Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

«ЖАР-ПТИЦА» ВО ЛЬДАХ ОКЕАНА

... Шла четвертьфинальная встреча на кубок страны по футболу между командами ЦДСА и «Крылья Советов» (Куйбышев). Как всегда, московский стадион «Динамо» был переполнен. В тот вечер, перед нача-
[81]
лом состязания, состоялось награждение армейцев, в пятый раз завоевавших звание чемпиона страны. Победителям были вручены золотые медали и дипломы, произнесены поздравительные речи, и когда судья уже готов был вызвать на поле обе команды, нарастающий гул мотора привлек внимание зрителей. Сначала в черном ночном небе ничего не было видно. Затем из темноты прямо над центральным кругом, «вывалился» вертолет. Вот он опустился метров на пятнадцать, повис в воздухе. Открылась дверца, на землю змейкой слетела веревочная лестница. По ней быстро спустился человек с огромным букетом цветов, подбежал к капитану команды чемпионов, вручил цветы, пожал руку, и через несколько минут вертолет исчез в темном ночном небе...
Тысячи болельщиков долго аплодировали смелому пилоту, совершившему этот сложный полет над ночным городом. На следующий день газеты сообщили, что вертолетом управлял молодой летчик Алексей Бабенко. Так в те дни москвичи, да и многие полярники, впервые услышали о пилоте Бабенко.
Второй раз фамилию Бабенко полярники услышали на льду дрейфующей станции Алексея Федоровича Трешникова через несколько дней после ее открытия, когда в сером небе приполюсных широт снова раздалось могучее гудение моторов двух самолетов и вертолета. Вторым на посадку, не торопясь, с большим креном шел вертолет. Он долго висел над снежной площадкой, словно оглядывая ее внимательно, и затем опустился вертикально вниз. Через несколько минут, когда уже осела снежная пыль и затихло свистящее пение длинных эластичных лопастей, из высокой кабины легко выпрыгнул пилот. Здороваясь, он проговорил с украинским акцентом:
— Алексей Бабенко. Командир корабля... Кто-то из полярников с усмешкой хмыкнул:
— Да неужели и это кораблем называется? «Жар-птица» какая-то, а не солидный летающий аппарат...
Бабенко нисколько не обиделся шутке: он, видно, привык, что его необычную машину так встре¬чают.
[82]
— Ладно, жар-птица так жар-птица... Нам — абы летало! А вот чайку бы сейчас попить не мешало; семь часов до вас шли, устали...
И пока Иван Максимович Шариков разогревал остывший суп и кипятил густой чай, Алексей Федорович Бабенко рассказал о том, как происходил его полет до нашей льдины.
Погода была неважная. Низкие, серые облака плыли почти по самому льду, резкий боковой ветер сносил с курса, поэтому всю дорогу два самолета и вертолет держались вместе, стараясь не потеряться в облаках. Но часто они по 30-40 минут шли в кромешной белой мгле. Увидеть друг друга было почти невозможно, а искать — опасно; могли столкнуться в воздухе. И тогда Бабенко решил использовать свою технику «до дна»: как только вертолет выходил на большую облачную «полынью», Бабенко останавливался на месте и по радио «приводил» на себя самолеты Москаленко и Ступишина.
Построившись в «полынье» звеном, они продолжали путь до тех пор, пока снова не терялись, и снова Бабенко «зависал» на одном месте... Конечно, они могли бы сесть на подходящей льдине и ждать хорошей погоды, но нужно спешить — в лагере предстояло много работы: соседняя посадочная площадка была завалена грузом, без которого ученые станции уже «задыхались».
В первый же день прибытия в лагерь, отдохнув несколько часов, Бабенко начал работу. Его «жар-птица» — отличный летательный аппарат — буквально безустали летала над лагерем. Шум лопастей, грохот мотора и настоящая снежная метель, которую поднимал Бабенко, опускаясь и взлетая, так пугали Мамая и Блудного, что они трусливо жались к людям.
В один из таких рейсов я полетел с Бабенко. На этот раз пилот решил лететь без штурмана, и поэтому штурманское место осталось свободным. В тесноватой кабине вертолета — ручки управления, четыре педали и такое множество приборов, что на приборной доске не хватило места и конструктору пришлось вынести их даже на потолок кабины.
[83]
— От двигателя! — громко скомандовал Бабенко.
— Есть от двигателя! — послышалось снизу. Взревел мотор. Лопасти пока были неподвижны,
и сухой треск двигателя наполнял весь аппарат. Когда мотор прогрелся, Бабенко нажал кнопку. Внизу прогудела автомобильная сирена,
— К полету готовы! — доложил из фюзеляжа техник вертолета Георгий Кузнецов.
Еще два сигнала сирены, и вот уже над головой сначала засвистели, затем загрохотали огромные лопасти. Выдавливая из-под себя воздух, словно ввинчиваясь в небо, машина начала все быстрее и быстрее подниматься вверх. Стоило открыть дверцу кабины, и внизу появлялась картина льдов прямо под нами. Теперь лагерь был как на ладони. Он занимал довольно обширную площадь и тянулся метров на двести в длину и на сто пятьдесят в ширину. Паутина радиоантенны, метеоплощадка, штабели грузов, люди, идущие по тропкам — «улицам» — все напоминало небольшой городок.
— Хорош вид? — спросил Бабенко.
— Отличный... Только фотографировать немного неудобно: лагерь в кадр не укладывается.
— Может, назад отъедем?...
— Немножко...
— Ладно, сколько угодно! — и Бабенко слегка потянул на себя рукоятку.
Вертолет сначала приостановился, завис на какую-то долю минуты на одном месте и... пошел вперед своим длинным конусообразным хвостом. Поглядывая на приборы, Бабенко достал очки-светофильтры. В шлемофоне, в очках он был очень похож на тех межпланетных путешественников, портреты которых рисуют в научно-фантастических книжках.
Алексей Федорович Бабенко — летчик молодой. Вся его короткая биография говорит о том, что теперешняя «летная» молодежь за какие-нибудь два-три года проходит такой большой и сложный путь, на который когда-то летчики тратили пять, десять, а то и больше лет. Да это и понятно: наши конструкторы из
[84]
года в год создают все новые и новые машины, о которых раньше пилоты могли только мечтать.
В 1940 году Алексей Бабенко окончил Полтавский аэроклуб. Летать учился у Якова Даниловича Форостенко, этого отличного воспитателя пилотов и неоднократного рекордсмена мира. Теперь Яков Данилович работает инструктором центрального аэроклуба имени В. П. Чкалова в Тушино, а его питомцы разлетелись в разные концы нашей страны. И вот один из них впервые в истории авиации привел новый летательный аппарат в высокие приполюсные широты.
Члены экипажа Бабенко — под стать командиру. Штурману Александру Тимофеевичу Минакову всего 32 года. Рассказывая о себе, он спросил меня:
- «Люди с чистой совестью» Вершигоры читал? Помнишь, там летчики ночью к партизанам летали. Ну, так вот, штурманом у них был я... А дальше все как у других. Кончилась война, конструкторы создали вертолет, эту настоящую машину мира: и рыбакам, и геологам, и животноводам, и полярникам послужить может. Вот я и стал летать на вертолете. Только одно неудобно, — говорит Минаков, — в кабине тесновато, со штурманскими картами развернуться трудно.
В кабине, действительно, было тесновато. Несколько рычагов, педали стесняли движения, глаза разбегались по десяткам циферблатов, кнопок, выключателей; стрелки приборов то неподвижно, словно упершись в какую-то преграду, стояли на месте, то беспокойно метались по фосфоресцирующим циферблатам. Бабенко внимательно следил за ними, что-то регулировал и даже напевал какую-то песню.
Мотор работал отлично. Видно, недаром комсомольцы борттехники Георгий Кузнецов, Владимир Кунченко и механик Павел Бойко каждый день с раннего утра, когда в лагере не спали только дежурный да Мамай с Блудным, выбирались из своей палатки, расчехляли двигатель вертолета, стаскивали длинные чехлы с лопастей и тщательно выверяли каждый болт и винт аппарата.
[85]
тером, чтобы в случае неполадок все могли сделать сами. Ведь до мастерских из этих мест не очень-то скоро добраться можно...
Трудности перелета, когда вертолет почти полпути шел вслепую, заметно сблизили экипаж, хоть он состоял из пяти человек, совершенно разных по характеру. Бабенко и Минаков — весельчаки, непоседы, они все свое свободное время суетятся по лагерю, помогают таскать ящики, чистить полосу ледового аэродрома. Правда, Минаков сразу же сдружился с молчаливым магнитологом станции Николаем Евдокимовичем Попковым, и они часами просиживали за вычислением координат лагеря, которые ежедневно и даже ежечасно менялись. Обычно, подсчитав вместе с Попковым координаты, Минаков уходил к вертолету, доставал свой секстан, пристраивался где-нибудь на колесе машины и «брал солнце». Потом уходил в палатку, раскрывал толстенные книги штурманских справочников и погружался в вычисления. Если его данные не совпадали с данными Попкова, Минаков снова и снова повторял все манипуляции с секстаном и таблицами. Наконец вставал, засовывал справочники в походный фибровый чемоданчик и удовлетворенно ворчал:
— Теперь — порядок... — И добавлял: — Полный... — А затем веселым голосом спрашивал у Бойко: — Паша, а Паша?
— Что вам, Александр Тимофеевич?
— А ну, скажи с хода, что скрылось в тумане?...
Неторопливый, флегматичный на вид Бойко, который, должно быть, очень скучал здесь по своей родной Украине и постоянно тихонько напевал «В тумане скрылась милая Одесса», равнодушно ответствовал:
— Да, Одесса же скрылась, Одесса...
— Верно! — хвалил Минаков. — Захочешь учиться — станешь отличным штурманом: вон как быстро определяешь, что за туманом скрывается!
... От льдины лагеря до площадки всего минут 15 ходу. Но прошло уже 20 минут, а мы попрежнему висели неподалеку от лагеря. И Бабенко, словно любуясь льдами, то и дело спрашивал:
[86]
— Ну. как, отличная картина внизу? Картина была запоминающаяся: среди путаницы замерзших торосов большим и спокойным островом лежала паковая «жилплощадь» дрейфующей станции. Как полноводной рекой, окруженная широким застывшим разводьем, она имела почти правильное очертание эллипса. Два дня тому назад начальник станции Алексей Федорович Трешников сделал на вертолете генеральный облет «своих владений» и остался доволен: в случае большой подвижки льдов это уже застывшее разводье будет хорошим амортизатором, а пока искрошится молодой лед, шум и грохот дадут знать об опасности.
— Верно ведь, сверху наша льдина на стадион похожа? Только она, пожалуй, раза в три побольше «Динамо»... Да и лететь на нее было легче. В Москве можно было в окно кому-нибудь угодить, тесно. Здесь лети куда хочешь, лишь за высотой следи, а то торос изломаешь и красу Арктики испортишь...
Бабенко еще немного повисел на одном месте и затем пояснил:
— Задерживаемся, потому что с площадки бензовоз Задкова уходит. Пусть себе спокойно уйдет, а мы подождем...
Вскоре вдали четко вырисовывалась длинная белая льдина. По ней, распластав стальные крылья, бежал тяжелый самолет Героя Советского Союза Василия Никифоровича Задкова. Вот он оторвался, взмыл вверх и растаял в белесом морозном небе. А на льду рядом с грудой бочек, тракторных гусениц и ящиков двигалась... фигурка человека с карабином за плечом и черным аэродромным флажком в руке. — Кто это может быть? Неужели кто-то из экипажа Задкова отстал от самолета? — больше чем с удивлением пробурчал Бабенко. — Не железная же здесь дорога, чтобы на поезд опаздывать...
А человек откатил несколько бочек в сторону, оттащил доски и по-хозяйски засигналил черными флажками, приказывая вертолету сесть у самой груды грузов. Повисев над площадкой, Бабенко опустил вертолет, и вскоре мы познакомились еще с одним
[87]
членом научной дрейфующей станции «Северный полюс-3». Это был знаменитый в Арктике комендант ледовых полей Михаил Семенович Комаров.

Пред.След.