Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Виленский, М. Черненко. Высокие широты

 Выс_широты - 0001.jpg
 Выс_широты - 0002.jpg
 Выс_широты - 0003.jpg
 Выс_широты - 0004.jpg
Э. Виленский, М. Черненко.
Высокие широты : 1-я высокоширотная экспедиция на ледоколе "Садко". 1935 г.
Полярная библиотека. 280 с: ил., портр., карт.; 22 см.,
Ленинград Изд-во Главсевморпути 1939
Переплет, форзац, заставки и концовки художника И. Ф. Лапшина


OCR, правка: Леспромхоз

Виленский, М. Черненко. Высокие широты

 ВШ - 0011.jpg
ПЛОВУЧАЯ ЛАБОРАТОРИЯ

Против площадки гидрологов — лаборатория гидрохимиков. Она уставлена колбами, пробирками, банками с притертыми пробками, мензурками и прочей химической посудой. Старый полярный волк Александр Федорович Лактионов не впервые в экспедиции. К послужному списку прибавится еще несколько тысяч анализов! Зато Николай Иванович Чигирин немного волнуется. Он первый раз в Арктике.
Гидротехники встретят воды различного происхождения. Нужно найти химические признаки, по которым можно было бы определить атлантические, арктические и речные водные массы. Каждая из проб воды будет проходить не менее пятнадцати анализов на содержание кислорода, фосфора, азота, кремния, борной кислоты, углекислоты, общего количества солей и других ее элементов.
Такие разносторонние работы по химии водных масс в Арктике производятся впервые.
На корме и полубаке работают в часы станций другие цехи нашей пловучей лаборатории. Под самолетной площадкой — пост планктонолога. Широкополая «зюйдвестка» и высокие резиновые сапоги делают В. Г. Богорова похожим на британского моряка или на норвежского тресколова.
Моря и океаны земного шара полны живыми существами. Многие из них получили широкую популярность и известность. Некоторые виды морского зверя и бесчисленных рыб являются предметом специального промысла. Но кроме них, всю толщу воды от поверхности до дна населяют мельчайшие существа животного и растительного мира. Они и объединяются названием «планктон».
[52]
 ВШ - 0012.jpg
Планктон — это вся толща воды с ее микроскопическими обитателями, это увлекательнейший мир мельчайших животных и водорослей, характерных для резких контрастов, свойственных жизни океана.
Богоров без конца может рассказывать о крошечных, величиной с булавочную головку, рачках-калянусах с острыми длинными усами и яркокрасным, кумачовым панцирем, о разнообразных микроскопических водорослях-диатомеях, помогающих быстрому разрушению льда, об ангелочках и чортиках, о стрелках и креветках. Рассматривая вместе с ним улов планктона под микроскопом, понимаешь, почему дарвинист.
[53]
 ВШ - 0013.jpg
философ и зоолог Геккель, изучая микроскопических животных моря, написал замечательную книгу о красоте форм природы...
Планктонологу Вениамину Григорьевичу Богорову тридцать лет, по он уже «старый» ученый, участник пятнадцати экспедиций. За научные работы во время сквозного похода «Литке» он награжден орденом Красной Звезды. Скромность не позволяет Богорову восхищаться. Разве к лицу действительному члену Океанографического института радоваться находкам, пусть даже новых, неизвестных форм атлантического планктона. Но вот в баночку с планктоном добровольный ассистент Богорова — Виленский — налил раствор формалина. Рачки взметнулись, отсвечивая замечательным зеленым светом. Казалось, что искринки изумруда загорелись в этой простой аптекарской склянке.
— Видите, видите! — в этом восклицании Богорова сказалась вся страсть ученого.
Планктонные организмы различны по происхождению. Сюда относятся многочисленные одноклеточные водоросли с отростками самой причудливой формы, иногда шарообразными, иногда вытянутыми в длину. Среди животных представителей планктона тоже встречаются разнообразные группы — от одноклеточных инфузорий до многоклеточных червей или крупных медуз.
Все эти организмы расселяются в толще воды неравномерно. Их больше всего в поверхностных слоях. Микроскопические водоросли глубже ста метров вообще встречаются редко; животные представители планктона находятся на всех известных глубинах, но чем глубже, тем в меньшем количестве.
Планктонные животные (от греческого слова πλανχτοί — блуждающий) лишь парят в воде и не могут, как рыбы или крупные морские звери, преодолевать течение воды. Поэтому они связаны с течениями, зависят от них, и сами характеризуют воды разного происхождения. Часто, в результате охлаждения или некоторого опреснения, воды, вливающиеся в Полярный бассейн из Атлантики, теряют свою специфическую гидрологическую характеристику по температуре и солености. Однако изучив планктон, мы можем точно установить, что воды эти атлантического происхождения. В свою очередь полярные воды или воды речного характера также имеют свое население, по которому можно определить их родину.
Значение планктона в жизни водоемов исключительно. Как ни малы эти организмы, но благодаря своему огромному количеству и способности чрезвычайно интенсивно размножаться, они занимают почетную главу в биологической океанографии моря.
[54]
 ВШ - 0014.jpg
Планктон — это первопища для более высокоорганизованных существ, вплоть до рыб и гигантов моря — китов. Планктон — это корм моря, его продуктивность, его жировые запасы. Являясь пастбищем для рыб, планктон имеет поэтому выдающееся хозяйственное значение...
Добрую половину лаборатории планктонолога занимают сети Джедди и Нансена. Сети разнообразны по длине — от
[55]
 ВШ - 0015.jpg
двадцати пяти сантиметров до шести метров. Сделаны они из нежного шелкового мельничного газа. Чтобы через сито прошло как можно больше воды, ему придана форма длинного конуса, по длине раза в три большего чем диаметр. Многие из сетей можно автоматически закрывать на определенной глубине, другие будут протаскиваться через всю толщу воды, собирая образцы «полного вертикального разреза». Размер ячей шелкового сита от 1,5 до 0,07 миллиметра. Самая густая сеть имеет пять тысяч отверстий на квадратный сантиметр.
Еще во время похода «Литке» В. Г. Богоров изобрел остроумный водомер, который позволяет во время похода отцеживать планктон из массы воды, поступающей для охлаждения в машинное отделение. Так родился простой и оригинальный способ сбора планктонных проб из поверхностных слоев воды по всему пути корабля. Водомер Богорова установлен сейчас в машинном отделении «Садко».
Богоров сможет таким образом изучать планктон и на станциях, и на ходу корабля.

Ученые пытливо раскрывают тайны океана. Жизнь на дне моря — жизнь бентоса — изучает гидробиолог Г. П. Горбунов. В его лаборатории все устроено очень удобно. За двадцать — тридцать экспедиций накопился немалый опыт организации «рабочего места». Согнувшись над тазом, куда сваливается весь улов станции, биологу часами приходится разбирать животных и растения, сортируя их по родам и видам. Здесь все под рукой. На полке лежат рядышком различные пинцеты. Сверху спускается резиновая трубка, по которой можно нацедить спирт, формалин или дистиллированную воду. На стене картонная коробочка с папиросами. Надпись лаконична: «берите сами, спички направо». Лампы снабжены самодельными абажурами и свет ярким пучком падает прямо в стеклянные кюветы, где копошатся обитатели морского дна.
Наверху проходят дни и ночи, летний зной сменяется зимней стужей, а в пучине моря неизменно мрачно и холодно. Среди зарослей морских лилий суетятся глубоководные раки; тут же разбросаны ярко окрашенные раковины моллюсков, мерцают красивые звезды бризингов, укрываются губки, похожие на небольшие птичьи гнезда, сотканные из кремнистых звездочек. Если когда-нибудь человек проникнет в глубины океана, перед ним предстанет огромный мир странных и разнообразных существ. Одни почти прозрачны, другие окрашены в нежные зеленовато-голубые цвета. То, что может пока-
[56]
 ВШ - 0016.jpg
заться с первого взгляда роскошными кустами гортензий, лилий, стебельками трав и зарослями яркокрасных кустарников — все это животные.
Донные водоросли живут лишь на небольших глубинах, куда проникают красные, желтые и зеленые части спектра необходимые для растений. Глубже могут жить только животные.
Фауну и флору морского дна — бентос — вылавливают драгой. Медленным ходом корабль волочит ее по дну. Острые края металлической рамы собирают в мешок животных и растения вместе с попадающимися на пути камнями и илом. Мешок драги, кстати, немногим отличается от тех сетей, которыми в древние времена ловили губки у берегов Сирии, раковины в Японии и устрицы в Средиземном море.
В этой же лаборатории установлены приборы геолога. Здесь орудует один из механиков экспедиции. Поставив ногу на низенькую табуретку, он что-то мастерит, превратив с помощью узкой изогнутой стеклянной трубочки пламя обыкновенной свечи в своеобразную паяльную лампу.
Механик дует в трубку, и струя воздуха отклоняет огонь. Узкий ланцет пламени облизывает проволочку и спаивает детали прибора.
Геология моря совсем не похожа на обычную земную геологию. Существует, оказывается, определенная зависимость между расположением отдельных минералов на дне моря и картой течения. В Карском море была составлена карта расположения тяжелых минералов. Оказалось, карта эта почти в точности повторяет карту течений. Море является как бы огромным вашгертом, отмывающим в определенном порядке различные породы. Об этом узнали не так давно. Многое еще не ясно. Однако в проливе Вилькицкого с помощью геологической карты тяжелых минералов удалось обнаружить одно подводное течение, ранее совсем неизвестное.
Если брать пробы поглубже, можно было бы составить историю течений в данном районе, историю того, как эти течения изменялись. Мы проникли бы в далекое прошлое моря. Но тут-то мы пока бессильны. Осадочные породы устилают дно моря неравномерно. В одном месте за год оседает два-три дюйма, в другом — пять. Нужно найти какой-то принцип для синхронизации проб, взятых с разных глубин. В этом может много помочь изучение содержания радия. Слой, лежащий на границе с гранитами, самый глубокий слой отложения, наиболее радиоактивный. Если найти его, можно определить координату для синхронизации всех отложений данного района. Это была бы совсем новая наука, нечто вроде палеогидрогеологии. Для со-
[57]
 ВШ - 0017.jpg
здания этой науки у нас еще очень мало данных, но как раз это и может заинтересовать. Там, где все ясно, остается лишь голый эксперимент, и ученый превращается в рядового наблюдателя. А у геолога есть над чем поломать голову. В гидрогеологии столько неясного, столько возможных путей для научного исследования!..
Для получения образцов грунта с морского дна употребляется трубка Экмана. Это основной «добывающий» прибор гидрогеологов. Хотя прибор называется просто трубкой, фактически это две трубки: одна длинная металлическая, вторая, вложенная внутрь, чуть потоньше. Трубка опускается за борт судна на тонком стальном тросе, с большой скоростью. Когда прибор достигает дна, свободно перемещающийся тяжелый груз с направляющими крыльями быстро скользит вниз и вгоняет тонкую бронзовую трубку глубоко в ил. Наверх приходит колонка полужидкого грунта, обычно длиной семьдесят — восемьдесят сантиметров, большей частью серого или коричневатого цвета, железистого в верхнем конце.
Длина «трубки» — около двух метров. Весит она пуда два. Надо обладать немалой физической силой, чтобы управиться с этим капризным прибором, особенно когда он выходит из воды и грозит раскрошить все, что попадется на его пути.
На полках геологической лаборатории много узких ящиков; в них укладываются столбики проб. Эти образцы высушиваются и привозятся на материк, как документы, рассказывающие историю моря. Некоторую часть проб геолог привезет в герметически запаянных стеклянных сосудах, в которых проба сохранит свою свежесть, влажность и обычную окраску.
Работа на станциях идет в две смены. Еще никому не удавалось достать в Северной Атлантике пробы донного ила с глубины трех тысяч ста метров. Проходит час, другой, и долгожданные колонки проб лежат на доске. Как много говорит геологу их красновато-каштановый, чуть розоватый цвет! Только у берегов Бразилии и на дне Желтого моря встречаются эти светлые илы — признак бедной органической жизни на больших глубинах.
Под микроскопом оживает каждая капля воды. Если зачерпнуть ее из поверхностной толщи моря, легко разглядеть в ней тонкие и красивые кремнистые коробочки диатомей — оболочку микроскопических планктонных водорослей, разбросанных в воде и одиночками, и красивыми гирляндами, рядами, нитями. Попадаются кремнистые звездочки, иголочки и решетки радиолярий — простейших животных атлантического происхожде-
[58]
 ВШ - 0018.jpg
ния. Кремневые и известковые ракушки отмирающих организмов надают на дно мелким густым дождем. Они устилают дно моря диатомовым или радиоляровым илом, но не глубже двух тысяч пятисот — трех тысяч метров. Дальше этих глубин они не доходят. По пути к абиссалям соленые воды успевают растворить ракушки. С глубочайших океанических глубин приборы приносят красноватый плотный осадок, который получил в науке имя красной океанической глины.
Экспедиция «Челенджера», впервые открывшая эту глину у берегов Бразилии, извлекла вместе с ней из глубин мори странные предметы. Потом натуралисты установили, что это ушные кости китов и острые зубы давно вымерших акул третичного периода. Зубы обросли плотным слоем марганцевых минералов. Сколько веков прошло с того времени, как упали кости на дно океана? Как медленно протекает жизнь в этих недоступных еще человеческому взору пучинах моря, если за многие века осадок ила еще не покрыл костей и зубов —вестников давно минувших геологических эпох? В красной глине исследователи нашли, кроме того, мельчайшие песчинки космической метеоритовой пыли. Занесенные из мировых небесных пространств, они нашли свой покой на дне океана.
На суше нет пород, сложенных из красной глины. По видимому, дно глубокого моря никогда не осушалось, никогда не становилось континентом.
Честь открытия красной океанической глины на глубинах Гренландского моря принадлежит нашей экспедиции. Наука получила новое подтверждение великой древности Гренландского моря. Летопись моря, его дно, на котором записала вся история водоема, открыла нам одну из своих интереснейших страниц.
Совсем недавно эта летопись поведала о том, что на дне моря происходит все время «выветривание» каменных обломков. Вместо солнца и ветра, эту гигантскую работу выполняют мельчайшие микроорганизмы бактерий. Могучие химические процессы изменения пород происходят благодаря этим бактериям. Они образуют не только железо и марганец, но и многие другие более редкие минералы, в частности кобальт, помогая создавать то великое разнообразие пород, которое открывается нам в горных кряжах на континентах.
Неожиданно на больших глубинах (свыше трех тысяч метров экспедиция обнаружила донные отложения... прибрежного характера: большие валуны, грубые песчанистые илы и гальку. Через многие века исследователи нынешних глубин Гренландского моря могут притти к неправильному выводу, что
[59]
 ВШ - 0019.jpg
эти глубочайшие впадины моря были в наше время прибрежными зонами. Они ошибутся. Эти прибрежные породы принесены извне.
Исследуя расположение таких отложений, геологи установили, что они тянутся грядой в направлении меридиана, там, где полярные льды встречаются с теплым Атлантическим течением. Льды, оказывается, несут на себе обломочный материал, который забрасывают на них течения, идущие от сибирских берегов. Растаивая, льды засевают этими обломками дно в глубокой части Гренландского моря. Так отмечает сама природа извечные места встречи, границу теплого глубинного и холодного поверхностного течений.
Весьма вероятно, что подобные явлении существовали и в прежние эпохи, и, может быть, отложения, которые считаются мелководными осадками древнего океана, на самом деле указывают на существование дрейфующих льдов и сложных морских течений в древнейшие периоды истории Земли.
Станция продолжается.
На корабле бьют склянки: начинается очередная судовая вахта. На мостик выходят геофизики. Радисты принесли им бланки телеграмм, испещренные цифрами. Это — сводки одной из многих станций, передающих метеорологические наблюдения для прогноза погоды. Чертятся карты погоды. Волны уносят небольшой красный буек с запиской на имя неизвестного: «нашедшего просят переслать записку в Ленинград с отметкой о месте находки». Записка напечатана на русском, английском и норвежском языках.
Станция продолжается.
На дно моря уходит трал Горбунова. У носовой лебедки авиатехник А. Герасимов. Сильный дрейф относит трос, стелет его по воде, путая расчеты расстояния. На полубак взбирается плотный широкоплечий великан. Он становится у борта и начинает командовать. Это — Михаил Сергеевич Бабушкин.
Горбунов «травит» трос с запасом. Увлекаемый дрейфом судна, далекий подводный невод, повисший на конце пятикилометровой стальной бечевы, тащится по морскому дну, собирая в кромешной тьме пучины богатый улов.
Команда — «вира! » Барабан вертится в обратную сторону, выбирая трос. Эта операция будет продолжаться долго — часа два-три. Ведь глубина — три тысячи метров.
И люди уходят в кают-компанию. Здесь всегда к услугам работающих горячий чай, масло, хлеб, колбаса, консервы, сыр.
[60]
 ВШ - 0020.jpg
Здесь, в ожидании трала или планктонной сетки, станционеры отогревают руки, коротая время в рассказах, воспоминаниях. Всеволод Березкин, рассказывая о воде Гренландского моря, говорит, что в ней, как и вообще в морской воде, есть некоторый процент золота. Упоминание о золоте служит поводом для рассказа Богорова. Его слушают с большим вниманием под доносящийся издали шум пыхтящих и стучащих лебедок...
— Несколько лет назад один германский ученый прислал в СССР вагон специально изготовленных герметически закупоривавшихся бутылок. К ним было приложено письмо. Ученый просил взять бутылки в одну из полярных экспедиций, чтобы, согласно его указаниям, выработанным им в течение ряда лет, — наполнить их морской водой, взятой в определенных местах, на определенной глубине. Ученый, оказывается, много лет работал над проблемой добывания золота из морской воды и истратил все свои сбережения на эти бутылки. Золото, которое он рассчитывал получить из этих проб, должно было с лихвой окупить его расходы.
Беднягу подвел, нуль. В своих расчетах он ошибся па один нуль и мог получить, таким образом, в десять раз меньше золота, чем предполагал. Случайно он обнаружил ошибку и телеграфно попросил не возвращать в Германию его бутылочное имущество. Оно съело все его сбережения, и ученый не смог оплатить обратный провоз бутылок с простой, не имеющей никакой цены, морской водой...
— А что сделали с бутылками?
— Я видел их, — ответил Богоров, — на разных кораблях. Очевидно, ими пользовались для различных надобностей.
— Ну, пошли за нашим золотом...
Люди снова напяливают теплые одежды и уходят на палубу. Десять пятнадцать минут ожидания — и из воды вытаскивают мокрый трал.
Трал неразборчив. Он выдергивает наверх и камни, и кораллы, и зазевавшуюся рыбку. У рыбки голубые глаза и яркая, как у левкоев, сине-фиолетовая окраска. В банку осторожно укладывают кружевную веточку коралла. Морские ежи, звезды, губки, нежные моллюски, глубоководные голотурии и карликовые ангелочки — все получают свое место на полках биологической лаборатории.
Глубоководные работы — не легкое дело. Руки стынут от прикосновения к ледяным приборам, пальцы отказываются работать и только дыханием их можно чуть-чуть согреть и заставить двигаться. Температура воды на больших глубинах— ниже нуля. Аппарат, пробыв там два-три часа, приходит,
[61]
 ВШ - 0021.jpg
как бы вобравший в себя холод подводной Арктики. Чертовски холодны эти аппараты.
Неудобно работать на палубе. Приходится стоять на больших жирных и скользких бочках. Дует пронзительный ветер. Правый борт во время дрейфа — всегда с наветреной стороны. Корабль то и дело ложится на бок. Но разве это останавливает энтузиастов, готовых скорее отморозить руку, нежели потерять какого-нибудь микроскопического рачка...
Но вот подняты на борт все приборы.
Можно итти дальше? — спрашивает вахтенный штурман, давно уже с нетерпением ожидающий окончания затянувшейся станции. — Три часа стоим! — хмуро бросает он.
— Кончили, Василий Иванович! Готово!
Снова слышен капитанский телеграф. Через несколько минут, оставляя позади треугольник волны, корабль устремляется вперед по курсу.
На полубаке Г. П. Горбунов старательно промывает свой улов. Его ящик похож на вашгерт золотоискателя. Довершает сходство струя воды, она бьет из резиновой кишки, размывая принесенную тралом со дна моря гору ила и камней, среди которых попадаются обитатели морского дна. Горбунов старательно вылавливает их пинцетом, укладывает в банки и стеклянные кюветы. Ил и камни морского дна — эта часть «добычи» принадлежит геологу. Богоров спускается в машинное отделение и берет там пробу, собранную его автоматом.
Наконец, все рассортировано, зафиксировано, записано, отмечено. И только, когда закончена эта работа, можно снова пойти в кают-компанию и, отвечая на многочисленные вопросы, вдыхать живительную теплоту. Нигде, пожалуй, люди не ощущают так всей прелести тепла, как в кают-компании.
Пьют горячий чай с лимонным или клюквенным экстрактом. Снова начинаются беседы. Люди очень утомлены — сегодня это уже вторая ночная станция, но не хочется уходить, так возбуждены все своими уловами. И снова слышатся воспоминания рассказы, советы. Сверху спускается Ушаков, интересующийся добычей, бодрствующий вместе со всеми. Он присаживается и. уступая настояниям, рассказывает о своих зимовках, о жизни эскимосов, чукчей, о зверях, о птицах. В рассказах Ушакова о холодном Севере много теплоты, много юмора, хорошего, доброго юмора. Целый ряд событий и людей... Перед слушателями проходят Северная Земля, остров Врангеля, Северный морской путь, Америка, лагерь Шмидта... Буфетчик Устиныч
[62]
 ВШ - 0022.jpg
пришел подметать пол и застыл у двери, слушая рассказы Ушакова.
Спать, что ли? — спрашивает начальник.
Еще, еще, — просят со всех сторон.
И он рассказывает:
«У каюра Журавлева родилась на Новой Земле дочка. Она прожила там восемь лет, никогда не видела Большой земли, но зато вдоволь насмотрелась на птиц и зверей, хорошо изучила их повадки, могла без ошибки сказать, когда птица собирается взлететь, а нерпа нырнуть.
Девочка приехала в Архангельск. Когда она выходила на пристань, то впервые в жизни увидела извозчика. Какое-то насекомое укусило кличу, и та взмахнула хвостом.
Папа, папа, она сейчас полетит! — возбужденно закричала девочка, знавшая, что птица перед взлетом взмахивает хвостом».
Общий хохот покрывает последние слова рассказчика, который больше не хочет оставаться в кают-компании и гонит всех в каюты.
Отголоски смеха звучат в коридорах и на лестницах. Люди отправляются спать. Но разве уснешь, когда надо записать в дневники все виденное и слышанное, составить наметки на
[63]
 ВШ - 0023.jpg
завтрашний день, обменяться впечатлениями с соседом. И когда через час проходишь по коридору, во всех каютах слышны голоса: никто еще не уснул.
Чтобы отнести в радиорубку телеграмму, надо выйти на верхнюю палубу и пройти мимо собак. Это наши друзья. Чудесная овчарка Махно, неизвестно почему так обидно названная, приветливо машет хвостом. Кто-то из-за горы ящиков говорит:
— Не улетишь, Махно! Не улетишь!
... Три дня идет «Садко» по семьдесят шестой параллели. На 8° западной долготы по горизонту легла широкая белая полоса. Яркие зайчики, отраженные невидимым зеркалом, окаймили море.
Причудливые белые лилии — ледяные кувшинки — плывут по морю. Их обгоняют глыбы голубовато-зеленого льда, напоминающие то ископаемого мастодонта, то огромные пчелиные соты. Большая ледовая птица гонится за цветами; на столбике льда, подточенном теплой водой, широкая, как у пеликана, голова.
Часто льдины напоминают цветом куски медного купороса. Вода пробивает в них каналы, пещеры, гроты. Вот плывет огромный гриб, и удивительным кажется, как держится он па тоненьком корешке. Вот древнерусская ладья: не верится, что она сделана без участия человеческих рук.
Двадцатая, последняя на 76° северной широты, станция проходит в бухточке, в подкове ледяных полей. С трех сторон лед. Слышен шум прибоя. Волны наступают на ледовую преграду, как на береговые рифы.
Сворачиваем на северо-восток к семьдесят восьмой параллели, чтобы второй раз пересечь Северную Атлантику теперь уже с запада на восток.
Запутывая вконец счет времени, в два часа ночи из облачной марли в центр небосклона, в зенит, выбралось яркое и, пожалуй, даже жаркое солнце. С верхней палубы ретивые стрелки палят по бутылке, сброшенной в волны. Дневальный обходит каюты и находит их пустыми.
— Станция, — прерывает он играющих в домино. Пользуясь солнцем, любители перебрались из кают-компании прямо на палубу.
С верхнего мостика далеко ввысь уходит радиозонд. Его пиликающие сигналы принимают в радиорубке аэролог Гутерман и радист-челюскинец Сима Иванов. На высоте девяти тысяч метров отмечена температура минус шестьдесят градусов.
[64]
 ВШ - 0024.jpg
Сегодня, — говорит Ушаков, — ударная станция. Разрез глубиной в двенадцать километров. Три в глубину, девять в высоту. Не плохо.
Закончена атака недр воды. Подняты на палубу тросы, батометры, драга, трубка Экмана, планктонные сети. Корабль на ходу. Регулярно измеряем глубины.
Много романтических страниц посвящено в морских рассказах матросу, забрасывающему веревку с грузом для замера глубины. Ровными кольцами собирает он линь на своей руке. Нот выброшен груз, и веревка вытягивается, быстро скользит в море. Короткий толчок. Лот достиг дна. Снова нанизываются кольца веревки. Мокрые, оплетенные водорослями, они висят на руке матроса...
Сейчас глубину измеряет эхо.
У килевой обшивки корабля установлен отправитель звука — пакет никелированных пластинок. Когда через обмотки, окружающие эти пластинки, проходит электрический ток, они сжимаются. Разжимаясь, они дают высокочастотный звук, который пробивается на дно моря. Хотя этот звук не слышен для человеческого уха, но подчиняется всем законам акустики. В воде он распространяется со скоростью полутора тысяч метров в секунду. Если глубина семьсот пятьдесят метров, то до дна звук идет полсекунды и через полсекунды возвращается его эхо. Эхо заставляет вибрировать приемник эхолота. Электрический ток индуктируется в его обмотках, идет наверх, в рубку. Меж контактами проскакивает искра. На регистрирующей бумажной ленте появляется штрих записи. Штрих этот коричневый, словно прожженный в бумаге электрической искрой. Но это не прожог, а запись, электрозапись на ленте, пропитанной солями йодистого серебра. Расстояние от края ленты до штриха показывает глубину моря от днища корабля.
На ленте причудливым гористым рельефом вычерчены глубины моря. Но это только запись эхолота. Она показывает возвышения и провалы, подводные холмы и ложбины.
У эхолота часто появляется А. И. Дубровин. Сложный прибор с самого начала экспедиции заинтересовал нашего корабельного инженера.
— В полночь 22 июля вырвалось из тумана солнце. На море много птиц — люриков, чистиков. Целый день солнце не покидает нас. Виден Шпицберген. Пирамиды гор, прорезанные ледниками, нанизанные одна на другую кряжистой грядой, под-
[65]
 ВШ - 0025.jpg
нимаются из моря. Последняя станция перед Баренцбургом. Все собрались на полубаке. Все выбриты, подтянуты. Поблескивают пуговицы морских кителей. Вокруг смуглые, загорелые, обветренные северными ветрами лица.
Расстояние в море обманчиво. Почти три часа добираемся до входа в Айсфиорд. Вспугиваем уток, спокойно плавающих у входа в залив. На левом мысу виден птичий базар.
Входим в Айсфиорд. Впереди небольшой белый пароход. Он проходит вглубь фиорда, очевидно к Адвенбею. Нам с ним не по пути. Сворачиваем вправо, в зеленую бухту — бухту Грингарбур.
От Баренцбурга навстречу «Садко» идет катер.
[66]

Пред.След.