(Продолжение. Начало в номерах за 6 и 13 сентября)
(Продолжение в следующем номере)
Не везет так не везет
Все попытки «Наварина» пробиться ближе чем на триста километров к зажатой льдами возле берегов Антарктиды «Оби» закончились неудачно.
Под бортом «Наварина» сразу же сделали ВПП. Первыми рейсами с «Оби» вывезли женщин и часть участников экспедиции.
11 июня на обратном пути от борта «Наварина» в вертолете заглох один из двигателей. Ми-8 резко терял высоту. Под ним - лишь ледяные поля и айсберги. Командир Владимир Буклей дал команду скидывать весь груз. На одном двигателе еле дотянул до «Оби».
Всего эвакуировали 57 человек. В том числе почти весь состав Русской. Из команды Владислава Пигузова - начальника так и не открытой станции Русская - на «Оби» осталось трое: врач Александр Томчик, взрывник Владимир Кипятинский и гляциолог Николай Косенко - те, чьи руки и опыт в этой ситуации могли пригодиться.
А зажатой в громадном Балленском ледяном массиве «Оби» все еще грозила гибель. Сдвинуться дизель-электроход не мог. Вокруг сверлили лунки, закладывали взрывчатку, но лед из своих тисков «Обь» не отпускал.
За три месяца, зажатая льдами, она продрейфовала аж 564 мили. Только 22 июля 1973 года «Обь» выбралась. Ей просто повезло - океанская зыбь взломала лед.
90 суток продолжался ледовый плен «Оби» у Ленинградской.
- Словом, прокатились мы зря, - вздыхал Владислав Михайлович, рассказывая мне эту историю. - Но перед тем как улетать с мыса Беркс, мы оставили в одном из домов письмо, НЗ и бутылку русской водки - подарок тем, кто туда наверняка вернется. Честно говоря, вернуться мы надеялись на следующий год сами.
…Но лишь спустя семь лет участники советской антарктической экспедиции снова отправились к Земле Мэри Берд. Девять будущих полярников Русской во главе с Владимиром Степановым шли на «Михаиле Сомове». И снова осечка. На этот раз «Сомов» застрял в тяжелых льдах у Ленинградской. Открытие Русской опять решили отложить. Пришлось и Степанову со своей командой возвращаться домой.
И только на следующий год на дизель-электроходе «Гижига» наконец-то удалось подойти к горному плато мыса Беркс - с тем же коллективом Русской, что шел и год назад на «Сомове».
И когда первый десант вертолет привез к мысу Беркс, то от оставленных Пигузовым домов виднелся только фундамент - стены ветром унесло в океан. Повсюду валялись газовые баллоны, останки радиостанции… Ну а бутылка водки каким-то чудом уцелела. Ее нашли в твердом, как черствый хлеб, снегу.
И как только полярники высадились на берег и на громадном - длиной четыре километра, а шириной километр - нунатаке приступили к строительству, тут же на них обрушились ураганные ветры до 60 метров в секунду - они бушевали сутками. В один из первых мартовских дней снегом засыпало даже прилетевший с «Гижиги» вертолет - он смог подняться лишь через несколько дней, когда ураган стих.
9 марта 1980 года Русскую все же открыли. На зимовку вместе с Владимиром Степановым осталось девять полярников 25-й САЭ.
Однажды ураган не утихал шестнадцать суток подряд. Сила ветра доходила до 60 метров в секунду - он несся со скоростью 216 километров в час.
Полярники рассказывали мне, что на таком ветру в стоящих на сваях домах ощущение - как в ленинградском трамвае, рванувшем вдруг со скоростью полторы сотни километров в час. Такое даже представить трудно.
После первой же зимовки стало ясно: скорее всего, именно здесь, на Русской, антарктический полюс ветров. Нигде еще полярникам не удавалось на протяжении столь длительного времени современными приборами замерять такой силы ветры, дующие столь продолжительное время. Хотя есть исследователи, считающие, что полюс ветров - по соседству с Русской, на том же побережье моря Росса, на Земле Адели, где в начале прошлого века зимовала австралийская экспедиция Дугласа Моусона. В своих дневниках Моусон пишет, что сила ветра часто достигала 60 миль в час. Но проверить, насколько точны были наблюдения участников экспедиции Моусона, сто лет спустя, конечно, невозможно.
Стрелка компаса - солдатиком
Первый раз Дуглас Моусон попал в Антарктиду еще молодым человеком - ему было 25 лет, когда в составе английской экспедиции Эрнеста Шеклтона он отправился на шестой континент. Тогда еще никто так и не смог достичь Южного полюса, и Шеклтон решил дойти до самой южной точки Земли. Но был вынужден повернуть назад, когда до полюса оставалось всего 180 километров.
(Шеклтон, как и его соотечественник Роберт Скотт, которого в гонках к полюсу всего на несколько недель опередил норвежец Руаль Амундсен, выбрал не подходящий для таких переходов транспорт - не ездовых собак, а лошадей, вернее - пони.)
Когда Шеклтон совершал свой поход к Южному полюсу, вторая партия из нескольких человек сумела дойти до Южного геомагнитного полюса. В составе этой партии и был Дуглас Моусон. 16 января 1909 года она достигла той точки Антарктиды, где стрелка магнитного компаса встает солдатиком - вертикально. Тогда Южный геомагнитный полюс, словно странник, перемещающийся по континенту, находился на высокогорном плато Земли Адели - на 72°25' южной широты и 155°16' восточной долготы (с тех пор он «отъехал» от этой точки на сотни километров севернее и сейчас вообще сполз с континента в море Дюрвиля).
Тогда впервые молодой австралийский геолог и геофизик оказался на Земле Адели, которую он позже в своих дневниках назовет «проклятой», как и весь этот континент, но куда вернется спустя два года, возглавив свою собственную, уже австралийскую экспедицию на паровом судне «Аврора», и где останется зимовать, рассчитывая на следующий год вернуться домой. Но его ожидания не сбылись - поход вглубь континента, на юго-восток, оказался таким тяжелым и трагическим, что двое спутников Моусона погибли в пути, а сам он еле добрался до своего основного лагеря на мысе Денисон. Добрался уже так поздно, что подступала зима. Когда до базы оставалось всего несколько сотен метров, он увидел на горизонте уходящую на север «Аврору». Застрять на зиму в непроходимых антарктических льдах, готовых в любой момент раздавить корпус судна, капитан «Авроры» не мог. Основная часть экспедиции - и та, что зимовала на Земле Королевы Мэри, обследуя западные берега, и та, что зимовала на Денисоне вместе с Моусоном, - была уже на борту.
На основной базе ждать уже казавшегося нереальным возвращения начальника экспедиции и его спутников остались пять полярников. Они были обречены на вторую незапланированную зимовку. Так что к себе в Австралию Моусон вернулся лишь спустя два года и три месяца - 28 февраля 1914 года. Вернулся героем. Он был возведен в рыцарское звание, стал членом Лондонского географического общества и профессором, заведующим кафедрой геологии Аделаидского университета.
Почести и звания обрушились на Моусона не только потому, что он живым-невредимым вернулся из тяжелой и продолжительной антарктической экспедиции. Экспедиция Моусона - одна из самых четко организованных, продуманных экспедиций начала прошлого века. И одна из самых результативных. Сразу же по возвращении домой он взялся за 22-томный научный отчет о своей экспедиции. А ей удалось выполнить свою главную задачу, намеченную еще задолго до того, как ее участники поднялись на борт «Авроры», - обследовать и нанести на карту огромную, протяженностью около четырех тысяч километров, почти не изученную часть антарктического побережья, лежащего к югу от Австралии. В том числе и ту часть побережья моря Дэвиса (названного в честь капитана «Авроры» Джона Дэвиса), где спустя почти полвека после экспедиции Моусона высадится первая советская антарктическая экспедиция и начнется строительство обсерватории Мирный. Так что у российских полярников особое отношение к Дугласу Моусону - одному из самых смелых и удачливых исследователей Антарктиды начала прошлого века.
Все попытки «Наварина» пробиться ближе чем на триста километров к зажатой льдами возле берегов Антарктиды «Оби» закончились неудачно.
Под бортом «Наварина» сразу же сделали ВПП. Первыми рейсами с «Оби» вывезли женщин и часть участников экспедиции.
11 июня на обратном пути от борта «Наварина» в вертолете заглох один из двигателей. Ми-8 резко терял высоту. Под ним - лишь ледяные поля и айсберги. Командир Владимир Буклей дал команду скидывать весь груз. На одном двигателе еле дотянул до «Оби».
Всего эвакуировали 57 человек. В том числе почти весь состав Русской. Из команды Владислава Пигузова - начальника так и не открытой станции Русская - на «Оби» осталось трое: врач Александр Томчик, взрывник Владимир Кипятинский и гляциолог Николай Косенко - те, чьи руки и опыт в этой ситуации могли пригодиться.
А зажатой в громадном Балленском ледяном массиве «Оби» все еще грозила гибель. Сдвинуться дизель-электроход не мог. Вокруг сверлили лунки, закладывали взрывчатку, но лед из своих тисков «Обь» не отпускал.
За три месяца, зажатая льдами, она продрейфовала аж 564 мили. Только 22 июля 1973 года «Обь» выбралась. Ей просто повезло - океанская зыбь взломала лед.
90 суток продолжался ледовый плен «Оби» у Ленинградской.
- Словом, прокатились мы зря, - вздыхал Владислав Михайлович, рассказывая мне эту историю. - Но перед тем как улетать с мыса Беркс, мы оставили в одном из домов письмо, НЗ и бутылку русской водки - подарок тем, кто туда наверняка вернется. Честно говоря, вернуться мы надеялись на следующий год сами.
…Но лишь спустя семь лет участники советской антарктической экспедиции снова отправились к Земле Мэри Берд. Девять будущих полярников Русской во главе с Владимиром Степановым шли на «Михаиле Сомове». И снова осечка. На этот раз «Сомов» застрял в тяжелых льдах у Ленинградской. Открытие Русской опять решили отложить. Пришлось и Степанову со своей командой возвращаться домой.
И только на следующий год на дизель-электроходе «Гижига» наконец-то удалось подойти к горному плато мыса Беркс - с тем же коллективом Русской, что шел и год назад на «Сомове».
И когда первый десант вертолет привез к мысу Беркс, то от оставленных Пигузовым домов виднелся только фундамент - стены ветром унесло в океан. Повсюду валялись газовые баллоны, останки радиостанции… Ну а бутылка водки каким-то чудом уцелела. Ее нашли в твердом, как черствый хлеб, снегу.
И как только полярники высадились на берег и на громадном - длиной четыре километра, а шириной километр - нунатаке приступили к строительству, тут же на них обрушились ураганные ветры до 60 метров в секунду - они бушевали сутками. В один из первых мартовских дней снегом засыпало даже прилетевший с «Гижиги» вертолет - он смог подняться лишь через несколько дней, когда ураган стих.
9 марта 1980 года Русскую все же открыли. На зимовку вместе с Владимиром Степановым осталось девять полярников 25-й САЭ.
Однажды ураган не утихал шестнадцать суток подряд. Сила ветра доходила до 60 метров в секунду - он несся со скоростью 216 километров в час.
Полярники рассказывали мне, что на таком ветру в стоящих на сваях домах ощущение - как в ленинградском трамвае, рванувшем вдруг со скоростью полторы сотни километров в час. Такое даже представить трудно.
После первой же зимовки стало ясно: скорее всего, именно здесь, на Русской, антарктический полюс ветров. Нигде еще полярникам не удавалось на протяжении столь длительного времени современными приборами замерять такой силы ветры, дующие столь продолжительное время. Хотя есть исследователи, считающие, что полюс ветров - по соседству с Русской, на том же побережье моря Росса, на Земле Адели, где в начале прошлого века зимовала австралийская экспедиция Дугласа Моусона. В своих дневниках Моусон пишет, что сила ветра часто достигала 60 миль в час. Но проверить, насколько точны были наблюдения участников экспедиции Моусона, сто лет спустя, конечно, невозможно.
Стрелка компаса - солдатиком
Первый раз Дуглас Моусон попал в Антарктиду еще молодым человеком - ему было 25 лет, когда в составе английской экспедиции Эрнеста Шеклтона он отправился на шестой континент. Тогда еще никто так и не смог достичь Южного полюса, и Шеклтон решил дойти до самой южной точки Земли. Но был вынужден повернуть назад, когда до полюса оставалось всего 180 километров.
(Шеклтон, как и его соотечественник Роберт Скотт, которого в гонках к полюсу всего на несколько недель опередил норвежец Руаль Амундсен, выбрал не подходящий для таких переходов транспорт - не ездовых собак, а лошадей, вернее - пони.)
Когда Шеклтон совершал свой поход к Южному полюсу, вторая партия из нескольких человек сумела дойти до Южного геомагнитного полюса. В составе этой партии и был Дуглас Моусон. 16 января 1909 года она достигла той точки Антарктиды, где стрелка магнитного компаса встает солдатиком - вертикально. Тогда Южный геомагнитный полюс, словно странник, перемещающийся по континенту, находился на высокогорном плато Земли Адели - на 72°25' южной широты и 155°16' восточной долготы (с тех пор он «отъехал» от этой точки на сотни километров севернее и сейчас вообще сполз с континента в море Дюрвиля).
Тогда впервые молодой австралийский геолог и геофизик оказался на Земле Адели, которую он позже в своих дневниках назовет «проклятой», как и весь этот континент, но куда вернется спустя два года, возглавив свою собственную, уже австралийскую экспедицию на паровом судне «Аврора», и где останется зимовать, рассчитывая на следующий год вернуться домой. Но его ожидания не сбылись - поход вглубь континента, на юго-восток, оказался таким тяжелым и трагическим, что двое спутников Моусона погибли в пути, а сам он еле добрался до своего основного лагеря на мысе Денисон. Добрался уже так поздно, что подступала зима. Когда до базы оставалось всего несколько сотен метров, он увидел на горизонте уходящую на север «Аврору». Застрять на зиму в непроходимых антарктических льдах, готовых в любой момент раздавить корпус судна, капитан «Авроры» не мог. Основная часть экспедиции - и та, что зимовала на Земле Королевы Мэри, обследуя западные берега, и та, что зимовала на Денисоне вместе с Моусоном, - была уже на борту.
На основной базе ждать уже казавшегося нереальным возвращения начальника экспедиции и его спутников остались пять полярников. Они были обречены на вторую незапланированную зимовку. Так что к себе в Австралию Моусон вернулся лишь спустя два года и три месяца - 28 февраля 1914 года. Вернулся героем. Он был возведен в рыцарское звание, стал членом Лондонского географического общества и профессором, заведующим кафедрой геологии Аделаидского университета.
Почести и звания обрушились на Моусона не только потому, что он живым-невредимым вернулся из тяжелой и продолжительной антарктической экспедиции. Экспедиция Моусона - одна из самых четко организованных, продуманных экспедиций начала прошлого века. И одна из самых результативных. Сразу же по возвращении домой он взялся за 22-томный научный отчет о своей экспедиции. А ей удалось выполнить свою главную задачу, намеченную еще задолго до того, как ее участники поднялись на борт «Авроры», - обследовать и нанести на карту огромную, протяженностью около четырех тысяч километров, почти не изученную часть антарктического побережья, лежащего к югу от Австралии. В том числе и ту часть побережья моря Дэвиса (названного в честь капитана «Авроры» Джона Дэвиса), где спустя почти полвека после экспедиции Моусона высадится первая советская антарктическая экспедиция и начнется строительство обсерватории Мирный. Так что у российских полярников особое отношение к Дугласу Моусону - одному из самых смелых и удачливых исследователей Антарктиды начала прошлого века.
(Продолжение в следующем номере)