В СЕВЕРУ ОТ ШПИЦБЕРГЕНАНа рассвете 30 июля мы снова в Гренландском море.
Под самым носом шныряют боты норвежских рыболовов. Красные и черные флажки, разбросанные на буйках по морю, показывают места многочисленных неводов. В Баренцбурге рассказывали об одном недоразумении с этими флажками. Группа ботов, проходя с рейда, выставила буйки на палубе. Казалось, что боты специально расцвечены красными флажками. Недавно приехавшие донбасские горняки были чрезвычайно польщены таким приветствием и проводили боты долгой овацией. Позже они узнали о своей ошибке и обиделись. Но теперь рыбаки, проходя мимо Баренцбурга и Грумант-Сити, обязательно выставляют красные флажки.
Обилие рыбацких ботов волнует штурманов. Того и гляди, трал вместо морских звезд и голотурий принесет порванные сети норвежцев. Тогда не оберешься неприятностей. Это готовый прецедент для дипломатической переписки.
Долго кочуем по морю, пока, наконец, рыбаки исчезают из поля зрения. Вахтенный штурман облегченно вздыхает.
Незаметно пересекли границу материковой отмели. После глубины в двести метров на первой станции сразу выходим в район, где дно моря лежит на глубине две тысячи шестьсот три тысячи метров. Мы снова в океане.
Продвигаясь по семьдесят восьмой параллели, «Садко» вскоре встретил пловучие льды. Свернули к северу.
Капризы Арктики часто дают о себе знать. Полдня светит солнце. Потом туман. Неожиданно, когда на материке ночь, вырывается солнце и под его лучами яркой алмазной пылью
[87]
загорается снег, покрывающий льды. Только море остается темным и угрюмым.
На мостике установили ледовую вахту. Но пути корабля ведутся подробные круглосуточные наблюдения за льдами. Отмечают их плотность, густоту и направление торосов, границы пловучего льда, зарисовывают наиболее оригинальные ноля и льдины.
В сравнении с прошлым годом кромка гренландских льдов отодвинулась далеко на запад. Это новое доказательство продолжающегося потепления атлантических вод.
Глубоководные станции тоже отмечают потепление в сравнении с прошлогодними данными «Персея», который шел по этому же разрезу. Прослойка воды с положительными температурами доходит до глубины в семьсот пятьдесят метров (против пятисот метров в прошлом году). Атлантика вливает в огромную чашу Гренландского моря, а через нее и в Полярный бассейн дополнительные миллиарды калорий тепла, подтачивая льды.
На одной из станций с пятисотметровой глубины Богоров извлек интереснейший экземпляр гребневика. Запертый в банку, он долго гребет там своими ресницами. Но его телу пробегают огни — красные, зеленые, синие, фиолетовые. Пойман удивительный моллюск Клио, но виду напоминающий кондора, но только с непомерно большой головой. Клио быстро машет крыльями. Он кажется уродливой карикатурой на могучих пернатых хищников, парящих над Памиром или скалистыми Кордильерами.
Утром 2 августа повернули от кромки на восток. Пока отсыпались, все вокруг изменилось. Исчезли льды. Стало тихо. Навис густой туман. Очередной промер показывает глубины и семьдесят — восемьдесят метров. Очевидно, где-то недалеко северные берега Шпицбергена.
Забастовала рация. Не отвечают Архангельск, Мурманск. Диксон. Эфир точно перерезан плотной завесой.
— Это все Шпиц нам погоду портит, — говорит Женя Гершевич.
Он бесконечно огорчен тем, что ему не удается связаться с материком. Поеживаясь от сырости в своей неизменной зеленой фланелевой курточке, он то и дело выбегает на палубу и всматривается в туман. Но мир обрывается в нескольких метрах от корабля.
— Горы все, горы. То же самое на «Сибирякове» было, когда мы к Францу-Иосифу ходили. Наверное руды много, железа, может радий.
[88]
Предположения Гершевича не лишены основания. Горы северного побережья Шпицбергена, почти не изученные геологами, прячут, вероятно, в своих недрах много разнообразных руд, а быть может и самородных металлов. Трудно радисту работать в таком "окружении".
На море мертвая зыбь. Плотная стена тумана заволокла горизонт. Поскорей бы выйти на север от Шпицбергена, где архипелаг сможет защитить нас от назойливого южного ветра. Этот ветер у Семи Островов сулит ясную и солнечную погоду.
Туман спрятал живописные северные берега Западного Шпицбергена.
Где-то невдалеке на юге остаются знаменитые Датские острова, в былое время — центр китобойного промысла. Еще в XVII веке острова Датский и Амстердам по международным соглашениям были отведены как база для датских промышленников.
Бухта Коббе-бей на западном берегу острова Датского — первая из всех бухт Шпицбергена очищается от льда. На побережье внутренней бухты имеется озеро с пресной водой, никогда не промерзающее до дна. Все это хорошо знали китобои.
На северном берегу острова расположена прославленная бухта Вирго, названная так но имени корабля, который доставил сюда тридцать восемь лет назад смелого воздухоплавателя Андрэ. Отсюда 11 июля 1897 года начался полет на воздушном шаре к Северному полюсу. В прошлом году на берегу уже не было ни избушек, ни ангара. От базы экспедиции Андрэ остались только фундаменты, груда истлевших тросов, бочки да обломки железных и деревянных конструкций.
Узкий пролив разделяет острова Датский и Амстердам. Остров Амстердам имеет форму равнобедренного треугольника. Юго-восточная часть острова называется Смееренбургской. В начале XVII века голландские китобои заложили здесь самый северный город в мире — Смееренбург — Ворванный город.
Широкая низкая коса мыса, выдающаяся далеко в Смеерен-бургский Зунд, была как бы специально подготовлена для вытаскивания огромных туш китов, убитых поблизости. Здесь обрезалось китовое сало, которое вытапливалось затем в громадных котлах. Тысячи людей сновали но улицам города, застроенного складами, игорными домами, кузницами, мастерскими, кабаками и танцевальными залами. Нестерпимой вонью
[89]
тянуло от салотопен. Несмолкаемый шум витал над Смееренбургом. На берегу собирались толпы возбужденных моряков, только что вернувшихся с китовой охоты. Здесь же сновали в пестрых нарядах проститутки.
Город Смееренбург на 79° северной широты вошел в историю под названием а "Новая Батавия"; долго шли споры, что важнее — Батавия — крупнейший город в южной голландской колонии — или Смееренбург.
Зимой берега Шпицбергена пустели. Люди не хотели оставаться на страшном диком острове. Англичане пытались вербовать приговоренных к смерти, обещая преступникам помилование за поселение па Шпицбергене. Однако переселенцы, прожив некоторое время на острове, предпочитали итти на каторгу. На могилах погибших китобоев маячили ряды крестов. Только кресты да занесенные снегом досчатые бараки оставались зимой на этом пустынном суровом берегу, когда к югу уходили суда, нагруженные богатой добычей.
Следы Ворванного города давно уничтожены. Исчезли и киты, привлекавшие сюда проходимцев всего света. Но как и встарь, по берегу пролива, отделяющего остров Амстердам от архипелага, спускаются к морю большие глетчеры. Капитан Бичи, попытавшийся проверить здесь глубину моря, не смог достать лотом дна. Бичи подходил к глетчеру очень близко. Временами от глетчеров отрывались громадные глыбы льда. Однажды в полумиле от глетчера кто-то выстрелил из ружья. Вслед за эхом послышался шум, похожий на раскат грома, а через несколько секунд глыба льда, оторвавшаяся от глетчера, рухнула в море. Шлюпку, экипаж которой был свидетелем обвала, выбросило на берег и залило набежавшей волной. Другой раз глыба соскользнула в море с высоты шести метров. Ее падение было подобно взрыву колоссального фугаса. Волны, отраженные берегом, катились на расстоянии нескольких километров. У «Доротеи» образовался крен. Пришлось отдавать тали, чтобы ее выравнять...
Проклятый туман все закрыл. Пробираемся все дальше на восток, осторожно, опасаясь сделать липший шаг.
Триста двадцать лет назад — в 1614 году — здесь точно также пробирались Баффин и Фазерби, оставившие свои суда в Фор Хавне (как назывались раньше все проливы и бухты между островами и северо-западной оконечностью Шпицбергена, образующие удобные якорные стоянки). Смелые путешественники увидели живописный полукруг фиорда Рэд-бей, где воду окаймляют остроконечные скалы кристаллического сланца, а дно устилает коралловый грунт. Они прошли мимо низменных бе-
[90]
регов с холмами красного цвета, поросшими мхом. Пурпурная пыль глинистого известняка и базальтовой осыпи покрывала побережье. Имена, данные Баффином и Фазерби, по сей день сохранились на картах. Вот Рэд-бич — красный берег, Рэд-клиф — красная скала, Рэд-хилл — красный холм.
Утром 3 августа внезапно рассеялся туман. На горизонте открылись северные берега Шпицбергена. Незабываема величественная панорама конусообразных гор, скалистых пирамид с усеченными вершинами.
Идем почти по чистой воде, изредка встречаются небольшие льдины. Через каждые три часа — станции.
Горбунов опять выловил тралом маленькую каракатицу. Она кажется неестественно-миниатюрной копией тех огромных головоногих, о которых народные сказания и рассказы путешественников повествуют чудеса. Еще Аристотель писал о громадных «полипах», приплывающих по ночам к берегу и опустошающих садки с рыбой. Ученые нашего времени встречали кашалотов, кожа которых сохранила следы страшных битв
[91]
с осьминогами. Следы эти — от присосков громадных осьминогов — напоминают клейма, поставленные раскаленным железом, а по величине не меньше суповой тарелки.
Рассматривая крошку, выловленную Горбуновым, мы весело вспоминаем всякие небылицы. Но эта крошка — не дитя, это взрослый представитель ближайших маленьких родственников каракатиц, кальмаров, аргонавтов и осьминогов. Длина крошки четыре сантиметра. Внутри тот же чернильный мешок, наполненный густой черной кашицей, из которой у больших каракатиц добывают замечательную краску сепию. В тазу крошка пытается пустить «дымовую завесу». Черное облачко быстро тает. Раздраженная светом каракатица стремительно меняет свою окраску. Иссине-фиолетовая дымка мгновенно сменяется карминовой, затем рыжей, желтой. В легких движениях каракатицы чувствуются ловкость и хитрость, а непомерно большой глаз, выпуклый и черный, спрятанный среди вороха подвижных лап, блестит зло и лукаво.
Когда каракатицу положили в таз, подошел Бабушкин. Он долго смотрел, потом невозмутимо спросил:
— А как же она ловит человека?
Все дружно рассмеялись и наперебой начали выкладывать свои бентонические познания.
В лаборатории биолога пахнет нестерпимо сладко. На перевернутом электрическом утюге Г. П. Горбунов сушит морские звезды.
— Готовлю подарки, — объясняет он.
Трал с каждым подъемом приносит огромный улов иглокожих. Среди них много разнообразных морских звезд и ежей. Высушенные, они похожи на расшитые бисером детские подушечки.
На стене лаборатории — шеренга черточек. В одном из уловов Горбунову попалось тысяча шестьсот шестьдесят семь экземпляров морского червя. Он пересчитал их и... выбросил за борт.
Григорий Петрович приготовил сюрприз Бабушкину. Из картона склеена большая, как для праздничного торта, коробка. В ней прекрасная горгоноцефалис арктикус — огромная пятиконечная звезда с длинными ветвистыми лучами, словно сплетенными из кружев. Сегодня две горгоноцефы испортили лов. Они запутались в пасти трала и помешали собрать дань с морского дна.
Рассматривая вблизи улов биолога, невольно дивишься всему разнообразию жизни моря. В одной из банок сидит заспиртованный кроваво-красный моллюск, с головой речного рака и хвостом стрекозы. Его выпученные глаза кажутся живыми. Рядом с ним буроватый обрубок с пушисто-белой, словно из
[92]
спутанных шерстяных ниток, бахромой и тупым клювом. Это не растение, а животное.
— Внешность обманчива, — говорит Горбунов. — Не спешите судить по сходству о родстве тех или иных животных. Нот эти древовидные гидроиды живут на дне моря. Они протягивают свои щупальцы и ловят ими добычу. В известный момент розетка отрывается и уплывает в виде прозрачной слизистой медузы. Медузы носятся по просторам океана, размножаются половым путем, а личинки их садятся на дно и вырастают в новых гидроидов. Сейчас родство гидроидов и медуз не составляет секрета. Но из каких гидроидов какие медузы выходят — наука не знает. Очень немногие из восьмисот видов ме-
[93]
дуз уживаются в аквариумах. Других путей наблюдения за их жизнью мы пока не нашли. И вот планктонолог вынужден изучать медуз, а гидробиолог — гидроидов, не зная, какая из медуз является прямым потомком гидроидов...
К пяти часам дня вплотную подошли к Семи Островам.
Прекрасный солнечный день. Глазам больно смотреть на ледяные поля. На белом фоне декоративно выделяются мрачные зеленые и яркокрасные скалы. Кажется, что там не семь, а целый ряд островов. Только приглядевшись, можно обнаружить низменные перемычки между возвышенностями.
Группа Семи Островов (по-норвежски — Шю Ейне) включает в себя острова Фиппс, Мартенс, Парри, Нельсон, Тайбл, Литл-тайбл и Росс. Они открыты в 1707 году. В августе 1773 года здесь был затерт льдами Парри. В его дневнике зарисованы панорамы и виды всех островов. В конце XIX столетня тут проходили Норденшельд и Макаров. Склоны скал обильно заросли желтыми шпицбергенскими мхами и лишаями. Низкие долины завалены плавником, обломками разбитых судов,, остатками китовых скелетов.
Вечером сводит льды. Долго маневрируем, по безуспешно. Остановились. Солнце не покидает безоблачный небосклон. Все фотографируют. Как не заснять лишний раз всторошенные поля, где каждая льдина вызывает удивление! Как не запечатлеть острова — эти суровые массивы, неприступные, как крепости феодалов, и искусные, как постройки мифических циклопов.
М. С. Бабушкин и Н. М. Николаев вылетают на авиаразведку. Вернувшись па корабль, Николай Михайлович с юношеским задором рассказывает, как легко с воздуха установить многочисленные неточности в мореходных картах. Он показывает свою карту — в ряде мест пририсованы язычки мысов, исправлены очертания островов и фиордов.
К концу дня снова вылетели на разведку Власов и Жонголович. Они приносят радостную весть:
— Миль десять идут тяжелые льды, а затем почти чистая вода.
Курс взяли на мыс Платен. Это о нем в свое время сложили частушки на «Красине»:
«Эх, яблочко!
Да куда котишься,
На мыс Платен попадешь —
Не воротишься».Медленно пробиваемся вперед.
[94]
... Штурманы уже не раз побывали в вороньем гнезде. Всюду, пока видит глаз, — льды. На палубе возится взрывник, он получил приказ подготовить аммонал. Ледокол штурмует перемычки, иногда отступает и снова с разгона бьет в лед, пока не лопнет льдина и не побежит по ней длинная, все расширяющаяся щель.
Телеграф каждую минуту приносит новый приказ:
— Вперед!
- Назад!
Полный!
— Стоп!
На мгновение замирают шатуны и через доли секунды снова мчатся. Вперед, назад... Корабль идет сквозь льды. Он проходит за час одну-две мили.
Два дня бьемся у берегов Северо-восточной Земли. Ходим в разных направлениях. Осмотрели Семь Островов со всех сторон.
О. Ю. Шмидту дана телеграмма:
«В течение двух дней надеемся пробиться к чистой воде».
И пробиваемся. Один лишь взрывник недоволен: дело обошлось без аммонала.
[95]
На мостике в эти дни заново составлялась карта северо-восточного побережья Шпицбергена. Лоции недвусмысленно предупреждают мореплавателей, что даже последним картам— выпуска 1934/З5 года — верить нельзя. Очертания берега здесь нанесены более чем неточно. Пеленгуются все видимые мысы, острова, глетчеры.
На Семи Островах сохранились триангуляционные знаки — съемка смелых русских геодезистов, работавших под руководством академика Чернышева и профессора Алпатова в девяностых годах прошлого столетия и измерявших дугу меридиана для определения истинной формы земли. Новая рабочая карта «привязывается», как говорят геодезисты, к этим знакам.
Люди подолгу не уходят с палубы, с волнением разглядывают окружающие нас памятные места. В районе островов Брока, Фойна, Карла XII, у мыса Платен в 1928 году ледокол «Красин» и советские пилоты героически спасали экспедицию потерпевшего аварию дирижабля «Италия». Это были первые шаги советской страны но освоению Арктики.
Вечером 6 августа остановились в трех-четырех милях от огромного глетчера, покрывающего северо-восточную оконечность Шпицбергена — мыс Лей-Смит. Двадцать километров тянется высокая зеленая стена. Временами от глетчера отрываются ледяные глыбы. В море они не попадают. Их не пропускает мелководье. Вновь образованные айсберги оседают на мелях.
Вокруг айсбергов заметны озерца пресной воды (точно нефтяное пятно на месте кораблекрушения! ). Небольшие айсберги иногда проплывают мимо. Они потрескивают. Ни на минуту не прекращается разрушительная работа солнца и воды, разрывающая ледовые капилляры.
Бинокли переходят из рук в руки. То и дело из воды показываются головы нерп, морских зайцев. Садятся на воду сопровождающие нас глупыши.
Еще два дня назад мы видели боты норвежцев, промышлявших в прибрежных фиордах морского зверя. Сейчас море пустынно.
7 августа оба самолета вылетели для аэрофотосъемки берегов. Некоторые, выдвинутые в море, мысы оказались отдельными островками. У восточного берега обнаружены многочисленные, отсутствующие на карте, камни и отмели. Условно Бабушкин окрестил их Островами Октябрят.
В полдень оторвались от шпицбергенских берегов. Курс на восток, в родные воды. Но чистая вода балует нас недолго. В полночь остановились у огромной льдины.
[96]
... Иногда забываешь о том, что находишься в Арктике. На корабле есть все необходимое. Мы хорошо питаемся, живем в тепле, если есть время, развлекаемся. Сегодня о Севере нам напомнила остановка у большой льдины.
На корабле пользуются всякой возможностью, чтобы пополнять запасы питьевой и рабочей воды. Соленая вода непригодна для котлов, пожирающих в день до десятка тонн драгоценной жидкости. Питьевая — быстро портится. Поэтому, когда «Садко» подошел к огромной равнине невзломанных льдов и штурман увидел среди них голубые льды с озерами талой воды, корабль тотчас же остановили. Пришвартовались. С корабля сошли люди с металлическими суповыми ложками на длинных ручках. Началась проба воды. «Дегустаторы» убедились, что она пресная. По льду протянулся шланг. Заработала помпа. Не дожидаясь, пока в умывальниках забьют струи свежей воды, на лед выбрались кочегары. Холодной вкусной водой наполнены графины.
«Озера» необычайно большие. Одно из них диаметром в шесть-семь метров и глубиной в полтора метра отдало нам тони пятьдесят воды.
Дно озер удивительно голубого цвета, а вода в них прозрачна, как слеза. Люди разбрелись по живописной снежной равнине.
[97]
На льду все заняты работой. Гидролог и физик выпиливают из торосов большие кубы льда для проб. Гагарин, напялив свою длинноухую заячью шапку, вышел собирать бактерии. Казалось невероятным, чтобы кристально-чистая вода голубых озер содержала бактерии. Но наука не терпит бездоказательных предположений. Она требует эксперимента — этой основы всяких знаний. И доктор набирает воду в свои бюретки. Из бюреток выкачан воздух, оба резиновых отростка, крепко зажаты, и достаточно один из них приоткрыть под водой, как внутрь стремительно врывается вода.
Температура воды в пресных озерах +0, 1, +0, 2, +0, 3.
В одном месте льдина протаяла почти до дна и открыла доступ морской соленой воде. В подсоленном «озере» температура —1°, 2.
Снег тут крупный, зернистый. Температура его —1 °, 4.
Одним из первых спустился на ледовое поле Журавлев. За спиной винтовка, у пояса широкий охотничий нож. Он легко перебирается через разводья, уверенно идет по тонким перемычкам. Не сдобровать зверю, попавшемуся на его пути. За Федором Сергеевичем, повиливая хвостом, бежит Гайдо. Он серьезен и строго придерживается дистанции, забегая вперед, только когда Журавлев бросает короткое слово приказа. Возвращаются Журавлев и Гайдо к ужину. Их поход неудачен — зверя нет.
После ужина Журавлев выводит на прогулку своих питомцев. С радостным визгом они рыскают по льду. Видимо, им сильно надоело вынужденное безделье.
Но вскоре наступают неприятные минуты. По узкой наклонной доске, переброшенной с палубы па лед, надо возвращаться на корабль. Подталкиваемый Журавлевым и подбадриваемый криками многочисленных зрителей, собравшихся у релингов, первым лезет Гайдо. Его лапы скользят. Обхватив непослушную доску, он жалобно скулит, поглядывая на людей.
Первая попытка неудачна. Гайдо срывается и стремглав летит вниз в воду. Но Журавлев непреклонен. Гайдо снова лезет вперед, жалобно визжит и в оправдание помахивает хвостом. Наконец пес ощущает железо борта. Он бросается вперед, прыгает на палубу и присоединяется к любопытствующим, рассматривающим, как взбираются его товарищи.
На льдине вблизи корабля организовали тир. Мелкокалиберные винтовки переходят из рук в руки. Когда мишень совершенно изрешетена, на торос устанавливают спичечную коробку. Палят по очереди. Коробка долго не поддается. Кто-то догадался ее осмотреть. Оказывается, коробка уже пробита
[98]
в пяти-шести местах. Очередным выстрелом ее окончательно сбивает штурман Иванов. Потом молодежь расстреливает пустые консервные банки.
«Садко» идет малым ходом. Льды укрыты плотной пеленой тумана. За полночь снова станция. Стучат лебедки.
Прошел первый месяц нашего похода. Закончен значительный этап работы.
Месяц плавания. Он пролетел незаметно. Все здоровы, бодры. Сегодня в кружке истории партии изучалась тема «Революция 1905 года». Заседал профком. Смотрели кинофильм «Крылья холопа». Занимался музыкальный кружок..
Туманно. Мы находимся немного севернее восьмидесятой параллели. Курс — восток—юго-восток. Приближаемся к острову Белому, на котором пять лет назад были найдены останки экспедиции первого полярного воздухоплавателя Андрэ.
Идем молча. Кроме «Садко», в этих водах нет ни одного корабля.
[99]
