Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Баранова С.С., К Полюсу!

Изображение
От автора: Мне выпала большая честь стать участницей исторического похода атомного ледокола «Арктика» к Северному полюсу. Безусловно, об этом рейсе еще будут написаны книги, появятся воспоминания и рассказы очевидцев. Все это будет, но позже... А пока я поставила перед собой скромную задачу: как говорится, по горячим следам воспроизвести события тринадцати дней высокоширотной экспедиции. Писала только о том, что видела, только о тех, с кем беседовала.

Тринадцать дней... Срок настолько мал, что не приходится претендовать на глубокий и полный рассказ об атомоходе, о людях «Арктики». Каждый из членов экипажа достоин, чтобы о нем написали. Но пусть простят меня те, чьи имена и фамилии в книге не упомянуты. К сожалению, многое осталось за страницами блокнота. А минувших событий не вернуть...


Светлана Степановна Баранова — заведующая отделом редакции мурманской областной газеты «Полярная правда».
Принимала участие в полетах самолета ледовой разведки на Шпицберген и к острову Диксон. В 1976 году опубликовала серию репортажей о работниках штаба морских операций на Диксоне. В феврале—марте 1977 года принимала участие в экспериментальном рейсе к ямальскому мысу Харасавэй. В августе 1977 года — поход на Северный полюс. Награждена значком « Почетному по лярнику» и медалью «За трудовое отличие»
Баранова С.С., К Полюсу! Мурманское книжное издательство, 1978 г., тир. 10 000 экз.
Книга в формате pdf [29.18 МБ]: Баранова - К полюсу.pdf

  1. Введение
  2. Шесть интервью
  3. Начало пути
  4. Три моря за кормой
  5. Накануне
  6. Звездный час
  7. Капитан Кучиев
  8. Познать непознанное
  9. Домой!
  10. Высокие награды
  11. Родина отмечает покорителей полюса

Звездный час


— Что-то не видно оси, что-то не видно медведей! Нас не встречают, — приговаривает, крутя головой по сторонам, Кирилл Николаевич Чубаков.

Бинокль приладил. У него, начальника Администрации Севморпути, и чисто человеческое любопытство, и служебное — ничего не упустить, все узнать, увидеть. Чтобы потом, как он заметил, можно было себя чувствовать вполне компетентным человеком и смело сказать: «Я уверен!»

Вот и всматривается. Впрочем, не он один. Все прильнули к иллюминаторам — негде глаз приткнуть. Но, кроме искристого савана да трещин, припорошенных снегом, увы, ничего не углядеть. Да, бесспорно, героям Жюля Верна на этот счет более повезло. Они увидели на полюсе бушующий вулкан, надеялись встретить и нечто более удивительное. Вспомнилась лекция доктора Клоубонни о человеческой фантазии относительно полюса — из его романа «Путешествия и приключения капитана Гаттераса». «Ни одно место Земного шара не вызывало столько гипотез и химер, — говорил он. — Древние, имевшие лишь слабое представление об астрономии, помещали близ полюса сады Гесперид (сады богини Земли, в которых Геспериды — дочери Ночи — стерегли золотые яблоки, дарующие вечную юность. — Авт.). В средние века думали, что Земля вращается вокруг гигантского стержня, концы которого выходят наружу у полюсов. Но когда увидели, что кометы свободно проносятся над полюсами, пришлось отказаться от такого рода поддержки. Позлее французский астроном Бельи утверждал, что атланты — культурный народ, исчезнувший с лица Земли, о котором упоминает Платон, обитают у полюса. Наконец, уже в наши дни предполагали, что у полюсов имеется огромное отверстие, из которого излучается северное сияние и через которое можно проникнуть внутрь Земного шара. Далее предполагали, что в полой сфере Земли находятся две планеты, Плутон и Прозерпина, и наполнена она светящимся воздухом, обязанным этим свойством сильному давлению, которое он испытывает под Землей».

Если бы... А тут — одно безмолвие. Белое, холодное, леденящее душу. Первая мысль, мелькнувшая после минутного оцепенения: как хорошо, что есть наш ледокол, большой и добрый дом, с людьми, уютом, теплом. Дом — на 90-й широте, где можно работать и слушать музыку, попариться в сауне, прихватив пахучий земной веник из самой настоящей березы, и в обед разламывать крупные ломти астраханского арбуза. Полюс — и полный комфорт. Что-то есть в этом несовместимое. Наверное, сказывается влияние прочитанного, давнего.

Ведь на что могли рассчитывать наши предшественники, решаясь идти к полюсу? Собачьи нарты, снежная хижина, теплая шкура и немного однообразной еды — если останется, если путь окажется не вечным. И все же шли!... Чем их заворожил нелюдимый полюс?! Влекло желание познать непознанное? А вдруг не это? Честь, слава? Нет, сразу не понять. Точно так же, как пока не доходит до сознания и то, что мы уже здесь, на полюсе.

Видно, не каждому человеку дано сразу переварить такой поток впечатлений: трапы, ревущие льды, автоматика, радуга, улыбки, выплескивающийся из кастрюль борщ и снежность полюса...

Не только понимание, но и радость, гордость, конечно же, придут. Но только позже. Через несколько часов. Этот момент, момент осознания свершившегося, можно зафиксировать с хронометрической точностью. Прощание «Арктики» с полюсом. Громадная памятная плита — наш дар Северному Ледовитому океану — медленно погружается в воду. Монеты, туда же летящие с борта, обязательно через левое плечо, обязательно со словами: «Я вернусь!» Атомоход делает последний круг, опоясывает клокочущим темным каналом ледовый остров, где в самом центре полощется на ветру Государственный флаг Советского Союза. Он остается. Мы уходим. И стало грустно, как-то не по себе: «А вернусь ли? Такое случается в жизни только раз. Ведь это был полюс! Для кого-то недосягаемый, для нас — достигнутый».

Не берусь судить о других. Но так было со мной. И, может быть, с кем-нибудь еще. Из тех, кто после торжества пошел подальше, нашел торос побольше и сел под ним. Ушел от людей, от радости, от шума, чтобы хоть на миг пережить одиночество первопроходца, мысленно представить себя на месте Седова, Пири, Кука — смелых предков из давно минувших лет. Удалось ли другим прочувствовать это — не знаю. Мне — нет.

Да и надо ли? Мы пришли сюда в совсем иное время и совсем по другому поводу. «Арктика» шла не покорять полюс, а познавать его, уверенная в своей мощи и силе, в разуме людей, готовящих решительное наступление на высокие широты, на ее главную и жестокую соперницу—Арктику. Лучше, чем сказал в своей книге «Путь к полюсу» наш соотечественник, известный ученый-полярник Рудольф Лазаревич Самойлович, не скажешь: «Советские полярные исследователи не стремятся... устанавливать какие-либо рекорды, перед ними стоит тяжелая, но вместе с тем возвышенная задача... Достижение полюса не может служить в настоящее время исключительной целью полярных экспедиций... Мы не хотим больше отдавать жизнь человека хотя бы даже за самые высокие научные достижения. Мы должны, мы можем, благодаря высокому уровню современной техники, работать без жертв. На пути к полюсу не должно быть более могил!» Он был уверен, что «уже в ближайшее время красные звезды Советской страны будут парить над центральной полярной областью».

И не ошибся. Сначала — отважная четверка папа-нинцев. 21 мая 1937 года самолет Водопьянова высадил на ледяное поле примерно в двадцати километрах за полюсом участников экспедиции первой советской станции «Севершлй полюс» — начальника станции Ивана Дмитриевича Папанина, гидробиолога Петра Петровича Ширшова, магнитолога Евгения Константиновича Федорова, радиста Эрнста Теодоровича Кренкеля. «Грянуло «ура!» в честь любимой Родины, — пишетКренкель, — и мы бросились в объятия друг к другу. Полюс встретил нас не особенно ласково. Погода была далеко не майской: пятнадцать градусов мороза, противная поземка забивала одежду мельчайшим снегом, солнце едва просвечивало сквозь быстро несущиеся облака». Папанинцев ждали свыше 270-ти суток дрейфа, тяжелая работа, научные открытия...

Полеты нал холодной вершиной Земли отважных летчиков полярной авиации. Сегодня они не редкость На счету крылатых исследователей Арктики и дальние перелеты над Ледовитым океаном, и посадки прямо на полюсе. Кстати, и наши сопровождающие — Ил-14 и вертолет, базирующийся на борту «Арктики», — пришли на полюс раньше, чем атомоход.

Наконец, в 1962 году на штурм полюса отправились советские подводники. Атомная лодка «Ленинский комсомол» под командованием капитана 2 ранга Льва Михайловича Жильцова прошла под полярными льдами и, успешно достигнув заветной точки, всплыла в полынье на полюсе. Задание Родины было выполнено с честью.

В связи с этими походами — воздушными, подледными и вот теперь надводным — вспомнился любопытный диалог. Его привел в своей книге «RAEM — мои позывные» Эрнст Кренкель. Один из присутствовавших на дипломатическом завтраке в Таллине, куда была доставлена из Арктики четверка отважных зимовщиков, задал Кренкелю вопрос: кому принадлежит Северный полюс? И добавил: дескать, раз Арктика разделена на секторы, то так должно быть и на полюсе. Кренкель не растерялся и ответил так:

— Северный полюс принадлежит тем, кто чаще там бывает и чаще туда летает!

Совершенно очевидно, что ответ этот был вызван каверзностью самого вопроса и послужил некоторым доказательством престижности в то время нашей страны — не в покорении полюса, а в изучении приполюсного района. Ведь именно с этой целью была организована первая дрейфующая на льдине станция.

Но так ли важно сегодня оспаривать территориальную принадлежность самого полюса? Он всего лишь точка на карте. Перед учеными и специалистами нашей страны куда серьезнее стоит задача: как можно лучше познать приполюсный район, сделать высотные широты советского сектора Арктики судоходными.

... Сейчас, оседлав полюс, высится надо льдом оранжевая громада атомохода. И покорителей — не один и не два, а сразу — двести семь! Громкоголосая земная ватага с русскими ромашками, иван-чаем, советским шампанским и арбузами в руках. Такого вторжения еще полюс не видел.

Из судового журнала: «17 августа. 04.05. Остановились. Определили место. Предельная ошибка — 0,6 мили... Видимость 1—2 мили. Лед 10 баллов, многолетний, торосы. 07.12. Машины переведены в часовую готовность. Вооружен и опущен парадный трап».

Не спустились, а слетели по трапу на лед фото-и кинолюбители. Сейчас их не остановил бы даже ураган, не то что голос с мостика, настойчиво призывающий всех до единого подняться на борт для построения. Корреспондентов не затянуть и на аркане. Столь велико желание запечатлеть каждое мгновение, каждый шаг на студеном полюсе, что слова команды сознательно пропустили мимо ушей. Кто знает, может это был единственно верный путь. Экспедиция закончится, а фотокадры — редкие, неповторимые — останутся жить. Ведь минувших событий не вернуть. Потом тысячи советских людей с волнением и радостью будут отыскивать их на страницах газет. Ибо каждому захочется увидеть, какой он, этот полюс. Пусть не все снимки получатся удачны, но и делали их не профессионалы —■ Василий Захарьков из «Известий», Михаил Курносов — из журнала «Морской флот», Николай Константинов — корреспондент ТАСС, словом, каждый, кто хоть малость владел фотоаппаратом. И теперь эти кадры — наша история.

— Государственный флаг Советского Союза на полюс — вынести! — звучит команда.

Ничего более торжественного видеть и чувствовать не приходилось. Были праздники -— большие и маленькие, памятные и не очень. Но в чем-то похожие, привычные. А этот ■— впервые. Праздник на вершине планеты.

Палуба — негде яблоку упасть, слегка покачивающийся трап и твердыня холодного льда — вот и весь полюсный маршрут. Какие-то десятки метров отделиют «Арктику», нарядную, поднявшую флаги расцвечивания, от студеного пика мира, обжитого вмиг — здесь уже установлены флагшток, трибуна, а вокруг воображаемой оси Земли очерчен круг. Сюда движется колонна. Не очень строгая, не очень парадная, не из тех, к каким привыкли мы на главных площадях в дни больших торжеств. Кто в ногу, кто сбился... А в голове крутится: «Левой! Левой!» Не получается. Нет площади, и лед — не тротуар, трещины, горбатины. Перепрыгиваем. Подбираем ногу. А валенки такие неуклюжие, ну никак не слушаются.

В руках транспаранты, на лицах улыбки и радостное озорство. Нам бы сейчас, живым, земным — бегом, кувырком, с криками, смехом... куда глаза глядят. Но это потом. Ритуал есть ритуал. И мы, советские посланцы, принесли его сюда, на полюс, не знавший, не гадавший, что придется встречать так много гостей.

Знаменосцы взволнованы, пожалуй, чуть больше других. Им кажется, наверное, что сейчас на них глядит весь мир. Лиле Мининой уж точно так кажется. Жила в Североморске. Дом, школьные фартучки и бантики. И каждый день уроки. Зачитывалась приключенческими книжками — о море, об Арктике. Это было вот только что. Романтика виделась ей такой, какой может видеться только в семнадцать лет. Не давала покоя маме и бабушке, а им, по всей вероятности, совсем ни к чему были море и Арктика для своей очень домашней, русоголовой, с милыми кудряшками девчонки. Лиля до сих пор удивляется, что именно бабушка, а никто иной, зная, что внучка не раз тонула и все-таки лезет в море, любит его, принесла в дом это маленькое газетное объявление. В нем черным по белому сообщалось: в ГПТУ № 4 Мурманска можно получить специальность и отправиться в плавание.

Вот и все. если не считать маленькой неудачи или как раз огромной удачи — так, во всяком случае, кажется Лиле теперь. Все выпускницы получили назначение на суда, а ее оставили в резерве. И как снег на голову — этот неожиданный рейс.

Несколько часов назад ей сказали, что доверяют в числе других поднять Государственный флаг СССР на полюсе. Закутавшись в полушубок, весь вечер, всю ночь простояла она на палубе среди грохота льда, вслушиваясь и не слыша его. А потом охотно давала интервью, вместившееся в одной фразе: «Я счастливее всех девчонок на свете!» И как не понять ее: Лиле, самой юной участнице экспедиции, недавно исполнилось всего лишь восемнадцать.

Действительно, судьбы не угадаешь. Вроде дорога к полюсу для всех была одной, общей — на «Арктике», через льды Ледовитого океана. А как по-разному пришли сюда люди!

Александр Георгиевич Гамбургер — инженер-электронавигатор, потомственный мастеровой с прекрасными руками, не знающими отдыха. Человек незаурядной эрудиции и просто добрый, безотказный человек, к которому сразу чувствуешь симпатию и иначе уже не можешь относиться. Он тоже был среди тех, кому оказана честь водрузить флаг. Всю жизнь, сорок полярных лет шел сюда Александр Георгиевич. Нет, он не мечтал о полюсе. Думал — поздно. И принял полюс, как подарок судьбы — неожиданный, бесценный подарок. Весь этот рейс много работал и совсем мало спал. Устал, приболел. Может, по этой причине, а может по какой другой, был задумчив, молчал, не очень делился впечатлениями. И лишь на обратном пути разговорился. Рассказал о себе, своей жизни, своей работе. Меня его откровенный разговор, честно говоря, застал врасплох, подумала — как здорово помог бы в эти минуты магнитофон. Но магнитофона не было. И, боясь пропустить хоть слово, торопливо стала записывать в блокнот. «Вы же слышали, как сегодня Кучиев в ходовой рубке говорил. Мол, жена Гамбургера возмущается: что, мой муж, кроме как медведями, ничем на судне не занимается? Но это что. А то приезжаю в отпуск, мне знакомые вопросик приготовили: «Ты кем там, дрессировщиком работаешь?» Ну, думаю, прославили меня медведи. А звери хорошие были, ласковые, забавные и умницы. Один на «Ленине», второй — на «Мурманске», третий — на «Арктике». Все трое — Миши. На большее фантазии не хватило. Живут сейчас в разных местах. Первого Мишу презентовали Урхо Кекконену, президенту Финляндии, от советских полярных моряков. Второй поселился в Киевском зоопарке, третьего — Ленинградскому подарили. Ох, и помучили меня корреспонденты... Вот такое увлечение было — в свободную минутку. А дело... О нем особый разговор.

Прадед мой, Иоганн Гамбургер, был приглашен в Россию как мастер по гальванопластике. С классических мраморных фигур гальваническим методом делал отливки в бронзе. Его скульптуры и сейчас стоят в Ленинграде. Я, как видите, иное занятие избрал. Но от прадеда, наверное, унаследовал желание постоянно что-то мастерить, копаться в приборах. Не просто включать и выключать, а настраивать, переделывать. Интересно мне.

Собственно, это и привело в Арктику. Первопричина — перспектива познакомиться с новейшим достижением науки. Нечаянно узнал, что разработана уникальная в своем роде радионавигационная аппаратура. Кстати, этот метод использования радиоволн для точного определения расстояний наши ученые тогда запатентовали. Большое достижение. Много лет прошло. Аппаратура модернизировалась, совершенствовалась, а принцип остался прежний.

Так вот, мне в числе других представилась возможность испытать новшество на деле. Я тогда был молодым и только постигал азы радионауки в техникуме. Предложили, бросил учебу. И — в экспедицию, на ботике, был такой «Папанин». Это были попытки применить аппаратуру уже для получения производственных результатов. Да, я забыл сказать, что ведала всем гидрография. Туда и поступил на службу. Транспортом в те времена она была небогата — в основном маленькие деревянные ботишки, все самодельное. Словом, гидрографическую науку, как говорится, своим горбом постигали. В гору — так в гору, сам ползешь, груз тянешь. В воду — так в воду, в чем попало, в чем есть. Но зато здесь люди проходили отличную школу отношения к труду и ответственности за свою работу. Ведь гидрографы — создатели главных морских документов— карт. Выясняют, наносят очертания, острова, делают промеры глубины... Карту создает небольшая группа, а плавают по ней тысячи людей. И, выходит, не имеет права, не может быть работа гидрографов безответственной. Вот так.

В таких условиях, я бы сказал, труднейших, выкристаллизовываются люди. Плохие не выдерживают, уходят. Другие остаются. Оплата здесь не была стимулом — деньги небольшие. Можно было в пивном заведении спокойненько крутить пластинки и больше заработать. Просто нужная была работа, интересная. Война меня только оторвала на несколько лет от нее. И то по собственному желанию. На нас бронь была... Но не смог, хотя понимал, что и здесь не легче, ушел на фронт добровольцем. К концу 41-го уже присвоили офицерское звание. Награду получил ■— орден Красной Звезды за форсирование Одера и взятие Берлина.

Отвоевал и в 46-м опять вернулся в гидрографию. Моих товарищей к тому времени аж на Тикси занесло.

А в 1961 году от своей службы, от гидрографии, попал на атомный ледокол «Ленин». Он тогда пошел в экспериментальный рейс высаживать «СП-10». Обеспечивали с помощью технических средств безопасную работу атомохода. Познакомился поближе с Соколовым, капитаном. Он мне и предложил возглавить группу по радионавигационному обеспечению. Приборы на судне интересные, современные. Согласился. Так вот оказался на атомном флоте и по сей день здесь, только теперь — на «Арктике». Приятно очень было, что в день моего 60-летия неожиданно приехала делегация из гидрографии с памятным адресом от руководства. Ведь столько лет прошло. Помнят... А это всегда приятно и дорого, когда тебя помнят.

Полюс для меня, конечно, явился неожиданностью. Я был в отпуске, только-только приехал в Москву. Уже ждет телеграмма: 20 июля быть в Мурманске. Помчался.

Перед самым рейсом привезли новые приборы для определения курса корабля в приполюсном районе, где обычный гирокомпас не работает. Десять дней спал по 2—3 часа в сутки. Кабели, контакты. Паял, монтировал. Надо было все установить во что бы то ни стало. Сделал. И очень доволен.

Моя непосредственная каждодневная работа? Это заведование судоводительскими приборами, что дают возможность штурману определить курс корабля, скорость и все элементы движения, позволяют вести судно в любых условиях плавания, в любое время сутокпо заданному курсу, определять местонахождение корабля с высокой точностью. Все основные приборы, которые помогают судоводителю, расположены в штурманской рубке и на мостике. Но это, если можно так сказать, показывающая часть. А датчики... Начиная от днища до клотика на мачте. Прекрасные приборы, достойные уважения.

Если по инструкции, то моя работа заключается в том, чтобы правильно и грамотно обслуживать и эксплуатировать эти приборы. А без нее — каждый уважающий себя специалист должен уметь сам достаточно квалифицированно оценивать показания каждого прибора. Отвечать за цифры. И, если нужно, самому стать к карте и определить ошибки и поправки. Не голая эксплуатация, а понимание необходимо. Судоводитель всегда должен знать, где он находится.

Как таковой, вахты у меня нет. Но. честно говоря, порой и суток не хватает. Вот сейчас. Все висит на этих приборах — и приходится проводить около них по 15—18 часов подряд. Ничего не поделаешь. Здесь условия экстремальные, и мои приборы на них не очень-то рассчитаны.

Но они не подвели и в высоких широтах. Отлично работали. Рейс закончится — поеду в отпуск. Мне всю жизнь не хватало юга».

Но вернемся к событиям 17 августа.

... Наступает самый главный момент. Прижавшись друг к другу, чтобы не оказаться за чьей-то спиной, чтобы чего-то не упустить, все увидеть и услышать — такое не повторяется, — люди сомкнули круг. Сотни глаз, десятки фото-и кинокамер обращены к флагштоку, на десятиметровую высоту которого медленно поднимают алый стяг Лилия Минина, Александр Георгиевич Гамбургер, ветеран полярных исследований Илья Павлович Романов и старший инженер-оператор атомохода Юрий Александрович Кузнецов. В торжественность тишины врывается гром салюта. 21 залп в честь большой победы: надводный корабль, созданный и построенный в нашей стране, управляемый советскими моряками, впервые за всю мировую историю в активном плавании пробился к Северному полюсу и провел беспримерные исследованияв высоких широтах. 21 залп в честь победы, свершившейся в год 60-летия Великого Октября и открывающей широкие возможности для планомерного практического использования советского сектора Арктики.

И снова — тишина. От трибуны к флагштоку неторопливо идет капитан. Он бережно держит в руках эстафету, прошедшую через десятилетия, — древко знамени, под которым отважный русский моряк и исследователь Георгий Седов выступил в поход к полюсу шестьдесят с лишним лет назад. Но не смог донести знамя, не смог дойти до полюса. Теперь национальная реликвия, найденная спустя двадцать лет после гибели Г. Я. Седова, хранится в музее. Ее взял с собой в экспедицию молодой ленинградский ученый Борис Ионов.

Помнится, за несколько суток до полюса это древко, потемневшее от времени, с едва заметными буквами на проржавевшем металле, передавалось из рук в руки в клубе атомохода. Каждый подержал его и осторожно протянул соседу. И ощущение такое, будто прикоснулся к чему-то священному. А потом до самого финиша, до самой северной точки, куда ледокол держал курс, старое древко было символом нашей победы, символом давнишней мечты русского народа покорить полярную неприступность, осуществили которую участники ледового похода на «Арктике».

Капитан установил древко у флагштока с флагом нашей страны.

В эту минуту мы все хорошо понимали грусть и строгость Кучиева, склонившего голову. Уже потом Юрий Сергеевич сказал, что в тот момент испытывал волнение на грани слез и даже неожиданно для себя подумал: «Не дай бог расплакаться!»

Затем первый помощник капитана Владислав Георгиевич Лазарев прикрепил к флагштоку капсулу с проектом Конституции СССР, с газетами, в которых опубликованы материалы обсуждения проекта, с текстом Гимна Советского Союза и судовой ролью, куда занесены фамилии всех участников экспедиции.

Тогда о капсуле нам было известно только это, но, как выяснилось чуть позже, не все.

Спустя неделю, уже возвратившись в Мурманск, я (совершенно случайно) узнала кое-какие довольно неожиданные подробности. Антон Петрович Избицкий, начальник базы технического обслуживания Мурманского пароходства, очень уж дотошно расспрашивал меня о содержимом капсулы. Как мне показалось, я все добросовестно перечислила. Он лукаво улыбнулся и сказал:

— Нет, это не все. Я-то знаю. Капсулу делали у нас на базе. Лучшие токари делали — АлександрАфанасьевич Макаров и Юрий Михайлович Иванов. А какой уважающий себя рабочий, тем более кадровый, хороший рабочий, не оставит автографа на своем изделии? Вот и они расписались на капсуле, но так, чтобы никто не заметил. Причастность их к походу очевидна.

... Торжественная часть закончилась. А праздник продолжается. Эти взрослые, эти герои так напоминают сейчас детей. С криками «ура!» ринулись в кругосветное путешествие — по часовой стрелке и против, вокруг ледовой площадки, очень похожей на макушку глобуса, если смотреть на него сверху. И никому в голову не пришло усомниться в реальности кругосветку, превосходящей все земные скорости и даже космические. Кто-то футболит мяч, вполне уверенный, что его примут в соседнем полушарии. Вот бы сюда черноморских пляжных фотографов: клиентов — тьма. Нет профессионалов — есть любители. Сами оставаясь за кадром, щелкают и щелкают. Их просят снимать группами, по службам, с министром и с капитаном и просто друг с другом. И бегущими, и лежащими (прямо на льду), с арбузом и с ромашками — словом, кто во что горазд.

А вот рядом со мной, вполне солидная женщина, сценарист из «Центрнаучфильма» Валентина Яковлевна Никиткина усиленно бьет пяткой валенка замерзшую синюю снежницу. Зачем? Водицы из Ледовитого испить. Пробила-таки. И мне предлагает. А вода — пресная, вкусная, совсем как дома. Из снега, наверное.

— Кто потерял чехол от фотоаппарата? Чьи перчатки? — вопрошает голос, усиленный мегафоном.

Люди есть люди. Оставленных в автобусах и трамваях вещей им почему-то мало. Надо же потерять что-нибудь и на полюсе. Но всех превзошел Борис Ионов. На одной из остановок, еще до полюса, он так увлекся научной работой, что забыл в снегу золотые часы. Представляю, как бы обрадовались находке полярные археологи грядущих столетий! Но... Журналист Михаил Курносов попал на эту историческую тропу раньше их. Думал, что ступает здесь первым, и вдруг — часы. Удивленный, полный сомнений — уж не мерещится ли? — протянул руку. И что же — в тот же миг все иллюзии на историческое открытие пропали. Современная марка, последний выпуск...

Коллекционеры  — эти, в противовес обычным смертным, ничего не теряли и не упускали. Подобрали даже пустые гильзы от ракет. Сразу после салюта на них не обращали внимания, но кому-то пришла мысль... и как ветром гильзы сдуло. В ход пошли бутылки и целлофановые мешочки, запасенные для океанской воды. Они — собиратели — успели ровно в четыре по московскому 17 августа поставить на конвертах специальный полюсный штемпель и в этот же день искупаться в воде Ледовитого океана (набранной, разумеется, в бассейн). Не на шутку разошлись... Никак не скажешь, что дорога сюда была для них слишком изнурительной. Как тут не вспомнить американца Роберта Пири. Он, достигнув полюса, жаждал лишь одного — спать.

В самый разгар веселья в небе, прямо над полюсом, низко-низко, наверное как только можно, сделал круг-другой Ил-14. Он сопровождал «Арктику» в трудных льдах, сообщал о погоде и указывал путь. Теперь он прилетел поприветствовать нас. А в эту минуту, когда все мы, задрав головы, глядели на него как завороженные, из своей каюты по трапу в ходовую рубку бежал капитан. Спешил, чтобы именно в этот миг услышать голос дорогого ему человека — старейшего советского полярника Марка Ивановича Шевелева, которому многим и многим обязан.

— Я рад, что он здесь, рядом, в звездный час «Арктики», — сказал капитан.

А этот человек на борту ледового разведчика поздравляет всех по радиотелефону и шутит:

— Перед уходом смажьте земную ось...

Пред.След.