Полярная Почта

5. В ЧУКОТСКОМ МОРЕ



Чукотское море приветствовало нас несколькими отдельными небольшими льдинами. На горизонте море всюду было чисто. Днем мы остановились против селения Уэлен — столицы Чукотки. Здесь нашему летчику Куканову надо было взять кое-какие запасные части для самолета. Как только «Литке» отдал якорь, от берега отчалило несколько эскимосских байдар, и вскоре палуба ледореза была полна уэленских гостей.
Участники экспедиции воспользовались кратковременной остановкой в Уэлене, чтобы съездить на берег. Большинство из нас преследовало при этом определенную цель — запастись чукотскими сувенирами, в особенности изделиями из моржовой кости, выделкой которых чукчи и эскимосы славятся. Охотникам за сувенирами пришлось, однако, разочароваться, так как костяных изделий в уэленском кооперативе почти не оказалось — все было забрано побывавшими здесь весной челюскинцами.
Мужчин в Уэлене почти не оказалось — они уехали на съезд в бухту Лаврентия. Оставшиеся в ярангах женщины большею частью не говорили по-русски. Среди них было много с татуированными лицами. Поразило меня большое количество прекрасных ездовых собак в Уэлене. В описании своей поездки вокруг Чукотского полуострова Харальд Свердруп говорит об очень плохом обращении чукчей с собаками, участь которых, по его словам, здесь крайне незавидна. Про уэленских собак этого нельзя сказать. Все они имели сытый и довольный вид, при нашем приближении не двигались с места и лежали в растяжку, очевидно, осуществляя «мертвый час» в этом собачьем курорте. На
[58] неожиданных пришельцев с «Литке» они не обращали никакого внимания.
В Уэлене я был обрадован неожиданной встречей с Г. Д. Красинским. Попал он сюда в качестве начальника дирижабельного отряда по спасению челюскинцев. Этого человека какие-то неведомые силы упорно тянут в Чукотский край. В 1932 году Г. Д. Красинский был первым, кто здесь же, у Берингова пролива, приветствовал победившего «Сибирякова»; теперь он же был последним, кто слал привет «Литке», готовившемуся вступить в бой со льдами. Повидимому, Г. Д. Красинский несколько томился своим затянувшимся пребыванием в Уэлене и, как мне по крайней мере показалось, охотно перешел бы на «Литке». О недавней челюскинской эпопее свидетельствовали также стоявшие в Уэлене на берегу моря аэросани.
Когда Куканов нашел на берегу то, чего ему не хватало, и переправил имущество на ледорез, мы снялись с якоря, и капитан приказал держать курс на нордвест. Сильно затянувшаяся увертюра к нашей экс-
[59] педиции, наконец, закончилась. Только теперь, в сущности, начиналось плавание Северным морским путем. Что-то нас ждет впереди? Пока дела шли отменно хорошо, но ведь это только самое начало. Уже недалек каверзный мыс Шмидта, который едва ли легко пропустит нас.
Между мысом Инцова и мысом Икигур встретился первый разреженный лед, затем мы миновали небольшую полосу сплоченного льда, а за мысом Сердце-Камень снова вышли на чистую воду. Инцов, Икигур, Сердце-Камень... Знакомые названия, знакомые места... Десятки раз я пеленговал эти мысы с «Сибирякова», когда ледокол, потерявший винт, беспомощно дрейфовал в тяжелых льдах. Расстояние между Уэленом и мысом Сердце-Камень, которое мы теперь прошли за семь часов, стоило «Сибирякову» одиннадцать суток, полных мучительной неизвестности и тревоги. Если бы не благоприятные ветры, то ледоколу, весьма возможно, понадобился бы тогда целый год, чтобы дойти до Берингова пролива. Но счастье сопутствовало «Сибирякову»...
На следующий день, 14 июля, «Литке» прошел в 40 милях от места гибели «Челюскина». Мы салютовали памяти героического корабля и погибшего во время катастрофы участника экспедиции Могилевича. Погода стала свежеть. То тут, то там в воздух взлетали пускавшиеся китами фонтаны. Днем сила ветра достигла восьми баллов, и ледорез стал принимать на себя много воды, хотя качка была небольшая. Вскоре перекатывавшиеся через ледорез волны смыли весь лежавший на палубе уголь, погруженный в бухте Провидения. Его было немного, но мы с досадой расставались и с этими крохами, которые от нас брало жадное море. Чтобы судно не слишком зарывалось, капитан приказал уменьшить ход до пяти, а потом и до двух узлов. Этот шторм внес некоторое разнообразие в наше уж чересчур спокойное плавание, и литкенцы были даже рады ему. Кинооператоры Л. А. Бронштейн и Г. А. Кабалов, мокрые до костей, не покидали палубы и, в поисках эффектных кадров, самоотверженно переносили свой аппарат с места на место. В. А. Бе-
[60] резкин занялся изучением элементов волн — вероятно такие исследования производились в Чукотском море впервые. Профессор Кондырев стоял на капитанском мостике и, как истый яхтсмен, наслаждался картиной разбушевавшегося моря. Была, однако, и плохая сторона у этого шторма, а именно — его направление, — он дул с нордвеста. Я стал опасаться, что под действием этого ветра льды прижмет к берегу и они закроют ту лазейку, которой полмесяца назад так удачно воспользовались суда, возвращавшиеся после зимовки у мыса Биллингса.
Ночью наш Мишка, злобный нрав которого почти исчез под влиянием дружбы с собакой, решил поближе познакомиться с ледорезом. Когда стюарт, тов. Козлов, вошел утром в кают-компанию, то ахнул, увидя резуль-
[61] таты мишкиного осмотра: там царил полный разгром. Белые чехлы с диванов и кресел были сорваны и всюду носили следы медвежьих лап, пол был усеян выброшенными из пепельниц окурками, которые валялись вперемежку с обгрызанными шахматными фигурами. Сам преступник преспокойно спал на диване, завернувшись в стянутую со стола красную суконную скатерть. Пробуждение Мишки было на этот раз неожиданным и вряд ли приятным для него — стюарт был взбешен.
После полуночи настал конец нашему свободному плаванию. Мы вошли в лед. Вскоре я мог убедиться в том, что это были самые настоящие чукотские льды, торосистые и свирепые, те, что едва не погубили «Сибирякове» и в которых нашел себе могилу «Челюскин». Участники экспедиции и свободная от работ команда столпились на палубе, разглядывая неприятеля. Оценивается на глаз средняя толщина льда, причем большинство сходится на четырех метрах. Бить такой лед «Литке» не может, но пока он еще пробирается вперед, раздвигая льдины своим форштевнем. Лед становится, однако, все гуще, ледорез то-и-дело застревает и, наконец, останавливается вовсе. Сплоченность льда достигла десяти баллов, и «Литке» бессилен взять это препятствие. Не остается ничего другого, как выжидать, пока, под влиянием благоприятных ветров, ледовая обстановка не изменится. Капитан отдает приказ вытравить пар и держать машину в двухчасовой готовности, сам же идет в свою каюту отдыхать. На лице моих спутников я читаю недоумение, связанное с тревогой: если уж в самом начале пути мы вынуждены бессильно остановиться, то что же будет дальше? Кто-то, научившийся хорошему тону полярника по арктической литературе, пытается поднять настроение: «Ничего, свое возьмем! Терпение — лучшая добродетель полярника! » Д. С. Дуплицкий заявляет: «Я вам прямо скажу — паршивый лед! Паршивый лед! ».
Сплоченность льда, несомненно, является следствием дувших в последние дни нордвестовых ветров, в особенности недавнего шторма. Никто не сомневался в том, что, как только этот ветер перестанет дуть, льды
[62] разойдутся настолько, что «Литке» получит возможность продвигаться. К сожалению, синоптическая обстановка не давала надежды на то, что изменение направления ветра наступит скоро. Мы находились в отроге полярного максимума, к востоку от которого, в районе Аляски, располагался минимум. По словам К. А. Радвилловича, хорошо изучившего синоптические условия Чукотки, аляскинские минимумы нередко отличаются большой устойчивостью. По всему было видно, что литкенец, авторитетно выкинувший лозунг «терпение», был прав.
Место, где льды преградили ледорезу путь, находилось в 27 милях к востоку от мыса Шмидта. Недалеко от нас во льду стояли пароходы «Сучан» и «Лейтенант Шмидт», вышедший из Владивостока
[63] несколько раньше нас и следовавший в Колымский район. «Сучан» находился в 16 милях к югу от ледореза, а «Лейтенант Шмидт» — в 33 милях к юго-востоку. Как и мы, оба парохода были остановлены ледяной преградой у мыса Шмидта. Скверный мыс, и не раз еще по его адресу будут отпускаться крепкие словечки! Только в редкие годы море около этого мыса освобождается от льдов. Сделанный мною, на основании всех плаваний у Чукотского побережья с 1778 года по 1924-й, подсчет показал, что в августе месяце, т. е. в разгар навигационного сезона, вероятность встречи льдов у мыса Шмидта составляет 90%. Мыс Шмидта показал себя с плохой стороны уже первому в истории судну, совершившему плавание на запад от Берингова пролива. Это была «Resolution» под командой знаменитого английского мореплавателя Джемса Кука. В 1778 г. этот корабль дошел до мыса Шмидта, но здесь тяжелые льды заставили его повернуть обратно. Повидимому, льды у мыса Шмидта произвели на Кука сильное впечатление, по крайней мере, после плавания в Чукотском море он утверждал, что всякие попытки отыскать Северный морской путь между Тихим океаном и Атлантическим являются «бессмысленными». Со времени установления регулярных рейсов из Владивостока в Колыму (1911 г. ) мыс Шмидта также не раз являлся камнем преткновения для судов. В 1914 году около этого мыса был вынужден зазимовать пароход «Ставрополь», в 1919 году тот же «Ставрополь», идя из Владивостока в Колыму, мог дойти только до мыса Шмидта, где непроходимые льды заставили судно повернуть обратно. В 1928 году вынужденную зимовку около мыса Шмидта имела шхуна «Елизиф», в 1929 году — снова «Ставрополь».
Нашу невольную стоянку каждый использовал как мог. Научные работники принялись за глубоководные исследования, фотографы щелкали «лейкой», запечатлевая причудливые формы торосов, доктор руководил в камбузе изготовлением бифштексов из недавно убитого медведя, сдуру подошедшего к самому борту судна, капитан отсыпался, ставя рекорд продолжительности сна, начальник попрежнему с беспокойством
[64] поглядывал на лед, Рихтер не отходил от патефона, Куканов и Куква сражались с штурманами в «козла». {1} Эта игра процветала на «Литке». До поздней ночи в кают-компании раздавался стук камней, которыми вошедшие в азарт игроки яростно ударяли о стол. Видя, что столу из красного дерева придется плохо от такого усердия игроков, я предложил было покрыть стол скатертью, но мое предложение было отвергнуто на том основании, что без стука игра в «козла» теряет всю свою прелесть. Когда «Литке» прибыл в Мурманск, стол, за которым шла игра, имел такой вид, будто недавно перенес натуральную оспу.
Хотя «Литке» с виду и оставался неподвижен, он в действительности передвигался вместе со льдами, плотно окружившими его со всех сторон. Путь ледореза во время ледового дрейфа наносился на карту, для чего служили точные местоположения корабля, определявшиеся капитаном с помощью астрономических наблюдений. Обработка наблюдений, произведенных во время дрейфа «Литке», позволит сделать некоторые выводы о течениях в Чукотском море. В качестве примера приведем наблюдения, сделанные 17— 18 июля. В полдень 17 июля место «Литке», по астрономическим наблюдениям, было 68°45' N и 177°50' W, а в полдень 18 июля — тоже по астрономическим наблюдениям — ледорез оказался в широте 68°40' N и долготе 177°24' W. Если отложить эти точки на карте, то окажется, что за сутки корабль передвинулся на 6 миль в направлении на SE. Чем же было вызвано это перемещение, ветром или течением? На этот вопрос позволяют ответить производившиеся на «Литке» наблюдения над ветром. За интересующие нас сутки среднее направление ветра было с NNW, а скорость ветра составляла 6, 5 метра в секунду. Многочисленные наблюдения, выполненные на различных дрейфовавших со льдами судах, показывают, что между силой ветра и скоростью движения льдов существует определенное соотношение, причем в среднем скорость движения льдов в 50 раз меньше скорости ветра. Так, например,
{1} Так почему-то принято на кораблях называть игру в домино.
[65] ветер в 5 метров в секунду вызывает дрейф льдов со скоростью 10 сантиметров в секунду. В нашем случае ветер в 6, 5 метра в секунду должен был, следовательно, вызвать скорость движения льда в 13 сантиметров в секунду. Эта величина весьма близко подходит к отмеченной в действительности, ибо скорость в 6 миль в сутки равна 12, 6 сантиметра в секунду. Такое совпадение величины, вычисленной по наблюдениям над ветром, с действительной величиной показывает, что в данном случае корабль передвигался только под влиянием ветра. Если в это время и действовали какие-нибудь течения, то скорость их была крайне незначительна. Наблюдения, произведенные во время дрейфа «Сибирякове» в 1932 году, показали, что у самого берега Чукотского полуострова имеется течение, идущее на SE, причем, с удалением от берега, это течение быстро затухает. Это последнее обстоятельство подтверждается и наблюдениями, произведенными на «Литке», так как 17—18 июля ледорез находился на значительном расстоянии от берега (около 18 миль) и сколько-нибудь заметного течения на SE (помимо вызванного ветром) уловить не удалось.
В эти дни мы получили радио со станций на острове Большом Ляховском и мысе Челюскина. В них сообщалось, что пролив Лаптева забит десятибалльным торосистым льдом, а пролив Вилькицкого еще стоит. Таким образом, ворота Арктики были еще закрыты, и наша вынужденная стоянка не должна была волновать нас. В правильности моего благоприятного прогноза для Чукотского моря я был твердо уверен и не сомневался в том, что закупорка пути у мыса Шмидта представляла собой только временное явление. Со дня на день можно было ожидать, что льды отойдут от берега и появится проход для судна. Потеря же нескольких дней, благодаря своевременному выходу из Владивостока, не могла сколько-нибудь вредно отразиться на дальнейшем ходе экспедиции.
В том положении, в каком мы тогда находились, ледовая разведка с самолета могла бы оказать нам большую пользу. В самом деле, если льды были сильно уплотнены и Непроходимы у берега Чукот-
[66] ского полуострова, то это не значило, что и в северной части пролива Лонга {1} льды находятся в таком же состоянии. Возможность того, что там найдется проход для ледореза, не исключалась. Однако, наша амфибия «Ш-2» не могла нам помочь — вокруг «Литке» всюду простирались торосистые льды, с которых стартовать на самолете нечего было и думать, открытой же воды нигде не было видно. Так как мы знали, что в это время на мысе Шмидта находился летчик Фарих, в распоряжении которого имелся большой самолет, то Д. С. Дуплицкий обратился к нему с просьбой произвести для нас ледовую разведку в северной части пролива Лонга. Фарих охотно согласился и произвел раз-
{1} Проливом Лонга называется водное пространство между берегом Чукотского полуострова и островом Врангеля. Пролив назван в честь американского капитана Лонга, который в 1867 году на китобойном судне «Nile» впервые прошел вдоль всего южного берега острова Врангеля.
[67] ведку 18 июля. В результате ее он сообщил нам по радио следующее: «В районе мыса Шмидта мелкобитый лед 10 баллов. От 177° W до 178° 12' W, параллельно берегу, в 25 милях от него находится чистая вода с обломками полей. От 178° 12' W вода продолжается на NW до острова Врангеля, далее поворачивает на WNW и тянется до видимого горизонта. От 177° W на Е вода тянется тоже до горизонта. Проход судов возможен». Как впоследствии выяснилось, Фарих на своем сухопутном самолете не летал над самим проливом Лонга, а только поднялся над чукотским берегом на значительную высоту, откуда и обозревал море.
Разведка Фариха показала, что выжидательная тактика была не единственным возможным выходом из нашего положения — повидимому, прижатые к берегу сплоченные льды можно было обойти с севера. На созванном начальником экспедиции совещании я высказался за то, что попытка пройти указанным Фарихом северным вариантом заслуживает внимания. Северная часть пролива Лонга до сих пор совершенно не исследована в навигационном отношении, {1} между тем известны случаи, когда мореплаватели находили там более благоприятное состояние льда, нежели под берегом Чукотского полуострова. Таковы были, например, условия в 1855 году, когда пролив Лонга посетил капитан Роджерс на корабле «Vincennes». Во всяком случае, обследование состояния льдов в северной части пролива Лонга представляло большой интерес, тем более, что это обследование можно было связать с гидрологическими работами, которые, в совокупности с уже выполненными нами в Чукотском море гидрологическими станциями, могли бы дать ценные указания о режиме течений в проливе Лонга. Капитан Николаев также высказался за желательность обследования северного пути.
Чтобы попасть в указанный Фарихом район, нам надо было, прежде всего, выбраться из сплоченных
{1} Уже после «Литке» здесь были выполнены значительные работы на «Красине».
[68] льдов на чистую воду, откуда «Литке» пришел. Это оказалось делом нелегким. Продолжавшие дуть норд-вестовые ветры за четверо суток нашей стоянки уплотнили льды около ледореза еще больше, и они все время находились в состоянии сжатия. Только с большим трудом ледорез прокладывал себе путь среди льдов, проходя иногда за вахту всего только несколько корпусов корабля. Все же, наблюдая за работой ледореза и сравнивая ее с работой ледокольных пароходов типа «Сибиряков» и «Седов», я пришел к заключению, что «Литке» в сплоченных битых льдах имеет некоторые преимущества перед ледокольным пароходом. После тридцатичасовой ожесточенной борьбы, во время которой капитан не покидал мостика, мы, наконец, вышли на кромку. Это было 20 июля, в северной широте 68°41' и западной долготе 176°53'. Недалеко был виден затертый во льдах «Лейтенант Шмидт». Первый бой со льдами не прошел для ледореза даром: несколько заклепок оказалось срезанными, и в форпике появилась изрядная течь.
[69] Вдоль кромки льда «Литке» прошел на северо-восток около 60 миль. В широте 69°33' N и долготе 175°36' W мы зашли в шестибалльный лед и остановились, чтобы выпустить на разведку наш самолет в указанном Фарихом направлении. Куканов сделал предварительно небольшой пробный полет, во время которого обнаружил, что мотор работает неисправно. Пришлось снова поднять самолет на судно, где Куква принялся за починку мотора.
День 21 июля был ясный и солнечный, дул все тот же нордвест, но небольшой силы; одним словом, погода стояла самая «лётная». Вместе с Кукановым решил лететь Д. С. Дуплицкий. Больше двух человек наш крохотный самолет, без уменьшения запаса горючего, поднять не мог. Поэтому навигатора, к сожалению, на борт самолета взять нельзя было. Я просил Дмитрия Сергеевича каждые пять минут фиксировать состояние льда, оценивая количество его в баллах. В виду ограниченности радиуса действия самолета, весь полет должен был продолжаться часа три-четыре. Куканов предполагал лететь сперва на NW, затем на SW, после чего вернуться к ледорезу, описав, таким образом, треугольник. В 14 часов «Ш-2» стартовал и вскоре скрылся на норд-вестовом горизонте.
К условленному времени — 18 часам — самолет не вернулся, и мы, естественно, стали беспокоиться за наших разведчиков. Вечером мы получили радио с мыса Шмидта, позволившее нам вздохнуть облегченно. Оказалось, что самолет, выполнив разведку, на обратном пути не мог найти «Литке» (чего я и опасался), долго плутал, а когда горючее стало иссякать, Ф. К. Куканову не оставалось ничего другого, как лететь на мыс Шмидта. Чукотский берег Федор Кузьмич знал как свои пять пальцев. Несколько позже станция на мысе Шмидта сообщила нам, что «Ш-2» вылетел по направлению к ледорезу.
Мы стали ждать. Проходил час за часом, но самолет не показывался. Мыс Шмидта ничего нового сообщить нам не мог, станция в Уэлене самолета не видела. Настроение на корабле создалось чрезвычайно тревожное, и в эту ночь никто из нас спать не ло-
[70]
жился. Капитан приказал пускать из пароходной трубы густой черный дым; на мостике вахтенный штурман беспрестанно обшаривал горизонт биноклем. Через каждые полчаса мы запрашивали станцию на мысе Шмидта, но самолет и там не показывался. Что могло с ним приключиться? В голову приходили разные предположения, но наиболее вероятным казалось, что самолет имел на пути вынужденную посадку, вследствие порчи мотора. Было решено ждать до полудня, а затем итти ледорезом на поиски пропавших. На мысе Шмидта к поискам готовился летчик Фарих. Предположение, что и на этот раз самолет заблудился и не мог найти «Литке», большинством отвергалось, как малоправдоподобное. Перед стартом самолета с мыса Шмидта мы сообщили Д. С. Дуплицкому точное местоположение корабля, вместе с курсом, который самолет должен был взять. Единственный на корабле, кто не обнаруживал ни малейших признаков беспокойства, был бортмеханик Куква. «Не понимаю, зачем волноваться? — заявил он. — Вы просто не знаете Куканыча! Это такой человек, что из любой переделки сухим выйдет. Шли бы спать, а за Куканыча не тревожьтесь».
Куква оказался прав. Это выяснилось утром, когда мы получили от Д. С. Дуплицкого радио с мыса Шмидта. Вылетев по направлению к «Литке», самолет снова не мог найти его, с одной стороны, потому, что ветер сильно сносил самолет в сторону, с другой стороны — по той причине, что курс, вследствие незнания девиации компаса, был взят неправильный. После тщетных поисков ледореза Куканов повернул обратно к мысу Шмидта, но на этот раз бензина не хватило, и пришлось снизиться в Ванкареме, где в свое время было оставлено горючее летчиком Бабушкиным, о чем Куканов знал. Наполнив баки, Куканов с Дуплицким полетел на мыс Шмидта. На пути туда самолет имел вынужденную посадку в какой-то лагуне. Теперь Дмитрий Сергеевич просил нас подойти ледорезом по возможности ближе к устью реки Амгуемы, чтобы судно было видно с берега.
Только на следующий день, 23 июля, вскоре после полудня, самолет, наконец, снизился на воду у борта
[71] ледореза. Поздравив Д. С. Дуплицкого и Ф. К. Куканова с благополучным возвращением, мы повели их в кают-компанию, где уже был приготовлен горячий чай, за которым летчики рассказали нам о всех пережитых ими перипетиях. Больше всего нас интересовали, конечно, результаты ледовой разведки. Куканов сообщил, что сплоченность льда в северной части пролива Лонга составляет 10 баллов и что чистой воды он вообще не видел, если не считать редких, совсем ничтожных, разводий. Д. С. Дуплицкому состояние льдов показалось более благоприятным. Капитан решил, что итти на север не стоит, и повернул форштевень ледореза на запад, с целью следовать вдоль самого берега, как это обычно практикуют суда, ходящие на Колыму.
Недружелюбно посматривал я на наш «Ш-2», когда его водружали на старое место на корме ледореза. Пусть тебя, дружок, привяжут там покрепче, чтобы ты не вздумал больше летать! Я отнюдь не являюсь противником разведывательного самолета на борту судна, совершающего полярное плавание, и даже считаю, что самолет типа «Ш-2» вполне пригоден для этой цели. Но на самолете, улетающем на разведку в море, обязательно должно находиться радио, должен иметься выверенный компас и во время полета должна вестись прокладка курсов, с учетом сноса, испытываемого самолетом под влиянием ветра.
В этот день мы встретили очень много моржей. Первая залежка была невелика — на маленькой льдине, тесно прижавшись друг к другу, лежало около 20 зверей. «Литке» не успел еще приблизиться к залежке на расстояние верного выстрела, как моржи стали сползать в воду. Только самый большой из них не двигался и оставался на льду — его, видимо, одолевала лень. Но, в конце концов, почуяв в приближающемся судне опасность, бухнул в воду и он. Оставленная животными льдина была вся выпачкана нечистотами и имела крайне непривлекательный вид. Следующая залежка была несколько больше — голов около сорока, а вскоре затем мы натолкнулись на громадное сборище моржей, какого мне еще не приходилось видеть. По сделанному
[72]
мною грубому подсчету здесь находилось не менее 800—900 зверей, лежавших на льдинах кучками по 20—30 голов. Сторожевые моржи, имевшиеся в каждой группе, уже давно заметили судно и беспокойно поводили головой. Вскоре одна кучка за другой стала кидаться в воду. Брызги фонтанами взлетали кверху, вода кругом запенилась, и животные, рассерженные тем, что незваные гости потревожили их сладкий сон, с громким ревом носились между льдин. По плавающим моржам с «Литке» была открыта пальба, совершенно бесцельная, ибо убитый на воде и незагарпуненный морж камнем идет ко дну. Мне стало стыдно, когда я увидел, что от участия в этой бессмысленной бойне не удержался и Л. Ф. Муханов, мой соплаватель по «Седову», «Малыгину» и «Сибирякову», участник экспедиции на «Челюскине». Казалось, уже насмотревшись на моржей, он мог бы проявить больше выдержки, чем остальные стрелки, попавшие в Арктику впервые. На горячий темперамент молодого полярника взял на этот раз верх. Ни одного моржа мы, конечно, не добыли.
Морж в таких больших массах, как мы видели в тот день, встречается в настоящее время только в восточной части Советского сектора Арктики. О больших запасах моржа в омывающих Чукотский полуостров водах сообщал еще в середине XVII века казак Михаил Стадухин: «за Ковымою рекою на море моржа и зубу моржового добре много». На западе, где промысел моржа велся с давних времен, его много меньше, чем в Чукотском море. В шпицбергенских водах морж совершенно выбит, мало его осталось у берегов Новой Земли, и убыль моржа заметна даже на отдаленной Земле Франца-Иосифа.
У берегов Чукотки охота на моржа производилась до сих пор почти исключительно туземцами, но в последнее время в Чукотском море стали промышлять также боты Морзверпрома. Вскоре после «Литке» Чукотское море посетил зверобойный бот «Нажим», который взял здесь полный груз моржа. Не подлежит сомнению, что без строгого регулирования промысла, на основе изучения биологии моржа и учета запасов
[73] этого зверя, количество моржей станет уменьшаться и на востоке.
После моржовой бойни «Литке» вскоре вошел в сплоченный девятибалльный лед, в котором ледорез, однако, хорошо продвигался вперед. 26 июля мыс Шмидта остался позади. Первая серьезная преграда на нашем пути была взята.
[74]