История девушки Шуры
…Я сидел в своей каюте на идущем штилевым Карским морем «Академике Федорове». Перелистывал записи, сделанные четверть века назад - при нашей встрече с Матвеем Ильичом Козловым. Вспоминал свои разговоры с Александрой Михайловной Ковровой - той самой девушкой Шурой, которую спас Матвей Ильич, отыскав в море кунгас.
Столько лет я общался с Александрой Михайловной в Арктическом и антарктическом институте, а о том, что она пережила в годы войны, узнал совершенно случайно - из рассказа одного из ее коллег из отдела метеорологии. Сама Александра Михайловна о своем походе в караване БД-5 вспоминать не любила: видно, слишком тяжелы были эти воспоминания. Еле уговорил ее рассказать о тех событиях и о том, как она оказалась на «Марине Расковой».
Шура с детства привыкла к самостоятельности. Она родилась в 1924 году в деревне Мосеево в Ярославской области и была первым в семье ребенком. Так что ей пришлось потом опекать трех своих младших братьев. Матери одной было не справиться, а отец на всю зиму уезжал в Москву на заработки - плотничать, а в деревню возвращался только летом. В 1931 году семья окончательно перебралась в Москву - на пятерых им дали 12-метровую комнату в огромной коммуналке в деревянном доме в Марьиной Роще.
В школе любимым предметом Шуры была география. Она с детства любила книги о путешествиях, об арктических экспедициях и даже сочинила, что ее родственником был знаменитый полярный первопроходец лейтенант Георгий Седов - ее однофамилец: фамилия Шуриного отца - Михаила Павловича - была Седов. И Шура столько раз повторяла легенду о своем родстве со знаменитым лейтенантом Седовым, что вскоре сама поверила в ее реальность и гордилась тем, что она «в родстве» с отважным лейтенантом русского флота, мечтавшим первым ступить на Северный полюс и водрузить там флаг России…
«Русский народ приносит на это национальное дело небольшие деньги, а я приношу свою жизнь», - писал Седов, снаряжая экспедицию к полюсу на «Святом Фоке». Но денег не хватало, и, так и не набрав нужной суммы («Разве с таким снаряжением нужно идти к полюсу?»), Седов отправился в путь. Покинув после двух зимовок зажатый льдами возле Земли Франца-Иосифа корабль, больной цингой лейтенант вместе с двумя матросами вышел к Северному полюсу на трех собачьих упряжках. Уже на седьмой день Седов выбился из сил. Он не мог двигаться. Матросы уговаривали его вернуться. Но он приказал усадить его на нарты и двигаться к полюсу. И когда сознание к нему возвращалось, смотрел на стрелку компаса. Он был спокоен - стрелка показывала на север.
Через месяц - 5 марта 1914 года - он умер, не дойдя даже до острова Рудольфа.
О Георгии Седове Шурочка Седова прочла столько, что могла своим одноклассникам рассказать куда больше, а главное - интереснее, чем любой из них о своих реальных родственниках. Ее историями ребята заслушивались. В те годы многие мальчишки и девчонки мечтали об Арктике - газеты писали о героических перелетах через Северный полюс в Америку, о дрейфе папанинцев, о рейсах ледокольных пароходов по Северному морскому пути…
Шура не сомневалась - после окончания школы станет полярницей. Только побыстрее бы окончить школу.
И завидовала десятиклассникам - особенно когда в июне на свой выпускной вечер они пригласили девчонок и мальчишек из девятых
классов.
Выпускной устроили 21 июня. 21 июня 1941 года. Было весело и радостно - кто из них знал, что на следующее утро начнется война?
Всем классом они пошли в военкомат - проситься добровольцами на фронт. Но взяли только мальчишек и отправили под Смоленск - там они почти все и погибли. Шура устроилась учеником токаря на завод и пошла доучиваться в вечернюю школу. Но учиться ей не пришлось - вечерами и ночами надо было дежурить на крышах, гасить зажигательные бомбы, а днем рыть окопы вокруг Москвы.
Но даже в войну Шура продолжала мечтать об Арктике. И поступила на курсы полярных работников при Главсевморпути - на отделение метеорологии. Курсы закончила в июне 44-го и, получив направление на полярную станцию, расположенную в самой северной точке Европы и Азии, отправилась в Архангельск - ждать пароход, идущий к мысу Челюскин.
Так Александра Седова вместе со своей подругой Марусей Самцовой - девушки радовались, что вместе будут зимовать на Челюскине, - оказались на «Марине Расковой».
…Взрыв застал их в твиндеке. Помогая друг другу, шарахаясь по обесточенным палубам и трапам, мокрые с головы до ног, выбрались на палубу. На палубе мычали коровы, кричали люди. В этой чехарде моряки пытались рассадить женщин и детей по вельботам и шлюпкам и переправить на тральщик Т-114. К тому времени от Т-118, взорванного торпедой, остались одни обломки.
Везучая
На «Марине Расковой» Шура замешкалась и все еще оставалась на палубе теплохода, когда все женщины и дети уже оказались в спасательных катерах. «Прыгай скорей!» - торопили ее женщины. «Шурка, прыгай сюда!» - кричала ей из спасательного вельбота Маруся Самцова…
Почему-то Шура прыгнула не в большой спасательный катер, а в двухвесельную шлюпку, вымазанную дегтем, - «лодочку, в каких по Фонтанке раньше катались», - рассказывала мне Александра Михайловна через много лет после этих событий.
Моторный вельбот быстро доставил женщин с детьми на тральщик, а весельная лодочка шла куда медленнее. Это Шуру и спасло. Потому что вдруг раздался сильный взрыв и за несколько минут тральщик вместе с пассажирами с «Расковой», вместе с ее подругой Марусечкой Самцовой ушел под воду.
Рассказывала, как в первую же ночь из бушующего Карского моря вдруг всплыла немецкая подводная лодка. Кто-то из подводников поднялся на мостик и долго разглядывал подкидываемую на волнах лодчонку. «Не стреляли, потому что решили, видно, что все равно погибнем - зачем патроны тратить, и ушли». На следующий день рядом показался вельбот с уцелевшими пассажирами, в него и перебрались несколько человек из шлюпки.
- В вельботе двадцать восемь нас оказалось,- вспоминала Александра Михайловна. - Распределили вахты. Сидишь на веслах, и шланг за борт - воду сосешь. Пить страшно хотелось, а пресной не было... Слизывали с лица капли дождя - дождь лил почти все время. И дул сильный ветер. Замерзли страшно… Умер один старик. Его раздели и за борт. Валенки, ватник поделили. Потом мальчик умер - тоже за борт. А на шестые сутки один мужчина сам за борт прыгнул - не выдержал. Вытащили его, но он замерз уже... 18 августа второй день рождения отмечаю. Это когда Козлов нас нашел. В его «Каталине» морс весь выпили, а потом стали стенки облизывать - они дюралевые, запотевшие. На Диксоне я месяц в больнице отлежала. Там снова училась ходить - ноги-то обмороженные, деревянные, распухли так, что еле натягивала сапоги 42-го размера, а до войны 36-й носила. Когда нас из госпиталя выписывали, сказали: «Можете домой возвращаться». Почти все, кто с «Расковой» и тральщиков уцелел, так и поступили - уехали на Большую землю. Но я боевая была, отступать не привыкла.
Из госпиталя Шурочка Седова перебралась на легендарный пароход «Георгий Седов» - со дня на день он собирался выходить с Диксона на восток. «На этот пароход жители Диксона и военные приходили на меня посмотреть как на чудо - ведь я одна осталась из спасенных с «Марины Расковой».
А через две недели выяснилось, что «Седов» на мыс Челюскин не пойдет, а надо пересаживаться на ледокольный пароход «Дежнев», в 1942 году геройски оборонявший Диксон от крейсера «Адмирал Шеер».
И снова ей повезло. Капитан «Дежнева», верный морским приметам, в понедельник выходить отказался, покинул Диксон только во вторник.
Сначала «Дежнев» пошел высаживать полярников на полярную станцию на мысе Стерлегова. В конце сентября пароход подошел к мысу. И оказалось, что накануне туда нагрянули немцы с двух подводных лодок и захватили полярников. Лодки явно шныряли где-то поблизости. И когда вокруг «Дежнева» послышались разрывы снарядов, пассажиры решили, что либо фашистские подлодки предприняли очередную атаку, либо пароход наскочил на мины. Успокоились, только узнав, что команда «Дежнева» пытается обезвредить противника, сбрасывая глубинные бомбы.
В начале октября «Дежнев» благополучно высадил полярников на мыс Челюскин. А в предпоследний день 1944 года на полярной станции сыграли свадьбу - в Шурочку влюбился «высокий брюнет с красивыми черными глазами» - Федор Ковров. Уроженец Архангельска, он шел на зимовку на той же «Марине Расковой». Но ему повезло: когда пароход затонул, он добрался до единственного уцелевшего в конвое тральщика - Т-116.
- Надо ж было какой-то свадебный наряд соорудить, - вспоминала Александра Михайловна. - А все мои вещи остались в чемодане на затонувшей «Расковой». Начальник станции Борис Александрович Кремер выдал со склада белый батист - на блузку и белье, юбку сшила из подаренных кем-то черных форменных брюк… И когда, как положено, подняли бокалы за моих родителей, то я подумала, что это не только за маму и папу, благодаря которым я на свет появилась, но и за замечательного полярного летчика Матвея Ильича Козлова.
На полярной станции Шура зимовала два года. Там и появилась у Ковровых на свет дочка.
А после войны они перебрались в Ленинград и Александра Коврова устроилась метеорологом в Арктический институт. Проработала там почти сорок лет. В институте мы с ней и познакомились.
…Я сидел в своей каюте на идущем штилевым Карским морем «Академике Федорове». Перелистывал записи, сделанные четверть века назад - при нашей встрече с Матвеем Ильичом Козловым. Вспоминал свои разговоры с Александрой Михайловной Ковровой - той самой девушкой Шурой, которую спас Матвей Ильич, отыскав в море кунгас.
Столько лет я общался с Александрой Михайловной в Арктическом и антарктическом институте, а о том, что она пережила в годы войны, узнал совершенно случайно - из рассказа одного из ее коллег из отдела метеорологии. Сама Александра Михайловна о своем походе в караване БД-5 вспоминать не любила: видно, слишком тяжелы были эти воспоминания. Еле уговорил ее рассказать о тех событиях и о том, как она оказалась на «Марине Расковой».
Шура с детства привыкла к самостоятельности. Она родилась в 1924 году в деревне Мосеево в Ярославской области и была первым в семье ребенком. Так что ей пришлось потом опекать трех своих младших братьев. Матери одной было не справиться, а отец на всю зиму уезжал в Москву на заработки - плотничать, а в деревню возвращался только летом. В 1931 году семья окончательно перебралась в Москву - на пятерых им дали 12-метровую комнату в огромной коммуналке в деревянном доме в Марьиной Роще.
В школе любимым предметом Шуры была география. Она с детства любила книги о путешествиях, об арктических экспедициях и даже сочинила, что ее родственником был знаменитый полярный первопроходец лейтенант Георгий Седов - ее однофамилец: фамилия Шуриного отца - Михаила Павловича - была Седов. И Шура столько раз повторяла легенду о своем родстве со знаменитым лейтенантом Седовым, что вскоре сама поверила в ее реальность и гордилась тем, что она «в родстве» с отважным лейтенантом русского флота, мечтавшим первым ступить на Северный полюс и водрузить там флаг России…
«Русский народ приносит на это национальное дело небольшие деньги, а я приношу свою жизнь», - писал Седов, снаряжая экспедицию к полюсу на «Святом Фоке». Но денег не хватало, и, так и не набрав нужной суммы («Разве с таким снаряжением нужно идти к полюсу?»), Седов отправился в путь. Покинув после двух зимовок зажатый льдами возле Земли Франца-Иосифа корабль, больной цингой лейтенант вместе с двумя матросами вышел к Северному полюсу на трех собачьих упряжках. Уже на седьмой день Седов выбился из сил. Он не мог двигаться. Матросы уговаривали его вернуться. Но он приказал усадить его на нарты и двигаться к полюсу. И когда сознание к нему возвращалось, смотрел на стрелку компаса. Он был спокоен - стрелка показывала на север.
Через месяц - 5 марта 1914 года - он умер, не дойдя даже до острова Рудольфа.
О Георгии Седове Шурочка Седова прочла столько, что могла своим одноклассникам рассказать куда больше, а главное - интереснее, чем любой из них о своих реальных родственниках. Ее историями ребята заслушивались. В те годы многие мальчишки и девчонки мечтали об Арктике - газеты писали о героических перелетах через Северный полюс в Америку, о дрейфе папанинцев, о рейсах ледокольных пароходов по Северному морскому пути…
Шура не сомневалась - после окончания школы станет полярницей. Только побыстрее бы окончить школу.
И завидовала десятиклассникам - особенно когда в июне на свой выпускной вечер они пригласили девчонок и мальчишек из девятых
классов.
Выпускной устроили 21 июня. 21 июня 1941 года. Было весело и радостно - кто из них знал, что на следующее утро начнется война?
Всем классом они пошли в военкомат - проситься добровольцами на фронт. Но взяли только мальчишек и отправили под Смоленск - там они почти все и погибли. Шура устроилась учеником токаря на завод и пошла доучиваться в вечернюю школу. Но учиться ей не пришлось - вечерами и ночами надо было дежурить на крышах, гасить зажигательные бомбы, а днем рыть окопы вокруг Москвы.
Но даже в войну Шура продолжала мечтать об Арктике. И поступила на курсы полярных работников при Главсевморпути - на отделение метеорологии. Курсы закончила в июне 44-го и, получив направление на полярную станцию, расположенную в самой северной точке Европы и Азии, отправилась в Архангельск - ждать пароход, идущий к мысу Челюскин.
Так Александра Седова вместе со своей подругой Марусей Самцовой - девушки радовались, что вместе будут зимовать на Челюскине, - оказались на «Марине Расковой».
…Взрыв застал их в твиндеке. Помогая друг другу, шарахаясь по обесточенным палубам и трапам, мокрые с головы до ног, выбрались на палубу. На палубе мычали коровы, кричали люди. В этой чехарде моряки пытались рассадить женщин и детей по вельботам и шлюпкам и переправить на тральщик Т-114. К тому времени от Т-118, взорванного торпедой, остались одни обломки.
Везучая
На «Марине Расковой» Шура замешкалась и все еще оставалась на палубе теплохода, когда все женщины и дети уже оказались в спасательных катерах. «Прыгай скорей!» - торопили ее женщины. «Шурка, прыгай сюда!» - кричала ей из спасательного вельбота Маруся Самцова…
Почему-то Шура прыгнула не в большой спасательный катер, а в двухвесельную шлюпку, вымазанную дегтем, - «лодочку, в каких по Фонтанке раньше катались», - рассказывала мне Александра Михайловна через много лет после этих событий.
Моторный вельбот быстро доставил женщин с детьми на тральщик, а весельная лодочка шла куда медленнее. Это Шуру и спасло. Потому что вдруг раздался сильный взрыв и за несколько минут тральщик вместе с пассажирами с «Расковой», вместе с ее подругой Марусечкой Самцовой ушел под воду.
Рассказывала, как в первую же ночь из бушующего Карского моря вдруг всплыла немецкая подводная лодка. Кто-то из подводников поднялся на мостик и долго разглядывал подкидываемую на волнах лодчонку. «Не стреляли, потому что решили, видно, что все равно погибнем - зачем патроны тратить, и ушли». На следующий день рядом показался вельбот с уцелевшими пассажирами, в него и перебрались несколько человек из шлюпки.
- В вельботе двадцать восемь нас оказалось,- вспоминала Александра Михайловна. - Распределили вахты. Сидишь на веслах, и шланг за борт - воду сосешь. Пить страшно хотелось, а пресной не было... Слизывали с лица капли дождя - дождь лил почти все время. И дул сильный ветер. Замерзли страшно… Умер один старик. Его раздели и за борт. Валенки, ватник поделили. Потом мальчик умер - тоже за борт. А на шестые сутки один мужчина сам за борт прыгнул - не выдержал. Вытащили его, но он замерз уже... 18 августа второй день рождения отмечаю. Это когда Козлов нас нашел. В его «Каталине» морс весь выпили, а потом стали стенки облизывать - они дюралевые, запотевшие. На Диксоне я месяц в больнице отлежала. Там снова училась ходить - ноги-то обмороженные, деревянные, распухли так, что еле натягивала сапоги 42-го размера, а до войны 36-й носила. Когда нас из госпиталя выписывали, сказали: «Можете домой возвращаться». Почти все, кто с «Расковой» и тральщиков уцелел, так и поступили - уехали на Большую землю. Но я боевая была, отступать не привыкла.
Из госпиталя Шурочка Седова перебралась на легендарный пароход «Георгий Седов» - со дня на день он собирался выходить с Диксона на восток. «На этот пароход жители Диксона и военные приходили на меня посмотреть как на чудо - ведь я одна осталась из спасенных с «Марины Расковой».
А через две недели выяснилось, что «Седов» на мыс Челюскин не пойдет, а надо пересаживаться на ледокольный пароход «Дежнев», в 1942 году геройски оборонявший Диксон от крейсера «Адмирал Шеер».
И снова ей повезло. Капитан «Дежнева», верный морским приметам, в понедельник выходить отказался, покинул Диксон только во вторник.
Сначала «Дежнев» пошел высаживать полярников на полярную станцию на мысе Стерлегова. В конце сентября пароход подошел к мысу. И оказалось, что накануне туда нагрянули немцы с двух подводных лодок и захватили полярников. Лодки явно шныряли где-то поблизости. И когда вокруг «Дежнева» послышались разрывы снарядов, пассажиры решили, что либо фашистские подлодки предприняли очередную атаку, либо пароход наскочил на мины. Успокоились, только узнав, что команда «Дежнева» пытается обезвредить противника, сбрасывая глубинные бомбы.
В начале октября «Дежнев» благополучно высадил полярников на мыс Челюскин. А в предпоследний день 1944 года на полярной станции сыграли свадьбу - в Шурочку влюбился «высокий брюнет с красивыми черными глазами» - Федор Ковров. Уроженец Архангельска, он шел на зимовку на той же «Марине Расковой». Но ему повезло: когда пароход затонул, он добрался до единственного уцелевшего в конвое тральщика - Т-116.
- Надо ж было какой-то свадебный наряд соорудить, - вспоминала Александра Михайловна. - А все мои вещи остались в чемодане на затонувшей «Расковой». Начальник станции Борис Александрович Кремер выдал со склада белый батист - на блузку и белье, юбку сшила из подаренных кем-то черных форменных брюк… И когда, как положено, подняли бокалы за моих родителей, то я подумала, что это не только за маму и папу, благодаря которым я на свет появилась, но и за замечательного полярного летчика Матвея Ильича Козлова.
На полярной станции Шура зимовала два года. Там и появилась у Ковровых на свет дочка.
А после войны они перебрались в Ленинград и Александра Коврова устроилась метеорологом в Арктический институт. Проработала там почти сорок лет. В институте мы с ней и познакомились.
(Продолжение следует)