Страница 13 из 14

ДВЕНАДЦАТЬ ПОДВИГОВ. Сборник.

СообщениеДобавлено: 01 Март 2011 21:03
[ Леспромхоз ]
 tit.jpg
 cover.jpg

Л., Гидрометеорологическое изд-во, 1964

УДК 551.5.551.46.98(023)
Ответственный редактор доктор географических наук Л. Ф. ТРЕШНИКОВ
Составитель сборника кандидат исторических наук В. М. ПАСЕЦКИЙ


Полна загадок далекая Арктика. Льды и воды Северного Ледовитого океана скрывают еще много тайн природы, которую настойчиво стремится познать человек. Путем отважных, который через студеное море проложила легендарная четверка папанинцев, прошли двенадцать советских научных станций. Их дрейф порой продолжался по нескольку лет. Течения и льды уносили смельчаков к берегам Гренландии и Канады. Тысячи километров отделяли их от Родины. Океан разбивал хрупкие пристанища полярников — ледяные, поля, гибли палатки и приборы, а советские люди продолжали нести вахту на льдах, вписывая в повесть о мужестве и отваге одну страницу прекраснее другой.
О жизни и труде на дрейфующих станциях рассказывают участники опасной и почетной научной вахты, в том числе известные всему миру полярные исследователи Э. Т. Кренкель, М. М. Сомов, А. Ф. Трешников, Е. И. Толстиков.
Книга рассчитана на массового читателя, она иллюстрирована интересными фотографиями.


СОДЕРЖАНИЕ

Н. Брязгин. ОДИННАДЦАТАЯ ДРЕЙФУЮЩАЯ

СообщениеДобавлено: 23 Март 2011 20:58
[ Леспромхоз ]

 ф285-Брязгин.jpg
Николай Николаевич Брязгин прожил в Арктике около 20 лет. Он зимовал на мысе Биллингса, мысе Валькаркай, в бухте Певек. Трижды Николай Николаевич пересек со льдами Северный Ледовитый океан. Он руководил дрейфующей станцией «Северный полюс-11», на долю которой выпали такие испытания и трудности, которые могли выдержать только люди, глубоко преданные науке и Родине.

Мне с моими товарищами предстояло продолжить научные исследования на станции «Северный полюс-8», которая уже два года странствовала по просторам Северного Ледовитого океана, но природа внесла в наши планы изменения. Когда станция «Северный полюс-8» находилась в районе Арктики, прилегающем к берегам Канады, стихия сокрушила льдину, на которой находилась СП-8. Пришлось экстренно вывезти людей и приборы. Было решено создать новую дрейфующую станцию— «Северный полюс-11». Эта задача была возложена на небольшой коллектив, состоявший из 14 человек, людей в основном бывалых, знакомых с природой Арктики и Антарктики.
Из Ленинграда мы вылетели теплым весенним вечером 31 марта 1962 г., а через сутки уже были в Тикси. Здесь еще стояла зима, бушевали метели. Температура воздуха удерживалась около —30°, но солнце с каждым днем светило ярче и дольше — приближался полярный день.
[285]
Пока в Тикси подбирали недостающее научное и общелагерное оборудование и грузили его на самолеты, начальник воздушной высокоширотной экспедиции «Север-14» Н. А. Волков, командир отряда полярной авиации М. А. Титлов и я вылетели на поиски льдины. Новую станцию предполагалось создать севернее о. Врангеля, где начинали свой дрейф СП-2, СП-4, СП-8. Льды из восточного сектора Арктики дрейфуют к Гренландскому морю через приполюсный район, где отделяется ветвь, совершающая круговорот по часовой стрелке в Канадском арктическом бассейне. В этот круговорот были вовлечены станции СП-2 и СП-8, ко полного круга они не завершили. Чтобы проверить круговое движение льдов, необходимо было создать в этом районе дрейфующую станцию.
13 апреля в 800 км к северу от о. Врангеля была найдена подходящая льдина. По распоряжению Волкова туда была направлена группа руководителя полетов, на которую возлагалась ответственность за прием самолетов на льдину. С руководителем полетов Николаем Лукьяновичем Сыроквашей (в прошлом один из самых лучших полярных летчиков) полетели три радиста и механик. На льдине находился и самолет АН-2 с экипажем. Этот маленький самолет, оборудованный лыжами, может садиться почти на любые льдины, если длина их не меньше 200 м. В случае поломки льдины самолет обеспечит безопасность полярников. С его помощью можно найти другие пригодные для дрейфа льдины и запасные взлетно-посадочные полосы, произвести разведку ледовой обстановки, перебросить грузы с аэродрома в лагерь.
Началась доставка грузов на льдину. Для обеспечения полетов самолетов сведениями о погоде и определения места и положения льдины в океане необходимо было начать научные наблюдения. Мы вылетели на льдину, взяв с собой только самое необходимое: газовые плиты, баллоны с газом, продукты, палатки.
В иллюминаторы самолета видна бесконечная ледяная пустыня: лед, покрытый снегом, беспорядочные изгибы старых торосов, кое-где свежие голубовато-зеленоватые нагромождения льда. Мелькают внизу темные трещины, черные пятна открытой воды. Вот проплыл обломок льда, похожий на небольшой айсберг. Это осколок одного из ледяных островов, встречающихся в вос-
[286]
точном секторе Арктики. Показалась наша льдина. На фоне снега четко выделяются палатки, самолет АН-2, аэродром, размеченный черными и красными флажками. Самолет пошел на посадку. Как только мы открыли люк, в лицо ударил леденящий ветер. Было очень холодно, солнце посылало последние лучи, наступал вечер. Мы сразу же приступили к разгрузке.
Закончив разгрузку, быстро установили палатку, а в ней — газовую плитку, три койки; после ужина забрались в спальные мешки. Завтра трудный день — непрерывно начнут поступать грузы с Большой Земли.
Проснулись мы через 4 часа от гула моторов: прибыл ИЛ-14 с газовыми баллонами. Три самолета будут летать день и ночь. Впрочем, здесь ночь — это трехчасовые сумерки, да и они через 4 дня рассеются полуночным солнцем.
Необходимо было внимательно осмотреть льдину. Она оказалась паковой, с бугристой поверхностью, покрытой снегом на 20—50 см. Аэродром был расположен не на самой льдине, а на ее припае — ровном годовалом льду толщиной 140 см, запорошенном снегом только на 10 см. Это отличная естественная взлетно-посадочная полоса шириной 50 м и длиной 800 м. По одному ее краю шли торосы высотой до 5 м, на другом краю был молодой лед и разводья. Оборудование на этом молодом льду оставлять было опасно, поэтому решили перевезти его на паковую льдину.
День солнечный, и я определил координаты станции: 17 апреля широта 77°10/ с., долгота 165°58' з. Вернулся с облета Волков. Он сообщил, что основная льдина хорошая, нашли еще три запасных аэродрома в 4, 5 и 15 км от нашей льдины. Выбрали с ним место для лагеря. В 300 м от края льдины были бугры; значит, здесь толщина льда должна быть значительной. На ровной площадке около бугров решили строить лагерь.
Прибыл еще самолет, доставил горючее. На нем прилетели кинооператоры И. Г. Галин и Г. М. Мякишев. Привлекли их к разгрузке самолетов.
А грузы все прибывали и прибывали. За сутки принимали по шесть—восемь самолетов. Выгружали и перевозили на пак ящики с оборудованием и продовольствием, горючее в бочках, газовые баллоны, уголь в мешках.
[287]
Мы не были уверены в прочности ледяного аэродрома. Перед каждым приемом самолета Лукьяныч (так звали у нас Сыроквашу) с металлической рейкой обходил полосу, чтобы убедиться, не появились ли трещины. Разводье с южной стороны полосы непрерывно «дышало»: то оно замерзало, то образовавшийся молодой лед сжимало и торосило и снова возникало разводье. Утром дежурный доложил о сильном торошении молодого льда. Но нас это не очень тревожило. Больше мы беспокоились за льдину, на которой расположился лагерь.
Идя в лагерь, мы увидели узкую трещину; она шла вдоль разводья через аэродром на нашу льдину. Через некоторое время трещина в районе аэродрома разошлась на 5 см.
Объявили аврал. Палатки, не разбирая, перенесли через торосы на пак. Прежде чем возить бочки, в торосах прорубили дорогу ломами и кирками. К утру все грузы были на паке. Трещина больше не увеличивалась.
Теперь нужно, как можно быстрее, построить лагерь. Уже привезена первая партия щитов для домиков, следом прибыли плотники Хохлушин, Пасашков, Кузнецов. Почти не отдохнув, они приступили к сборке первого домика. Внезапно надвинулся туман. Лукьяныч «закрыл» аэродром. Высвободилось время на благоустройство лагеря. Одни разбирали оборудование и приборы, другие помогали плотникам. Экипаж самолета АН-2 под руководством штурмана Черного строил баню, выпиливая бруски из снега. Кинооператоры Галин и Мякишев сооружали снежную трибуну для видовых съемок 1 мая.
Порадовали радисты: они уже оборудовали радиостанцию и связались с Большой Землей. СП-11 вышла в эфир, передает регулярные сводки погоды и координаты. Возник двусторонний поток поздравительных телеграмм.
Погода начала ухудшаться: чаще стала появляться низкая облачность, туман. Особенно беспокоили метели, которые засыпали снегом расположенное на льду оборудование. Ускорился наш дрейф к северу. К 1 мая мы были на 40 км севернее первоначальной точки.
1 мая в 10 часов по местному времени, или в 2 часа ночи по московскому, все собрались около снежной трибуны. Короткий митинг, салют из карабинов и ракетниц. Повар в этот день приготовил праздничный ужин. Собра-
[288]
лись в новой кают-компании. Усталости как не бывало, настроение у всех прекрасное. В наш адрес поступило много поздравительных телеграмм от родных, друзей, товарищей по работе.
Лагерь разрастался. В домиках расселились с учетом рода работ. Например, радисты расположились рядом с метеорологами, так как последние ежечасно приносят на радиостанцию закодированные сведения о погоде. Метеорологи оборудовали новую метеоплощадку к северу от своего домика. Там возвышались две мачты с флюгерами, две метеобудки с термометрами, психрометром и самопишущими приборами. На актинометрической площадке поставили стрелу с приборами, измеряющими потоки солнечной радиации. Все измерения производились восемь раз в сутки, не считая ежечасных наблюдений за погодой. Рядом с метеоплощадкой магнитолог И. Паршин разместил в двух палатках самопишущие магнитно-вариационные приборы. Вблизи этих палаток не разрешалось носить железные предметы или проезжать трактору: они могли отклонить чувствительные магнитные стрелки приборов. Для абсолютных измерений имелись еще более точные магнитные приборы. Для них был построен специальный павильон из досок и фанеры, которые скреплялись только медными гвоздями. Павильон получился большим (З X 5 X 2 м) и тяжелым, что впоследствии доставило нам немало трудностей при переезде лагеря.
Гидролог Б. А. Гордеев, который жил в домике вместе с механиком и поваром, целыми днями ходил по льдине, бурил лед в поисках удобного места для гидрологической лунки. Океан под нами, но добраться до него трудно. В трех точках около лагеря, где гидролог пробурил лед, толщина льда достигала 4,5 и 6,5 м. При такой толщине сделать лунку диаметром 2 м трудно. И Гордеев продолжал поиски, бурил лед с большим старанием и терпением, производя эту тяжелую работу один, отказываясь от помощников.
Аэрологи вместе с плотниками строили два домика: один жилой, а другой для радиотеодолита «Малахит». Кроме того, строился аэрологический павильон и газогенераторная.
Официальное открытие дрейфующей станции «Северный полюс-11» состоялось 5 мая 1962 г. Ровно 25 лет
[289]
назад была создана первая в мире дрейфующая станция «Северный полюс-1». На открытие прибыл Н. А. Волков; он сообщил, что производство ионосферных наблюдений будет перенесено с СП-10 на СП-11. Значит, наш коллектив увеличится на три человека. Это геофизики В. М. Лукашкин, И. И. Петров, Б. И. Иванов. Их аппаратура со станции Северный полюс-10 уже перевезена, и скоро они будут у нас.
Большинство научных наблюдений уже велось по полным программам. Заканчивалось строительство лагеря. Изменился быт полярников. В домиках появились столы, стулья, полки с книгами. Каждый домик был оборудован телефоном и радиотрансляцией. В углу у входа стояла печка, топившаяся углем. Теперь мы уже не забирались в спальные мешки, а спали на койках с чистым бельем и одеялами.
В один из солнечных дней над лагерем появился самолет с оранжевыми крыльями. Он сделал над нами два круга и вдруг, выпустив шасси, пошел на снижение. Пока мы бежали к аэродрому, самолет, взрыхляя колесами снег, приземлился. Из него вышли два молодых парня: высокий негр и среднего роста худощавый блондин. Оба в грубошерстных свитерах, без головных уборов. Они, жестикулируя и улыбаясь, пожали нам руки. Мы узнали, что они доставляют продовольствие на американскую дрейфующую станцию «Арлис-2», расположенную недалеко от нашей станции. Летают с мыса Барроу на Аляске. Они сфотографировали нас на фоне своего самолета. Фотографирование могло продолжаться без конца, но давал чувствовать себя мороз. Гости попрощались с каждым из нас, помахали руками и скрылись в кабине самолета. Невыключенные моторы быстро подняли самолет в воздух.
Высокоширотная экспедиция «Север-14» заканчивала свою работу. Участники ее, выполнив научную программу, возвращались на Большую Землю из разных точек Центральной Арктики. Скоро останемся во льдах мы да наши коллеги на СП-10, которые находились от нас на расстоянии 1500 км.
При очередном обходе льдины 16 мая дежурный по лагерю заметил трещину на взлетно-посадочной полосе, которая проходила по всей ее длине, а в конце полосы превращалась в разводье. Аэродром вышел из строя,
[290]
а к нам вот-вот должны были прилететь геофизики со своим оборудованием. Тут-то и пригодился АН-2. На нем полетели на запасную взлетно-посадочную площадку, которая находилась на другой льдине, в 5 км к северу от нас. Она была сильно занесена снегом. Когда немного расчистили полосу, то оказалось, что она пригодна только для самолетов типа ЛИ-2. Спустя два часа самолет Н. М. Сарафанова доставил трех геофизиков и аппаратуру. Это был последний самолет с Большой Земли. Пройдет полгода, прежде чем колеса самолета снова коснутся нашей льдины. Взяв на борт АН-2 часть привезенного груза, мы перелетели в лагерь, предполагая вернуться за остальным грузом и привезти для ЛИ-2 бочку авиационного масла. Наш штурман с АН-2 Володя Черный остался на аэродроме, чтобы помочь экипажу ЛИ-2 пополнить запас горючего. В Арктике действует правило: «Идешь на один день — бери пищу на неделю».
Но случилось непредвиденное: при посадке на основной льдине у самолета сломалась лыжа. АН-2 не мог лететь. Сарафанову по радио сообщили, чтобы он вылетел на материк и взял штурмана Черного с собой.
Наш механик Л. Л. Никифоренко с двумя помощниками всю ночь ремонтировал лыжу в своей палатке-мастерской. На утро, к удивлению экипажа, лыжа была прочнее прежнего.
АН-2 снова поднялся в воздух и доставил с запасного аэродрома оставшееся там оборудование. Еще раньше было решено, что оставаться самолету с нами на полгода нет надобности. Льдина большая, целиком разрушиться она не может. Если же разрушится часть льдины, на которой находится лагерь, то переезд совершим с помощью трактора.
Настал день прощания с экипажем АН-2. Жаль было расставаться. Работа в течение месяца сдружила нас. Экипаж провожали всей станцией. Взревел мотор, и самолет заскользил по снегу, покачиваясь на застругах. Он еще долго кружил над лагерем, как будто не желая покидать гостеприимную льдину. Мы знали, что впереди у летчиков заслуженный отдых. Через месяц мы получили от них радиограмму: «Отдыхаем Сочи купаемся теплом море вспоминаем холодный океан теплое отношение вашего коллектива желаем счастливого дрейфа до встречи друзья командир экипажа Попов».
[291]
Наступили будни, размеренные строгими сроками наблюдений. Аэрологи А. Н. Воробьев, В. В. Агафонов, В. Т. Чичигин, В. В. Гвоздков два раза в сутки наполняют резиновую оболочку водородом, добытым ими же с помощью газогенератора из специального алюминиевого порошка. К раздутой до 2 м в диаметре оболочке прикрепляют радиозонд. Шар уносится ввысь, а сигналы радиозонда сообщают данные о температуре, влажности и давлении воздуха на разных высотах. Гвоздков, принимая прибором «Малахит» радиосигналы, записывает их, чтобы определить скорость и направление ветра в атмосфере. Иногда шар достигает 40-километровой высоты, но это редко, чаще он лопается на высоте 20—30 км. Полученные сведения аэрологи сообщают на материк.
Гидролог Гордеев наконец-то нашел для своих лунок участок льдины с наименьшей толщиной — 2,2 м. Взрывами аммонита мы углубили лунку сначала до 1 м, выбросили куски льда. При втором взрыве увидели воду; теперь предстояло выбросить из воды несколько кубометров льда. Объявили аврал. За два дня сделали две лунки. Над лунками были установлены палатки, в них поместили глубоководные лебедки «Северный полюс». Одна из лунок предназначалась для выполнения комплекса гидрологических станций. При взятии станции измерялась температура воды по всей толще океана, брались пробы для определения солености и кислорода, тяжелыми железными трубками добывались колонки грунта со дна океана. В другой лунке производились измерения течений самопишущими приборами.
Только у геофизиков еще не были развернуты наблюдения. Они монтировали аппаратуру в своем домике, вмораживали в лед анкера для крепления 25-метровой мачты. Когда устанавливали мачту, кто-то крикнул: «Медведь!» Все оглянулись, но ничего не увидели. «Да вот же он, — сказал И. М. Шариков, указывая рукой. — И нос прикрыл лапой». Я слышал от старых полярников, что белые медведи, у которых только ноздри черные, прикрывают их лапой, когда подстерегают нерпу у лунок и разводий. Приглядевшись, мы увидели желтое пятно на снегу. Это был медведь (весной и летом шкура медведей желтеет). Почуяли медведя и собаки: овчарка Спутник и две северные дворняжки Дружок и Жучка. Спутник, умная и смелая собака, помчался прямо на
[292]
медведя, за ним Жучка, а Дружок бросился к домику, забился в свою конуру и начал оттуда лаять. Медведь, почуяв опасность, уже удирал, и собаки не смогли его догнать. Пустив световую ракету вдогонку медведю, мы с шутками и смехом продолжали установку мачты.
 ф293.jpg
В напряженном труде проходили дни. Приближалось полярное лето. Снег на плоских крышах домиков таял,
и вода проникала внутрь. Пришлось на крыши натягивать брезент, покрывать толем, прокрашивать пазы краской.
Бывалые полярники Шариков и Воробьев, предусмотрительно захватившие на льдину землю и семена, выращивали цветы в ящике около окон. В конце июня в их домиках красовались крупные астры, стебли которых достигали высоты 80 см.
В начале июня снег еще только подтаивал в загрязненных местах. Погода резко менялась. То, как зимой, метель, ветер, снег, то выглянет солнце. Температура воздуха удерживалась от —4 до —9°. Бурное таяние началось с 10 июня. Появились снежницы, под снегом
[293]
накапливалась вода. Снег, который еще недавно выдерживал трактор, теперь был рыхлым, пропитался водой, и даже собаки, ступая осторожно, проваливались в нем. Температура воздуха повысилась до Г тепла. В это же время на высоте от 200 до 2000 м отмечалась температура до 15° тепла. В Арктике над льдами существует холодная пленка воздуха. Теплый воздух, поступающий с материков, отдает свое тепло на таяние льда и испарение, и в Центральной Арктике температура воздуха в приледном слое никогда не поднимается выше 2—3°.
Летом в Арктике весь выпавший и наметенный за зиму снег тает под лучами незаходящего круглые сутки солнца, а также благодаря положительной температуре воздуха. Много снега и льда стаивает под действием дождей. Снег заметно «съедается» и туманами. Пока не стаял весь снег, полярники насыпают вокруг домиков и других строений чистый снег, чтобы не таял лед и тем самым сохранилась устойчивость домиков на льду. Там, где снег стаял, начал таять лед, образовались снежницы, которые аккумулировали много солнечного тепла, и лед таял еще интенсивнее. Появились озера на льду. Это создало опасность затопления научных павильонов, домиков. Мы пробурили две лунки в лагере, но одна из них за ночь замерзла. Талая вода, просачиваясь через пятиметровую толщу льда, сохраняющего отрицательную температуру, постепенно охлаждалась и замерзла. В другую лунку вода стекала быстрее и не успевала замерзать. К концу лета вода размыла четырехсантиметровую лунку до ширины 1 м.
Особенно много лунок приходилось бурить на аэродроме. Теперь он находился на нашей льдине в 300 м от лагеря. Толщина льда здесь была менее 2 м. Из-за снежниц наш аэродром мог быть испещрен рытвинами и промоинами. В каждой, даже небольшой снежнице мы пробуривали лунку, вода стекала, а за ночь лунка замерзала. На другой день бурили снова в этих же лунках. Иногда за день вдвоем бурили по 30 лунок. Если выпадал свежий снег, его сгребали в снежницы и утрамбовывали. Снежница исчезала, но на следующий день снег в ней становился рыхлым, а затем снова образовывалась снежница, но зато она не углублялась.
С наступлением полярного дня возникла еще одна проблема: как сохранить скоропортящиеся продукты
[294]
(свежее мясо, рыбу, хлеб)? Кажется парадоксальным — кругом лед, а мясо сохранить на дрейфующих станциях трудно. Уж чего только полярники не придумывали: под снегом держали, в торосах укрывали, на ветру для обдувания оставляли. Если положить мясо в ледяную яму, то она быстро наполняется водой. Если укрыть в торосах,
 ф295.jpg
то лучи солнца, проникая сквозь лед, нагревают мясо, как в парнике. Закрывали торосы брезентом, но все равно лучи солнца проникали снизу, отражаясь от воды. Мясо портилось. У нас было семь туш оленины. На высоком ледяном бугре мы поставили большую металлическую треногу и на ней подвесили все туши. Их обдувало ветром, сверху образовалась сухая пленка толщиной З мм, а под ней было совершенно свежее мясо. Ежедневно приходил повар и отрезал нужное количество. Но однажды вслед за поваром пришел медведь. Дежурный по лагерю В. И. Лукашкин вовремя заметил его, и только медведь поднялся на задние лапы, как Виталий Михайлович выстрелил из карабина. Медведь убежал, оставив на льду следы крови (вероятно, он был легко ранен).
[295]
Мороженую рыбу мы опустили в ледяную нишу, выдолбленную на складе. Не надеясь, что рыба сохранится, повар чаще стал приготовлять рыбные блюда. Хлеб, привезенный в замороженном виде, оттаивая, начал плесневеть. Тогда, разложив его на крышах домиков, мы предоставили хлеб действию солнечных лучей и ветра. Благодаря этому хлеб сохранился у нас вплоть до зимы.
1 июля. Координаты 79°27' с. ш., 163°30' з. д. Температура воздуха 0,5° выше нуля. Благодаря устойчивым южным ветрам дрейфуем на север быстро: за сутки продвинулись на 10 км. Сильный ветер, скоростью 12—14 м/сек. Туман. Вокруг льдины много разводьев. В них часто видим нерпу. В лагере у нас живут два куличка и пуночка. Таяние продолжается. В некоторых местах лагеря стаяло до 75 см льда. У домика метеорологов образовалось озеро; бурили лунку, но вода не стекает, вероятно, уровень воды в ней одинаков с уровнем океана.
Сегодня банный день. Баня у нас отличная, с верхней полкой, жаркая. Горячей воды вдоволь, еще больше холодной, которую качаем ручным насосом из соседнего озерка. Этот день для нас как праздник; вечером смотрим кинофильм. На другой день врач устраивает очередной медосмотр.
Таяние льда продолжается. По всей длине нашего аэродрома снежницы и озерки глубиной до 40 см. В других местах льдины таяние еще больше изменило ее поверхность, появились промоины, бугры. Принимать самолеты мы уже не могли. Но талую воду на аэродроме продолжали спускать, чтобы к осени на нем было меньше рытвин. Пора было подумать о взлетно-посадочной полосе для самолетов на период осеннего завоза грузов. Для самолетов типа ИЛ-14 длина полосы должна быть не меньше 900 м. Длина нашей полосы 800 м, причем один ее конец упирается в высокую гряду торосов и озеро глубиной более 1 м, а другой подходит к самому краю льдины. Решили изменить направление полосы, чтобы удлинить ее.
В начале августа прекратилось таяние льда. Домики и павильоны оказались на ледяных возвышенностях. В некоторых местах на территории лагеря за лето стаяло льда до 120 см. Уже чувствуется приближение зимы. Выпавший снег не тает, снежницы покрылись молодым
[296]
льдом. Все чаще наблюдается поземок и пурга. Ежедневно работаем на аэродроме. Обломками торосов засыпаем многочисленные снежницы. Бугры придется скалывать.
15 августа самолет сбросил нам газеты, журналы, письма, а также электробатарейки для аэрологов, без которых они не смогли бы продолжить выпуск радиозондов. В свободное от научных вахт время продолжаются работы по строительству аэродрома. Полоса получилась ровной, ее длина 900 м.
Осенью мы отправили в Ленинград материалы научных исследований, собранные за полугодие.
В начале сентября наступила зима, в лагере намело сугробы, температура уже —10, —15°. День постепенно угасает. В середине октября солнце уже не показывалось и только сумеречный свет в полдень напоминал нам о полярном дне. Снег уплотнило ветром и морозом так, что из него можно выпиливать бруски. Утепляем этими брусками свои домики и кают-компанию. Сменили одежду: летом носили кожаные куртки и сапоги, теперь носим меховые унты и шубы.
Льдина по-прежнему дрейфует на север. За полгода она прошла извилистым путем 1625 км со средней скоростью 10 км в сутки. К осени 1962 г. станция удалилась от берегов нашей Родины на 1500 км и достигла того района Канадского арктического бассейна, где в марте 1962 г. закончила дрейф станция «Северный полюс-8». Мы находились в 600—700 км от Канадского арктического архипелага. Этот район наименее изучен, и научные наблюдения здесь особенно важны.
9 октября началась доставка грузов на вторую половину дрейфа. Так как близилась полярная ночь, вдоль взлетно-посадочной полосы расставили «жаровни». Это самые обыкновенные ведра со смесью из соляра и бензина. Огни «жаровен» были видны самолетам за несколько километров.
... Три дня не прекращалась метель. Наконец 13 октября ветер утих, температура воздуха —26°. При осмотре аэродрома обнаружили трещину, пересекавшую полосу. Еще дальше от аэродрома к востоку проходила другая трещина. Льдина была уже ненадежной. Особенно беспокоил разлом аэродрома: ведь через 5 дней начинались полеты. Заметив, что трещина не увеличи-
[297]
вается и начинает застывать, попытались «починить» аэродром. Пресной водой из еще не замерзшего озера залили трещину. Через день аэродром вновь был в готовности.
Ночью 27 октября мы ждали очередной самолет. Но вдруг старая трещина на полосе начала бесшумно увеличиваться, над черной водой клубился пар. Ширина трещины была уже около 1 м, когда подвижка льда прекратилась. Связались по радио с пилотом Рудневым. Сообщили обстановку. Самолет, находившийся в полете 7 часов, повернул обратно к Большой Земле. Выход один: удлинять полосу с другого конца. Не прекращая научных наблюдений, подменяя друг друга на вахтах, полярники работали всю ночь при свете костров. Железные лопаты гнулись и ломались о твердый снег. За день удлинили полосу только на 20 м, а надо на 150. На следующий день трещина уменьшилась, льдины сошлись почти вплотную. По предложению Ю. Гробовикова, прилетевшего к нам для установки эхолота, мотопомпой быстро накачали в трещину морской воды и набросали снег. К утру аэродром был готов. На самолете прибыли наши новые товарищи — магнитолог Р. Галкин и метеоролог Г. Артемьев.
Ежедневно свободные от вахт продолжали выполнять трудоемкие работы по удлинению полосы. Ни на минуту мы не забывали, что нас окружает грозная полярная стихия. На станцию оставалось доставить последние тонны груза и двух наших товарищей — В. М. Пигузова и О. В. Дубко.
7 ноября до обеда удлиняли полосу. Затем провели митинг. Гробовиков с аэрологами устроили салют: к ре-] зиновой оболочке, наполненной водородом, привязали несколько цветных ракет, подожгли бикфордов шнур и выпустили оболочку. Через минуту над лагерем рассыпался разноцветный дождь ракет. Вечером собрались в кают-компании. Но наше праздничное веселье нарушил дежурный по лагерю. Со стороны аэродрома доносился шум торошения. Огромный вал торосов медленно надвигался на край нашей льдины. Верхняя часть вала нарастала и обрушивалась вниз. Слышался сильный скрежет ломающегося льда, скрип сдавливаемого снега, шум воды, заливающей лед. С гнетущим чувством мы
[298]
наблюдали эту картину при свете электрических фонарей.
Отойдя от места торошения, услышали треск и почувствовали, как за нами под тяжестью торосов обломился край льдины.
Вал приблизился к обломанному краю и остановился. Торошение прекратилось, но оно не прошло бесследно: на одном краю аэродрома образовались две новые трещины. Вот и пригодилось удлинение полосы.
Нам оставалось принять последний самолет. Он прибыл 9 ноября. Из самолета вышли Пигузов и Дубко. Самолет доставил и продовольствие— свежий картофель и яблоки.
Улетел последний самолет. На льдине остались 12 человек. Теперь почти весь коллектив станции состоял из молодежи. Только механику А. Г. Васильцу было за 40, да мне 36 лет.
Полярная ночь значительно усложнила работу и жизнь. Ритм научных работ не изменился, хотя выполнять их стало значительно труднее.
В один ноябрьский день после ужина я зашел к аэрологам. В целях экономии угля пришлось законсервировать один из их домиков, и теперь они жили и работали в домике, где было расположено все их объемистое оборудование. Аэрологи выпускали ночной радиозонд. Сигналы принимал Володя Чичигин. «Нашу льдину не сломает, ведь под нами б м льда», — заметил оптимистически Володя. А через три часа по сигналу ледовой тревоги все собрались около трещины. Она прошла посередине лагеря. Ширина ее была около 1 м. По другую сторону трещины остались два домика аэрологов, их павильон, палатки гидролога и домик, в котором жили гидролог, повар и механик. На тракторе без суеты увезли из опасной зоны бочки с горючим и продовольствие. На случай, если трещину будет разводить, нарастили с большим запасом электрокабель и телефонные провода. Установили у аэрологов радиостанцию для поддержания связи с нашей частью лагеря, если трещину разведет более чем на 100 м или порвутся провода. Через трещину перетащили уголь, продовольствие. Кроме того, на другой стороне находились двое аварийных саней с одеждой, новой палаткой, газом.
[299]
Мы пошли вдоль трещины и при лунном свете увидели, что аэродрома у нас больше нет: в середине его были трещины и даже разводья. А ведь только 12 часов назад улетел последний самолет. Задержись он на материке на сутки, и у нас на станции остались бы 5 посторонних человек, а Пигузов и Дубко не смогли бы прибыть.
Основная часть лагеря с электростанцией, кают-компанией и тремя домиками располагалась теперь на льдине размером 200X300 м. Мы жили в постоянном напряжении. Сама по себе трещина была не опасна; гораздо опаснее было торошение, которое могло начаться в любую минуту. Иногда трещина прочно смерзается, ее заносит снегом и о ней забывают. Перевозить лагерь на другую льдину весьма нежелательно. При переезде разрушаются многие строения, а в полярную ночь строить лагерь заново и переносить, научные павильоны— сложная работа.
Хотелось любыми способами остаться на месте. Я мысленно десятки раз совершал переезд. С чего начать? Куда перевезти домики? Не следует ли один дизель-генератор установить заранее на месте будущего лагеря? А если именно там образуется трещина?
Прошло три дня. Трещина уже покрылась льдом, через нее перекинули доски. Руководство Арктического и Антарктического института одобрило принятые нами меры. Дежурный по лагерю почти не отходил от трещины. Наготове держали два клипербота: один в бане, другой на той стороне, в домике аэрологов. После каждой пурги откапывали все домики и кают-компанию. Перед домиком радистов стояли сани с аварийной радиостанцией.
Жизнь на станции снова входила в колею. Сегодня топили баню. Перед ужином слушали по радио организованное для нас выступление родственников. Каждый волнуется, ждет, не выступит ли у микрофона кто-нибудь из его родных. Заместитель начальника Главного управления Севморпути Е. И. Толстиков сказал нам много теплых шутливых слов.
После радиопередачи шумно обсуждались услышанные новости. Настроение улучшилось.
26 ноября. Ясно. Звездное небо. Температура воздуха —35°. Во время ужина трещину, разделявшую
[300]
лагерь пополам и уже занесенную снегом, стало разводить. Трех аэрологов и гидролога на клиперботе переправили на ту сторону к их приборам. Повара и механика оставили в лагере. По мере увеличения ширины трещины разматывали силовой кабель и телефонные провода. Телефонные провода оборвало. Связь будем держать по радио. Ширина трещины 30 м, льдины перестали раздвигаться. Трещина (это была уже полынья) сужалась в сторону аэродрома, а в противоположном направлении расширялась и за лагерем превращалась в разводье шириной до 100 м.
На следующий день трещина покрылась тонким льдом. С трудом перекинули аэрологам веревку. К веревке привязали санки, на них положили кастрюли с обедом и отправили нашим товарищам. На ужин таким же способом доставили ящик полуфабрикатов. Молодой лед в трещине то разводило, то торосило, но не сильно. Через два дня по нему уже можно было ходить, но только под наблюдением дежурного по лагерю.
1 декабря. Метель. Ничего не видно; только чуть заметен свет электрической лампочки у соседнего домика, расположенного в 10 м. Толщина льда в трещине уже 25 см. Беспокойно. При каждом стуке или треске вскакиваешь с койки, прислушиваешься или выбегаешь из домика. Но как мы ни готовились к худшему, оно застало нас врасплох. Ночью 7 декабря льдины, на которых располагались обе части лагеря, сдвинулись, ломая молодой лед в трещине. Аэрологи приближались к нашей льдине, едва успевая подтягивать кабель, чтобы его не придавило торосами. Мы надеялись, что старый лед не будет торосить. Но и он не выдержал. Четырехметровый лед ломало и выжимало вверх. Торошение шло по всей длине трещины. Вот оторвало оттяжки метеорологической мачты, и она упала. Вал торосов приближался к актинометрическому павильону. Часть людей направилась спасать этот павильон; другие пошли на метеоплощадку, к которой подступал вал торосов. Подставки и лесенки метеобудок убрать не успели, их сломало при торошении.
В самом опасном месте—напротив дизельной, где торошение было наиболее сильным, — вал уже достиг высоты 10 м. Продуктовый балок находился далеко от разрушающегося льда, но под ним уже была трещина.
[301]
Трактором отвезли его в безопасное место. Мы уже снимали один дизель, когда вал торосов остановился почти у самой стенки дизельной. Сжатие прекратилось. Только теперь мы в полной мере оценили грозившую нам опасность. Теперь оставлять лагерь на прежнем месте, рядом с грядой мощных торосов, было нельзя. Мы бы не смогли спокойно работать и жить.
Разрешив свободным от вахт отдохнуть, я пошел осмотреть ледовую обстановку вдоль вала торошения. Перебраться на большую часть льдины можно было только через вал торосов; обойти его невозможно: он тянулся далеко на восток через аэродром, где возникло новое торошение. Отойдя на 2 км от лагеря, я внезапно оказался по грудь в воде. Мне удалось ухватиться за край льдины и выбраться из занесенной свежим снегом полыньи.
В 1 км от лагеря вал торошения был менее высок. Здесь-то и решено было прорубить дорогу для трактора. Впятером, вооружившись ломами и кирками, мы за час вырубили в гряде торосов проезд шириной 4 м. Новый лагерь решили разместить в 300 м севернее проезда. Прежде всего перевезли на новое место часть продовольствия, двигатель, соляр, затем три домика. Все были заняты работой и совершенно не замечали мороза, хотя термометр показывал —40°. Одежда покрылась инеем, замерзла и стояла колом. Работали сосредоточенно и четко. Каждый старался быть там, где тяжелее всего. Все понимали необходимость переезда.
Кают-компанию решено было перетащить на новое место с помощью трактора. Но он не смог сдвинуть с места кают-компанию, состоявшую из двух домиков. В конце концов трактор вышел из строя. Пока механик Василец старался устранить аварию, мы перенесли в новый лагерь палатку магнитолога и приборы. Палатку перенесли, но вернуться в старый лагерь нам не удалось. Нас разделила 30-метровая полынья: пока переносили палатку, льдины разошлись. В старом лагере оставались четверо: Василец, Маков, Терентьев и Галкин; там же была дизельная, в которой работал большой дизель, а также кают-компания и трактор. На другой день мы с Б. Поспеловым обнаружили стык льдин и перебрались в старый лагерь.
Полностью отремонтировать трактор не удалось,
[302]
необходимо было заменять динамо-машину, а запасной не было. Трактор мог работать только на самых малых оборотах и без освещения. Но и это было хорошо. Мы прорубили новую дорогу через вал торосов. Теперь путь стал в несколько раз длиннее. Для того чтобы было видно, куда идет трактор, кто-нибудь шел впереди, светя ручным фонарем. Кают-компанию пришлось перевезти по частям.
Беспокоились мы за перевозку дизельной, гаража и особенно бани. Баню ломать не хотелось, потому что зимой такую теплую баню мы бы не построили. Но прежде всего надо было перенести в новый лагерь научные площадки. Метеоплощадка уже оборудовалась Г. Артемьевым. Для магнитолога нужен был павильон, тот самый громоздкий павильон, сколоченный медными гвоздями. Его-то нам и предстояло перенести в новый лагерь. Разбирать павильон не хотелось, да и медных гвоздей у нас не было. С большим трудом павильон перетащили на сани, и трактор увез его на новое место.
На другой день радисты протянули провод от дизельной старого лагеря и появился свет. При тусклом свете электролампочки (напряжение терялось из-за большой длины провода) одна группа полярников вмораживала фундамент для дизеля, другая соединяла части кают-компании. Заделав щели, мы никак не могли натопить ее и прогревали помещение паяльной лампой.
Между сроками наблюдений перевезли в новый лагерь домики аэрологов и гидрологов. Вырубили новую гидрологическую лунку. Все научные наблюдения велись без перерывов. В старом лагере оставалась дизельная и баня. Переносить дизельную можно будет только после того, как один дизель-генератор установим в новом лагере. Однако перевезенный дизель-генератор вышел из строя. Единственный оставшийся дизель-генератор мы берегли. Для него решили сначала построить просторное помещение, а потом уже демонтировать.
Середина полярной ночи. Морозы 50°. Приближался Новый год.
На Большой Земле нас не забывали. 27 декабря прилетел самолет, но мы не могли его принять из-за отсутствия аэродрома. Самолет сбросил при свете зажженных костров почту, посылки, фрукты, кинофильм, а также динамо-машину к трактору и елку.
[303]
31 декабря был двойной праздник: сначала отметили день рождения магнитолога Р. Галкина, а затем самыми первыми в стране встретили Новый год. Мы уже поднимали бокалы с шампанским, а в Москве еще был полдень.
Дни рождения всегда проходили весело. Имениннику преподносили подарок — книгу со штампом «Северный полюс», с подписями всех полярников и какой-нибудь шутливой надписью. Например, мне подарили книгу с надписью: «Капитану Нику от строптивой команды „Даешь угля"». Вечером пели под аккордеон или гитару. Особенным успехом пользовалась песня, написанная В. Пигузовым. Конечно, она не совершенна в литературном отношении, но слова ее верно отражают жизнь на льдине:
Далеко у полюса, где дрейфует лед,
Мы живем, работаем, не страшась невзгод,
Но бывает станется,
сердце затуманится, Если долго телеграмму милая не шлет.
Нам суровый океан слова не дает, Что не поломает он под палаткой лед, Ведь с него не спросится, если заторосится, Если вдруг по лагерю трещина пройдет.
Если ночью лунною лед заторосил, Если мало трактору лошадиных сил, Наших сил должно хватить
свой покой и сон забыть — Долг и честь полярника кто ж из нас забыл?
Пару тысяч миль от нас ближняя земля, На счету соляр и газ, и мешок угля, Значит, уж не так легка
жизнь на льду полярника, Как порою кажется вам издалека.
Но в беде поможет друг здесь наверняка, А к морозам и пурге нам не привыкать, Значит, уж не так трудна
наша жизнь полярная, Как порою кажется вам издалека.
Мы уже стали забывать о трещинах и торошениях, когда 9 января раздался сильный треск льда. Выбежав из домиков, при лунном свете мы увидели трещину,
[304]
проходившую со стороны старого лагеря через гидрологическую лунку, под палатками магнитолога и далее на метеоплощадку. Снова переезд, правда, частичный, снова надо вырубать лунку для гидрологических наблюдений.
Перевезли в другой конец лагеря павильон магнитолога, обе его палатки. Все, что было по другую сторону трещины, перебазировали ближе к центру лагеря. Метеоплощадку перенесли также ближе к лагерю. Все расположили на меньшей площади, лагерь стал компактнее. Домик гидрологов перевезли к новой, уже четвертой по счету лунке.
Ежедневно слышался треск льда и отдаленный шум торошения. Если треск наблюдался недолго, значит, это термическая трещина, она не вызывала опасений, так как разрывался только верхний слой льда. Но если треск был продолжительным, значит, возникла настоящая трещина. К счастью, в лагере появились только узкие трещины, они не причиняли вреда, но вызывали большое беспокойство, так как могли в любую минуту увеличиться.
1 февраля появилась более опасная трещина, но не во льду, а в... чугунном корпусе нашего единственного дизеля, перевезенного недавно из старого лагеря. Электростанции у нас больше не было, а с ней не стало горячей воды, и трактор был лишен электроподогрева. За счет маленьких движков мы могли обеспечить себя электроэнергией только на время проведения научных наблюдений и зарядки аккумуляторов. Домики и кают-компания освещались четырехвольтовыми лампочками от сухих батарей, а иногда стеариновыми свечами. Воду для кухни и бани теперь грели на газовой плите.
С начала февраля на юге у горизонта ежедневно стала появляться светлая алая полоса. С каждым днем она увеличивалась. Полярная ночь шла на убыль. Можно было выбрать место для строительства аэродрома. В 2 км от нашей льдины нашли ровную льдину с небольшими сугробами, которые легко можно убрать. Ежедневно в светлое время мы расчищали взлетно-посадочную полосу. Через 5 дней лед на аэродроме взломало. Рядом находилось другое ледяное поле, но уже с большими сугробами. Когда новая полоса была готова, ее тоже взломало. Оставалось только найти более или
[305]
менее ровное место на своей льдине, а наша льдина паковая, поэтому на ней было большое количество бугров и рытвин. Работы предстояло много, но другого выхода не было.
24 февраля началась очень сильная подвижка льдов в районе станции. Подвижка длилась до 4 марта. Через лагерь прошли только небольшие трещины. Вокруг лагеря выросли новые гряды торосов. Мы оставались на льдине размером 150X200 м, а рядом с нами находилась льдина размером 200 X 800 м. В районе станции образовались многочисленные разводья.
Близилось окончание дрейфа. Еще не был решен вопрос, может ли продолжать работу наша станция. Следовало осмотреть район станции в радиусе 50 км, выяснить, нет ли такой льдины, на которую можно было бы перебазировать станцию и продолжить работу.
С этой целью 5 марта Н. И. Блинов — начальник новой высокоширотной экспедиции «Север-15» — на самолете ИЛ-14 произвел разведку льдов. По его словам, наша льдина была как в масле: кругом разводья и битый лед. Было принято решение станцию «Северный полюс-11» эвакуировать и создать новую — «Северный полюс-12». Единственным местом, где можно было сделать полосу, да и то только для самолетов типа ЛИ-2 на лыжах, была льдина размером 200 X 800 м, расположенная рядом с лагерем. Мелкие ледяные бугры срубали вручную, большие бугры взрывали. Пока мы готовили аэродром, летчики полярной авиации искали льдину для СП-12 в районе между нашей льдиной и о. Врангеля. Без дополнительной заправки самолет ЛИ-2 к нам долететь не сможет. Базой для заправки и должна была служить льдина станции СП-12.
Наиболее ценное оборудование и имущество нашей станции мы готовили к отправке на СП-12. Почти ежедневно вокруг лагеря происходили подвижки льда, непрерывно торосило молодой лед в замерзающих разводьях.
16 апреля на наш аэродром приземлился первый самолет ЛИ-2, пилотируемый В. И. Масленниковым. Пока экипаж отдыхал в одном из домиков, мы загрузили самолет самым необходимым оборудованием для СП-12. Всего было произведено девять рейсов.
20 апреля — день прощания со льдиной. В эфир была
[306]
послана радиограмма, сообщавшая, что станция «Северный полюс-11» закончила свою работу. Спустили государственный флаг. В 9 часов по московскому времени льдина была покинута.
Ничто не помешало полярникам провести годичный цикл научных исследований.
Анализ наблюдений показал, что дрейф станции «Северный полюс-11», особенно в летний период, протекал при довольно устойчивых южных и юго-восточных ветрах. Благодаря этому станция быстро продвигалась на северо-северо-восток. Только за первую половину дрейфа пройден путь в 1625 км со средней скоростью 10 км/сутки. По прямой линии это составило 455 км при скорости 4,1 км/сутки. Такую большую скорость дрейфа имела только станция «Северный полюс-1».
В зимний период дрейф станции «Северный полюс-11» резко замедлился. Средняя скорость составила только 4,8 км/сутки. Путь по прямой линии оказался равным только 220 км.
Второе поколение советских полярников с честью продолжает дело старших товарищей. Еще одна победа иад слепой арктической стихией вызывала в каждом из нас чувство огромного удовлетворения. Результат победы — собранный научный материал — является ценным вкладом в изучение Центральной Арктики.[307]