Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Виленский, М. Черненко. Высокие широты

 Выс_широты - 0001.jpg
 Выс_широты - 0002.jpg
 Выс_широты - 0003.jpg
 Выс_широты - 0004.jpg
Э. Виленский, М. Черненко.
Высокие широты : 1-я высокоширотная экспедиция на ледоколе "Садко". 1935 г.
Полярная библиотека. 280 с: ил., портр., карт.; 22 см.,
Ленинград Изд-во Главсевморпути 1939
Переплет, форзац, заставки и концовки художника И. Ф. Лапшина


OCR, правка: Леспромхоз

Виленский, М. Черненко. Высокие широты

 216.jpg
ЧАСЫ И МИНУТЫ

По морю еще бродит мелкая зыбь —память о недавнем шторме. Боцман чинит «усадьбу» поросят, разбитую волной, На корме грустит Журавлев: ветер унес две медвежьи шкуры. В каютах снят люди, два дня защищавшие от бури самолеты и палубные грузы: бочки с горючим и солениями, собачьи домики и их обитателей.
После двухдневной беспрерывной качки пришлось восстанавливать сломанные деревянные надстройки. Завхоз погоревал
о нескольких бочках с соленой рыбой, смытых волной с палубы.
Прошел мелкий дождь. Море чисто, изредка проплывают одинокие небольшие льдинки. Волны и ветер разметали и разбили льды; кое-где ледовые поля перетерты в хлопья ледяной ваты. Путь на север расчищен.
Морской шторм за восемьдесят первой северной параллелью так же необычен, как снежный ураган в Кара-Кумах. Но зато теперь впереди — чистая вода. Кромка льдов отброшена бешеным ветром к северу. Ледовое небо — узкая белая полоса, отраженная далекими льдами, окаймила горизонт лишь с северо-востока. Вверху яркое солнце. Блестящие дорожки, прорезая Темнозеленые воды моря, тянутся от корабля к горизонту.
«Садко» пошел к северу.
Рано, «на рассвете», 12 сентября подходим к острову Шмидта. Ровным караваем лежит ледяной купол. Склоны ледника изрезаны тысячами полос, точно следы лыж на снегу.
Многометровая толща ледника скрывает под собой землю.
[216]
 217.jpg
Лед стекает со всех сторон к морю и обрывается над водами отвесной двадцатипятиметровой стеной.
Остров Шмидта был открыт в 1930 году, когда «Седов», высадив на архипелаге Северной Земли зимовщиков во главе с Ушаковым, продвигался дальше к северу и наткнулся на сушу, лежавшую несколько восточнее Северной Земли. Через два года вблизи острова проходил «Сибиряков». И вот третий корабль— «Садко» — обошел остров.
В рубке люди смеются, склонившись над картой. Пользуясь выглянувшим солнцем, штурманы точно установили местонахождение «Садко». Выяснилось — корабль расположился... на территории острова. Оживленно совещаются гидрографы. Им предстоит уточнить карту.
Начинается опись берегов. Берут пеленги. В разгаре обхода Женя Гершевич включает радио. Диктор сообщает, что «товарищи, желающие ехать в пригородную экскурсию, должны захватить непромокаемые плащи, на случай дождя» и что «в ближайшие дни начинается выдача дров по талонам № 2». Московские новости за восемьдесят первой параллелью звучат веселой шуткой.
Наступает день больших событий на «Садко».
Справа открывается мыс Молотова — самая северная точка Северной Земли. Под голубым куполом неба выглянули темные массивы небольшого ледника.
Только один корабль сумел обогнуть мыс Молотова и увидеть его с моря. Это «Сибиряков», совершивший поход из Архангельска во Владивосток.
Ушаков не уходит с мостика. Он рассматривает ледяные скалы, ледниковый купол, покрывающий мыс. Сколько воспоминании приносят знакомые берега и горы! Но, пожалуй, больше сейчас волнуют начальника не воспоминания, а то, что впереди — чистая вода, хорошо проходимые льды.
У мыса Молотова экспедиция закончила продвижение на восток, выполнив свой план. Пройден огромный район высоких широт от границы гренландских льдов до Северной Земли, 110˚ по долготе, почти треть окружности полярного круга.
Два коротких месяца отделяют арктическую весну от осени. Эти месяцы корабль провел в погоне за солнцем, продвигаясь все севернее и восточнее. Весеннее молодое солнце, радовавшее нас в Северной Атлантике, стало скупым, осенним... Вот и сегодня солнце уже не может высушить корабль, отсыревший от мелкого дождя, не может растопить легкую пленку
[217]
 218.jpg
снежуры и ледяных блинов — молодого льда, покрывающего море. Дни становятся короче. Близится полярная ночь.
Позади пять морей. Сквозь льды и штормы, по огромному пространству, которое еще недавно считалось недоступным, наш красавец-корабль прошел совсем не плохо. Недоступность Арктики — это понятие, явно отходящее в прошлое.
... Когда за мысом Молотова показались огромные просторы чистой воды, волнение невольно охватило всех. Мы идем на север, перекрывая с каждой минутой рекорды многих судов.
— Идем напрямик к полюсу — шутят некоторые.
В небольшом ледовом заливчике на 81°30' «Садко» останавливается для очередной станции. Все на палубе, на рабочих местах.
За восьмидесятой параллелью пришлось надеть ватники, меховые куртки, теплые шапки и рукавицы. От яркого полярного солнца и страшного полярного врага — снежной слепоты— защищают очки.
На станции гидрологи снова вооружились длинными жердями и баграми. Беспокойные льдинки то и дело подбираются к борту. Надо быть начеку!
Сорок лет назад Фритьоф Нансен на вмерзшем в лед «Фраме» — корабле, восхищающем и сейчас наших судостроителей и полярников, — попытался проникнуть в самое сердце Северного Ледовитого океана. Он доказал, что в центре Арктики лежит совсем не мелкое море, а глубокий океан. Слабая техника не позволила Нансену исследовать морское дно и собрать образцы животных, населяющих воды Полярного бассейна. Нансену удалось взять гидрологические пробы и замерить температуры. О спуске трала или драги на ручных лебедках он не мог и мечтать. Живой мир, населяющий толщу вод Полярного бассейна, оставался неизведанным.
Потом, вслед за Нансеном, десятки экспедиций пытались проникнуть за черту, отделяющую неглубокие, континентальные моря от океана — сердца Полярного бассейна. Одних влекла жажда знаний, других — спортивный азарт. Корабли поднимались к восемьдесят первой параллели, бились во льдах и отступали ни с чем. Одной только американской подводной лодке «Наутилус» в 1931 году удалось провести промеры больших океанических глубин в районах северо-западнее Шпицбергена. Маршруты прославленных экспедиции обрывались, не доходя до материкового склона, не пересекая заветной, словно заколдованной, границы.
Закончив станцию, «Садко» снова пошел на север. Курс
[218]
 219.jpg
триста тридцать градусов чистой водой. Изредка обозначается ледовое небо, но льдов нет. Кромка пропала. «Садко» настигает ее. На белоснежно-чистом поле карты вырастают цепочки цифр. Это — промеры глубин моря, указатели для будущих мореплавателей.
В полночь 12 сентября корабль достиг 82°06' северной широты. Такой широты «Садко» еще не достигал.
82°06'!
Цифра эта облетает все помещения корабля. Бывший сиби-ряковец Миша Марков вспоминает, как «Сибиряков», обходя мыс Молотова, дошел до 81°27'.
82°06'!
«Садко» приближался к 82°27' — точке «Малыгина», поставившего мировой рекорд продвижения на север управляемого, не дрейфующего, корабля.
Содрогаясь от напряжения, корабль поглощает расстояние, и садковцы жалеют, что эти минуты и секунды не соответствуют минутам и секундам времени. К сожалению, каждая минута на карте требует пяти-шести минут на часах.
То и дело вахтенный штурман подносит ко рту свой свисток — старинный боцманский атрибут, знакомый всякому школьнику по классическому выражению приключенческих романов — «свистать всех наверх».
Однако сейчас свисток лишь сигнализирует вахтенному матросу: сбегай на корму, посмотри на счетчик лага — сколько прошел корабль за последние минуты.
Уже темно. Летняя полярная ночь приносит с собой свежесть — три градуса ниже нуля.
82°14'!
Корпус корабля перестает вибрировать — очередная остановка для промера глубины.
Хорошо запомнилось, как, узнав «свежие» координаты, мы вернулись в свою каюту, заговорили о завтрашнем дне Советской Арктики, о будущих советских исследовательских кораблях, которые избороздят просторы океанов от Антарктики до Арктики.
Вдруг в соседнюю каюту постучались.
— Михаил Гаврилович, замерьте, пожалуйста, глубину с вашей лебедки, — послышался смущенный голос вахтенного матроса комсомольца Вали Старкова.
Штурман, активно работавший во время шторма, вконец измотался и после станции лег спать.
[219]
 220.jpg
Прямо безобразие, не могут сами взять, — сказал кто-то из нас.
— Мы уже тысячу двести метров на «трамвае» стравили и дна не нашли, — пояснил Старков.
Тысячу двести!..
Нас точно выбросило в коридор. В открытую дверь видно было, как Марков, заспанный и серый от усталости, поспешно натягивал сапоги. Шерстяная портянка выбилась за голенище. У трапа он догнал нас, забыв надеть шапку, застегивая на ходу грязный, измазанный илом ватник.
Тысяча двести! Значит, мы в Полярном бассейне, там, где еще ни разу не проходил свободный корабль, где не гуляла драга, где живет мир, совершенно неизвестный человеку!
Обычно в часы остановок или станций можно зайти в кают-компанию и наспех выпить кружку горячего чая. Устиныч уже давно махнул рукой на все эти внеплановые, ночные чаепития. Даже Ушаков и тот не укладывается в регламент.
Однако на этот раз чаепитие не состоялось. Молниеносно по кораблю распространилась весть о том, что лот для промера спустили на глубину тысяча двести метров и не достигли дна. Предыдущий промер показал глубину в триста шестьдесят метров.
Через несколько минут у кормовой лебедки столпилась оживленная группа. Тяжелая чугунная трубка Экмана умчалась вниз в погоне за неожиданно оборвавшимся морским дном. Бегут стрелки счетчика.
— Пятьсот!
— Восемьсот!
— Тысяча!
— Тысяча двести!
Лебедка, стуча, разматывает стальную нить, увлекаемую тяжелой чугунной трубой.
— Полторы! — кричит Марков. Трос напряжен, как струна. Ясно: трубка еще не добралась до дна. Счетчик показывает две тысячи.
Люди почему-то разговаривают шопотом. Волнуются. Каждую минуту подходят все новые и новые.
— Сколько? — спрашивают они.
Трос сматывается утомительно долго. Заходим к Г. П. Горбунову. Склонившись над стеклянными кюветами, заваленными грудами животных, выловленных на дневной станции у мыса Молотова, он старательно выбирает пинцетом рачков и креветок, сортируя животных по классам и родам. Далее сейчас Григорий Петрович верен себе. Он не уходит из лаборатории.
[220]
 221.jpg
пока не окончен разбор, хотя глубины волнуют его, пожалуй, больше всех. Ему предстоит честь первому из гидробиологов рассказать о жизни дна Северного Ледовитого океана.
В кочегарке сменилась вахта. Не помывшись, она пришла на корму. В это время резко заглох звук мотора. Трубка достигла дна, захватила пробу, и сразу обмяк, ослаб стальной трос. Счетчик показывает две тысячи триста метров.
Если даже взять поправку на дрейф троса, хотя он и оттянут тяжелой трубкой, достигнута глубина в две тысячи двести метров. Это абиссальные глубины Северного Ледовитого океана.
Идет утомительная «вира». Около часа выбирают трос. Но вот трубка наверху, она приносит столбик грунта длиной в семьдесят сантиметров!..
— Понимаете, мы перешагнули ступень, отделяющую материковую отмель от океанических глубин. Мы вошли в центральный Полярный бассейн. Мы...
Ученый не договаривает и, махнув рукой, убегает. Волнение его понятно. «Садко» вошел в неизведанный Полярный бассейн. Ученые-садковцы первые среди ученых мира получили возможность взять здесь пробы грунта, планктонных обитателей и придонных животных. Садковцы первые узнают, как живет Полярный бассейн.
Капитан Николаев, обжигаясь, допивает стакан черного кофе. Промер окончен, надо итти вперед.
Первая на земном шаре проба грунта с ложа Ледовитого океана старательно укутана и уложена в деревянную коробку. Корабль идет к северу. Мачты его украшены флагами. Из репродукторов грохочет бравурный марш Шуберта. «Садко» проходит последние мили, отделяющие его от самой северной точки, когда либо достигнутой управляемым судном. Ожидая сигнального гудка станции, мы говорим о родине, о радости, с которой страна встретит наш успех, о близких, родных и товарищах на Большой земле.
Капитан не покидает мостика. Каждые десять минут ему докладывают о широте, достигнутой кораблем. Перед ним записка:

«София» (Норденшельда, 1868 г.).......... 81°43'
«Красин» (1928 г.) Экспедиция по спасению Нобиле. 81°47'
«Наутилус» (подводная лодка Уилкинса, 1931 г.)... 81°59'
«Стела Поляре» (Италия, 1900 г.)..........82°04'
«Книпович» (стотонный бот, 1932 г.)........82°05'
«Седов» (1932 г.)..................82°14'
«Малыгин» (1932 г.).. ...............82°27'

[221]
 222.jpg
Невозмутимый Николай Михайлович ставит одну за другой птички. Еще один рубеж пройден. Близка черта «Малыгина».
— Николай Михайлович! Прошли восемьдесят два тридцать!
— Поднять государственный флаг! Будем итти до кромки.
Расцвеченный «Садко» гордо несет алое знамя. Торжественные гудки нарушают полярное безмолвие. Столпившись на палубе, рассматриваем просторы льдов. На мостике оживленные, взволнованные и вместе с тем сосредоточенные люди. Вспоминают прошлые походы. Море молчаливо и безжизненно. Оставляя позади светлый след, корабль грудью рассекает море. Подходим к кромке.
Первая станция в Полярном океане и девяносто девятая на пути «Садко».
Снова повезло М. Г. Маркову. Выглянуло солнце, и он по секстану точно определил широту.
82°41',6! Впереди кромка льда. Дальше нужно вступать в борьбу с ледяными полями. Это значит рисковать кораблем, людьми. «Садко» остановился.
Позади черта «Седова» — 82°14', черта «Малыгина» — 82°27'. Замечательные рекорды двух советских кораблей уступили место новому мировому рекорду, поставленному третьим советским кораблем. {1}
{1} Спустя три года (в августе 1938 года) этот рекорд высокоширотного плавания был превышен ледоколом «Ермак». Выполняя ответственное правительственное задание по выводу изо льдов дрейфующих судов каравана «Садко», ледокол «Ермак» достиг свободным плаванием шпроты 83°4',5 в районе к северо-западу от Новосибирских островов.
История этого дрейфа такова. Группа ледокольных судов («Садко», «Малыгин» и «Седов»), встретив 29 октября 1937 года старые смерзшиеся льды вблизи о. Белковского, тщетно пыталась их пройти и была зажата льдами. Суда понесло дрейфом на север, почти по пути «Фрама». Выйдя выше Новосибирских островов, суда начали дрейф на северо-восток (до меридиана о. Беннета). Здесь ледоколы вышли на океанические глубины. Затем силой дрейфа их увлекло на северо-запад. Чрезвычайно извилистый путь дрейфа позволил собрать научные сведения об огромном районе, лежащем к северу от Новосибирских островов. Раньше этот район не посещался человеком и сведения о нем были чрезвычайно скудными и случайными.
В марте 1938 года воздушная экспедиция летчиков А. Алексеева. П. Головина, Г. Орлова, выполняя задание правительства, завезла на караван «Садко» продовольствие, зимовочное снаряжение и вывезла оттуда 184 человека. На трех кораблях осталось только 33 человека, необходимых для наблюдений за сохранностью кораблей и ведения научных работ.
Ледовый плен продолжался десять месяцев. За это время корабли, зажатые льдом, прошли вместе с ними свыше полутора тысяч миль.

[222]
 223.jpg
В море начинают опускаться тросы с сетками, тралами, драгами, батометрами, термометрами, трубками, вертушками. В воздух уходит радиозонд. Кипит работа. Люди стараются взять как можно больше проб, сделать как можно больше измерении.
Опустели каюты. Застыв у релингов, напряженно следим за уходящими глубоко в море длинными стальными нитями. Их все больше. Одна. Две. Три. Четыре. Пять. Кажется, что эти нити — продолжение человеческих рук.
На полубаке одетый в брезентовый дождевик и ушастую меховую шапку спокойный и неторопливый Г. П. Горбунов. На главном «проспекте гидрологов», в своей неизменной кожанке, тщательно выбритый Березкин. На корме выглядывает зюйдвестка Богорова. Все на местах. Движения быстры и четки.
На этой самой высокоширотной станции не обошлось без происшествий.
Горбунов для страховки выпустил с тралом все пять тысяч метров троса. Косой стрелой трос соединил палубу с далеким морским неводом. Тем временем на «трамвае» спустили два батометра на две тысячи триста пятьдесят и две тысячи метров. Через полчаса, выждав, пока дойдет грузик, начали выбирать. «Трамвай» не идет. Пришлось прибегнуть к обычному россий-
[223]
 224.jpg

скому методу — запеть «Дубинушку» и в четыре руки с помощью двух стоек поворачивать шкив лебедки, помогая пыхтящему мотору. Подобрали метров восемьдесят. Больше нехватило сил. Решили подождать, пока судовая электростанция разгрузится от остальных лебедок.
В это время выбирали трал. Вдруг на поверхность воды вместе с тралом вынырнула сложная паутина перепутавшихся стальных нитей от нашего «трамвая». Трал, оказывается, захватил батометры. Гидрологи свое имущество быстро освободили, но трал порвался. В нем не было долгожданных животных из пучины Ледовитого океана.
Изменился ветер. Льды грозили отрезать тыл корабля. А вторичный спуск трала должен был занять два-три часа. Что делать? Неужели уйти побежденными от рубежей, которые уже столько раз прогоняли от себя людей.
На месте Горбунова другие решили бы просто:
— Отступать.
Это значило покончить с мечтой.
Минут через пятнадцать в кают-компанию вбежал Зубов.
— Где Горбунов? Он закончил станцию?
Уже позднее мы узнали, что Горбунов потихоньку от всех решил еще раз спустить трал. На полубаке грозно урчала его лебедка, сбрасывая вторично трал на дно океана. Спрятавшись за бухту троса, Горбунов потравливал канат. Он во что бы то ни стало решил добиться своего и взять образцы бентоса со дна глубокого Полярного океана.
На этот раз кошелка Григория Петровича принесла причудливых рачков, ежей, рыбок. Горбунова наперебой поздравляют. У трала — толпа любопытных. Улов чрезвычайно обилен. Не допуская к своей добыче, в тысячный раз за два-дцатипятилетнюю биологическую практику Григорий Петрович перебирал сети трала. Но сегодня он особенно тщательно промывал каждый камешек, выбирая пинцетом животных морского дна — образцы-уникумы...
В три часа ночи началась эта научная станция,. и только в полдень она кончилась. Легко и весело работали возбужденные люди, не спавшие двое суток, прошедшие через ночь величайшего напряжения.
Это была ночь побед советской науки, большевистской настойчивости.
В эту ночь полярное безмолвие прорезали торжественные гудки советского корабля; па недосягаемых шпротах Арктики поднялось алое знамя нашей родины. В эту ночь наша страна одержала еще одну замечательную победу.
[224]
 225.jpg
И когда в полдень склянки позвали к обеду, в кают-компанию шумно вошли оживленные, переполненные радостью люди. Только одно омрачало их радость: необходимость покинуть эти широты, так как ледяные блины густой массой окружили корабль.
«Стоило прожить жизнь, чтобы взять такую станцию! »
Это сказал планктонолог Богоров.
Он был не брит, под глазами синяки, руки покраснели от ледяной воды. Жесткими, нагибавшимися пальцами держал он перед собой ванночку, в которой копошились красные продолговатые усатые креветки.
— Вот это усы!
Усы, действительно, были замечательные — тонкие, длинные, раза в три длиннее туловища.
Первая и единственная комплексная научная станция, проведенная в глубинах Полярного бассейна, приподняла завесу над тайнами Ледовитого океана, о жизни которого до сих пор могли только строить предположения. {1}
Сорок лет назад великий Нансен обнаружил на глубине от ста пятидесяти до семисот пятидесяти метров в толще Полярного океана теплые, видимо атлантические воды. Понятен поэтому трепет, с которым ждали результатов гидрологических работ.
Вот пришел первый батометр. На этот раз обыденный, привычный прибор берут в руки особенно осторожно, точно хрупкую вазу. Как драгоценность, берегут каждую каплю воды, принесенную с глубины.
Пришли батометры с глубины сто пятьдесят, двести, двести пятьдесят, триста метров. Березкин отсчитывает.
— Атташе —0,6. Главный +2,4.
— Плюс? Неужели?
— Да!
{1} Замечательные исследования Северного Ледовитого океана провела героическая полярная экспедиция на дрейфующей льдине «Северный полюс». Наблюдения Героев Советского Союза И. Д. Папанина, Э. Т. Кренкеля, П. П. Ширшова и Е. К. Федорова открыли новую славную страницу арктической науки. Теплые воды атлантического происхождения были впервые прослежены по всему пространству океана. Было опровергнуто предположение Нансена о бедности жизни в околополюсном районе. Интереснейшие магнитные и гравитационные наблюдения позволили составить карту магнитных склонений, исправили представления о фигуре земного шара и его северной «макушки». Труды папанинцев подтвердили полностью все предположения, высказанные в результате работ нашей первой высокоширотной экспедиции.
[225]
 226.jpg
Один за другим вестники глубин Полярного океана приносят со всей толщи от ста пятидесяти до семисот пятидесяти метров неизменный плюс. На окраине Ледовитого океана наши гидрологи снова устанавливают наличие шестисотметровой теплой прослойки.
Химики Чигирин и Лактионов уходят в лабораторию. Они исследуют пробы, взятые Березкиным и Балакшиным. Какова щелочность, соленость, сколько в них кислорода. Березкин мокрыми, онемевшими пальцами, в которых еле-еле держится карандаш, нервно и возбужденно записывает глубины и температуры. Пуговицы его кожанки уже давно отлетели. Осталась одна, у самого воротника, и ветер надувает куртку, как парус. Но Березкину не до этого. В его аккуратной записной книжке вырастает колонка цифр, и эта колонка для него сейчас важнее всего на свете.
На глубине четыреста метров +2,6. Вот она, могучая теплая река, великий Гольфстрим, не покидающий нас на всем огромном пространстве высоких широт. Окончательно и бесповоротно подтвердились предположения о продвижении теплых вод Атлантики в пучинах Ледовитого океана.
Из толстой чугунной трубы геолог выжимает жирный, блестящий, толщиной в руку, столбик грунта. Геолог уносит этот ливер, как мы его называем, в свою лабораторию и бережно, чтобы не сломать, укладывает на длинные листы бумаги. Потом геолог втянет в тонкую стеклянную трубочку тонкий столбик ила, запаяет ее и доставит свежий, влажный грунт в Ленинград для бактериологических исследований. Даже цвет грунта останется неизменным. В Ленинграде, в лаборатории, окруженные приборами и аппаратами, ученые будут изучать эту единственную на земном шаре пробу, чтобы еще лучше познать историю п строение нашей планеты.
Уже с первого взгляда видно, что это красная глина, свойственная лишь древнейшим океаническим глубинным отложениям. Глина, находка которой принесла всемирную славу экспедиции «Челенджера».
Месяц назад красная глина была поднята нашей экспедицией из пучин Гренландского моря. Сейчас такой же ил извлечен из Полярного бассейна. Одним ударом разрушена теория о геологической молодости Ледовитого океана. Этот океан так же стар, как Тихий, как Атлантический. Сколько новых проблем перед геологией, перед наукой ставит это открытие...
Жизнь Ледовитого океана оказалась типично атлантической — чрезвычайно похожей на жизнь глубокого Гренландского моря.
До сих пор ученые предполагали, что «порог Нансена» пре-
[226]
 227.jpg
граждает доступ для атлантических животных к вершинной точке земного шара. Но оказалось, что здешние обитатели моря — прямые родственники фауны Атлантики.
В этом убедились и Богоров, и Горбунов. Их последняя добыча отличалась от уловов, которые они получили южнее и западнее, только размерами.
Казалось, что прямо с таблиц экспедиций, исследующих недра Атлантики, или популярной океанографической книжки ожили все эти усатые креветки, хищные рачки и глубоководные рыбки. Гольфстрим принес в Арктику не только тепло, но и жизнь. Итак, еще одна загадка природы расшифрована. Нет обособленной жизни Ледовитого океана, нет непрерывного порога Нансена — подводной возвышенности между Шпицбергеном и Гренландией, разделяющей жизнь двух великих океанов земли.
В аптекарских склянках, закрытых притертыми пробками, поверх которых натянуты детские соски, захваченные запасливыми биологами, хранятся залитые глицерином, спиртом и формалином уловы девяносто девятой станции. Маленькие белоглазые креветки с длинными антеннами усов сохранили свои непередаваемо-красный цвет. Застыли в банках трупы
[227]
 228.jpg
рачков-бокоплавов, вооруженных тяжелыми клешнями для обороны и захвата добычи. Придонные креветки, страшные хищники микроскопического мира, с крепкими челюстями, которыми они пашут грунт в поисках пищи, уместились на полке рядом с голотуриями и голубой глубоководной рыбой. Рыбка слепа, у нее белые беспигментные глаза.
Но если атлантические формы живут на границах Полярного океана, значит они распространены и по всему дну, так как в придонных водах очень слабы течения, а температура не ниже установленных нами —0,6, —0°,7.
Все это совершенно изменяет представление о жизни Ледовитого океана.
Ученые предполагают, что в первые дни мироздания живые существа зародились в тихоокеанских просторах. Этот океан был очагом и рассадником жизни на земле. Долгие годы перед наукой стоял вопрос: по каким путям жизнь заселяла Атлантику и наши материковые моря. И кто знает, если сегодня признан возраст Ледовитого океана, если окончательно утверждено за ним имя океана, быть может будущим советским экспедициям предстоит доказать человечеству, что Северный океан был не так уж безжизненен в прошлом, что именно он являлся рукавом, по которому распространялась жизнь.
— Да, из-за одной такой станции стоило отправлять экспедицию.
Полярные тропы, идущие к сердцу Арктики — в Северный Ледовитый океан, — исхожены десятками судов. Но ни одному из них не удавалось перешагнуть грань, отделяющую моря-заливы от самого океана. Люди на борту «Садко» первые на земном шаре перешагнули границу неприступного Северного океана. Счастлив человек, который в наши дни, когда все меньше становится неразгаданных тайн природы, срывает завесу еще с одной из таких тайн.
Александр Македонский, ворвавшись в Индию, впервые увидел слонов. Это не было открытием для человечества. Задолго до него индусы ездили на прирученных владыках джунглей. Когда испанцы вывезли в Европу картофель, это было тоже лишь перенесением на европейскую почву опыта, накопленного людьми Америки. Во сто крат значительнее было открытие дельфийского привратника Левенгука, изобретателя первого микроскопа, обнаружившего в капле воды фантастический мир незримых мельчайших существ — бактерий, микробов, которые рождались, жили, боролись и умирали, невидимые человеку. Можно понять трепетное волнение и радость Левенгука. Такое волнение владело в дни 12—13 сентября нашей экспедицией...
[228]
 229.jpg
Солнце. На палубе прыгает крохотная серенькая птичка — полярный воробей — пуночка.
Убита неожиданно выглянувшая нерпа. Биологи радостно жмут руку стрелку, подстрелившему «самую северную» нерпу. Ее желудок — своеобразная планктонная сетка, его надо вскрыть для того, чтобы увидеть животных, которыми она питается.
Шумный, веселый обед. Вылазку «Садко» называют «прыжком разъяренного тигра». Произносятся тосты за грядущие успехи, за Бабушкина и Горбунова, работающих «над» водой и «под» водой двадцать лет, за В. И. Ножкина — ходячую морскую энциклопедию, за «Садко» и будущие исследовательские корабли.
С удивлением отмечаем, что подходит к концу 13 сентября. Быстро пролетели два дня, слившиеся воедино. Мы не спали тридцать с лишним часов. Но еще долго в лабораториях и каютах кипит жизнь. Научные работники должны запаковать образцы, журналисты — отправить подробные телеграммы (мол-
нии уходят каждый час) о станции и рекорде.

Сегодня еще дань празднику. Завтра — будни тяжелой борьбы со льдами, вдоль кромки которых мы двинемся на юго-запад. Экспедиция вступает в завершающий этап.
Ледяные блины лежат на гладкой и спокойной воде. Они серебрятся, как рыбья чешуя. Термометр отмечает —9°. Еще несколько холодных дней, и блины вырастут в плотный молодой лед. Поэтому так насторожены Ушаков, капитан, штурманы. Ледовая «масленица» пришла грозным вестником близкой зимы. Что сулит нам завтрашний день непокорной и своенравной Арктики? Слово «зимовка», давно изгнанное из нашего обихода, снова готово прозвучать в воздухе.
Опять на мостике капитан, штурманы, ледовые вахты.
Уходим на юг, к восьмидесятой параллели.
[229]

Пред.След.