Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

ДВЕНАДЦАТЬ ПОДВИГОВ. Сборник.

 tit.jpg
 cover.jpg

Л., Гидрометеорологическое изд-во, 1964

УДК 551.5.551.46.98(023)
Ответственный редактор доктор географических наук Л. Ф. ТРЕШНИКОВ
Составитель сборника кандидат исторических наук В. М. ПАСЕЦКИЙ


Полна загадок далекая Арктика. Льды и воды Северного Ледовитого океана скрывают еще много тайн природы, которую настойчиво стремится познать человек. Путем отважных, который через студеное море проложила легендарная четверка папанинцев, прошли двенадцать советских научных станций. Их дрейф порой продолжался по нескольку лет. Течения и льды уносили смельчаков к берегам Гренландии и Канады. Тысячи километров отделяли их от Родины. Океан разбивал хрупкие пристанища полярников — ледяные, поля, гибли палатки и приборы, а советские люди продолжали нести вахту на льдах, вписывая в повесть о мужестве и отваге одну страницу прекраснее другой.
О жизни и труде на дрейфующих станциях рассказывают участники опасной и почетной научной вахты, в том числе известные всему миру полярные исследователи Э. Т. Кренкель, М. М. Сомов, А. Ф. Трешников, Е. И. Толстиков.
Книга рассчитана на массового читателя, она иллюстрирована интересными фотографиями.


СОДЕРЖАНИЕ

М. Сомов 376 ДНЕЙ НА ДРЕЙФУЮЩЕЙ ЛЬДИНЕ


 ф43-Сомов.jpg
Герой Советского Союза Михаил Михайлович Сомов четверть века трудится над исследованием полярных областей нашей планеты. Он возглавлял дрейфующую станцию «Северный полюс-2» и Первую советскую антарктическую экспедицию. За успехи в деле изучения Арктики Антарктики научные общества Англии, Швеции и Германской Демократической Республики присудили ему золотые медали. В настоящее время доктор географических наук М. М. Сомов является одним из руководителей советских, исследований в Антарктике.

В мае 1937 г. советская воздушная экспедиция высадила на дрейфующие льды в районе Северного полюса научную станцию. Спустя 4 года, в 1941 г., экспедиция к полюсу недоступности на самолете Н-169 совершила посадки в трех заранее намеченных пунктах. Обе экспедиции собрали ценнейший материал и обогатили мировую науку новыми сведениями о природе Центральной Арктики. Этим было положено начало новому, современному этапу исследования центральных районов Северного Ледовитого океана.
Исследования в Центральной Арктике были возобновлены в 1948 г. В течение 1948, 1949 и 1950 гг. высокоширотные воздушные экспедиции Главсевморпути выполнили обширные наблюдения в области океанологии, аэрометеорологии и земного магнетизма. За эти годы самолеты высаживали на лед группы ученых в 87 пунктах Северного Ледовитого океана. Но наблюдения были весьма кратковременными, а главное, они производились только в марте — мае, когда условия наи-
[43]
более благоприятны для работы авиации. Для детальных и всесторонних исследований природы Центральной Арктики в различные сезоны было принято решение организовать в 1950 г. вторую научную дрейфующую станцию. Высадка станции на лед поручалась высокоширотной воздушной экспедиции.
Перед станцией ставились две основные задачи: во-первых, продолжить научные исследования в области океанографии, геофизики и аэрометеорологии, во-вторых, обеспечить метеорологическую и ледовую службы Главсевморпути регулярными данными метеорологических и аэрологических наблюдений в высоких широтах.
Дрейфующую научную станцию «Северный полюс-2» решили создать к северу от Берингова пролива. Этот район в то время был мало обследован, а дрейф льдов здесь был совсем не изучен.
Высадка станции на лед намечалась в марте — апреле 1950 г., а снятие — в сентябре — октябре. Арктический научно-исследовательский институт разработал программы научных наблюдений, расширенные по сравнению с программами предшествующих экспедиций.
Основное лагерное снаряжение, продовольствие и хозяйственный инвентарь подготавливались в Москве, научное оборудование — в Ленинграде. Персонал станции, укомплектованный частично в Москве, частично в Ленинграде, состоял из 16 человек: океанологов М. М. Сомова,- М. М. Никитина, 3. М. Гудковича, A. И. Дмитриева; ледоисследователей Г. Н. Яковлева и И. Г. Петрова; аэрометеорологов К. И. Чуканина, B. Г. Канаки, В. Е. Благодарова, П. Ф. Зайчикова; геофизиков М. Я. Рубинчика, М. М. Погребникова; радистов К. М. Курко, Г. Е. Щетинина; авиационного специалиста М. С. Комарова; кинооператора Е. П. Яцуна.
В начале марта личный состав дрейфующей станции отдельными партиями стал переправляться из Москвы и Ленинграда в Арктику. Одновременно началась транспортировка грузов. Последняя группа работников станции вылетала из Ленинграда 13 марта. 25 марта весь состав станции и основные грузы были сосредоточены
в Тикси.
29 марта после тщательной разведки льдов было принято решение организовать станцию в точке с координатами 76°10' с. ш. и 193°00' в. д.
[44]
В ночь на 1 апреля четырехмоторный самолет, пилотируемый летчиком В. Н. Задковым, доставил на льдину М. М. Сомова, К. М. Курко, Г. Е. Щетинина, К. И. Чуканина, 3. М. Гудковича и А. И. Дмитриева, а также около 4 т грузов. Прибывшая группа должна была прежде всего установить радиостанцию и обеспечить метеорологическими сводками самолеты высокоширотной воздушной экспедиции.
Льдина представляла собой большое многолетнее поле размером в несколько квадратных километров и толщиной около 3 м. Место для лагеря было обнаружено в 500 м от аэродрома, расположенного на ровном зимнем льду толщиной 1,25 м. В момент прибытия первой группы на лед стояла ясная штилевая погода. Температура воздуха была —38°.
Самолет улетел, и все немедленно занялись переброской грузов. Их укладывали на нарты и тащили к месту будущей станции. Из-за отсутствия накатанной дороги это была нелегкая работа. Ночью на место доставили все грузы радиостанции и начали установку для нее большой палатки. Эта же палатка должна была служить и первым пристанищем для прибывших. Доставка грузов с аэродрома в лагерь продолжалась в течение всего следующего дня. Днем прибыл самолет ИЛ-12 (пилот М. А. Титлов) со следующей партией сотрудников станции.
Утром 1 апреля монтаж радиостанции был закончен, а в 7 часов была передана первая метеосводка. В тот же день новая дрейфующая станция начала свою работу.
Доставка с континента людей и материалов продолжалась непрерывно. Ежедневно на станцию прибывало несколько самолетов. По мере поступления необходимых грузов на льдине вырастал лагерь и развертывались научные наблюдения.
4 апреля, когда работы по устройству станции были в самом разгаре, льдина в 50 м от лагеря разломалась. Трещина шириной 10—20 см прошла параллельно краю поля и пересекла дорогу на аэродром. В последующие дни трещина временами то расширялась, то сжималась. Непосредственной угрозы для жизни лагеря она не представляла. Однако стало очевидным, что трещина не смерзнется и во время летнего таяния может превратиться в широкое разводье. В этом случае станция ока-
[45]
залась бы на самом краю ледяного поля, который при первом же столкновении с ближайшими льдинами мог обломаться. Тогда решили перенести станцию в более безопасное место, на 250 м ближе к центру поля.
Станция была перебазирована 8 апреля. Это удалось провести сравнительно просто благодаря тому, что на льдину с о. Врангеля была доставлена собачья упряжка. Грузы перевезли на собаках, палатки перенесли на руках в собранном виде.
К 15 апреля все научные наблюдения были развернуты, а к концу месяца в жизни дрейфующей станции установилась известная ритмичность. Весь личный состав был распределен по группам; руководитель каждой группы самостоятельно планировал и организовывал работу. Люди разместились по палаткам в зависимости от характера работы. Благодаря этому удалось удобно совместить жилые палатки с рабочими лабораториями.
На станции было 10 палаток. В каждой из них помещались два-три человека. В палатках стояли легкие складные койки, примитивные столы и табуретки, умывальники. В некоторых палатках были установлены репродукторы для трансляции московских радиопередач и телефоны внутрилагерной связи. С наступлением темного периода во все жилые палатки было проведено электрическое освещение.
Столовая, или кают-компания, находилась в большой палатке. Из фанерных ящиков от папирос сделали стол, за которым могли одновременно поместиться все 16 участников дрейфа. В этой же палатке были установлены две газовые плитки, на которых готовилась пища. Снеготаялка для получения пресной воды была изготовлена из железной бочки. Вначале ее установили снаружи, около палатки, и обогревали большой авиационной лампой. Бензин в лампу подавался самотеком из бочки, поднятой на высоту 2 м. Вода из снеготаялки поступала на кухню по утепленному оленьим мехом резиновому шлангу. Лампа, однако, оказалась малопригодной для длительной эксплуатации. Летом пресную воду брали из многочисленных снежниц. Когда наступила зима, пытались разработать новые «конструкции» снеготаялок с различными источниками обогрева, но удачное решение этой задачи так и не было найдено.
[46]
Жилые палатки обогревались газовыми плитками открытого горения, в которых использовался пропан-бутановый газ. Его доставили на льдину в жидком виде в специальных стальных баллонах. Так как на станции газа было мало, пришлось для отопления дополнительно использовать примусы и паяльные лампы, работающие на бензине, и керогазы, работающие на керосине. Все эти виды отопления, включая и газовое, имели два очень существенных недостатка. Во-первых, палатка обогревалась только за счет струи теплого воздуха, которая, естественно, устремлялась вверх от источника горения. В результате теплый воздух собирался под куполом, откуда, постепенно фильтруясь через ткань, выходил наружу. Внизу же по-прежнему было холодно. Во-вторых, в палатке скапливались продукты горения, вредные для здоровья. Это особенно сильно сказывалось зимой, когда из-за полного обледенения палаток вентиляция значительно ухудшалась.
При организации дрейфующей станции особое внимание было обращено на обеспечение ее надежными средствами радиосвязи.
В качестве основной радиостанции использовалась стандартная полевая радиостанция мощностью 80 вт. Кроме этой радиостанции, имелся нестандартный рейдовый передатчик, способный поддерживать нормальную связь с ближайшим радиоцентром на мысе Шмидта. В качестве аварийной радиостанции, рассчитанной на использование в самых крайних случаях, предназначался портативный самолетный аварийный радиопередатчик иностранной марки.
Следует отметить, что радиооборудования, которым располагала дрейфующая стация в начальный период своего существования, оказалось совершенно недостаточно. 12 июля от самопроизвольно вспыхнувшего керогаза сгорела радиопалатка. Находившиеся в ней основная радиостанция и рейдовый передатчик сгорели. Дрейфующая станция осталась без радиосвязи. Все попытки связаться с какой-либо материковой полярной станцией с помощью импортного аварийного передатчика не увенчались успехом. Из критического положения дрейфующая станция вышла только благодаря исключительному мастерству и изобретательности старшего радиста К. М. Курко и аэролога В. Г. Канаки, которые, работая
[47]
в течение суток без сна и отдыха, сумели буквально из ничего соорудить передатчик.
Дрейфующая станция с помощью этого передатчика поддерживала нормальную связь с радиоцентром мыса Шмидта до 15 августа, когда с самолета была сброшена на парашюте новая радиостанция.
Лагерь постоянно находился под угрозой внезапного разлома льдины.
На случай аварии две надувные лодки, вмещавшие по 5—6 человек, всегда находились в состоянии полной готовности: накачаны воздухом, снабжены насосом, веслами, багром и достаточно длинной и прочной выброской. Летом они служили для сообщения между аэродромом и лагерем, разделенными широким разводьем. На станции, кроме того, соорудили плот из восьми пустых железных бочек, связанных стальным тросом и накрытых настилом из досок. Грузоподъемность такого плота составляла около 1,5 т; он мог служить удобным и надежным средством переправы через любые широкие трещины и разводья.
Две специальные нарты, на которых поместили плотно закрытый брезентом и надежно увязанный аварийный запас снаряжения и продовольствия, способный обеспечить на льду жизнь 16 человекам в течение 10—20 суток, всегда стояли наготове. Этот запас включал легкую маленькую палатку, несколько выделанных оленьих шкур, два спальных мешка, один комплект теплого обмундирования, примус, 20 л керосина, кастрюлю, чайник, продовольствие (шоколад, консервированное какао, молоко и мясо, галеты, чай, сахар и т. д.), портативную аварийную радиостанцию с ручным приводом, багры, топоры, лопаты, веревки и прочее снаряжение.
Аварийные рюкзаки с необходимыми в походе вещами и продуктами хранились у палаток, на льду.
Для уменьшения вероятности разлома льдины непосредственно под лагерем последний разместили на возможно меньшей площади. Нужно сказать, что правильность этого принципа разбивки лагеря подтвердилась опытом дрейфа 1950—1951 гг. Именно благодаря компактности лагерь станции сохранился при разломе ледяного поля в феврале 1951 г.
Появление в лагере белых медведей представляло серьезную опасность. 7 июня в лагере произошло сле-
[48]
дующее событие. В пургу при плохой видимости медведь подобрался к лагерю и бросился к стоявшим неподалеку от камбуза А. И. Дмитриеву и В. Г. Канаки. Дмитриев едва успел добежать до кают-компании и скрыться за брезентовой дверью. Зверь остановился перед неожиданно опустившимся пологом. Несколько секунд разъяренный голодный зверь и застигнутый врасплох Дмитриев стояли на расстоянии полуметра друг от друга, разделенные только полотнищем брезента. Неизбежно последовал бы мощный удар лапой по палатке, решивший судьбу Дмитриева. Но опытный полярник Канаки, державший свой карабин всегда в полной боевой готовности, смертельно ранил медведя до того, как тот успел нанести свой сокрушительный удар.
После первого нападения медведя мы ввели правило, по которому владельцем шкуры убитого медведя становился тот, кто первый его заметит. После этого медведей всегда обнаруживали вовремя.
Наиболее благоприятным периодом для жизни и работы на дрейфующих льдах являются весенние месяцы: март, апрель и май. В это время преобладает ясная морозная погода. Температура воздуха от 30—40° мороза в марте постепенно повышается к маю до —10, —15°.
С середины июня начинается таяние снега и льда, продолжающееся весь июль и первую половину августа. Таяние снега и льда протекает весьма бурно, хотя температура воздуха остается близкой к нулю. В результате таяния на льду скапливается огромное количество талой воды. Эта вода собирается в озерках — снежницах, между которыми появляются участки относительно сухого льда. В первый же период таяния вся льдина оказалась сплошь покрытой слоем пропитанного водой снега, под которым местами скрывались довольно глубокие снежницы. Передвижение по льду стало затруднительным. Да и ходить можно было только в высоких резиновых сапогах.
Вода протекала в рабочие и жилые палатки. По внутреннему пологу, как по фитилю, она поднималась почти до самого купола. В жилых помещениях появилась сырость. Невыделанные оленьи шкуры, которыми застилались полы в жилых палатках, промокли и стали издавать тяжелый запах.
[49]
Для осушения снежниц решили бурить скважины. Первоначально это делали обычным ручным спиральным буром диаметром 40—45 мм. Однако через узкие скважины вода уходила под лед очень медленно, и уровень снежниц практически почти не понижался. Кроме того, пресная вода, проходя через трехметровую толщу льда, сохранявшего отрицательную температуру, быстро намерзала на стенках скважин, и последняя, через 1—2 часа переставала функционировать.
Механик станции М. С. Комаров сконструировал и изготовил новый ручной бур диаметром 190 мм. Площадь сечения скважин, полученных с помощью нового бура, увеличилась в 16 раз. Эти скважины стали пропускать огромное количество воды. Снежницы осушались буквально на глазах, да и существовали скважины дольше.
Во второй половине периода таяния между снежницами появились более или менее сухие участки льда. На них была перенесена большая часть жилых и рабочих палаток. Это было второе, правда, частичное, переселение лагеря.
Лето ознаменовалось активизацией жизни и в воде, и на льду.
В начале лета в толще океанской воды были обнаружены своеобразные водоросли, внешним видом и способностью растягиваться напоминавшие авиационную амортизационную резину. Длинные волокна этих водорослей иногда опутывали гидрологические приборы и мешали работе. В разводьях изредка встречались целые пучки таких водорослей. Попытки их законсервировать не удались: в спирте они растворялись, превращаясь в однородную студенистую массу, на воздухе высыхали, не оставляя твердого сухого остатка.
Летом в лагере появилось множество птиц. Первой прилетела пуночка, затем чайки и утки. В разводьях часто показывались нерпы. Однажды видели морского зайца. Как-то раз в сравнительно узком, но длинном разводье заметили двух крупных, вынырнувших из воды животных. Это произошло при следующих обстоятельствах.
Чуканин, Яцун и я обходили ледяное поле станции. Наше внимание привлек сильный своеобразный звук, напоминавший звук, издаваемый внезапно открывшимся
[50]
предохранительным клапаном на баллоне со сжатым газом. Вслед за этим над разводьем из-за гряды торосов поднялось небольшое облачко белого пара. Мы бросились к разводью. Конечно, за торосом уже никого не было. Спустя некоторое время звук повторился. Над разводьем вновь появилось облачко пара, и одновременно из воды показались две спины стального цвета, имевшие в поперечнике около 1,5 м. У животных отчетливо выступали позвоночники. Спины возвышались над водой не дольше 1—2 секунд и затем вновь исчезли. Ничего, кроме спин, рассмотреть так и не удалось.
После этого случая за разводьем установили тщательное наблюдение, приготовили все для моментального фотографирования животных. Но животные так больше ни разу и не появились. Несомненно только, что это были представители одной из разновидностей китов.
 ф51.jpg
Песцы были обнаружены поздней осенью. Радист Г. Е. Щетинин, разбирая около радиопалатки занесенный снегом штабель ящиков, нашел тушку песца. Шкурка животного оказалась в нескольких местах порванной. По-видимому, песца основательно потрепали собаки, спасаясь от которых он и забился под ящик. Позднее вокруг лагеря постоянно встречались многочисленные песцовые следы. В светлое время часто видели и живых песцов. Очевидно, в окрестностях лагеря их было довольно много.
Работа дрейфующей станции планировалась на полгода. Однако 12 августа коллектив станции получил от Арктического института предложение остаться в дрейфе до весны. Все единодушно согласились. Только несколько человек по состоянию здоровья вынуждены были при первой возможности покинуть льдину.
В связи с предстоящей зимовкой в лагере были развернуты большие работы. Решили, во-первых, еще теснее, чем летом, сгруппировать лагерь, перенести большинство палаток на новое место; во-вторых, утеплить все жилые палатки, обложив их снаружи снежными кирпичами; в-третьих, соорудить взлетную полосу на бугристом паковом поле у самого лагеря; для этого надо было сколоть некоторые бугры, а остальные неровности сгладить путем постепенного намораживания в
[52]
 ф53.jpg
углублениях морской воды, поднимаемой помпами из-под льда.
18 сентября одновременно начали заливку посадочной полосы и перенос палаток. Это было третье по счету переселение лагеря.
Перенесенные на новое место палатки для утепления огораживались кирпичами из плотного снега. Снежные стенки возводились вокруг палаток с зазором в 10— 12 см. Таким образом, между пологом палатки и снежной защитой оставалась воздушная прослойка. Все попытки сделать из снежных кирпичей купол оказались тщетными. Видимо, снег к этому времени еще недостаточно окреп. Кроме того, ни у кого из участников дрейфа не было опыта в строительстве эскимосских снежных домиков. Стены поднимались немного выше верхнего края иллюминатора. Возвышавшийся над ними купол палатки закрывали куском брезента, края которого приморозили к снежным стенам. У дверей палаток соорудили просторные снежные тамбуры; защищенные жилые палатки значительно лучше сохраняли тепло.
Между тем условия жизни на льду постепенно усложнялись вследствие наступления полярной ночи и сильного понижения температуры воздуха. В январе, например, среднемесячная температура воздуха была ниже —40°. Иногда температура опускалась до —50°. Низкие температуры нередко совпадали со свежим ветром. В таких случаях работать на открытом воздухе становилось особенно тяжело. Не защищенное от ветра лицо обмораживалось почти мгновенно.
Научным наблюдениям мешали не только темнота и холод, но и изморозь. Изморозь оседала на антеннах, мачтах и их оттяжках в таком количестве, что под ее тяжестью радиомачты неоднократно ломались и падали. Одновременно с подготовкой лагеря к зиме начались работы по выравниванию участка ледяного поля, расположенного около поселка станции. Эти работы, продолжавшиеся целый месяц, закончились 22 октября. Началась полярная ночь. Температура воздуха упала
до —30°.
25 октября в 12 часов с Большой Земли на дрейфующую станцию вылетели два самолета. Но через несколько часов подготовленная посадочная полоса длиной 900 м вышла из строя: трещина шириной 1,5 м разде-
[54]
лила ее на две части — 500 и 400 м. Обе части полосы не только разошлись, но и сдвинулись относительно друг друга почти на 10 м. Это не оставляло почти никаких надежд на восстановление полосы.
О происшествии немедленно сообщили самолетам, однако они продолжали полет и благополучно совершили посадку на большой обломок полосы. Это была первая посадка на льды Центральной Арктики в условиях полярной ночи. По обеим сторонам посадочной полосы через 100 м горели керосиновые факелы — жестяные банки, укрепленные на вмороженных в лед деревянных кольях. Расчищенная и залитая водой дорожка позволяла совершившим посадку самолетам подруливать к самому лагерю. Эта дорожка значительно облегчила работы по разгрузке самолетов и приемке грузов.
30 октября подвижки льдов возобновились. В результате подвижек обломки взлетной полосы почти сомкнулись. После сжатий вдоль трещины образовалась большая гряда торосов. Как только подвижки прекратились, гряду торосов убрали, трещину засыпали кусками льда и залили водой. 31 октября на эту полосу был принят тяжелый четырехмоторный самолет, доставивший 4,5 т груза.
Так как программы научных работ дрейфующей станции на вторую половину дрейфа были сокращены, на материк улетели П. Ф. Зайчиков, В. Г. Канаки, В. Е. Благодаров, М. М. Погребников, Е. П. Яцун. Кроме того, по состоянию здоровья уехали К. И. Чуканин и М. Я. Рубинчик. На станцию прибыли геофизик К. А. Миляев и врач В. Г. Волович, принявший на себя и обязанности повара. Таким образом, на зиму в дрейфе осталось всего 11 человек.
До прибытия на станцию Воловича обязанности повара выполнялись по очереди. Прибытие на станцию врача-повара освободило научный персонал от трудных дежурств по камбузу. Но новый повар оказался еще менее искушенным в кулинарном искусстве, чем остальные участники дрейфа, как-то уже приспособившиеся к этой работе. Нельзя не отметить подлинного мужества и выдержки Воловича, безропотно выполнявшего свои обязанности в исключительно тяжелых условиях зимнего времени. Обычно Воловичу приходилось
[55]
начинать свою работу в камбузе, где за ночь температура понижалась до —30, —40°. Только несколько часов спустя температура воздуха на уровне стола поднималась до 8—10°.
В зимний период дрейфа значительно участились подвижки льдов.
Во второй половине января почти ежедневно в лагере были слышны треск и скрежет ломающегося и торосящегося льда. Часто ощущались сильные толчки. К счастью, лед ломался, как правило, в достаточном удалении от поселка дрейфующей станции.
Разлом льда в пределах лагеря начался 4 февраля. Накануне ночью дул сильный ветер западной четверти; к утру он начал стихать. В 3 часа по московскому времени один за другим последовало несколько сильных толчков, сопровождавшихся треском. Через лагерь прошли две трещины. Одна из них разорвала рабочую палатку ледоисследователей, пересекла астрономический павильон, пройдя под самым теодолитом (причем последний опрокинулся, едва не упав в воду), отрезала от жилой палатки магнитологов снежный тамбур, рухнувший в воду, прошла около рабочей палатки магнитологов, где была установлена магнитно-вариационная станция; выступившая из трещин вода залила палатку, угрожая затопить прибор. Вторая трещина отрезала от лагеря гидрологические палатки, пройдя в 5 м от них и в 8 м от радиопалатки. Далее трещина примерно посередине пересекла аэродром. Вся юго-восточная часть его оказалась раздробленной на куски.
Обе трещины местами разошлись до 2—2,5 м. Оттяжки радиомачт и ветродвигателя, питавшего энергией радиостанцию, внезапно оказались на различных обломках поля. Радиомачты и ветряк рухнули. Таким образом, дрейфующая станция в несколько минут лишилась единственной посадочной площадки и на некоторое время потеряла радиосвязь с материком.
Остальную часть дня трещины то сжимались и около них начинали образовываться торосы, то снова расширялись. Грохот и треск ломающегося льда не прекращались.
5 февраля мы обследовали всю льдину. Оказалось, что она перерезана сетью трещин, прошедших в самых различных направлениях.
[56]
Вплоть до 13 февраля продолжались интенсивные подвижки льдов в непосредственной близости от лагеря. Непрерывно слышался грохот и скрежет торошения. Только один день, 8 февраля, было тихо.
В ночь на 13 февраля шум торошения усилился, особенно к востоку от лагеря. Участились толчки. Трещины в лагере, к этому времени замерзшие, вновь взломались и разошлись. В 22 часа по московскому времени был отмечен особенно сильный толчок, раздался грохот, и примерно в 100 м к юго-востоку от лагеря возник вал торосов. Он рос буквально на глазах и двигался по направлению к лагерю. Нагромождался вал необычайно быстро, так как ломался и выдавливался вверх лед толщиной 3 м.
После того как вал достиг высоты 6—7 м, торошение в этом месте прекратилось, но вслед за раздавшимся оглушительным треском поле, сжатое до предела, лопнуло в новом месте. Разлом произошел параллельно первому валу, но ближе к станции. Вдоль линии разлома на ровном до этого участке поля со скрежетом начали громоздиться друг на друга выдавливаемые снизу огромные ледяные глыбы. Новый вал также стал приближаться к лагерю. Достигнув предельной высоты, вал остановился, и тогда впереди него образовался еще один, третий вал, оказавшийся уже совсем близко, всего в 40 м от кают-компании.
Обломок льдины дрейфующей станции, со всех сторон окруженный трещинами, уменьшился до 40Х70 м. Наступил критический момент. Если бы сжатие продолжалось с прежней силой, то перед третьим валом неминуемо возник бы четвертый, который прошел бы уже непосредственно через лагерь. Все сооружения и имущество были бы перемолоты, как в гигантской мясорубке.
Немедленно были приняты меры по эвакуации со льдины самых необходимых грузов. На соседнее, не тронутое разрушением поле было переброшено наиболее ценное научное оборудование, одна жилая палатка, запасы продовольствия и горючего, установлена запасная радиостанция и т. д. Положение усугублялось еще и тем, что к концу суток началось сильное торошение к северу от лагеря. И с этой стороны наступали гряды торосов.
[57]
14 февраля подвижки временами продолжались. Началась сильная пурга. Торошение происходило только с северной стороны. Такая обстановка продержалась вплоть до 17 февраля, когда подвижки внезапно прекратились. Несмотря на это, лагерь необходимо было эвакуировать. Специальные группы обследовали состояние льдов в различных направлениях от лагеря, чтобы найти подходящую льдину для дрейфующей станции. Было темно, льды вокруг лагеря оказались сильно разрушенными, и поисковым партиям приходилось перебираться через множество свежих гряд торосов и незамерзших трещин.
17 февраля в 1 км к западу от старого лагеря нашли подходящую льдину. К этому времени наиболее важное имущество было уже перенесено через трещины на соседнее поле. Через трещину шириной 2 м грузы на руках переносили по деревянному трапу.
К новому месту базирования грузы предполагалось перебросить с помощью автомашины. Машину доставили на станцию осенью в разобранном виде, причем некоторые существенные детали потерялись. Поэтому сборка ее затянулась до 18 февраля. В тот день начались новые сильные подвижки. Вдоль одной трещины, пересекавшей весь лагерь, началось торошение. Ожил и огромный ледяной вал, наступавший с юго-востока. Он продолжал надвигаться на лагерь. Расстояние от него до кают-компании сократилось почти до 10 м. Некоторые из старых трещин сильно расширились. Под баней прошла трещина, которая разошлась более чем на 3 м. Палатка в полном смысле слова повисла над бездной.
Трещины в лагере имели зловещий вид. Дело в том, что за зиму между палатками намело очень высокие (до 1 —1,5 м) сугробы. Снег в этих сугробах уплотнился до такой степени, что в него не всегда удавалось всадить железную лопату. Глубоко внизу между высокими вертикальными снежными стенками виднелась в трещинах черная вода. Разумеется, человек, свалившийся в такую трещину, не смог бы из нее выбраться без посторонней помощи.
Помимо крупных трещин, весь лагерь пересекла сеть мелких трещин. Многие из них прошли под жилыми палатками, разорвав одновременно снизу доверху и тяжелую снежную защиту. От непрерывно продолжав-
[58]
шихся перемещений окружающих льдин обломок поля дрейфующей станции испытывал сильные толчки, напоминавшие толчки судна о стенку мола при неумелой швартовке. От этих толчков растрескавшиеся, обледенелые снежные стенки вокруг палаток ежеминутно грозили рухнуть.
Эвакуация лагеря была всемерно ускорена. Однако для перевозки грузов на новое ледяное поле была необходима автомобильная дорога.
Старое ледяное поле (пак) вообще имеет очень неровную поверхность. Даже наиболее сглаженные участки испещрены замерзшими снежницами, зеркало которых на 25—40 см ниже окружающего льда. В течение зимы метели и поземки несколько выравнивают снежную поверхность. На возвышенных местах снега оказывается немного, и автомашина проходит здесь свободно. Над снежницами же толщина снежного покрова на 25—40 см больше, и автомашина пройти уже не может. Попав на снежницу, колеса буксуют в снегу до тех пор, пока машина не садится обоими мостами на снег. Ее удается извлечь, только подняв домкратами и подведя под колеса доски.
Поэтому при прокладке автомобильной ледяной дороги прежде всего нужно было отыскать трассу, проходившую на всем протяжении по возвышенностям и не пересекавшую снежниц. Для этого пришлось в очень многих местах зондировать снег специальным стальным щупом. Найденная таким способом извилистая трасса, тянувшаяся от старого лагеря к выбранному полю, пересекла несколько больших гряд торосов, заметенных снегом, и целый ряд трещин, продолжавших еще «дышать», т. е. то сжиматься, то расходиться. Следовательно, необходимо было еще прорубить проходы в грядах торосов и создать ледяные переправы через трещины.
Для этой работы была создана специальная бригада во главе с М. М. Никитиным. Остальные участники дрейфа продолжали переносить имущество станции через трещины на соседнее поле. Переносили даже жилые палатки, которые с большим трудом удавалось высвободить из снежных футляров.
18 февраля к концу дня размеры обломка льдины под лагерем уменьшились до 30X40 м. Подвижки льда прекратились. Тем не менее оставаться ночевать на
[59]
старом месте в обложенных снегом палатках было рискованно, так как сжатия могли возобновиться и застать спящих людей врасплох. На ночь все участники дрейфа разместились в двух палатках, перенесенных из лагеря на соседнюю льдину. Тут же готовилась пища. Спали прямо на полу, на оленьих шкурах. Ночью прояснилось и заштилело. Температура воздуха упала до —42, —43°. Хотя всю ночь горел газ, в палатках было очень холодно.
Перевозка лагеря на новое место началась утром 19 февраля. Машину загружали наиболее тяжелыми малогабаритными предметами (баллонами с газом, мешками с сахаром и т. д.). Остальное же лагерное имущество укладывали на нарты, которые машина буксировала за собой по пяти-шести штук сразу.
Чрезвычайно трудно было перевозить палатки, особенно жилые. Они оказались настолько промерзшими, что разобрать их было совершенно невозможно. Попытка оттаять их, создав внутри высокую температуру, тоже ни к чему не привела. Остался единственный выход — переправлять палатки на новое место в собранном виде. Однако перенести их на руках не хватало сил. Даже 11 человекам приподнять отяжелевшую от льда палатку не всегда удавалось. Приходилось предварительно скалывать лед. Погрузить на автомашину палатку в собранном виде также было непросто, так как ее диаметр превышал длину машины.
Задачу удалось решить только благодаря изобретательности М. С. Комарова. Из досок он сделал платформу, которую укрепил на машине. На этой платформе свободно устанавливалась собранная палатка.
В течение 19 февраля основная часть грузов была перевезена на новое место.
Удалось перетащить через трещины и погрузить на автомашину лишь часть жилых палаток старого лагеря, остальные палатки невозможно было сдвинуть с места: так крепко они примерзли ко льду. В новом лагере под жилье установили только две малые палатки. В них разместилось по четыре человека. Остальные три человека поселились в радиопалатке, используя по очереди имевшиеся там две койки. Палатку для столовой установили лишь месяц спустя, после того как удалось найти время для восстановления одной из поломанных малых
[60]
рабочих палаток. До этого кухней и столовой служила одна из жилых палаток.
Естественно, что условия жизни на новом месте оказались значительно более тяжелыми, чем в обжитом старом лагере. Но поскольку дрейф подходил к концу, на бытовые условия обращали мало внимания. Все стремления участников дрейфа были направлены к тому, чтобы быстрее развернуть научные наблюдения на новом месте, ликвидировать пробелы, вызванные стихией. Многие наблюдения велись без перерыва. За время перебазирования станции пропустили лишь одно метеорологическое наблюдение.
11 апреля весь коллектив станции, полностью выполнивший план работы, был снят со льдины и доставлен на материк отрядом полярной авиации под командованием И. П. Мазурука.
История дрейфующей научной станции «Северный полюс-2», однако, на этом не заканчивается. Оставленная людьми льдина продолжала дрейф.
Спустя 3 года, 28 апреля 1954 г., на 75°05' с. ш. и 184°40' в. д. с самолета, пилотировавшегося В. И. Масленниковым, был обнаружен обломок льдины станции «Северный полюс-2». Из-за плохой погоды совершить посадку в районе найденной льдины не удалось. Однако тот же обломок льдины был вновь обнаружен 6 июня 1954 г. на 75°35' с. ш. и 184°25' в. д. Неподалеку от него, на 75°40' с. ш. и 183°55' в. д., были найдены остатки старого лагеря станции, покинутого в феврале 1951 г. Обнаруженную льдину 6 июня 1954 г. посетила группа научных сотрудников станции «Северный полюс-4» и бывший участник дрейфа станции «Северный полюс-2» И. Г. Петров.
Обломок поля с остатками лагеря был тщательно обследован. Внимание прибывших особенно привлекли к себе палатки, которые, несмотря на трехлетнее пребывание под открытым небом, полностью сохранились. Изменился лишь их цвет: из черных они превратились в почти белые.
В двух местах была измерена толщина льдины. Она оказалась около 3 м. Весной 1950 г., когда была высажена дрейфующая станция, толщина этой льдины тоже была около 3 м. Такую же толщину она имела и весной 1951 г., когда станция эвакуировалась. Это значит, что
[61]
в том районе, где льдина дрейфовала с 1950 по 1954 г., установилось равновесие между количеством льда, нарастающего снизу зимой и стаивающего сверху летом, и что толщина 3 м является предельной для многолетнего льда в этом районе.
Сохранившиеся палатки позволили хорошо ориентироваться в лагере и точно определить места расположения прежних трещин и гряд торосов. Никаких следов трещин обнаружить не удалось. Торосы сгладились, но в некоторых случаях их высота почти не уменьшилась. В частности, высота вала торосов, надвигавшегося на лагерь, не изменилась, т. е. З года спустя она по-прежнему достигала 7 м.
Находка льдины станции «Северный полюс-2» дала немало интересных сведений ученым. Но еще более драгоценные материалы давали новые дрейфующие станции, которые приняли нелегкую эстафету по исследованию Центральной Арктики.
[62]

Пред.След.