Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Еременко Т.Ф. Большой полет

 1.jpg
Тихон Федорович Еременко БОЛЬШОЙ ПОЛЕТ
Редактор Л. Г. Чандырина
Художник С. Н. Семиков
Худож. редактор В. В. Кременецкий
Техн. редактор Р. А. Щепетова
Корректор О. А. Гаркавцева
ИБ № 1345
Сдано в набор 03.10.83. Подписано к печати 17.01.84. МЦ 00008. Формат 84х108 1/з2. Бумага типографская № 1.
Гарнитура «Литературная». Печать высокая.
Усл.-печ. л. 10,08. Уч.-изд. л. 10,64. Усл.-кр. отт. 13,23.
Тираж 15 000 экз. Заказ № 4869. Цена 30 коп.
Волго-Вятское книжное издательство, 603019, г. Горький, Кремль, 4-й корпус.
Типография издательства «Горьковская правда», 603006, г. Горький, ул. Фигнер, 32.


 3.jpg
ББК 65.9(2)37
Е70
Рецензент Е. Г. Филатов
Еременко Т. Ф.
Е70 Большой полет.— 2-е изд., перераб. и доп.— Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1984.— 192 с, ил. 30 коп.
Книга документальных очерков о повседневном мужестве летчиков Аэрофлота в мирные дни и в годы войны. Для широкого круга читателей.
0302030800—005
Е М140(03)-84 9-83 ББК 65.9(2) 37
© Волго-Вятское книжное издательство, 1984. Предисловие, оформление.
ОГЛАВЛЕНИЕ

Негромкое мужество [5]
Обретая крылья [9]
Красновоенлеты [10]
Над лесами Коми [17]
Ночь в камышах [41]
Случай в пустыне Бетпак-Дала [46]
В горах Тянь-Шаня [51]
На «воздушном лимузине» [54]
В канун Нового года [60]
Ночной полет [65]
Обские были [71]
Последний мирный рейс [87]
В годину испытаний [93]
И дальние бомбардировщики водили мы [94]
Внезапный удар [98]
Командировка в тыл [104]
Без вести не пропавшие [113]
Посылка генерала [144]
Огромное небо [149]
Над Енисеем и Таймыром [150]
90 секунд полета [153]
На земле туман [169]
Я - «Изумруд» [171]
В антракте [177]
Ту-134 просит посадку [181]
Полет продолжается [183]
Dobrolet : 14 Апрель 2012 17:31  Вернуться к началу

В антракте

За какие-то две-три минуты начавшегося гололеда взлетно-посадочная полоса заледенела так, что выпускать и принимать самолеты стало невозможно. Аэропорт тут же закрылся на три часа, и летевшие воздушные корабли повернули обратно, на аэродромы вылета или на ближайшие запасные.
По этому случаю на командном пункте аэропорта наступил тот антракт, когда и пожилые, и молодые диспетчеры, не спеша, дымя сигаретами, коротали время за [177] разговорами. Говорили о всякой всячине. И как-то сам по себе разговор пошел о судьбах летчиков, известных и неизвестных.
— Что ни говори, братцы, а среди нас были, есть и будут счастливчики и несчастливчики,—уверял Елисей Иванович Ползунов, бывший летчик-истребитель, фронтовик.— Одного эта судьба-матушка ласково и нежно берет под руки и ведет его, голубчика, по ступенькам служебной лестницы до самого верха, другого же, злодейка, подкарауливает, можно сказать, прямо на «взлете» в расцвете сил.
Так-то оно так, Елисей Иванович,— перебил его Владимир Владимирович Надеждин.— Но если с другой стороны хорошенько присмотреться и подумать, то все же судьба-матушка, как изволил ты сказать,— в собственных руках каждого. Едва ли вы найдете пример, чтобы летчик, хороший летчик, уйдя от неминуемой гибели, впредь отказался бы от полетов, отказался от авиации.
Да, пожалуй, это так,— согласился Ползунов.
В разговор старших не вступали только двое. Это были совсем юные диспетчеры-стажеры, вышедшие не из летной среды, а окончившие после десятилетки двухгодичную школу диспетчеров гражданской авиации. Один из них спросил:
Владимир Владимирович, расскажите, пожалуйста, о себе. И вообще, как вы попали в авиацию?
О чем же рассказать вам, ребята? Родился и вырос, как и большинство моих сверстников, в деревне, вблизи Волги. И знаете, рос большим фантазером и выдумщиком. В жаркие летние дни мы прыгали с кручи в реку в страшный темный омут, в котором, по рассказам деда Егора, издавна водились черти. И на самые высоченные деревья взбирались, как обезьяны, быстро и цепко, и по крутым крышам сараев лазили.
Однако и на чтение у меня время находилось. В нашей сельской школе, где моя мать учительствовала, была хорошая библиотека. Приключенческие книги я книги о жизни замечательных людей будоражили мое воображение. Мне очень хотелось стать летчиком-истребителем.
Об этой своей сокровенной мечте я никогда и никому не говорил, даже матери. Считал, что летчиками могут быть только люди особые — могучие, как Чкалов и Покрышкин. [178]
Как-то вечером, когда мои сестры и братишка уже спали, а я лежал в темноте с закрытыми глазами и «парил в заоблачной выси», к нам в дверь кто-то постучал.
Пришел старый дед Егор, тот самый, что чертями отпугивал нас от страшного омута. Я замер, притворился спящим. Интересно же было знать, зачем принесло его в такую пору.
— Вот вить дело какое щекотливое,— заговорил дед.— Мне помощник требуется, то исть подпасок. Вот Вовку бы твоего... С ответом не тороплю, подумай.
Егор ушел, но тут же вернулся из сенец.
— Ай-ай-ай, рыбу-то чуть не позабыл: тута в корзине и лини, и щука. И ушицу сваришь, и пожаришь.
Сперва мать стыдилась моего пастушьего положения, переживала, когда будила меня рано-рано, до восхода солнца. Потом свыклась.
Корма в то лето были сочные, разнотравье — по пояс. Сытые, неторопливые коровы да доверчивые телочки и бычки привыкли ко мне и побаивались взмаха тяжелого кнута, издававшего сильный хлопок. Даже всегда чем-то недовольный бык Ласий с железным кольцом в широких влажных ноздрях покорялся моим окрикам и взмаху кнута.-
Обычно неотступно за мной следовали две собачки — бело-черный Награждай с глубоким шрамом через весь лоб от волчьих клыков и черная Жучка. Награждай был верным стражем телят и овец.
Однажды Награждай сцепился с таким матерым волчищем, что не подоспей я к нему на помощь, ему бы не жить. Сначала Награждай свалил волка, потом тот как-то вывернулся и навалился на Награждая и уже подбирался большущими клыками к горлу. Вот в это время я и подбежал, со всего размаха ударил дубиной серого по голове, он и ноги вытянул.
За лето хоть я заметно и не подрос, но окреп. Молоко парное пил вволю прямо на пастбище, куда бабы приходили доить коров. И трудодни мне шли как взрослому.
О полетах я тогда перестал и думать. Да и вообще перестал мечтать, потому что за день, бывало, намаешься так, что только бы добраться до постели.
Вскоре после войны, когда я оканчивал среднюю школу и уже твердо решил поступить в университет на математический факультет (но математике у меня были одни пятерки), к деду Егору приехал на побывку внук— сержант Никита, Никита был рослый и красивый, в лет-[179]ной форме, с сержантскими лычками, блестящими медалями. По сему случаю дед Егор с бабкой Акулиной собрали гостей. И нас с матерью пригласили.
Дед Егор был в старинной гимнастерке с двумя Георгиевскими крестами на груди. Весь какой-то чистый, светлый. Поглаживая мягкую белую бороду, он обвел всех присутствующих за двумя столами и сказал:
— Выпьем ноне, дорогие гости, за славных воинов наших, за живых и погибших.
Бабы заплакали. Заплакала мать. Да и сам дед Егор не сдерживал слез. Ведь и его два сына не пришли с воины.
Никита вынул из бокового кармана бумажник Достал фотокарточку и стал всем показывать:
— Майор Сорокин! У него вся грудь в орденах.
Я тоже посмотрел на ту фотокарточку. Действительно, у самолета стояли во весь рост летчики. А у того самого Сорокина больше всех было орденов и медалей. Только ростом он был меньше всех.
Летает как бог, даже лучше!—комментировал Никита.
Странно,— усомнился я,— роста небольшого, а летает «как бог».
...Той весной военкомат набирал по комсомольским путевкам кандидатов в военное летное училище. Рискнул н я. И, представьте себе, медицинская комиссия признала меня годным к летной службе без ограничения. Возвращаясь домой, чувствовал себя на седьмом небе.
А дальше, а дальше как было?
А дальше случилось так. Через пятнадцать лет, после окончания высшего военного летного училища и службы в истребительных частях, меня назначили к Сорокину, тому самому Сорокину, что «летал как бог». Он был уже полковником. В годах. Собирался в запас. Я летал тогда на всепогодном истребителе-перехватчике. Однажды мы с товарищами поехали в лес и, возвращаясь обратно, попали в аварию. Да не совсем удачно... Очнулся через двое суток на больничной койке.
Врачи, спасибо им, «склеили» меня. Но с небом,—Надеждин глубоко затянулся сигаретой,— с небом пришлось расстаться навсегда. Вот с той поры и прихрамываю на правую ногу. Думал все, жизнь кончилась. Ведь никуда-то я не гожусь.
Потом взял себя в руки... И подался я в аэропорт.[180]
Там в службе движения люди требовались. Медицина ценя пропустила. И вот, как видите, шестой год работаю здесь и чувствую себя при настоящем деле.
...В динамике командно-диспетчерского пункта раздался голос руководителя полетов:
— Взлетно-посадочная полоса очищена от гололеда. Возобновляем прием и выпуск самолетов.
— Но вот, друзья, антракт окончен. За дело!—сказал Надеждин, усаживаясь за пульт.
— 65023! Я — «Кристалл!»— Надеждин вызывал очередной борт, подходящий к аэродрому.
Голос его звучал четко и ясно. И лицо, рассеченное глубоким шрамом, заметно преобразилось, даже как-то помолодело, как будто в этот момент он сам находился не на земле, а в полете.
Dobrolet : 23 Апрель 2012 13:59  Вернуться к началу

Пред.След.