Полярная Почта

Плодотворная эпопея Верхне-Индигирской экспедиции на Нижней Колыме прервалась в начале 1980-х годов неожиданным и подлым образом. Разведав россыпь с высоким содержанием золота на склоне горы Родинки, установив признаки косовых россыпей на Омолоне и Анюе, обнаружив выходы богатых руд редких металлов, цветных камней и северной «слоновой кости», создав геологические и геофизические карты нового поколения, доказав значительную мощность рыхлого чехла в Приморской низменности и его сложное строение, а значит, и возможность выявления здесь углеводородов, Верхне-Индигирская экспедиция вдруг оказалась грубо и пошло выставленной в шею из этих мест.

Началось все с появления вальяжного благообразного господина по фамилии Разгонов. «Под ликом праведника сплошь и рядом скрывается квалифицированное дерьмо», — с убийственной меткостью определил сущность подобных особей Олег Куваев в романе «Территория». К названному персонажу такое выверенное жизнью наблюдение подходит, как сшитый по мерке костюм. В Якутии он объявился после трудов праведных на ниве геологического прогноза в стенах столичного отраслевого института ИМГРЭ (минералогии и геологии редких элементов). Через пару лет после описанных событий сотрудник этого в общем серьезного и достойного института, услышав упоминание в разговоре фамилии Разгонова в крепком ненормативном контексте, поинтересовался: «Этого человека случайно не Олег Петрович зовут?» Узнав, что зовут его именно так, в сердцах воскликнул: «Этот засранец и тут успел наследить!» Оказалось, что в качестве диссертанта и научного сотрудника института сей мыслитель долго сшивался во владениях Норильского металлургического комбината и в итоге напрогнозировал в Таймырской тундре еще два или три месторождения, равноценных Норильскому. Доверчивые в ту пору к столичной науке норильчане вбухали в поисковую заверку рекомендаций О.П. Разгонова кучу денег, получили дырку от бублика и перестали подпускать ИМГРЭ к своей вотчине не то что на пушечный — на ракетный выстрел.

При всей своей практической никчемности Разгонов всюду держался с уверенностью непотопляемого авианосца. Обычно о таких говорят, что у него мохнатая лапа. Если бы это действительно было так, то Разгонов был бы схож с шимпанзе. В Верхне-Индигирскую экспедицию он был направлен с чрезвычайными, хотя и негласными полномочиями, обеспеченными старым знакомством с генеральным директором объединения «Якутскгеология» Биланенко. Мигом присмотрев вакантное место начальника Нижнеколымской геологоразведочной партии, он сам себя туда и определил. Его предшественник Виктор Афанасьевич Синегубов, ставший к тому времени начальником Верхне-Индигирской экспедиции, оставил после себя в Черском налаженное добротное хозяйство, построив капитальный многоквартирный дом для персонала (великое дело на Крайнем Севере!).

Обосновавшись в Черском, Разгонов сразу объявил, что Нижнеколымская геологоразведочная партия — это лишь первая ступень к великим делам и перспективам. Не сегодня-завтра при поддержке союзного министерства он здесь организует новое геологическое объединение, изучающее шельф всей Восточной Арктики, от Тикси до Чукотки. В этом объединении будет большой научно-исследовательский флот, плавучие буровые установки, а сам он обретет ранг адмирала.

Увлеченному мысленной примеркой будущего адмиральского мундира Разгонову было как-то недосуг, да и просто неинтересно заниматься повседневными делами и заботами геологоразведочной партии. Какое-то время собранная до него крепкая команда опытных геологов и буровиков по инерции еще делала успешную работу, однако по мере разгона неугодных будущему адмиралу профессионалов геологоразведочная партия начала разваливаться.

Очень скоро «адмирал» объявил полный суверенитет от руководства экспедиции, перестав подчиняться каким бы то ни было распоряжениям и делая то, что ему заблагорассудится. На попытки Синегубова призвать его к порядку Разгонов ответил иезуитским ходом. Будучи по натуре сам прожженным дельцом — пробу ставить негде, он быстро сообразил, что в условиях тотального госплановского дефицита построить на краю света образцовое хозяйство, ничего при этом не нарушая, невозможно в принципе. Проведя собственное расследование, он выяснил, что дефицитные стройматериалы и прочие фондируемые материальные блага для обустройства геологоразведочной партии приобретались посредством деликатесной рыбы — традиционной твердой валюты на Колыме. Для отлова рыбы в штате держалось несколько рыбаков, оформленных, как помбуры.

Выявив это ужасное преступление против социалистической экономной экономики, Разгонов со сладострастным выражением своей обычно постной физиономии объявился в Усть-Нере — разоблачать начальника экспедиции. С ходу поставив в известность всемогущий райком (а для подстраховки и обком) и прокуратуру, Разгонов добился официального расследования. В итоге личной корысти за Синегубовым не выявилось, но за строительство капитального жилья для геологов с использованием методов предпринимательства (грех-то какой!) и нарушением правил социалистического хозяйствования срок в четыре года он получил, хорошо еще, что условно. Вот если бы геологи по-прежнему жили в бараках, это было бы по-социалистически!

После этого у кого бы то ни было не осталось желания связываться с особью по фамилии Разгонов, и он благополучно и быстро развалил все, что годами создавалось для развития геологической разведки на Нижней Колыме. В результате этот интереснейший и чудесный во всех отношениях район выпал из сферы деятельности Верхне-Индигирской экспедиции. Потом там ни шатко, ни валко шла какая-то работа силами других предприятий, без особых успехов, пока не прекратилась вовсе.

Создание будущего флота Разгонов начал с приема на работу нашего старого друга Семена Тельника, к тому времени замысловатыми путями обзаведшегося почти частной баржей. Какое-то время будущий адмирал кормил Тельника рассказами о грядущей морской геологоразведке. К зиме Семен забеспокоился — ничего не делается, так надо хотя бы вытащить на берег баржу, чтобы не раздавило льдом. Разгонов отмахнулся от таких мелочей, и случилось то, что должно было произойти. Борта баржи за зиму покорежило. После этого Тельник прилюдно назвал своего начальника дураком и, как говорят, после недолгого, но бурного выяснения отношений еще и треснул тому по морде. Видимо, это было именно то, что следовало сделать давным-давно. Получив от взбунтовавшегося матроса по роже, несостоявшийся адмирал быстренько собрал вещички и уехал в Москву. По слухам, ему, как особо ценному и опытному работнику, нашлось место в министерстве геологии.

Расставшись с Нижней Колымой, мы еще год жили в мысленной связи с ней, работая над отчетом, суммирующим результаты наших и сторонних исследований. Создание геологической карты — творческий процесс, имеющий некоторое сходство с видеомагнитофоном. Каждая линия карты, рождаясь на бумаге, будит в памяти реки, холмы, горы, события, краски, лица, мелькающие пестрой вереницей. Следуя линиям — путеводным нитям, прочерченным в пространстве и времени, разрозненные факты по мере их осмысления начинают складываться в умозаключения, часто неожиданные для самих авторов. Хаос случайных байт информации превращается в логику глубинного строения территории, ее прогнозную оценку, видение завтрашних перспектив и возможностей.

А потом была азартная работа в горах Верхней Индигирки, до того времени, пока у руля экономики и политики не оказалась компрадорская тусовка, дурноцветом распустившаяся на навозе полусгнившей элиты строителей коммунизма, отличающаяся от таковой в банановых республиках лишь добротной комсомольско-партийной закалкой. При идентичной способности создавать хаос и неспособности развивать экономику и страну. Когда признаком хорошего тона и приверженности к либеральным ценностям стал обвал всего, что работает на завтрашний день и не приносит мгновенной прибыли, а падение индекса Доу-Джонса воспринимается драматичнее, чем упадок российских регионов.

Грустно от мысли, неужели вся фантастическая предприимчивость дореволюционных россиян, готовых поставить на кон и капитал, и голову, чтобы залезть к черту на рога за ясаком, золотом, медью, серебром, цветными каменьями и просто в азарте первооткрывательства, ныне выродилась в примитивную до убогости формулу — товар -«бабки»- товар. Или еще проще — ДЕНЬГИ ДЕЛАЮТ ДЕНЬГИ. Желательно как можно проще и быстрее, ничего не вкладывая, или вкладывая как можно меньше. На «мавродиках» и прочих псевдоценных бумагах, папуасской торговле сырьем, квотах на рыбу, еще плавающую в море. На раздаче за бесценок лицензий на разведанные за счет бюджета богатейшие месторождения иноземным компаниям и юрким доморощенным нуворишам с моралью местечковых наперсточников. Не забыв выторговать свой персональный посреднический интерес от этих сделок. «Кидая», а то и отстреливая партнеров и находя в том особую рыночную доблесть.

Как жаль, что прошли бесследно времена промышленников Строгановых, без которых поход Ермака не состоялся бы, мечтателя Петра Великого, тульского кузнеца Никиты Демидова, вздыбившего Уральский хребет. Устюжского купца Никиты Шалаурова, на свои деньги, без всякого высочайшего дозволения искавшего в начале XVIII века морской путь в Восточной Арктике и пропавшего здесь без вести. Открывателя сибирского золота Петра Кузнецова, тратившего «золотую» прибыль на издание геологической литературы. Основателей Российско-Американской компании, которых до сих пор помнят на Аляске. Главного инженера Певекского геологического управления Николая Чемоданова, открывшего большое золото Чукотки в нарушение всех существующих инструкций, параграфов, методик, представлений и теорий. Людей, несомненно, практичных и амбициозных, но умевших сочетать прагматизм и Мечту.

Зато появился приснопамятный премьер, похожий на Мальчиша-Плохиша упитанный внук революционного писателя, вдруг решивший, что Север перенаселен и вообще не нужен. Или другой афористичный премьер, вопрошавший: «Да на что нам сдалось это золото? А если и понадобится, в Лондоне купим!» Вот какие практичные премьеры появились, столетиями в России никому в голову не приходило, что лучший Клондайк — это Лондонская биржа. Вот если бы американцы не ограничились Аляской и купили всю Сибирь до Урала, то никаких бы сейчас проблем с «северами» у них не было. За отсутствием таковых...

В итоге тысячекилометровый Золотой Пояс Северо-Востока, худо-бедно давший стране более 3 тысяч тонн золота (а с Чукоткой и все четыре тысячи), связанный в единый организм знаменитой колымской трассой и ее ветвями, потихоньку превращается в гигантскую декорацию для съемок фильмов в духе «Сталкера». Иногда мне приходит в голову, что давняя (со времен разгрома старательской артели «Печора») нелюбовь к золотодобыче наших чиновников, больших и маленьких, объяснима чисто психологическими мотивами. В этом старом, как мир, трудном ремесле всегда было принято вкалывать «до чертиков», а узкие специалисты в области надувания щек интуитивно чувствуют комплекс неполноценности в присутствии эффективно работающих людей.

Колымская трасса, построенная на костях репрессированных, ныне обезлюдела, словно специально для скорейшего забвения об их судьбе. Когда-то уютные поселки и маленькие городки на трассе, еще недавно населенные крепкими людьми, не лишенными духа северного суперменства, сегодня превратились в зону борьбы за физическое выживание, в которой везет не всем.

Очевидно, не минула чаша сия и Черский. Прекращение программы работ на полярных станциях не могло не отразиться на судьбе первоклассного Колымо-Индигирского авиаотряда, наверное, лучшего в гражданской авиации страны. Захиревшая золотодобыча в Билибинском районе не могла не подкосить работу морского порта и автобазы.

Рано или поздно, по мере преодоления разрухи, тоскливой бестолковости и слюнявого безволия властей, России придется возрождать трехвековой оплот русской цивилизации в низовье Реки, способный держать под контролем всю восточную Арктику, включая полюс. Лучше рано, чем поздно, а еще лучше прямо сейчас, когда иллюзии общечеловеческих ценностей разнесены в клочья крылатыми ракетами, и со всех сторон запахло отработанным тротилом и гексагеном. Тогда, глядишь, пригодятся и богатая россыпь золота в нескольких километрах от морского порта, и вольфрам-молибденовый штокверк чуть поодаль, и висмутовая скала в дельте, а неясные углеводородные перспективы воплотятся в осязаемое черное золото колымского шельфа.

Те жизнерадостные мужики, что когда-то горланили в веселом застолье в доме Приморской партии, не все разминулись с костлявой старухой. Уже 12 лет нет на свете Володи Варлашина, 9 лет — Шефа, 3 года — Петра Михайлова. Временами они приходят во сне. Обычно я понимаю сквозь сон, что это видеомагнитофон моей памяти стремительно отмотал пленку назад, и я вижу как бы старый фильм с их участием. Чаще всего это и есть сцена шумного застолья в нашем доме в Черском, где все еще молоды и полны сил. А бывает, что я встречаю их здесь и сейчас, поседевшими, похудевшими, но живыми и здоровыми. На мое радостное изумление, как же это так, ведь я же был уверен..., они искренне обижаются, дескать, что-то ты рано нас похоронил. Тогда я просыпаюсь среди ночи с щемяще-сладко ноющим сердцем. И приходят в утешение на ум невесть когда и где мною прочитанные строки, написанные почти сто лет назад русским зоологом Сергеем Бутурлиным, нашедшим место рождения розовых чаек и разгадавшим многолетнюю тайну Арктики:

В даль прошедшего ушли вы,
Тундры, реки и холмы,
И туманные разливы
Беспредельной Колымы,
И несчетные станицы
Уток, чаек и гусей,
И сверкающих на солнце
Белоснежных лебедей…