Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Виленский, М. Черненко. Высокие широты

 Выс_широты - 0001.jpg
 Выс_широты - 0002.jpg
 Выс_широты - 0003.jpg
 Выс_широты - 0004.jpg
Э. Виленский, М. Черненко.
Высокие широты : 1-я высокоширотная экспедиция на ледоколе "Садко". 1935 г.
Полярная библиотека. 280 с: ил., портр., карт.; 22 см.,
Ленинград Изд-во Главсевморпути 1939
Переплет, форзац, заставки и концовки художника И. Ф. Лапшина


OCR, правка: Леспромхоз

Виленский, М. Черненко. Высокие широты

 ВШ - 0001.jpg
В ГРЕНЛАНДСКОМ МОРЕ

Утром каюр Федор Журавлев приносит собакам первый завтрак — rуски кровавого тюленьего мяса. Тридцать питомцев встречают «воспитателя» визгом и лаем. Им вторит на корме дюжина поросят, загнанных в тесный закут. Визжит Джимка — прекрасная черная лайка, мохнатая, как медвежонок. За строптивый прав она разлучена с товарищами и посажена на цепь. Недавно Джимка оторвала штанину у зазевавшегося штурмана Иванова. Журавлев намеревался ее примерно наказать, но пес вскоре совершил «подвиг». Из загородки выскочил поросенок, намереваясь «сыграть» за борт. Джимка, не потерпев нарушения корабельного устава, подняла оглушительный лай. Поросенок был задержан и водворен на место.
Итак, начинается утро. На семьдесят шестой параллели утро стало понятием относительным. И днем и ночью одинаково светло и туманно. День, ночь, сон, отдых — все перепуталось. На корабле установилось новое исчисление времени — по станциям.
Когда люди встают, они прежде всего заходят в кают-компанию.
Это большое помещение с буфетом, диванами у стен, тремя длинными столами и привинченными к полу вертящимися стульями. Десяток иллюминаторов сравнительно не плохо освещает кают-компанию в солнечные дни. В остальные дни горит электричество.
Тремя столами по морскому обычаю командуют трое старших на корабле. Председательское место у центрального стола
[42]
 ВШ - 0002.jpg
принадлежит капитану Николаеву, у других — старпому Ножкину и его дублеру Маркову. Эти места неприкосновенны даже тогда, когда их владельцы на вахте. Однажды один из «сухопутных» участников экспедиции, не зная о традиции, занял место Ножкина. Тотчас же штурман Иванов вежливо, но твердо напомнил о неписанном корабельном законе...
У каждого члена кают-компаний есть свое постоянное место. Руководители экспедиции немало повозились с распределением мест. Надо было растасовать людей, разных по возрасту, специальностям, квалификации, добиться наилучшей комбинации угрюмых и жизнерадостных, молчаливых и говорунов, скептиков и оптимистов, легкомысленных и серьёзных.
Разбивка удовлетворила всех. Правда, сначала были недовольные, но атмосфера веселья в кают-компании, реплики и остроты, летающие от стола к столу, примирили ворчавших. Саша Погосов — черноволосый юноша с громким голосом и слегка восточным акцентом — обстреливает шутками кинооператора. Бабушкин и Зубов регулярно провоцируют журналистов, фотографа Варламова и кинооператора Ешурина. То и дело они сообщают о появлении медведей, которых в действительности нет, или о предстоящем полете над Гренландией, который, конечно, тоже не состоится.
Первое время многие «клевали». Особенно страдал Ешурин. Ему, бедняге, чаще других приходилось есть холодный суп. После каждой провокации он пулей вылетал из-за стола и мчался за киноаппаратом.
Теперь шутки не действуют. Все привыкли к ним и... чуть было не прозевали первый лед.
По курсу размечены пункты остановок. Через каждые тридцать миль «Садко» подходит к точке, отмеченной на карте небольшим карандашным крестиком или кружочком. Штурман поворачивает ручку телеграфа, соединяющего мостик с машинным отделением.
— Дзин-н-нь!
Стрелка быстро пробегает по циферблату мимо русских и английских названий и послушно замирает острием вверх. Стоп! Вторая такая же стрелка бежит по циферблату телеграфа в машинном отделении. Механик прекращает свой обход. Он быстро перебрасывает рычаг, и машина умолкает. Ритмично покачиваясь на широкой зыби, корабль останавливается. А вниз, в каюты, уже бежит дневальный.
— Станция! — коротко говорит он, постучавшись в дверь, и бежит дальше к следующей каюте, в красный уголок, в кают-компанию.
[43]
 ВШ - 0003.jpg
Станции сломали весь распорядок жизни корабля, которым обычно так гордятся моряки. Станции смешали все представления о времени, о сне.
Станция! Услышав это слово, люди вскакивают с коек, с кресел красного уголка, убегают от шахматных столиков, смешивают кости домино. Люди напяливают на себя робы, дождевики, кожанки, сапоги, ватники, рукавицы. Все устремляются на палубу, к лебедкам, к длинным тросам, в погоне за водой, илом, планктоном, лучами, бактериями, донными животными, льдом...
Часто пошаливает море. Волна медленная, океанская. Она подбирается исподтишка. Стремительный холодный ветер сбивает с ног.
Перепрыгивая через бочки с горючим, баллоны с водородом, лавируя между горами разборных домиков и нарт, научные работники пробираются к своим рабочим местам.
Первая станция на семьдесят шестой параллели отметила глубину в пятьсот восемьдесят пять метров. Вторая — две тысячи пятьдесят, четвертая — три тысячи сто метров. (На третьей станции из-за сильного дрейфа никак не могли «взять глубину».)
После станции идем ходом в восемь узлов. Ветер попутный. Курс на запад и полрумба 1 к зюйду.
Корабль идет по семьдесят шестой параллели от южной оконечности Шпицбергена до гренландских льдов. Пересекаем южную, самую широкую часть лазурного моря. Норвежцы называют это море Норвежским, американцы — Гренландским, англичане — Североатлантическим, русские поморы — Варяжским.
Огромные его просторы омывают Шпицберген, Гренландию, Скандинавию. На юге море отделено от Атлантики цепью скалистых островов. Исландские и Шотландские острова — это вершины великого подводного хребта, южного порога, который спрятался в воде на глубине шестьсот—восемьсот метров.
На востоке к Гренландскому морю примыкает море Баренца, с глубинами, не превосходящими двухсот метров. Это в сущности — залив Гренландского моря.
Мы стоим у карты.
— Вот этот район остается белым пятном, — обводя указкой север Гренландского моря, говорит Зубов. — Глубины здесь промерял только Свердруп, когда он плавал на «Фраме». А потом, изучая геологическое строение района, Нансен высказал пред-
1 Румб — 11°24', одна тридцать вторая часть окружности.
[44]
 ВШ - 0004.jpg
положение, что тут лежит порог, отделяющий Гренландское море от Полярного. Порог Нансена якобы соединяет подводным кряжем Шпицберген и Гренландию.
В двух местах карты моря, почти в центре его и у острова Ян-Майена, синеют пятна больших глубин.
Вы спрашиваете о глубинах? А знаете ли вы, что глубина интересует не только гидрологов, но и биологов. Организмы моря связаны обычно не только с водами определенной температуры и солености, но и с определенным давлением. Если поднять рыбу из пучины моря, у нее вылезут глаза, вылезет через рот желудок. Рыба гибнет от перемены давления. Правда, и в этом правиле есть свои исключения. Живой остается треска. Ее можно поднять тралом с глубины полукилометра. В сетях она часто обжимается под тяжестью шести-семи тонн. И ничего. При научных исследованиях треску обычно метят — к хвосту прикрепляют металлические жетоны. Процедура эта отнимает немало времени. Рыбешку мытарят на палубе с полчаса, а то и больше. Затем ее выпускают в море. Ну, и поминай, как звали. Уйдет на глубину, как ни в чем не бывало.
[45]
 ВШ - 0005.jpg
— Неужели треска растекается но всей толще моря?
— Нет, это не совсем точно. Как и многие другие рыбы, она связана с определенной глубиной, но еще больше с определенным течением и температурой воды. Можно построить карту изотерм и почти безошибочно выходить с тралом для глубинного лова на линию определенной изотермы. Поэтому, когда теплое течение дошло до Новой Земли и проникло даже в Карское море, там образовались новые места лова, новые промыслы.
Мы продолжаем путешествие по карте.
С востока и запада Гренландское море переходит в материковую отмель. Эта отмель тянется на десятки километров, напоминая об эпохах медленного подъема и опускания, которые переживают континенты и моря. Наш Фенно-Скандинавский щит суши, на котором лежит Скандинавский полуостров и острова Шпицбергена, поднимается сейчас, примерно, на один метр в столетие. Об этом свидетельствуют террасы на берегу Шпицбергенских фиордов. Скалы, бывшие некогда берегом моря, отступили вглубь суши и высятся вдалеке гигантскими конусами.
Берега Евразии также упорно опускаются вниз. Нынешнее морское дно было еще недавно (если считать по геологическим часам) сушей — частью материка. Поэтому глубины в двести — двести пятьдесят метров, обычные для большинства наших северных морей — Баренцова, Карского, Лаптевых, Восточносибирского, — и сейчас считают лежащими в границе евроазиатского континента. Лишь за этими приматериковыми морями начинается крутой континентальный склон — начало настоящего океана.
— Если сбросить в океан всю сушу, — поясняет Н. Н. Зубов, — срыть континенты, выравнять всю массу земли, вода покрыла бы земной шар слоем в две тысячи четыреста сорок метров. Это — как бы средний условный уровень мирового океана. Ученые называют поэтому глубины, лежащие ниже двух тысяч четырехсот сорока метров, ложем мирового океана. В морях и океанах, ныне покрывающих земной шар, встречаются и большие глубины. Их называют абиссальными глубинами, абиссалями.
Эхолот уже замерил глубину на очередной станции.
— Три тысячи двести метров! — сообщает с мостика вахтенный штурман.
Корабль находится почти над предельной глубиной Гренландского моря, не уступающей многим точкам океана.
[46]
 ВШ - 0006.jpg
Заговорили лебедки. На правом борту, против выхода из кочегарки, в центре корабля работают гидрологи. Всеволод Александрович Березкин и молодой аспирант-коммунист Леонид Балакшин нанизывают на тонкую струну троса пустотелые батометры — приборы, похожие на маленькую торпеду.
— Трави тысячу...
Торпеда падает вниз. Она послушно спускается на тысячу метров, чтобы замерить температуру и принести из глубины моря пробу воды очередного горизонта. Но этим данным составляют карту моря, карту его течений.
Узкий трап ведет на верхнюю палубу. Часто приходится вскакивать на его ступени, пока поднявшаяся у релингов зелено-голубая стена не рассыпется холодным водопадом. Зазевавшийся может пенять на себя. Пойти переодеться, сбросить ватник и сапоги он сумеет лишь через десять—двадцать минут, когда лебедка извлечет приборы на поверхность.
Большая лебедка с трамвайным контроллером носит имя «трамвая», вторая — поменьше — сильно шумит и прозвана «таратайкой». Трос сматывается с барабана круг за кругом, безмолвно опускаясь в пучину моря. Порой кажется, что эта стальная нить неподвижна. Только по ободу часов-счетчика быстро бегут стрелки. Они отсчитывают единицы, сотни, тысячи. Стоп! Через несколько минут, когда пройдет срок, положенный для замера температуры, вспенивая море и посылая вверх тонкий дымок воздушных брызг, по тросу скользит вниз «почтальон» — груз, закрывающий батометр.
Приложив ухо к тросу, Балакшин слушает. Удар «почтальона» четко передается по стальной ниточке. Его можно ощутить и рукой, — когда груз «дошел» и ударил, резко и нервно вздрагивает трос.
— Выбирай!..
Снова бегут стрелки по ободу счетчика. Гудит мотор. Вот метнулась в воде и выскочила вверх, словно случайно повисшая на стальной, удочке, большая белая рыба. Это — батометр. Таким прибором собирают пробы воды со всех глубин от десяти до трех тысяч метров.
На пути кораблей встречаются разнообразные течения. Это — морские реки разных направлений, различной силы, соленые и пресные, теплые и холодные. Гидролог призван осветить мореплавателям обстановку плавания по этим рекам. Он изучает разнообразные свойства морской воды, состав ее, плотность, цвет, прозрачность, температуры на поверхности и на
[47]
 ВШ - 0007.jpg
глубинах, колебания уровня моря, течения на разных горизонтах, размеры и формы волн, возникающие при разных ветрах, режим льдов и многое другое.
Наблюдения на остановках, "станциях", идущих по одной линии, составляют гидрологический разрез. Цифры солености (плотности) и температур складываются в карту разреза.
Наиболее плотными и солеными являются воды южных океанов. Из Атлантики такие воды приносят на север Гольфстрим. Рассматривая карту солености воды на разных глубинах Гренландского моря, нетрудно определить, какие воды пришли сюда из Атлантики, какие с севера — из Ледовитого океана. Уже такая карта отвечает на вопрос о происхождении вод.
Зимой в кабинетах Гидрографического управления разрезы соединятся в единую карту течений всего моря. Тогда откроются силы, перемещающие водные массы и тайны течений, идущих в морях и океанах.
Мы уже знаем, что снаряды, которыми гидрологи штурмуют недра моря, называются батометрами. Это пустотелые трубки, толщиной с руку, с кранами на обоих концах. Снизу батометр имеет шарнирный зажим, который крепко закрепляется на стальном тросе. До намеченной глубины батометр опускается с открытыми кранами. Вода свободно проходит по трубке. Но вот глубина достигнута. Посланная по тросу тяжелая гирька ударяет по пружине, освобождает верхнюю лапку, обе крышки от удара закрываются, и весь прибор переворачивается, повиснув на нижнем зажиме. Проба воды получена.
А вниз по тросу до следующего батометра уже летит вторая гирька, которая заранее была подвешена к первому прибору. Когда батометр перевернулся, гирька освободилась и закрыли следующий прибор серии.
В далекое путешествие, вместе с батометрами, уходят наглухо к ним прикрепленные специальные глубоководные термометры, хитроумно рассчитанные для определения температуры именно на гой глубине, где их перевернет удар грузика.
В снаряжении гидрологов много интересных приборов. Любопытный прибор — это вертушка Экмана-Мерца для определения скорости и направления течения. Течение приводит во вращение легкий четырехкрылый пропеллер. Скорость вращения этого пропеллера, а следовательно, и скорость течения отмечаются небольшим счетчиком. Для того чтобы учесть направление течения, человеческий ум нашел замечательный по простоте и оригинальности выход. На раме под счетчиком укреплена легкая компасная коробка со стрелкой, поверх кото-
[48]
 ВШ - 0008.jpg
рой сделан небольшой жолобок. Внутри коробка разделена на двадцать четыре сектора, каждый в виде глубокого гнезда. Во время действия вертушки через каждые двадцать оборотов из счетчика по особой трубочке скатываются небольшие металлические шарики. Они попадают на стрелку компаса и скатываются дальше в то гнездо, на которое указывает в этот момент северный конец стрелки. Вертушка приводится в действие и останавливается ударом посыльного грузика, скользящего по тросу. Подняв вертушку, достаточно пересчитать шарики в каждом гнезде и отметить номер секторов. Этим определены и сила и направления течений.
[49]
 ВШ - 0009.jpg
После сложных математических расчетов гидрологи для каждой точки, где взята проба, выводят некую условную единицу — удельные объемы. Эта величина суммирует и плотность, воды, и давления, и температуры. Вычерчиваются линии равных удельных объемов. Где получается горизонтальная линия, там нет течения. Где линия изогнута — течение есть. Гидрологи условно выбирают какую-то наиболее горизонтальную плоскость, как плоскость равновесия. От нее и отсчитываются высоты до любой точки моря. Полученные величины называют динамическими высотами и глубинами. Если вычертить карту этих высот, море будет разделено холмами и ложбинами. По нему пройдут горизонтали, как на топографической карте. Вода движется вдоль горизонталей. Она течет от больших динамических высот к меньшим, подчиняясь всеобщему закону природы, закону движения при разности уровней.
Мы можем срезать на пятьдесят, на сто, на сто пятьдесят, на двести метров поверхностные слои морской воды и составить для этих глубин новую карту. Карта расскажет о подводных морских течениях на любой глубине.
Героям Жюль-Верна — Гленарвану, Мери и Роберту Грант — пришлось пережить много интересных приключений в поисках капитана Гранта. В их распоряжении была полуразмытая водой бумажка, принесенная морем в бутылке. Бумажка хранила остатки цифр, указывавших широту и долготу места, где произошло кораблекрушение.
Современные мореплаватели, располагая даже меньшими данными, чем дети капитана Гранта, смогли бы гораздо быстрее и с меньшей затратой сил найти людей, потерпевших кораблекрушение. Мореплавателям нашего века помогла бы гидрология. Карты течений, составленные почти для всех южных морей, рассказали бы, откуда принесена записка.
Но бутылка Жюль-Верна сохранилась и в современной гидрологии. Правда, в ряде случаев она принимает совсем иной вид, терял свой романтический облик стеклянного сосуда, облепленного ракушками, моллюсками и камешками.
Изучая морское течение, гидрологи широко используют деформированную бутылку — деревянный буй. Стеклянный хрупкий сосуд превратился в большой яйцеобразной формы кусок дерева с выточенным, тщательно закрытым каналом. В этот прорез вкладывается запаянная стеклянная трубочка с—запиской, указывающей, куда надо сообщить о нахождении буя. Деревянное яйцо, увлекаемое течением, приливами и отливами.
[50]
 ВШ - 0010.jpg
проходит сложный и длинный путь. Вероятно, рыбы с недоумением разглядывают этот странный и несъедобный предмет, а медвежата азартно играют импровизированным волейбольным мячом, неизвестно откуда занесенным водами. Но отнюдь не для забавы бросают их гидрологи. Обновленные бутылки капитана Гранта — это пловучие контролеры науки. Они помогают выверять расчеты и карты, составленные по цифрам температур и плотностей.
Экспедиция на «Седове» выбросила в 1934 году у острова Визе в Карском море несколько буев. Один из них, датированный 1 августа, был найден 1 июня 1935 года у северо-западных берегов Норвегии. Этот буй обошел с севера Землю Франца-Иосифа, Шпицберген и затем восточногренландским течением был принесен к Лофотенским островам. Буй прошел за десять месяцев тысячу восемьсот миль, в среднем пять миль за сутки.
Буй «Седова», выброшенный в 1930 году, прошел этот же путь почти в два года. Это показывает, что в конце 1934 и в начале 1935 года происходила необычайно усиленная разгрузка Полярного бассейна от льдов. Через ворота между Гренландией и Шпицбергеном в Гренландское море происходит как бы извержение льдов из Полярного бассейна.
На картах, лежащих в каюте Вс. Л. Березкина, сотни линий пересекают моря, заливы и проливы. Они свидетельствуют о том, что многие секреты морей и океанов уже раскрыты. Но как много еще предстоит изучить нашим ученым! Если теперь, располагая даже меньшими данными, чем имел Гленарван, можно было бы найти Гранта, но все же как мало мы знаем о северных течениях, о северных путях Гольфстрима. Нет, впереди еще непочатый край работы, чрезвычайно интересной, увлекательной и бесконечно плодотворной.
... Одна за другой в глубины моря падают торпеды гидрологов. Мерзнут пальцы. Неожиданно обкатывает подкравшаяся волна. Но станция ждать не может. Она имеет свое твердое расписание. И, сбросив перчатку, Вс. А. Березкин, всем телом навалившись на релинги, еще сильнее зажимает барашки, укрепляющие батометр на тросе.
[51]

Пред.След.