Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Еременко Т.Ф. Большой полет

 1.jpg
Тихон Федорович Еременко БОЛЬШОЙ ПОЛЕТ
Редактор Л. Г. Чандырина
Художник С. Н. Семиков
Худож. редактор В. В. Кременецкий
Техн. редактор Р. А. Щепетова
Корректор О. А. Гаркавцева
ИБ № 1345
Сдано в набор 03.10.83. Подписано к печати 17.01.84. МЦ 00008. Формат 84х108 1/з2. Бумага типографская № 1.
Гарнитура «Литературная». Печать высокая.
Усл.-печ. л. 10,08. Уч.-изд. л. 10,64. Усл.-кр. отт. 13,23.
Тираж 15 000 экз. Заказ № 4869. Цена 30 коп.
Волго-Вятское книжное издательство, 603019, г. Горький, Кремль, 4-й корпус.
Типография издательства «Горьковская правда», 603006, г. Горький, ул. Фигнер, 32.


 3.jpg
ББК 65.9(2)37
Е70
Рецензент Е. Г. Филатов
Еременко Т. Ф.
Е70 Большой полет.— 2-е изд., перераб. и доп.— Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1984.— 192 с, ил. 30 коп.
Книга документальных очерков о повседневном мужестве летчиков Аэрофлота в мирные дни и в годы войны. Для широкого круга читателей.
0302030800—005
Е М140(03)-84 9-83 ББК 65.9(2) 37
© Волго-Вятское книжное издательство, 1984. Предисловие, оформление.
ОГЛАВЛЕНИЕ

Негромкое мужество [5]
Обретая крылья [9]
Красновоенлеты [10]
Над лесами Коми [17]
Ночь в камышах [41]
Случай в пустыне Бетпак-Дала [46]
В горах Тянь-Шаня [51]
На «воздушном лимузине» [54]
В канун Нового года [60]
Ночной полет [65]
Обские были [71]
Последний мирный рейс [87]
В годину испытаний [93]
И дальние бомбардировщики водили мы [94]
Внезапный удар [98]
Командировка в тыл [104]
Без вести не пропавшие [113]
Посылка генерала [144]
Огромное небо [149]
Над Енисеем и Таймыром [150]
90 секунд полета [153]
На земле туман [169]
Я - «Изумруд» [171]
В антракте [177]
Ту-134 просит посадку [181]
Полет продолжается [183]
Dobrolet : 14 Апрель 2012 17:31  Вернуться к началу

Полет продолжается

Большой полет, начатый пилотами гражданской авиации чуть ли не на заре возникновения советской авиации, продолжается и в наши дни. Продолжают его [183] сыновья тех, кто осваивал бескрайние просторы нашей Родины и сражался на полях Великой Отечественной воины. Они также беззаветно влюблены в небо, также отважны и благородны, также верны высокому мужеству, священному долгу строителей нового мира. В метель и ненастье несут почетную вахту на бесконечных воздушных трассах Отчизны, перевозят пассажиров почту, грузы, помогают труженикам села выращивать богатые урожаи. Они всегда готовы к выполнению сложных заданий и посвящают любимому делу все свои силы. А ветераны передают им свои знания и опыт.
И на Горьковском авиапредприятии, где я проработал почти тридцать лет, есть много династий летчиков, сыновья которых продолжают дела своих отцов. У командира авиапредприятия Анатолия Порфирьевича Коровина сын Владимир — командир АН-2, у пилота-инструктора ТУ-154 Анатолия Семеновича Шаркого сын Олег— второй пилот АН-2, у пилота-инструктора ТУ-134 Владимира Антоновича Горбачева сын Юрий — второй пилот АН-24, у Валерия Алексеевича Кузнецова, бывшего командира авиаэскадрильи, а теперь инструктора авиатренажера, сын Игорь — второй пилот АН-24. Штурвалы самолетов в надежных руках.
А вот еще одна история о романтике летной профессии, о глубоком уважении к советским летчикам и их верным подругам, о преемственности поколений. Эта история заканчивает мою книгу.
Огромный гидроплан важно покачивался на волнах быстрой таежной реки. К левому борту воздушного корабля были ошвартованы две старые неуклюжие лодки, нагруженные до отказа деревянными ящиками. Рабочие геологической экспедиции под руководством бортмеханика перегружали ящики в гидроплан. Это была первая партия драгоценного груза — горного хрусталя, с большим трудом найденного и добытого в «хрустальных погребах» Северного Урала.
Двадцатишестилетний командир корабля Перелешин находился на крутом берегу, он был рад, что наконец-то полетят отсюда с полной загрузкой. Да еще с какой! Ведь не зря же сюда, в Юрпауль, недавно прилетал с ним помощник наркома авиапрома Михаил Аркадьевич Загладин. Он-то и рассказал ему, Перелешину, как дорог, как нужен стране драгоценный кристалл, который [184] вынуждены были ввозить из-за границы, платить за него большие деньги золотом.
С весны тридцать девятого года, как только речка Пелядь очищалась от льда, Перелешин стал часто доставлять в Юрпауль геологов, снаряжение, продукты, мелкое оборудование. Прилетев туда и разгрузившись, Перелешин тут же улетал обратно на базу в Тэнск порожняком, потому что в такой глуши никакой загрузки не было. И вот пришлось не только задержаться, но и заночевать по просьбе начальника геологической экспедиции Блохина.
Перелешин, как правило, вставал рано, никогда не просыпал, так уж приучил себя за семь лет летной работы. Так было и в это утро. Позавтракав и поблагодарив Дуняшу — жену коменданта аэродрома, Перелешин направился к выходу.
Намеченное время раннего вылета уже прошло. Но Перелешин терпеливо ждал, что вот-вот из-за крутого изгиба реки покажется лодка с геологами. Ведь вечером Блохин радировал оттуда, с гор: «К вылету буду во что бы то ни стало. Очень прошу ждать».
«Вот тебе и «буду». А может быть, что случилось? Очевидно, там ливни... Вон зигзаги молний видны»,— размышлял Перелешин, возвращаясь обратно.
В это время на крыльце комендантской избы появился второй пилот — Павел Лукич Вербицкий.
— Ну. и парит же,— сказал он, подходя к Перелешину.— Наверное, к дождю, непременно к дождю.
Затем он сложил рупором руки и крикнул:
- Эге-ге-гей! На корабле! Шлюпку к берегу! Живо!
Вот ведь лодка есть, Лукич.
- Нет уж, покорно благодарим! Я не мальчишка какой-нибудь, чтобы балансировать, как циркач, на этой душегубке. У меня жена, дети...— И, ворча, как старик, он стал осторожно спускаться с крутого берега к воде.
«Чудак-человек»,— усмехнулся Перелешин вслед уплывавшему к гидроплану Вербицкому. И, постояв еще немного на берегу, спустился к воде, сел в вертлявую «душегубку», поплыл к гидроплану, борясь с сильным течением.
— Ура!—вдруг закричали на корабле.— Плывут, плывут!
Повернув голову, Перелешин тоже увидел большую, низко сидящую в воде лодку.
Вскоре лодка геологов пронеслась мимо Перелеши-[185]на и, развернувшись против течения, стала медленно подходить к гидроплану с хвоста.
- Ну что, Федор Михайлович, заждались?—весело спросил Блохин летчика, когда лодки их сошлись —понимаете, на полпути мотор забарахлил. А на лошади от Перекатного не решился: ездок один достался с характером,— объяснял начальник геологов, расплываясь в улыбке до ушей.
«Неужели из-за нее?»—подумал Федор и украдкой взглянул на смуглую, чернобровую девушку, которая сидела на носу лодки.
Но Блохин рассеял его недоумение, открыл брезент, а под ним лежал пушистый, круглый, как шар, медвежонок с белым «воротником» вокруг шеи.
— Федор Михайлович! Это вам от геологов, за ваши полеты к нам. В знак крепкой дружбы!
Перелешин хотел погладить медвежонка. Но медвежонок чуть не цапнул зубами летчика за руку, вызвав у окружающих взрыв смеха.
- Ух ты, какой сердитый!— смутился Федор, отдергивая руку за спину.
Ничего, ничего, привыкнет,— уверял жизнерадостный Блохин. А это наша Надежда,— в Москву направляю ее с новыми образцами,— с каким-то чувством гордости представил он девушку.
Медвежонок упрямился, огрызался, мотал головой, скалил зубы — не хотел залезать в самолет. Но общими заботами, осторожно водворили его в отсек радиста и посадили на цепь.
Девушка, единственная пассажирка, села на ящик, рядом с радиорубкой. Прильнув лицом к иллюминатору, она пыталась что-то объяснить Блохину, оставшемуся в ошвартованной к борту гидроплана лодке, но удары воли о корпус заглушали ее голос.
...Снявшись с якоря, гидроплан, не имея никаких тормозов, свободно пошел вперед. Преодолевая сопротивление большого вала воды, возникшего на носу, летающая лодка набирала скорость, но вначале плохо слушалась рулей, упорно стремилась развернуться против ветра, прямо на берег, который был близко.
Перелешин, видя, что второй пилот уже не справится с создавшимся опасным положением, быстро взял управление в свои руки: гидроплан, как укрощенный дикий конь, покорно выровнялся в направлении намеченного взлета, и стал стремительно набирать скорость. [186]
— Вот так-то!— улыбнулся Перелешин, передавая снова управление Вербицкому.
Самолет спокойно плыл в воздухе над «кучевкой». Федор смотрел вдаль на бескрайние леса, раскинувшиеся по обеим сторонам Оби, и думал: «Какая огромная наша страна; ведь там, что уходит на Север, вероятно еще и не ступала нога человека. Интересно бы взглянуть на эти места лет эдак через пятьдесят». Он достал из бокового кармана кителя маленький блокнот, что-то записал, затем, обернувшись к бортмеханику, сказал:
— Саша, попробуй-ка подать мне косолапика. Очутившись на коленях у Перелешина, медвежонок вначале нервно вздрагивал, старался спрятать свою голову между передними лапами.
— Ну что же ты дичишься, малыш? Не бойся, я тебя в обиду не дам.
Затем, немного успокоившись, медвежонок несмело лизнул руку летчика розовым влажным языком. Перелешин руку не убирал. Медвежонок лизнул ее еще и еще и, осмелев, взял в зубастый рот указательный палец руки летчика, стал с таким наслаждением сосать его и причмокивать, как будто это была соска.
- Ишь, как ребенок,— усмехнулся бортмеханик. Перелешин спросил его:
- Как там наша пассажирка? Небось озябла? Ведь прохладно на высоте.
— Куртку меховую я предлагал ей — отказалась, значит, не замерзла.
В промежуточном гидропорту Вербицкий отлично посадил летающую лодку. Перелешин похвалил его. Выключил двигатели. Подошел небольшой открытый катер. Взял гидроплан на буксир. Подвел к плоту, установленному у берега.
Перелешин вынес на руках медвежонка из самолета и, опустив на помост, повел его на цепочке по крутой скрипучей лестнице в здание аэропорта, стоявшего на круче. Высокие сосны, покрывавшие гору, спускались к самому аэровокзалу густым зеленым шатром.
В небольшой столовой для пилотов, как всегда, было по-домашнему чисто и уютно. С кухни доносился ароматный запах жаркого.
- Да дэж вы его споймалы?— всплеснув руками, спросила повариха тетя Варя, увидев в столовой медвежонка.
- В лесу.— отшутился Перелешин и попросил на-[187]крывать стол для экипажа.— А для малыша что-нибудь вроде котлет, только, пожалуйста, не горячих, а чуть тепленьких.
Оставив медвежонка одного, Федор ушел умываться. А когда вскоре вернулся, то ахнул: цветы с разбитым кувшином валялись на полу, белоснежная накрахмаленная скатерть затоптана грязными лапами, а виновник всего этого безобразия как ни в чем не бывало сидел на столе и, обхватив передними лапами уцелевший кувшин с квасом, попивал его с явным удовольствием.
Пришлось в наказание вывести Мишука на улицу и привязать к сосне, что росла метрах в двадцати от помещения.
Извинившись перед поварихой за мишкино «художество», Перелешин хотел было сесть к столу и почитать газету, но вдруг раздался ружейный выстрел. На улице поднялся гвалт, крик, как раз там, где был привязан медвежонок. Перелешин бросился туда, предчувствуя беду. Его взору представилась ужасная картина: несколько коров, которые до этого мирно паслись, почуяв зверя, ужасно рассвирепели и с диким ревом ринулись на беззащитного звереныша.
Мишук стоял на задних лапах чуть боком к своим смертельным врагам, короткая цепь не давала ему забраться на дерево. С видом обреченного он беспомощно помахивал передней правой лапой вниз — вверх. «Все!»—вырвалось у Перелешина, бежавшего изо всех сил к медвежонку, когда одна из коров уже замахнулась на него острыми рогами. Но медвежонок постоял за себя.
— А здорово он ударил лапой корову по морде!—восхищался старик сторож, подойдя к летчику с ружьем, из ствола которого еще шел едкий пороховой дым.
Подходили люди, жалели медвежонка и удивлялись, как коровы могли напасть на него: животные-то мирные. Подбежала Надя.
— Вам бы не живого, а тряпичного медвежонка надо было подарить!— выпалила она и ушла в здание аэропорта.
Перелешин растерянно посмотрел девушке вслед...
После того случая с медвежонком прошел месяц. Была суббота. С утра лил до обеда дождь с грозой. На втором этаже тэнской гостиницы «Заря», в просторном вестибюле, как всегда, собралось много летчиков, свободных от полетов. Смотрели напряженную игру в биль-[188]ярд между Перелешиным и маркером —лучшим игроком города. Перелешину оставалось положить единственный шар и — победа!
— От двух бортов «туза» в правый угол!—заказал он, и, от короткого, но сильного удара кия «полосатый» молниеносно, с приятным треском шлепнулся в лузу.
Наблюдавшие игру, в первую очередь летчики, бурно зааплодировали Перелешину.
В это самое время появился сияющий Вербицкий и подошел к Перелешину.
— Вот это по-нашенски, командир, по-одесски!— восторженно произнес он и, взяв под руку своего командира, тихо сказал:— Ты не видал, кто стоит у окна? Надя. Пошли к ней.
— Здравствуйте!— сказали летчики, подойдя к девушке.— Какими ветрами?..
— Снова в экспедицию добираюсь. Но пока не знаю, когда будет самолет,— ответила она.
— Считайте, вам повезло: завтра полетите с нами,— сказал Вербицкий.
...Вечером провожая девушку из городского сада до гостиницы, Перелешин спросил:
— Ну как, Надя, понравилось ли в нашем парке?
— Очень! Я и не ожидала такого в небольшом городе. И джаз понравился, и певцы, и вечер пролетел незаметно.
У подъезда гостиницы Перелешин сказал:
— Завтра, Надя, мы заедем за вами на автобусе, часиков в десять, в гидропорту оформим билет.
Небольшой автобус с пассажирами и членами экипажа катил по лесной дороге. Через час езды показалось огромное озеро, окруженное сосновым лесом, камышами, осокой. На зеркальной глади воды спокойно дремали летающие лодки, а самая большая из них, двухмоторная, с высоко поднятым хвостом, стояла у плота. Механики готовили машину к полету. Вылет задерживался на три часа по техническим причинам.
Побывав на корабле, Перелешин вернулся в буфет, где уже Вербицкий с Надей заказали завтрак. Потом Перелешин предложил Наде посмотреть медвежонка.
— Мишук!—тихо позвал медвежонка Перелешин, чтобы не вспугнуть его, спящего на густой траве под тенистой березой. Медвежонок быстро вскочил на ноги и бросился к своему покровителю.
— О-о! Какой большой стал,— удивилась девушка и [189] хотела погладтить медвежонка по лоснящейся шерсти. Но Мишук мигом бросился к ней и передними лапами уперся ей в грудь.
— А ну перестань озорничать!—осадил его Перелешин.
— Подошел бортмеханик Андреев и доложил, что вылетать можно будет на час раньше.
— Хорошо, Саша. Только распорядись, чтобы два передних отсека оставили для пассажиров.
— Понял, командир.
— Вот видите, Надя, как механики стараются.
...Вылетели в третьем часу дня. Сделав контрольный круг над озером, гидроплан с набором высоты лег на курс. В промежуточном гидропорту была кратковременная стоянка. Высадив пассажиров и дозаправив корабль топливом, экипаж продолжил полет, чтобы пройти последний восьмикилометровый отрезок пути. Но последний участок трассы из-за сильного дождя, гроз и низкой облачности гидроплан шел почти бреющим, едва не задевая макушки сосен. Перелешин уже подумал вернуться, но скоро показался прямой плес, подернутый туманной пылью, а через несколько минут — и обвисший, намокший полосатый ветроуказатель на крутом знакомом берегу.
Не делая круга, Перелешин мягко, почти неслышно притер летающую лодку к воде.
- Ну знаете ли, мы и не думали, что прилетите в такую погоду!—восторгался Блохин, подплывая на лодке к ставшему на якорь гидроплану.— А Надю привезли?
- А как же, в целости и сохранности,— ответил Вербицкий.
На завтра полет не планировался: из-за сильных ливней и гроз не подвезли с гор и не затарили горный хрусталь.
Вечером моросил мелкий, тихий дождик. Провожая Надю после ужина до избы, где она остановилась с подругой, Федор снял с себя кожаную куртку, осторожно накинул ее на плечи девушки и тихо сказал, что она самая красивая девушка на всем белом свете.
- Федор Михайлович, завтра я отправляюсь в горы. И возможно, мы встретимся только глубокой осенью или, быть может, какая-нибудь случайность сведет нас раньше,— проговорила она грустно. И, быстро сняв с себя куртку, набросила ему на плечи, шагнула в сени.
Постояв еще несколько минут, Федор медленно пошел [190] в свое общежитие, рассчитывая на встречу завтра. Но завтра Федор не застал Надю. Она рано отправилась в горы, передав ему через хозяйку тугой бумажный сверток в котором оказались прозрачный многогранник горного хрусталя и записка: «Нетерпеливый и гордый Федор! Пусть этот чистейший и твердый кристалл хранит вас всюду, куда бы ни забросила вас судьба. Н.»
Записку он перечитал несколько раз и спрятал в карман.
...Но на пути к их счастью было еще много разных препятствий. Перелешину не пришлось больше летать за горным хрусталем: его направили в Красноярск, чтобы выполнить несколько рейсов в Норильск. И Федор там часто думал о Наде, скучал о ней. Но написать ей не мог, потому что не знал, куда писать.
Поздней осенью он вернулся на свою базу в Тэнск, и командир авиагруппы поручил Перелешину перегнать в Москву на капитальный ремонт сухопутный самолет. В Москве Перелешин навестил Михаила Аркадьевича Загладина и через него узнал адрес Блохина, а послед¬ний дал ему координаты Нади.
Они встретились с Надей под Октябрьские праздники возле Дома железнодорожников в Черкизово.
В зимние каникулы Надя переехала к Федору в Тэнск и стала там учиться в пединституте. Но не долгим было их счастье: вскоре фашисты вероломно напали на нашу миролюбивую страну. Над Родиной нависла смертельная опасность, и Федор Перелешин одним из первых пилотов ГВФ сел за штурвал дальнего бомбардировщика. И храбро сражался. Но ему не суждено было увидеть своего первенца сына, которого подарила ему Надя. Погиб и Вербицкий, воевавший в эскадрилье капитана Перелешина.
Прошли, пролетели годы. Каждое утро Надежда Михайловна, проводив в полет сына, а невестку на работу и поправив одеяльце на спящем внуке, подходила к письменному столу и подолгу смотрела на фотокарточки в аккуратных рамках. На одной из них был капитан военно-воздушных сил, на другой — пилот гражданской авиации, похожие друг на друга, как две капли воды. Только капитан выглядел моложе и суровей. Так оно и было на самом деле. А между карточками на подставке красовались чудесный многогранник горного хрусталя, и фигурка маленького медвежонка, вырезанного из слоновой кости…[191]
Dobrolet : 23 Апрель 2012 14:16  Вернуться к началу

Пред.