В 1979 году, за два года до кончины Матвея Ильича, я пришел к нему в гости - в его квартиру на Суворовском бульваре - в некогда знаменитый на всю Москву «дом полярников», где когда-то соседями были люди столь же легендарные - челюскинцы, участники той первой советской экспедиции на Северный полюс, когда высаживали Папанина. Жил в том же доме и Герой Советского Союза номер один - Анатолий Васильевич Ляпидевский. Теперь хоть старые москвичи по старой памяти и называют это здание «дом полярников», но полярников в нем уже, кажется, не осталось. И дому, наверное, скучно без прежних жильцов, без ветра Арктики, который они наверняка приносили.
Самые счастливые дни
Последние годы Матвей Ильич служил ночным сторожем в каком-то министерстве на проспекте Калинина. Встретившая меня в прихожей невестка, не скрывая раздражения, проводила до его комнаты, не заходя, пропустила вперед и плотно закрыла за мной дверь. Он поднялся мне навстречу с трудом, хотя в глазах все еще светился озорной блеск. Мы просидели часа четыре в маленькой комнатушке, заваленной альбомами с пожелтевшими фотографиями. Вот Матвей Козлов в 1937 году со Шмидтом и Папаниным на полюсе... Вот он стоит на палубе вместе со знаменитым капитаном Владимиром Ивановичем Ворониным... Полярный летчик Козлов
сразу после посадки на Диксоне. Рядом покачивается на воде «Каталина». Матвей Ильич в кожаном пальто, в потертой ушанке. Невысокого роста, не богатырского телосложения...
На столе - замусоленная большая чашка, разбросанные вокруг нее таблетки. Рядом возвышалась на подставке пластина. На ней нарисованы бушующее море, кунгас с людьми, а над ним идущий на снижение гидросамолет. Надпись: «Моему второму отцу - летчику полярной авиации Козлову Матвею Ильичу, спасшему меня... Пусть этот небольшой сувенир напомнит о действительно героических буднях вашего славного экипажа в дни Великой Отечественной войны. С глубокой благодарностью и уважением к вам А. Я. Булах, г. Изюм, 28 декабря 1965 г.».
Надпись эта напоминала хозяину об одном из самых счастливых дней его жизни.
- Вот все собираюсь стол разобрать, да времени не хватает, - жаловался Матвей Ильич.
На стуле висел пиджак с множеством орденов, среди них - три ордена Ленина, четыре Красного Знамени, два Отечественной войны первой степени, орден Красной Звезды, орден Трудового Красного Знамени… Остается загадкой, почему Матвей Ильич не стал Героем Советского Союза. Говорят, Козлову отказались присвоить это звание, когда Сталину стало известно о каких-то его семейных неурядицах.
Матвею Ильичу было за семьдесят, когда он отправился на дрейфующую станцию «Северный полюс-22». Руководил там полетами. Принимал огромные самолеты, на каких ему в Арктике летать не довелось. Большинство экипажей и до сих пор не знают, что разрешение на посадку на дрейфующий остров давал им тот самый знаменитый полярный летчик Матвей Ильич Козлов, который еще в тридцатые годы славился своими смелыми полетами.
При нашей встрече он старался больше рассказывать о том, что видел в Арктике недавно, - об «СП-22», о том, какой теперь аэродром на Диксоне, о том, что на дрейфующие станции садится на колесах даже Ил-18. А мне хотелось, чтобы Матвей Ильич вспомнил какие-то подробности своих полетов. Последний раз он летал в Арктику в 1979 году.
- Ежели бы врачи не запретили, я бы еще летал и летал. Как скучно сейчас без Арктики!..
…А когда мы прощались, Матвей Ильич спросил:
- А вам самому на Белом приходилось бывать?.. Если вдруг занесет туда судьба, поклонитесь от меня этим местам.
Эту просьбу выполнить так и не удалось. На десятках далеких островов Северного Ледовитого океана бывал - летал на самолетах, ходил на ледоколах и научных судах, - а на Белый, расположенный совсем близко от Арктического побережья, так и не попал.
Может быть, еще повезет.
Так что пока «Академик Федоров» шел по непривычно тихому Карскому морю, к северу от острова Белый, я, листая старые записи, вспоминал встречу с Матвеем Ильичом и его рассказ о том последнем удачном полете на поиски людей с каравана БД-5. Полете продолжительностью 36 часов.
Две стихии
…Он спросил у экипажа:
- Что будем делать?
- Ты, Матвей Ильич, командир, тебе и решать, - ответил экипаж.
Еще час назад он такого вопроса не задал бы. Еще час назад его экипаж знал: они будут кружить над кунгасом, пока не подойдет тральщик.
Они и так уже кружили восемь часов. Восемь ужасных часов. Внизу, в бушующем море, волны швыряли маленькое суденышко, погибали люди. Вначале летчики пытались сосчитать, сколько же осталось в живых, и не могли: люди сидели среди трупов и почти не шевелились.
Уйти от этого ужасного зрелища, набрать высоту или делать большие круги было нельзя. Туман прижимал их к штормовому морю: чуть в сторону - потеряют из вида кунгас. Найдут ли его на следующем заходе?
И все равно еще час назад он экипажу такой вопрос не задал бы. Каждый понимал: посадить «Каталину» на такие волны - и людей не спасти, и самим погибнуть.
Еще час назад он, командир гидросамолета Матвей Ильич Козлов, считал, что главное они сделали - нашли людей с погибшего парохода. Нашли уже тогда, когда никто не надеялся, - через десять дней, в шторм, в туман. Теперь оставалось только ждать тральщика и точно навести его на кунгас. Каждые полчаса их радист давал пеленг. Их самолет - маяк, без него судно не отыщет людей.
Уже восемь часов они ждут. Восемь часов висят над Карским морем. Где-то на дне этого моря лежит потопленный немецкой подводной лодкой пароход «Марина Раскова».
Сегодня, когда они вылетали на поиски, им многие говорили - бесполезно. За десять дней кто выживет? Пассажиры прыгали с парохода в вельботы и катера в чем были, в спасательных лодках не оказалось даже пресной воды. Но на седьмом часу полета они увидели, как волны подбрасывают маленькое суденышко. Оттуда кто-то даже махал рукой. Кто-то, у кого остались силы поднять руку. Но это было девять часов назад. Сейчас уже никто не поднимает головы.
«Каталина» кружила над кунгасом.
Чем он может им помочь? Сбросить ватники, еду? Все, что было, уже сбросили. Половина утонула, не попав на раскачивающийся кунгас. Да и та одежда, которую поймали, тут же намокла, заледенела.
- Ну подождите, подержитесь, - уговаривал он их, словно там, внизу, в кунгасе, были слышны его слова. - Вы же столько держались.
Но он понимал, что людей на кунгасе уже охватило чувство какой-то тупой обреченности.
И он ждал судно, проклиная свое бессилие.
Когда-то ему казалось, что самолет всесилен. Было это давно - еще в 1925 году. Тогда он тоже летал на летающей лодке, вернее, на лодочке. Рядом с громадной двухмоторной тяжелой «Каталиной» машина Григоровича - мотор всего сто сил! - показалась бы лилипутом. Самолет еще 1914 года - его морским пятаком называли. Деревянный биплан не имел даже показателя скорости. Скорость определяли по звуку - вслушивались, как гудит ветер в тросах. «Стяжки поют - скорость есть, - учил инструктор. - Стяжки затихли - нет скорости».
Уже перед самым выпуском двадцатидвухлетний курсант школы морских летчиков Матвей Козлов поднялся над севастопольской бухтой один, без инструктора.
Он выровнял гидроплан, огляделся.
На берегу пыхтел паровоз - тащил пассажирский поезд. Вот бы пройти над вагонами, услышать, как запоют от скорости стяжки. С какой завистью оттуда, с земли, будут смотреть на него пассажиры! И курсант повернул самолет к берегу. Он поравнялся с паровозом, услышал, как загудел в стяжках ветер. И вдруг увидел, что поезд его обгоняет.
Высунулись из окон пассажиры. Машут ему руками, улыбаются, что-то кричат. Да разве что-нибудь услышишь сквозь гул мотора и свист ветра. Но ему казалось - он слышит смех: «Вот так летчик! Паровоз перегнать не может...»
Ну ладно, самолет Григоровича был слишком слаб. Но сейчас он на громадной «Каталине» - и тоже не может ничего сделать, бессильна она перед этими волнами.
…Не попади он в севастопольскую школу морских летчиков имени Л. Д. Троцкого, вряд ли пришел бы и в полярную авиацию.
Одним из преподавателей в школе был Анатолий Дмитриевич Алексеев - будущий известный полярный летчик, Герой Советского Союза - с ним в 1937 году Матвей Козлов высаживал на Северный полюс папанинцев.
С Алексеевым Козлов - одногодок. Оба - 1902 года. Но Анатолий Дмитриевич стал знаменит еще в 20-е годы, когда летал с Борисом Чухновским на поиски экспедиции Умберто Нобиле на потерпевшем катастрофу дирижабле «Италия».
Анатолий Дмитриевич и «женил Матвея Козлова на Арктике» - в 1932 году, когда они встретились в Москве.
- При Северном морском пути Чухновский и Шевелев создали воздушную службу, -объяснил Алексеев. - Уже есть две летающие лодки Дорнье «Валь». Ты же на гидросамолете еще на Черном море отлично летал. Так что, если хочешь, могу тебя рекомендовать.
Так с помощью своего бывшего преподавателя Матвей Ильич Козлов стал полярным летчиком.
Две стихии - море и небо - еще с тех пор, с Севастополя, сошлись в его жизни.
Самые счастливые дни
Последние годы Матвей Ильич служил ночным сторожем в каком-то министерстве на проспекте Калинина. Встретившая меня в прихожей невестка, не скрывая раздражения, проводила до его комнаты, не заходя, пропустила вперед и плотно закрыла за мной дверь. Он поднялся мне навстречу с трудом, хотя в глазах все еще светился озорной блеск. Мы просидели часа четыре в маленькой комнатушке, заваленной альбомами с пожелтевшими фотографиями. Вот Матвей Козлов в 1937 году со Шмидтом и Папаниным на полюсе... Вот он стоит на палубе вместе со знаменитым капитаном Владимиром Ивановичем Ворониным... Полярный летчик Козлов
сразу после посадки на Диксоне. Рядом покачивается на воде «Каталина». Матвей Ильич в кожаном пальто, в потертой ушанке. Невысокого роста, не богатырского телосложения...
На столе - замусоленная большая чашка, разбросанные вокруг нее таблетки. Рядом возвышалась на подставке пластина. На ней нарисованы бушующее море, кунгас с людьми, а над ним идущий на снижение гидросамолет. Надпись: «Моему второму отцу - летчику полярной авиации Козлову Матвею Ильичу, спасшему меня... Пусть этот небольшой сувенир напомнит о действительно героических буднях вашего славного экипажа в дни Великой Отечественной войны. С глубокой благодарностью и уважением к вам А. Я. Булах, г. Изюм, 28 декабря 1965 г.».
Надпись эта напоминала хозяину об одном из самых счастливых дней его жизни.
- Вот все собираюсь стол разобрать, да времени не хватает, - жаловался Матвей Ильич.
На стуле висел пиджак с множеством орденов, среди них - три ордена Ленина, четыре Красного Знамени, два Отечественной войны первой степени, орден Красной Звезды, орден Трудового Красного Знамени… Остается загадкой, почему Матвей Ильич не стал Героем Советского Союза. Говорят, Козлову отказались присвоить это звание, когда Сталину стало известно о каких-то его семейных неурядицах.
Матвею Ильичу было за семьдесят, когда он отправился на дрейфующую станцию «Северный полюс-22». Руководил там полетами. Принимал огромные самолеты, на каких ему в Арктике летать не довелось. Большинство экипажей и до сих пор не знают, что разрешение на посадку на дрейфующий остров давал им тот самый знаменитый полярный летчик Матвей Ильич Козлов, который еще в тридцатые годы славился своими смелыми полетами.
При нашей встрече он старался больше рассказывать о том, что видел в Арктике недавно, - об «СП-22», о том, какой теперь аэродром на Диксоне, о том, что на дрейфующие станции садится на колесах даже Ил-18. А мне хотелось, чтобы Матвей Ильич вспомнил какие-то подробности своих полетов. Последний раз он летал в Арктику в 1979 году.
- Ежели бы врачи не запретили, я бы еще летал и летал. Как скучно сейчас без Арктики!..
…А когда мы прощались, Матвей Ильич спросил:
- А вам самому на Белом приходилось бывать?.. Если вдруг занесет туда судьба, поклонитесь от меня этим местам.
Эту просьбу выполнить так и не удалось. На десятках далеких островов Северного Ледовитого океана бывал - летал на самолетах, ходил на ледоколах и научных судах, - а на Белый, расположенный совсем близко от Арктического побережья, так и не попал.
Может быть, еще повезет.
Так что пока «Академик Федоров» шел по непривычно тихому Карскому морю, к северу от острова Белый, я, листая старые записи, вспоминал встречу с Матвеем Ильичом и его рассказ о том последнем удачном полете на поиски людей с каравана БД-5. Полете продолжительностью 36 часов.
Две стихии
…Он спросил у экипажа:
- Что будем делать?
- Ты, Матвей Ильич, командир, тебе и решать, - ответил экипаж.
Еще час назад он такого вопроса не задал бы. Еще час назад его экипаж знал: они будут кружить над кунгасом, пока не подойдет тральщик.
Они и так уже кружили восемь часов. Восемь ужасных часов. Внизу, в бушующем море, волны швыряли маленькое суденышко, погибали люди. Вначале летчики пытались сосчитать, сколько же осталось в живых, и не могли: люди сидели среди трупов и почти не шевелились.
Уйти от этого ужасного зрелища, набрать высоту или делать большие круги было нельзя. Туман прижимал их к штормовому морю: чуть в сторону - потеряют из вида кунгас. Найдут ли его на следующем заходе?
И все равно еще час назад он экипажу такой вопрос не задал бы. Каждый понимал: посадить «Каталину» на такие волны - и людей не спасти, и самим погибнуть.
Еще час назад он, командир гидросамолета Матвей Ильич Козлов, считал, что главное они сделали - нашли людей с погибшего парохода. Нашли уже тогда, когда никто не надеялся, - через десять дней, в шторм, в туман. Теперь оставалось только ждать тральщика и точно навести его на кунгас. Каждые полчаса их радист давал пеленг. Их самолет - маяк, без него судно не отыщет людей.
Уже восемь часов они ждут. Восемь часов висят над Карским морем. Где-то на дне этого моря лежит потопленный немецкой подводной лодкой пароход «Марина Раскова».
Сегодня, когда они вылетали на поиски, им многие говорили - бесполезно. За десять дней кто выживет? Пассажиры прыгали с парохода в вельботы и катера в чем были, в спасательных лодках не оказалось даже пресной воды. Но на седьмом часу полета они увидели, как волны подбрасывают маленькое суденышко. Оттуда кто-то даже махал рукой. Кто-то, у кого остались силы поднять руку. Но это было девять часов назад. Сейчас уже никто не поднимает головы.
«Каталина» кружила над кунгасом.
Чем он может им помочь? Сбросить ватники, еду? Все, что было, уже сбросили. Половина утонула, не попав на раскачивающийся кунгас. Да и та одежда, которую поймали, тут же намокла, заледенела.
- Ну подождите, подержитесь, - уговаривал он их, словно там, внизу, в кунгасе, были слышны его слова. - Вы же столько держались.
Но он понимал, что людей на кунгасе уже охватило чувство какой-то тупой обреченности.
И он ждал судно, проклиная свое бессилие.
Когда-то ему казалось, что самолет всесилен. Было это давно - еще в 1925 году. Тогда он тоже летал на летающей лодке, вернее, на лодочке. Рядом с громадной двухмоторной тяжелой «Каталиной» машина Григоровича - мотор всего сто сил! - показалась бы лилипутом. Самолет еще 1914 года - его морским пятаком называли. Деревянный биплан не имел даже показателя скорости. Скорость определяли по звуку - вслушивались, как гудит ветер в тросах. «Стяжки поют - скорость есть, - учил инструктор. - Стяжки затихли - нет скорости».
Уже перед самым выпуском двадцатидвухлетний курсант школы морских летчиков Матвей Козлов поднялся над севастопольской бухтой один, без инструктора.
Он выровнял гидроплан, огляделся.
На берегу пыхтел паровоз - тащил пассажирский поезд. Вот бы пройти над вагонами, услышать, как запоют от скорости стяжки. С какой завистью оттуда, с земли, будут смотреть на него пассажиры! И курсант повернул самолет к берегу. Он поравнялся с паровозом, услышал, как загудел в стяжках ветер. И вдруг увидел, что поезд его обгоняет.
Высунулись из окон пассажиры. Машут ему руками, улыбаются, что-то кричат. Да разве что-нибудь услышишь сквозь гул мотора и свист ветра. Но ему казалось - он слышит смех: «Вот так летчик! Паровоз перегнать не может...»
Ну ладно, самолет Григоровича был слишком слаб. Но сейчас он на громадной «Каталине» - и тоже не может ничего сделать, бессильна она перед этими волнами.
…Не попади он в севастопольскую школу морских летчиков имени Л. Д. Троцкого, вряд ли пришел бы и в полярную авиацию.
Одним из преподавателей в школе был Анатолий Дмитриевич Алексеев - будущий известный полярный летчик, Герой Советского Союза - с ним в 1937 году Матвей Козлов высаживал на Северный полюс папанинцев.
С Алексеевым Козлов - одногодок. Оба - 1902 года. Но Анатолий Дмитриевич стал знаменит еще в 20-е годы, когда летал с Борисом Чухновским на поиски экспедиции Умберто Нобиле на потерпевшем катастрофу дирижабле «Италия».
Анатолий Дмитриевич и «женил Матвея Козлова на Арктике» - в 1932 году, когда они встретились в Москве.
- При Северном морском пути Чухновский и Шевелев создали воздушную службу, -объяснил Алексеев. - Уже есть две летающие лодки Дорнье «Валь». Ты же на гидросамолете еще на Черном море отлично летал. Так что, если хочешь, могу тебя рекомендовать.
Так с помощью своего бывшего преподавателя Матвей Ильич Козлов стал полярным летчиком.
Две стихии - море и небо - еще с тех пор, с Севастополя, сошлись в его жизни.
(Продолжение в следующем номере)