приблизиться к берегу из-за своей четырнадцатифутовой осадки.
А возле берега, уткнувшись в камень, чуть вздрагивал
[58]
от волны разбитый «Зверобой», и всеми силами своих помп откачивал из него воду буксир «Красноярский рабочий».
Песцовая мышь выбегала из норки на мягкую мшистую настилку, которая желтела на камнях. Внизу берега у самого залива лежали гигантские камни, будто огромные черные деревья. Камень был слоист, как слюда, черен, как аспид, и своими выходами напоминал полого падающий пласт каменного угля. Это был слоистый шифер.
На берегу стояли пасти на песцов. Этими бревнами давили пушистых дорогих зверей. Пушнина выменивалась государством на машины, пароходы, которые осваивали необжитой Север.
Впереди, будто ружья в козлах, стояли шатры плавника, сложенные зимовщиками. Лес, пригнанный сюда льдом из верховьев Пясины и Енисея, собирали зимовщики, ставя его высокими шатрами, чтобы можно было найти его, когда полярная пурга занесет снегом этот дикий пустынный край.
Один из рукавов Пясины узеньким каналом впадает в море, образуя кругообразный бассейн, где в изобилии водится рыба. Здесь неподалеку построили в прошлом году люди первую зимовку. Изба была срублена из тесаного леса, с небольшими прорезами окон. Вместо крыши лежал парус.
Возле избы, свернувшись калачом, дремали ездовые собаки, сушилась рыба и шкуры зверя, висели битые гуси. В крытом дворе помещался склад провианта, заваленный всевозможными ящиками, бочками; на стенах двора висели парки {1} и малицы {2}, рога оленей и невероятное количество веревок.
С капитаном «Красноярского рабочего» Модзалевским мы сошли на Пясинский берег. На нарах, в небольшой избе, почти вповалку спали зимовщики: от русской печи, где пекли хлеба, и от курева стоял чад. На столе громоздился четырехламповый приемник, который на время приладил радист «Зверобоя» с погибшего судна.

{1} Парка — куртка из оленьей шкуры. (Прим. авт.)
{2} Малица — род дохи из оленьих шкур, с капюшоном. Одевается через голову. (Прим. авт.)

[59]
— Ну, как живете здесь? — спросил капитан Модзалевский.
— Хорошо живем. Пока обходились без цынги, что дальше будет — не знаем. Было у нас сгущенное молоко, черемша — полярный лук и прочие противоцинготные средства, — сказал зимовщик.
— А как зиму провели?
— Обыкновенно: девять месяцев под снегом. Вот недельки через три залив снова замерзнет, занесет нас пургой, мы пророем себе небольшой ход в снегу и будем через него сообщаться с улицей. Плохо одно — нам крыши в прошлом году не дали, и зимой тяжковато пришлось без нее. А песцов мы сто девяносто девять штук добыли и все пастями, а из ружья только двух-трех напромышляли. Зверя здесь много выстает в море, да ботишка у нас нет подходящего, вот от «Зверобоя» теперь попользуемся.
Со «Зверобоя» перетащили сюда на берег манлихеровские ружья. Уныло тикали часы, снятые из штурманской рубки погибшего корабля. Радист «Зверобоя» старательно и заботливо заводил ежедневно хронометр в этой избе зимовщиков, где никто не нуждался в точном времени.
Целая куча пустых банок из-под консервов валялась за двором. Три тюленя с окровавленными головами лежали тут же.
— В этом году лучше будет, — говорил зимовщик .— Ставим новый дом, за зимовку насобирали много плавника. Вы видели, небось, чумы у берега — это все наши сборы топлива. Будет тепло и сытно.
В избу вошел зимовщик, неся на руках штук десять чистиков. За ним, будто стесняясь, шла, не глядя на людей, огромная собака с густой, чуть седоватой шерстью, прямо поставленными, не падающими ушами, косым разрезом глаз, короткой шеей, широкой грудью.
— Это сын полярного волка и сибирской лайки. Головной нашей упряжки. Его слушаются все наши ездовые собаки. Да как такого не послушаться?! — и зимовщик ласково потрепал собаку-волка.
[60]
Мы возвращались к «Красноярскому рабочему» по волнам «гиблого» Пясинского залива, дно которого усеяно рифами и камнями. Пройдут годы, все глубины залива маленькими черными цифрами лягут на морскую карту, и тогда не нужно будет ощупью ходить по заливу. Не нужен будет лотовый матрос, ухарски забрасывающий лот для измерения глубины под носом корабля.
В этом году в Пясине оставалось зимовать не девять человек, а тридцать. Так, шаг за шагом, год за годом отвоевывались острова и земли у безлюдного Севера, так осваивали необжитой советский Север. С боями продвигались на север советские моряки, с уроном и победами.