Впервые в жизни своей он выкатил из ангара на зеленую траву аэродрома в 1943 году. Он не выкатил, нет: мощный трактор-тягач осторожно вытянул его крылатую громаду на взлетную полосу и только там, на свободе, ожил этот огромный воздушный корабль конструкции Петлякова. А еще через несколько дней, гремя всеми своими четырьмя двигателями, он ушел в первый боевой вылет. Тяжелые фугасы были сброшены точно на цель, и не одна сотня гитлеровцев окончила
[109]
свой путь по советской земле под звуки сурового гула моторов крылатого труженика войны.
Отшумели военные грозы, и вот, большой и сильный, «попечатанный» клепаными пластырями, наложенными на рваные раны от зенитных снарядов, сиро и одиноко стал он на приколе. Суровый приговор — «списать», вероятно, привели бы в исполнение, и язычок автогена искромсал бы его стальное, поджарое тело, не обрати на него внимания полярные летчики. То ли они от души пожалели «старого конягу», то ли им приглянулся его могучий надежный вид — кто знает почему? — только вскоре за дело принялись техники. Они безжалостно, с корнем выдрали гнезда пулеметных и пушечных турелей, намертво заклепали бомболюк и установили туда добавочный бензобак — целую огромную цистерну.
И снова заревели моторы-труженики, но теперь уже не военных, а полярных трасс. И штурман, занявший место бомбардира, каждый раз прокладывал на карте путь, который всегда лежал на север.
Вот и вчера еще он летал где-то в районе Чукотки, а сегодня стартует со льда бухты острова Диксон. Теперь его курс — на Северный полюс, где работает «прыгающая» группа Героя Советского Союза Михаила Емельяновича Острекина. Этот летный отряд имеет перед собой ясную, но трудную задачу: начиная от полюса, двигаться до Новосибирских островов, то и дело садиться на лед и детально исследовать склоны подводного хребта имени Ломоносова. Летчики и ученые работают день и ночь, и для них нужно очень много горючего.
На борту бензовоза — несколько тонн бензина, залитого в бочки, десяток ящиков с апельсинами, яблоками, фруктами. Есть здесь и большие картонные коробки, перехваченные ленточками и испещренные предостерегающими надписями: «Осторожно!!! Не кантовать!!! Торт!» И по количеству восклицательных знаков, нанесенных на упаковку, легко можно понять, что какому-то неизвестному кондитеру Большой земли очень хотелось, чтобы его торты целехонькими долетели до самой вершины мира.
[110]
Натруженно, ровно гудят четыре. мотора. Упорно, метр за метром, бензовоз лезет все выше и выше — за облака, к трем тысячам метров. Высота дает себя знать. Текут чернила из авторучки, нет-нет, да и громыхнет обшивка фюзеляжа: природа не терпит пустоты и разреженное пространство норовит «втянуть» в себя даже дюралевую обшивку старика-бензовоза... В грузовом отсеке — до предела тесно и холодно. Все в масле. Пахнет бензином. Но если перелезть через бочки и ящики, миновать тесные отсеки бортмехаников, радиста и пробраться в штурманскую рубку — жить можно. Впереди, за сферическим прозрачным носовым фонарем открывается беспредельная даль океана облаков, льдов и синих пятен разводий. Справа и слева, по два в один голос, ревут четыре могучих мотора. На просторном столе штурмана — карты, карты и карты. Карты с изобарами, карты с изогонами, показывающие величины магнитного склонения, карты Арктики крупных и мелких масштабов. Над всем этим хозяйством склонился Герой Социалистического Труда штурман Николай Васильевич Зубов. То сверяя курс по солнечному указателю, то включая радиокомпас, он словно держится за невидимую линию радиопривода и ведет по ней корабль точно на полюс, на льдину, где в ожидании бензина сидят самолеты отряда Острекина.
На борту крылатого труженика вот уже несколько лет подряд летают четыре героя. Командир корабля Василий Никифорович Задков — Герой Советского Союза, штурман Зубов, бортрадист Олег Архипович Куксин и бортмеханик Иван Максимович Коротаев — Герои Социалистического Труда. И когда глядишь на золотые звездочки с серпом и молотом, приколотые к их летным кожанкам, как-то особенно ярко представляешь ту колоссальную, тяжёлую работу, которую проделали в прошлые годы и делают сейчас советские полярные летчики...
Через четыре часа где-то внизу, под облаками проплыл остров Шмидта. На нем, как еще и на многих других островах Арктики, пока нет жителей, и люди бывают там лишь для того, чтобы нанести эти клочки суши на карту мира. Сколько еще дел ждет человека на
[111]
этих неизведанных, нехоженых землях, сколько природных богатств скрыто там под снегом и материковым льдом!
«Для нас Арктика, — писал академик Визе, — есть прежде всего большое хранилище еще до конца не исследованных природных ресурсов, которые необходимо изучить, а изучив, бросить на службу социалистического строительства».
И вот, для того чтобы все это открыть, заставить служить советским людям, миру, летят сегодня воздушные корабли над студеным океаном, работают ученые на дрейфующих льдинах, пробивают стальной грудью путь титаны-ледоколы. Тщательное, глубокое изучение ледовых условий уже в 1954 году позволило-открыть навигацию по Великому Северному морскому пути намного раньше обычного.
Когда наш самолет проходил над островом Ушакова, командир корабля, передав штурвал второму пилоту Георгию Ивановичу Самохину, спустился в штурманскую кабину.
— Несколько лет назад мы «высаживали» на этот клочок суши автоматическую станцию передачи погоды, — вспоминал он, разрывая прозрачную обертку мятной конфеты. — Она сама посылала полную картину погоды, сама подзаряжала аккумуляторы. И вдруг- молчок. Месяц-другой — ни звука. Пришлось еще раз забираться сюда. И кто, вы думаете, набедокурил? Медведи... То ли из озорства, то ли из любопытства разгромили станцию. Антенну свернули, черти косолапые, перекорежили всю аппаратуру...
В 13.50 по Москве штурман Зубов, который перед этим очень уж долго возился у своих астрономических и аэронавигационных приборов, включил радиотелефон внутренней связи и доложил командиру корабля: — Под нами — Северный полюс!
Под нами Северный полюс... Я на минуту закрыл глаза и представил себе, что самолет наш в это мгновенье летит над самой вершиной мира. Казалось, стоит взглянуть вниз, и вы увидите огромный купол планеты. И ведь именно отсюда, из одной какой-то точки, разбегаются во все стороны обручи-меридианы, чтобы где-
[112]
то на противоположном Южном полюсе снова собраться в одном месте...
Но под крылом самолета, ровным, как стол, полем плыли от горизонта до горизонта большие и малые разводья, ледяные раздолья, трещины. Обычная картина льдов, какую можно было увидеть и за 70-й параллелью и за последней, 89-й...
Полюс есть полюс, но в самолете — никаких волнений, никаких восторгов. Второй пилот пьет крепкий чай. Задков, ответив штурману добродушно: «Полюс так полюс», продолжает вполголоса напевать что-то, а три бортмеханика — Мирошников, Тягунов и Кунаков — мирно дремлют, подложив под голову промасленные мозолистые ладони. Старший бортмеханик Коротаев поглядывает на доски приборов и, должно быть, прикидывает в уме: как бы в следующий рейс, когда они — в какой уж раз! — пойдут на полюс, побольше загрузить бачок с бензином.
Записав местоположение самолета в бортовом журнале, штурман заметил:
— Будь сейчас ночь — прямо над нами в зените мы увидели бы Полярную звезду...
Сколько было на свете смелых людей, для которых главной целью долгой и трудной жизни было одно: добраться до места, где проходит воображаемая ось вращения Земли, где смешались понятия севера и юга, запада и востока и где Полярная звезда стоит над головой, в зените...
По этой звезде сверял свой путь Семен Дежнев и первые российские штурманы, водившие крепкогрудые кочи «промеж сивер на полуношник». По этой звезде держал курс отважный де Лонг, окончивший свой тяжкий путь в суровых краях Якутии. Бросив корабль во льдах, де Лонг дошел до земли и — погиб. А обломки его судна много лет спустя были найдены на берегах Гренландии. Когда об этом узнал Фритьоф Нансен, он решил сделать так, чтобы сами дрейфующие льды, которые пронесли через полюс обломки корабля де Лонга, доставили бы и Нансена к вершине мира. Он построил крепкий, специально рассчитанный корабль «Фрам» и вогнал его в дрейфующий лед в том месте, где де
[113]
Лонг оставил свое судно. Расчет Нансена оказался принципиально правильным, но не точным: дрейф льда прошел южнее полюса на 450 километров. Нансен сделал смелую попытку пройти к полюсу на собаках. Но из-за тяжести санного пути по торосам он не ушел дальше. 86° 14' северной широты и вернулся со своим спутником Иогансеном к Земле Франца Иосифа...
А Полярная звезда попрежнему горела ярко и заманчиво. Двадцать три года шел на нее упрямый Пири. С тоской и страстным огнем в глазах глядел на Полярную звезду Георгий Седов, когда больной, измученный покидал борт «Св. Фоки» и с двумя спутниками гнал собачьи упряжки к сердцу края Большой Медведицы...
А теперь вот советские люди превратили и полюс в обычное, будничное место, куда с Большой земли можно долететь за несколько часов, сгрузить там бочки с бензином, ящики с яблоками, слить из баков избыток горючего, выкурить с приятелями-летчиками сигарету и снова через весь Ледовитый океан махнуть на землю...
Как только бензовоз миновал полюс, стрелка радиокомпаса сорвалась с места и развернулась на сто восемьдесят градусов.
— Прошли лагерь Острекина, — ткнув в облака, затянувшие льды, сообщил штурман. А Задков развернул машину обратным курсом и повел свой «летающий ковчег» (как незлобиво обзывали бензовоз летчики) на льдину, где расположились группа ученых отряда Острекина и пилоты, ведущие работы над склонами хребта Ломоносова.
Вскоре, сперва чуть коснувшись колесами льда, словно проверяя его крепость, бензовоз рулил к чернеющим куполам палаток. К машине, на вид тяжеловатые и медлительные в меховых одеждах, шли люди, разбившие свой походный лагерь на Северном полюсе.
