Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

ПУТЬ НА СЕВЕР


С давних времен отважные и смелые люди пыта­лись разгадать тайны далекого, неведомого края — Арктики. Словом «арктос» древние греки называли созвездие Большой Медведицы, которая всегда свети­ла в северном направлении от Эллады и лежала на краю небосвода, над самым горизонтом. Люди стара­лись узнать: что же за край лежит там, под Большой Медведицей? Но Арктика много долгих веков остава­лась заманчивым и недоступным краем. Одних она
[16]
манила к себе сказочным обилием дорогой «мягкой рухляди», золота и серебра, другие мечтали найти через Арктику короткий путь в Индию и Китай, треть­их влекло туда желание дойти до Северного полюса, который, как призрак, казался такой близкой, но вечно ускользающей целью!..
Еще в далекие времена XII века, когда никто в Ев­ропе и во всем мире не решался выйти в полярные воды, русские люди — поморы — смело пускали свои дощаники и кочи в студеные моря, огибали Скандина­вию, доходили до Новой Земли и Таймыра. А в XVII веке, еще до знаменитых землепроходцев, охочие торговые люди Московского государства уже обогнули Таймыр, добрались до острова Фаддея и за­лива Симса — к самым берегам Чукотки. Недавно в тех краях советские полярные моряки произвели ар­хеологические раскопки. На далеком Севере нашли следы поселения русских людей, пришедших сюда в XVII веке.
В Ленинграде, на улице Марата, есть музей Арк­тики. На одном из его стендов собраны остатки рус­ского домотканного сукна, женские пояса, кафтан не­известного полярного морехода, ножи с русским орна­ментом на рукоятке, кожаные сапоги, рукавицы. Все это было найдено в далеком Заполярье. Есть в музее монеты времен Ивана III, Ивана Грозного, славян­ские бусы, нательные червленые кресты. Кому они принадлежали, кто были их хозяева? По своей ли охо­те или по велению царева указа шли они на север, за много тысяч верст от родной Москвы — пока неизве­стно. Но эти экспонаты музея неоспоримо доказывают, что именно русские люди первыми в мире бывали в таких северных широтах, где, по предположению уче­ных Европы того времени, земля кончалась...
Рядом со стендом неизвестных мореплавателей есть в музее стенд землепроходцев Семена Дежнева, Ми­хаилы Стадухина, Афанасия Попова, Ерофея Хабаро­ва. Вот копии с их «скасок» и челобитных. Читаешь их, и встают во весь рост светлые образы неустраши­мых «служивых людей», вдоль прошедших необъятную русскую землю, открывших путь к Анадырь-реке и да-
[17]
лекой Камчатке. До недавних раскопок полагали, буд­то землепроходцы шли на север и восток так, как им бог на душу положит, — не изучая пройденных земель, не имея никаких мореходных карт и приборов. Но на улице Марата хранятся теперь копии их походных карт, составленных с большим знанием дела, и остатки магнитных компасов со шкалой на четыре стороны света. С помощью этих компасов и карт землепроход­цы водили свои крепкогрудые кочи на север и восток, в моря, где их жестоко трепали лютые ветры и «всюду носили неволею...».
С тех пор минуло много лет. Северные берега зем­ли русской были исследованы, нанесены на карты, а смелых людей влекло все дальше, к полюсу, к вер­шине мира. Желание попасть туда не только будора­жило поколения смелых путешественников, географов, но и порождало рекордсменов, для которых единствен­ной мыслью было добраться до полюса... Таким ре­кордсменом прослыл американский путешественник Роберт Пири. Двадцать три года шел он до полюса.
«...Мы вместо салюта хором крикнули громкое троекратное «ура!», а затем крепко пожали друг дру­гу руки. Эскимосы радовались, как дети... — так запи­сал в своем дневнике Роберт Пири, когда после дол­гих лет мучительного пути на полюс он достиг 6 апре-ля 1909 года того места, которое по ошибке принял за вершину мира. — Если бы человек мог дойти до 90° северной широты, не будучи бесконечно измучен­ным телом и душой, он несомненно испытал бы целый ряд исключительных по яркости переживаний. Но до­стижение Северного полюса возможно лишь в резуль­тате многих недель форсированных маршей, физиче­ских лишений, недостатка сна и постоянной, изматы­вающей тревоги...
Быть может, читатель будет разочарован, но я дол­жен чистосердечно признаться: когда я убедился, что мы действительно достигли цели экспедиции, я жаж­дал лишь одного — сна. Впрочем, после нескольких часов отдыха состояние прострации, в котором я на­ходился, уступило место сильному нервному возбужде­нию...»
[18]
Покидая полюс, Пири был убежден, что его имя лишь прибавится к длинному списку имен арктиче­ских исследователей, от Гудзона до герцога Абруццко­го, к длинному перечню мужественных людей, боров­шихся и... побежденных. «Я тогда с горечью должен был признать, что ценою лучших лет жизни мне уда­лось лишь добавить несколько звеньев цепи, кото­рая ведет от параллелей цивилизации к полярному центру, но что в конце концов единственное слово, которое мне суждено начертать в книге своей жизни, это слово — поражение...» (Р. Пир и, Северный полюс).
Не успел Пири сойти на американский берег, как газеты объявили его жуликом. Автор «разоблачитель­ных» статей доктор Кук уверял мир, что он был на полюсе раньше Пири. Долго велась перепалка между Куком и Пири, пока, наконец, полярным исследовате­лям Кнуду Расмуссену и Мак-Миланну не удалось разоблачить авантюру Кука и доказать, что он про­шел по морскому льду всего лишь... двенадцать миль от острова Акселя Хейберга и там, в 500 милях от полюса, водрузил над снежной хижиной американский флаг, запечатлев его на фотопленку.
А в те же годы русские ученые все глубже и глуб­же проникали на Север. В 1914 году Георгий Яковле­вич Седов сделал смелую попытку достичь полюса. Этой экспедицией Седов мечтал утвердить приоритет отечественной науки в высоких широтах Арктики и провести большую исследовательскую работу, которая могла бы оказать значительную помощь в освоении Великого Северного морского пути, так необходимого России. Отважного полярника не поддержало царское правительство. Экспедиция, экипированная на грошо­вые пожертвования, закончилась неудачно. Седов по­гиб на пути к полюсу.
И только после Великой Октябрьской революции в Арктику пришли новые исследователи, хозяева своей страны — советские люди.
Уже с первых лет советской власти партия и пра­вительство намечают грандиозные планы освоения Крайнего Севера. Оттуда навсегда изгоняются амери-
[19]
канские, японские, английские и другие купцы-хищ­ники, беспощадно грабившие северные народы. Совет­ские люди впервые в истории человечества сумели по­корить неприступную крепость Севера и водрузить над ним знамя нашей Родины. На гигантской трассе Вели­кого Северного морского пути задымили трубы могу­чих ледоколов. Перед ними расступились ледяные ска­лы торосов и открыли путь бесконечным караванам судов: страна посылала Северу лес и машины, бумагу и учебники, типографские станки, готовые дома и школьные парты. Новые, настоящие хозяева пришли в Арктику, новая жизнь зашумела над безлюдным краем. Там, где в старину петляли лишь узкие тропы собачьих упряжек, появились аэросани, стало обыч­ным мерцание борт-огней самолета в черном небе по­лярной ночи. И даже пугливая оленья упряжка теперь редко отпрянет в сторону, если навстречу ей загрохо­чут гусеницы вездехода или по автостраде промчится автомашина...
В краю, где редко-редко можно было встретить по­лусгнившие срубы купеческих амбаров, выросли но­вые города — Игарка, Хатанга, Нордвик, Тикси, Ам­барчик, Усть-Чаун, Сеймчан.
Пришли советские люди и на полюс. Пришли не ради рекордов и личной славы, а ради науки, служа­щей народу.
«Итак, мы были на Северном полюсе.
Впервые на эти суровые, величественные льды опу­стился самолет, советский самолет. Впервые в этом мертвом покое, который до сих пор нарушали лишь бурные завывания полярного урагана да громовой гул ломавшихся льдин, раздался голос советского чело­века.
Это не был робкий голос одиночки. Вековое молча­ние полюса нарушил бодрый голос дружного коллек­тива — посланца своей великой Родины. С большой любовью и огромной заботой снарядила она нас в этот рейс и вдохновила на победу, о которой мы могли те­перь с законным торжеством и гордостью заявить во всеуслышанье всему миру», — так спокойно и просто писал в своем дневнике один из участников высоко-
[20]
широтной экспедиции 1937 года, когда на Северном полюсе впервые приземлилась группа советских само­летов.
После Отечественной войны началось новое широ­кое исследование Арктики. На дрейфующие льды в рай­оне бывшего Полюса недоступности и Северного полю­са высаживались подвижные отряды и научная дрей­фующая группа «Северный полюс-2». Широкое, систематическое наступление на приполюсные льды стало возможным лишь потому, что в нашей стране бы­ла создана отличная авиационная техника, выросло новое поколение отважных пилотов, грамотных штур­манов, талантливых ученых.
Все исследования в Арктике, в высоких приполюс­ных широтах, были теснейшим образом связаны с не­отложными задачами развития народного хозяйства районов отдаленного Севера и в первую очередь с обслуживанием навигации по Северному морскому пути, прогнозами погоды и состояния льдов в Цент­ральном Арктическом бассейне. Ведь для того, чтобы дать исчерпывающий ответ на многие важные вопросы, возникающие в связи с дальнейшим изучением приро­ды Крайнего Севера, уже было недостаточно тех дан­ных, которые получала наша наука от наземных бере­говых полярных станций. Для науки весьма важны све­дения о тех процессах, что происходят в самом центре Арктики. Так, например, нужно было организовать по­стоянное наблюдение за состоянием и движением льдов, за течениями и температурой воды на различных глубинах Северного Ледовитого океана.
Только такое глубокое и внимательное изучение физической географии высоких широт могло позволить наилучшим образом использовать моря Крайнего Севе­ра нашей страны и включить в народнохозяйственную жизнь гигантские пространства арктических островов и побережья. Немалое значение для судовождения и самолетовождения имели постоянные наблюдения и изучение характеристик земного магнетизма в высоких широтах. Ведь с ним, как известно, тесно связаны та­кие явления, как магнитные бури, изменение величины склонения стрелки магнитного компаса и другие про·-
[21]
цессы, происходящие в северном полушарии нашей пла­неты,
В результате прошлых работ советских полярни­ков и. в основном после почти тринадцатимесячного дрейфа станции «Северный полюс-2» советские уче­ные получили новые ценные сведения о природе Арктики.
Гидрологи обнаружили гигантский подводный хре­бет, разделяющий Северный Ледовитый океан на две глубоководные впадины. Хребту присвоили имя велико­го русского ученого М. В. Ломоносова. Это крупнейшее географическое открытие последних пятидесяти лет позволило советской науке по-новому подойти к изуче­нию морских течений, дрейфа льдов, а следовательно, и к осуществлению более успешного плавания по Ве­ликому Северному морскому пути.
Геофизики более тщательно изучили магнитное скло­нение в высоких широтах и доказали, что второго маг­нитного полюса, существование которого предполага­ли еще совсем недавно, нет. Были получены точные сведения о магнитных аномалиях в Полярном бассей­не, которые теперь помогают штурманам ледоколов и самолетов безошибочно водить воздушные и морские караваны.
Таким образом, научные результаты прошлых высо­коширотных экспедиций значительно пополнили наши познания об Арктике и позволили улучшить составле­ние прогнозов ледовой обстановки по трассе Северного морского пути.
И вот из Москвы в Арктику снова вылетела армада транспортных самолетов. На борту воздушных кораб­лей находились члены двух научных дрейфующих стан­ций и группа ученых, которые наметили произвести десятка три-четыре кратковременных «прыжков» на льдины у Северного полюса, чтобы детально изучить природу хребта Ломоносова за последними паралле­лями.
Одну дрейфующую станцию — «Северный по­люс»-3» — возглавил Герой Социалистического Труда Алексей Федорович Трешников. Его группу решили высадить в районе полюса. В районе бывшего Полюса
[22]
недоступности наметили создать вторую станцию — «Северный полюс-4», которой будет руководить опыт­ный бывалый полярник Евгений Иванович Толсти­ков.
Когда группа Трешникова уйдет или далеко на юго-запад, следуя примерно курсом папанинского лагеря, или совершит дрейф по часовой стрелке в восточной ча­сти Северного Ледовитого океана, то станция Толсти­кова к тому времени должна будет «прикочевать» к са­мому полюсу и замкнуть, таким образом, общую ли­нию дрейфа этих двух станций.
Так ученые и полярники наметили развернуть небы­валый в истории широкий фронт наблюдений за ка­призной и своенравной природой Центрального Поляр­ного бассейна.
Общее руководство по созданию научных дрейфую­щих станций поручено начальнику Главного управле­ния Северного морского пути Василию Федотовичу Бурханову. Вместе с ним в Центральный Арктический бассейн вылетали такие видные ученые нашей страны, как академик Дмитрий Иванович Щербаков, член-кор­респондент Академии наук папанинец Евгений Кон­стантинович Федоров, директор Арктического института Вячеслав Васильевич Фролов, Герой Советского Сою­за Михаил Михайлович Сомов, профессор Яков Яков­левич Гаккель и активный исследователь Арктического бассейна Герой Советского Союза Михаил Емельяно­вич Острекин. За штурвалами воздушных кораблей сидели известные полярные летчики Герои Советского Союза Илья Павлович Мазурук, Иван Иванович Чере­вичный, Илья Спиридонович Котов, Василий Никифо­рович Задков, Федор Анисимович Шатров и многие другие.
...Ровно, спокойно пели свою песню моторы. Вскоре под крылом самолета проплыли Череповец и древний Белозерск. Потянулась тайга. Штурман нашего самоле­та Федор Андреевич Бурлуцкий изредка проходил в кабину к пилотам, ловил в зеркальце солнечного ука­зателя курса зайчик, «подгонял» его под визир и све­рял курс по лимбу. Отметка стояла на «норд». Потом Бурлуцкий включал радиокомпас. Длинная стрелка
[23]
срывалась с места, пробегала по шкале и тоже оста­навливалась у цифры заданного курса.
— Порядок!..—добродушно резюмировал Федор Андреевич и погружался в чтение последнего номера «Нового мира».
Командир корабля Федор Анисимович Шатров — человек такого огромного роста, что казалось, он чудом втискивается в кресло первого пилота, — спокойно по­глядывал сквозь очки-светофильтры на вспененную гря­ду облаков и нет-нет, да и подворачивал регулятор автопилота: боковой ветер мог сбить с курса. Его «пра­вая рука» — Константин Фомич Михайленко покури­вал, удобно откинувшись на спинку кресла. Кожаные куртки командира корабля и второго пилота были пе­реброшены через мягкую ручку сидения. На обеих куртках золотистыми лучиками играли звезды Героев Советского Союза. Шатров и Михайленко в полярную авиацию пришли сравнительно недавно — после вой­ны — и по сравнению с бортмеханиками Диомидом Павловичем Шекуровым и Михаилом Ивановичем Ча­гиным считались в северных краях новичками. Да и не­удивительно! Бортмеханик комсомолец Шекуров в 1937 году летал с Мазуруком, когда на полюсе выса­живали папанинцев. Чагин уже лет двадцать работает в Арктике и вместе с Героем Советского Союза Ильей Спиридоновичем Котовым тоже бывал на вершине мира.
Под стать экипажу был и бортрадист Сергей Але­ксандрович Чалеев, налетавший уже более полутора миллионов километров. Веселый, приветливый, он то и дело надевал наушники и внимательно вслушивался в бесконечное попискивание радиосигналов, сообщав­ших погоду по курсу от Москвы до Архангельска.
В самолете тепло и как-то уж очень буднично. Даже не верилось, что летит он к ледовым просторам океана, где людей ждут и пурга, и стужа, и посадки на лед, крепость которого предстояло угадывать сверху и пе­ред каждой посадкой думать: сколько будет под шас­си — сто или десять сантиметров коварного льда Арктики?..
Часа через два с половиной Чалеев сообщил:
[24]
— Первая машина уже в Архангельске. Только что села. Минут через тридцать и мы туда должны дойти...
— А когда придет последняя из нашего каравана?
— Не скоро... — Завтра?
— Почему завтра? Думаю, что за день успеем: се­годня к вечеру дойдет и последняя...
На Север шла огромная армада самолетов, и когда первая машина крылатого каравана уже заходила на посадку в Архангельске, последняя в это время только начинала свой разбег на подмосковном аэродроме. А интервалы между стартами были всего в несколько минут. Словно гигантский воздушный мост перебросили летчики между Москвой и первой точкой посадки на пути в высокие широты Арктики. И по этому мосту они везли сотни тонн тщательно подобранного, испытанно­го и упакованного оборудования будущих дрейфующих станций в краю Большой Медведицы.
...Ночевали в Архангельске, в этом удивительно своеобразном городе, раскинувшемся в протоках Север­ной Двины. Река уже взломала метровый лед, морянка, пригнанная ветром с моря, залила просторы Северной Двины и безнадежно отрезала путь от Кег-острова, где расположился аэродром, до города.
Гостиница не могла вместить всех, кто летел в тот день в Арктику. Пришлось ночевать по частным квар­тирам. Дорожная суета вскоре целиком захватила всех. И казалось, для людей уже больше не существует ниче­го, кроме самолетов и волнений за погоду...

Пред.След.